– Ты веришь в вечную любовь?
– Как это?
– Ну, когда два человека любят только друг друга – до самой смерти...
– Не знаю. У тебя, Валька, голова всякой ерундой забита!
– А ты, Лида, ужасно скучная!
Подруги замолчали. Едва шелестели листья в саду.
– Ненавижу май, – наконец сказала Лида, болтая ногами. – По-моему, даже зимой так холодно не было.
– Это потому что сирень цветет, – заметила Валя и легла на скамейку, на которой только что сидела. – Небо такое синее-синее, даже глаза режет...
– Солнце яркое.
– Нет, небо, – упрямо ответила Валя, прикрывая глаза рукой. – Лидка, ты что после школы делать будешь?
– Не знаю, – пожала плечами Лида и тоже легла на скамейку рядом с подругой – валетом. – Еще целый год можно думать.
– Чего думать – надо уже институт выбрать и на подготовительные курсы ходить, – пробурчала Валя.
– С ума сошла – институт! – захохотала Лида. – Да с этим высшим образованием с голоду загнешься! Вон моя мать – медицинский закончила, а что толку? Если бы не благодарные пациенты...
– Слушай, я тут в «Огоньке» читала, что на Западе есть карманные телефоны. Ну, типа, кладешь его себе в карман и идешь куда угодно. Без проводов. Работают вроде радиоприемника на батарейках...
– Да, я тоже про это слышала, – откликнулась Лида. – Наверное, очень удобно. Проклятые капиталисты, все-то у них есть! Вот ты, к примеру, ушла куда-нибудь, – то ли на речку, то ли в лес, то ли к автолавке поперлась, – а я тебе звоню и говорю: «Пирогова, ты где?»
– А я тебе отвечаю: «Лаптий, как ты мне надоела, прямо уж в печенках у меня сидишь!»
– Ты мне так грубо ответишь? – возмутилась Лида. – Мне, своей лучшей подруге?
– Нет, шучу, конечно, – толкнула ее Валя. – Ты читала братьев Стругацких?
– Честно? Нет.
– А я – да. Мне очень понравился «Пикник на обочине» и еще это... Господи, совсем старая стала – забыла название! Ну, в общем, там про одного рыцаря в Средневековье. Только он никакой не рыцарь, а из будущего с нашей планеты и наблюдает за другой планетой, где еще Средневековье и очень жестокие нравы... Его зовут Руматой – Руматой Эсторским. Якобы там он вельможа, и он очень любит девушку одну, но все кончается ужасно трагически...
– Нет, ты только не рассказывай, если трагически! – сморщилась Лида и прижала ладони к ушам. – Я плакать тогда начну...
– Ладно... – вздохнула Валя. – Лаптий, а это что? Какие туфли! Я только что заметила... В «Березке», что ли, оторвала?
– Валь, какая еще «Березка»! – всплеснула руками Лида, но даже невооруженным глазом было заметно, что она очень горда своими новыми туфлями. – Это обычные чешские, фирмы «Цебо». Мать в ГУМе купила – зашла случайно, после работы, а там дикая очередь, часа на два. Взяла две пары – на себя и на меня. Симпатичные?
– Очень! – горячо воскликнула Валя. – Я бы от таких не отказалась...
– У тебя тоже ничего, – великодушно заметила Лида. – Вон и цвет какой эффектный...
– Сравнила – «Талдом» и «Цебо»! – замахала руками Валя. На ней были матерчатые тапочки ядовито-розового цвета с плоской серой подошвой.
– Зато у тебя волосы, – сказала Лида.
– Что – волосы?
– У тебя волосы хорошие – длинные, густые, и все такое... У меня на голове, правда, тоже не три волосины, но зато не такие длинные.
– Зато мои не вьются, – с раздражением дернула себя за кончик волос Валя.
– Так сделай «химию»!
– Ага, «химию»... Маман будет вопить, что я облысею от нее и что она в моем возрасте... Лучше не связываться, словом.
– Она у тебя строгая.
– Она не строгая, она просто всего боится. На самом деле! Боится, что я получу двойку в году, что не сдам выпускные, что не пройду вступительные, что рано выйду замуж за какого-нибудь дурака, что перебегу улицу на красный свет и меня переедет грузовик, что меня укусит бешеная собака, что в лифте на меня нападет маньяк, что я испорчу зрение, если буду долго сидеть перед телевизором... – затараторила Валя с выражением тоски на лице.
– Все ясно! Обычная маман. Хотя при чем тут бешеная собака?
– Я не знаю при чем, но она у каждой псины, проходящей мимо, находит признаки бешенства! – захохотала Валя.
– Девочки, обедать! – закричала из-за кустов расцветающей сирени Клавдия Петровна – мама Вали. – Ау, где вы там...
– Идем? – спросила Валя.
– Идем... А что у вас сегодня?
– Форель по-царски и куропатки в винном соусе... Слушай, Лаптий, ты чего привередничаешь?
– Я не это, я просто... Ладно, не издевайся, я же иду!
Они по очереди, чуть пригнувшись, прошли сквозь арку из цветущих деревьев. Лида была невысокой, с вьющимися светлыми волосами до плеч, хорошенькая, с родинкой в углу губ. Валя чуть выше, тоньше и напоминала бы мальчика-подростка, если бы не длинные темные волосы, которые спускались почти до талии. Они обе кутались в длинные шерстяные кофты, спасаясь от майских холодов.
Участок у Пироговых был большим, заросшим всевозможными кустами и плодоносящими деревьями. Обедали обычно на открытой веранде.
На старом большом деревянном столе лежала белая льняная скатерть, съежившаяся от многочисленных стирок. Тарелки, вилки, ложки, большая фарфоровая супница, сухарница и солонка – все стояло в соответствии со строгим этикетом.
– Как у вас красиво всегда, Клавдия Петровна! – заметила Лида. – У нас гораздо проще. Ну да вы знаете...
– И правильно! – мстительным шепотом заговорила Валина мама. – Все люди как люди, одна я эти паршивые скатерти кипячу, хотя условий здесь, между прочим, никаких! Все он... – она кивнула в сторону двери. – Тоже мне, придумал китайские церемонии... Арсений Никитич! – позвала она уже в полный голос. – Вас ждем!
Подруги уселись ближе к перилам, толкая друг друга локтями и коленями и непрерывно хихикая.
– Лидочка, как мама? – спросила Клавдия Петровна, разливая по тарелкам щи, в которых плавали капуста и бледные волокна мясной тушенки.
– Вечером обещала к вам зайти, – примерным голосом произнесла Лида. – Ой, если это мне, то больше не наливайте... и капусты поменьше, я ее не очень... Добрый день, Арсений Никитич!
К столу вышел Валин дедушка. Ему было уже за семьдесят, но он выступал прямо, со сдержанным достоинством, опираясь на легкую бамбуковую палочку с ручкой в виде оскалившегося дракона. Клавдия Петровна утверждала, что ее свекор ходит с этой палкой исключительно из пижонских соображений, а на самом деле она ему вовсе и не нужна.
– Добрый... Ну-с, что у нас пишут?.. – за столом Арсений Никитич любил читать газету.
– Ненавижу капусту! – прошептала Лида едва слышно. – Больше не буду у вас обедать, Валька! Меня от нее тошнит... Лучше бы ко мне пошли – у нас макароны с сосисками.
– Ты просто зануда! – шепнула в ответ Валя, вылавливая из супа волокна тушенки и аккуратно складывая их на тарелочный бортик.
– Я не зануда, я ненавижу капусту!!!
– О книжной мафии пишут, – ответил сам себе Арсений Никитич, шелестя газетой. – Вот беда... Торгуют по договорным ценам.
– Значит, по завышенным? – вздохнула Клавдия Петровна.
– Естественно. Томик Александра Дюма стоил три рубля, теперь все сорок пять.
– Неужели сорок пять? – ужаснулась та.
– «Энциклопедия домашнего хозяйства» стоила шесть рублей, теперь дешевле пятидесяти пяти и не найдешь. «О вкусной и здоровой пище» – с шести пятидесяти до сорока пяти цена поднялась.
– И куда Горбачев смотрит... – печально вздохнула Клавдия Петровна. – Нет, папа, вы нам больше этих газет не читайте. Давайте я вам второго положу...
На второе была чуть подгоревшая морковная запеканка, щедро политая деревенской сметаной.
– Морковная? – прошептала Лида, побледнев. – Я сейчас умру...
– И я! – согласилась Валя.
– Чего вы там шепчетесь? – спросил дедушка, отложив газету в сторону. – Запеканку не любите? Это зря... В моркови находится полезное вещество – каротин, необходимый для улучшения зрения. Вот, помню, в пятьдесят седьмом году, когда мы ходили на «Садко» по Баренцеву морю...
– Дед был гидрологом, – пояснила Валя, довольно невежливо перебив Арсения Никитича. – Дед, объясни Лидке, что это такое – она темная...
– Лидочка – темная? – недоверчиво покачал головой тот. – Не верю... Прелестные светлые волосы! Лида, это у вас свой цвет, или вы им обязаны какому-нибудь химическому составу?
– Чему? Нет, у меня с детства такие волосы... – рассеянно ответила Лида, страдая над запеканкой. – Так что же это – гидролог?
– Гидрология есть наука о воде...
– Наука о воде? – удивилась Лида. – Ничего себе... Целая наука! Я думала, все гораздо проще: аш два о – да и только.
Валя, нагнув голову к столу, тихо смеялась. Она сто раз слушала рассуждения деда о его профессии.
– Лидка, молчи! – прошептала она сквозь смех. – Молчи, ничего не спрашивай! Он сейчас тебя до смерти заговорит...
– А может, мне стало интересно, – прошептала Лида в ответ. – Значит, гидрология – это наука о воде? – обратилась она опять к Валиному дедушке. – И чего дальше?
– Да... так вот, она изучает природные воды и процессы, в них происходящие, – с удовольствием продолжил Арсений Никитич.
– А что такое «природные воды»?
– Океаны, моря, реки, озера, водохранилища, болота, почвенные и подземные воды! – выпалила Валя, хорошо знавшая тему.
– Совершенно верно, Валентина, – кивнул дед. – Клавдия Петровна, будьте любезны, налейте-ка мне чаю... А гидрология, в свою очередь, разделяется на океанологию и гидрологию суши.
– Про океан и все такое... это понятно, – сказала Лида. – Но при чем тут суша?
– При том, что на суше тоже есть вода! – нетерпеливо воскликнула Валя. – Реки, озера и прочее. Наука о реках – потамология, об озерах – лимнология. Ну есть еще и болотоведение в придачу!
– Серьезно? – удивилась Лида.
– Мировой океан есть целостный планетарный объект, в котором происходят сложные процессы, – вдохновенно продолжил дедушка. – Теоретически, конечно, водные ресурсы неисчерпаемы, потому что они непрерывно возобновляются в процессе влагооборота. Однако потребление воды растет такими темпами, что во многих странах ощущается недостаток водных ресурсов, который усиливается с каждым годом...
– Ага, понятно, – кивнула Лида, ковыряя остывшую запеканку. – Только вы мне скажите, Арсений Никитич, к чему все это?
– Я, например, по молодости плавал в Баренцевом море и занимался также гидрографией, – сказал Арсений Никитич. – То есть составлял карты подводных течений. Если их не знать, то ни одно судно не пройдет там просто так... Потом осушал болота. Знаете, Лидочка, гидрология изучает многие процессы, от которых зависит жизнь человека. Например, как река поведет себя во время паводка, какой максимальный и минимальный расход воды может позволить себе человек, сроки вскрытия и замерзания рек...
– Очень, очень интересно! – горячо воскликнула Лида, потихоньку вылезая из-за стола. – Клавдия Степановна, спасибо, я наелась.
– В общем, мы пошли, – заторопилась за ней Валя.
Они опять углубились в кусты сирени.
– Меня сейчас стошнит, – пожаловалась Лида.
– Надо немного привыкнуть к маминой кухне, – уныло произнесла Валя. – Знаешь, она помешана на здоровой пище. Ну, чтобы все было полезное и с витаминами...
– А дед твой ничего. Прикольный.
– Да, он очень хороший. Правда, иногда достает с этой водой... Когда в доме, например, течет кран, он бежит срочно вызывать водопроводчика, чтобы, знаешь, ни одной лишней капли не вытекло. Он всю жизнь в экспедициях провел, и только когда на пенсию вышел, лет семь назад, стал дома жить. Но к нему до сих пор всякие люди приезжают, советуются по разным вопросам...
– Вода... – пробормотала Лида, перешагивая через небольшую лужу на скользкой земле. – Вот она, вода... Все просто и сложно одновременно. Слушай, Пирогова, пошли ко мне – чего макаронам зря пропадать!
– Хорошая мысль... Только у меня есть предложение получше... – и Валя жестом фокусника достала из широкого кармана кофты шоколадную плитку.
– Боже мой, «Аленка»! – обрадовалась Лида. – Откуда такой дефицит? Валька, я уже сто лет ее не пробовала...
Они сели на широкую скамью и разломили плитку пополам.
– М-м, блаженство... Обожаю тебя, Пирогова! – застонала Лида, впиваясь зубами в мягкий шоколад.
– Как просто тебя подкупить, – усмехнулась Валя.
– Ничего не просто!
Через два дня пронзительный майский холод ослабел, и синее небо, на которое невозможно было смотреть, не щурясь, словно опустилось ниже, сделалось мягким, приветливым. Белокурые легкие облака поплыли над горизонтом, нагоняя тень на сады.
Купаться в речке Иволге было еще рано, а в лес Валю с Лидой совсем не тянуло. Их шестнадцать лет были тяжелым бременем для них, с одной стороны, их еще держало в плену детство, а с другой – они уже принадлежали юности. Неопределенный, странный возраст – как испытание...
Они сидели теперь на даче у Лиды и опять болтали ни о чем. Первая половина дня была прожита, теперь осталось преодолеть вторую.
– Такая тоска иногда нападает, – сказала Валя, покусывая травинку. – Вроде все в порядке, ничего страшного не происходит, а все равно – тоска. У тебя так бывает?
– Бывает... Завтра первое июня. Лето... – бездумно произнесла Лида и вдруг встрепенулась. – Ты слышишь?
– Что?
– Ну вот, тарахтит... По-моему, это он.
– Кто? – заинтересовалась Валя и, опершись на невысокий забор, выглянула на улицу. По узкой разбитой дороге, поднимая пыль, медленно ехал «Запорожец». Лида была уже тут.
– Делай вид, что мы просто разговариваем и нам до них дела нет, – выпалила она.
– Да кто это? – удивилась Валя.
– Это Илья. Помнишь, в позапрошлом году он приезжал сюда? А в прошлом его не было... У него здесь тетка живет, Бэ Зэ.
– Какая еще Бэ Зэ?
– Господи, да баба Зина... Ну, Зинаида Марковна – в том синем доме, ближе к станции.
– Ах, это она! Все, теперь поняла... – обрадовалась Валя и приняла непринужденную позу, как будто ей не было никакого дела до того, что происходило там, на улице.
Желтый «Запорожец» был уже совсем близко. Краем глаза Валя увидела юношу за рулем с сосредоточенным, хмурым лицом. Даже со стороны было ясно, что «Запорожец» до невозможности мал для него.
– За рулем – Илья, да? – негромко спросила Валя. – Культурист какой-то... А рядом кто?
– Ой, это Ванька... Тоже недалеко от станции живет. Ты что, не помнишь? Мы в прошлом году с ним на Иволге рядом сидели, на берегу, он еще семечками нас угостил... А ты потом через два дня с матерью в Крым уехала...
– Нет, не помню. То есть про Крым помню, а про семечки... Странно. Почему ты его Ванькой называешь? Он местный, что ли?
– Нет, тоже из Москвы... Хотя имя у него дурацкое, деревенское какое-то, в этом я с тобой согласна, – пожала плечами Лида и отвела от Валиного лица прядь волос. – Ему, как и нам, шестнадцать. Ничего особенного... А вот Илья на первом... нет, уже на втором курсе какого-то там института. Ничего мальчик, да?
– Кто, Илья? – рассеянно спросила Валя. – Ну, в общем...
Этот взрослый, огромный, с выразительным мрачным лицом парень не произвел на нее никакого впечатления, зато Ваня показался ей чуть ли не принцем. Таких рисовали на старинных картинах – кажется, Валя видела похожий портрет то ли какого-то молодого декабриста, то ли героя восемьсот двенадцатого года, точно она не помнила... Светло-русые волосы, влажные на висках (наверное, ребятам там, в машине, было жарко), светло-серые серьезные и даже как будто печальные глаза, идеально правильный, классический затылок... «Валя и Ваня... – вдруг подумала она. – Как похоже звучит! Ваня и Валя... И почему я его не помню?..»
Машина проехала мимо и теперь с громким тарахтеньем карабкалась вверх по разбитой улице. И в этот момент Иван обернулся и посмотрел Вале прямо в глаза – безразлично и вместе с тем удивленно.
– Могли бы и пригласить! Покататься... – возмущенно заметила Лида, когда машина скрылась из виду в облаке золотой пыли. – У них, между прочим, были свободные места...
– Кто нас мог пригласить? Они? – удивилась Валя. – С чего это вдруг?
– А с того... Просто так! Ты сама подумай, Пирогова, – у нас в поселке, кроме нас, и пригласить некого!
– Вообще-то... а ты бы поехала? – с любопытством спросила Валя.
– Конечно! Я тут, можно сказать, со скуки помираю... А ты бы согласилась? Нет, если бы ты отказалась, я бы тоже не поехала, – решительно заявила Лида, энергичным движением бросив кофту назад, на скамейку. – Раздевайся, Пирогова, уже жарко, а мы все еще, как старые бабки, кутаемся! Я не понимаю, почему на даче принято ходить в этом рванье...
– Тебе нравится Илья? – спросила Валя, тоже бросая свою кофту назад. На ней был короткий ситцевый сарафан с узором из васильков, и она плечами и голыми руками сразу же почувствовала солнечный жар, который лился сверху. – Как хорошо...
– Честно? Да.
– Он какой-то... ну... страшный. У него лицо очень мрачное.
– Господи, Пирогова! Он просто серьезный молодой человек. Ты сама подумай – у кого в его годы ты видела машину? Ну, конечно, это не «Волга» и не «Жигули», но для нашей местности все равно очень даже солидно!
– Ты права... А мне Ваня нравится, – неожиданно призналась Валя и засмеялась – она только что поняла это, и открытие удивило ее саму.
– Ну, на вкус и цвет, как говорится... – тоже засмеялась Лида. – Как тебе мой костюмчик, а? Черт, надо было сразу в таком виде здесь у забора встать! А теперь они уж ни за что не вернутся! Я думаю, мы им какими-то чучелами показались...
– Очень милый костюмчик...
На Лиде были юбка и рубашка из яркой красной ткани в мелкий белый горох.
– Ты вообще знаешь, на кого похожа? – воодушевленно добавила Валя. – На Мэрилин Монро. «В джазе только девушки» смотрела?
– А ты, а ты... Ой, я даже и не знаю, на кого ты похожа! – воскликнула Лида. – Знаешь... ты ни на кого не похожа, ты сама по себе – особенная! Валька, как же все хорошо!
– Ага, стоило проехать мимо старому «Запорожцу», и мы уже до потолка прыгаем! Лидка, они не вернутся.
– Ну не сегодня, так завтра, – бесшабашно махнула рукой Лида. – Не завтра, так послезавтра... Еще целая куча времени до конца лета!
– Ты слышишь?
– Ой, правда... Они назад едут!
В облаке пыли медленно возвращался желтый «Запорожец».
– Привет! – высунулся в окно Иван, слегка краснея. – Скучаете, девушки?
Лида фыркнула и отвернулась.
– Скучаем, – просто ответила Валя. – А вы что, нам что-то интересное хотите предложить?
Она сама себе поразилась – надо же, как бойко она разговаривает с этими почти незнакомыми ребятами!
– Хотите прокатиться? – серьезно спросил Илья, наклоняясь вперед.
– Хотим, – сказала Валя. – А вы куда?
– Да мы просто так, никуда. Хотите, сами маршрут придумайте, – сказал Иван. Он нравился Вале все больше и больше.
– До пруда, может быть? – глядя в сторону, незнакомым жеманным голосом произнесла Лида.
– Можно и туда...
В заборе одна из досок отходила – отведя ее в сторону, подруги вылезли на улицу. Ваня вышел, откинул кресло, на котором сидел, вперед, чтобы девушки могли залезть на заднее сиденье.
– Прошу...
Машина, тарахтя, поехала вперед.
– Я Илья... – представился «культурист». – А это Иван рядом. А вы вроде как Люда и Валентина?
– Не Люда, а Лида. Лидия... – поправила Лида небрежно. – А быстрее нельзя ли?
Первое время они совершенно не знали, о чем говорить. Потом смущение потихоньку исчезло, но говорили в основном только Валя и Ваня. Лида напряженно молчала, глядя с загадочным видом в окно, а Илья, судя по всему, особой разговорчивостью не отличался.
– Девчонки, а вы меня, что ли, не помните? В прошлом году, на Иволге...
– Да-да, ты нас семечками угощал! – засмеялась Валя.
– А вы давно здесь?
– С двадцать шестого... А вы?
– Мы со вчерашнего дня... Илья вот, правда, ненадолго – через три дня ему экзамены сдавать...
– Пятого июня вернусь, – вдруг вставил Илья. – А потом девятого опять в Москву уеду... Всего четыре экзамена. Туда-сюда, надоело уже...
– А почему бы в Москве не остаться? – спросила Лида. – Так же гораздо удобнее.
– В Москве обстановка не та, – сдержанно произнес Илья, глядя на дорогу. – Особо не позанимаешься...
– Почему? – заинтересовалась Лида.
Поскольку Илья промолчал, за него ответил Иван:
– Две малогабаритные комнаты и младшая сестра, у которой зубы режутся.
– Младшая сестра? – удивилась Валя. – Какая большая разница в возрасте у вас!
– Ну и что, – пожал плечами Илья и добавил чуть презрительно: – Родителям захотелось. На старости лет...
Опять помолчали.
– На кого ты учишься, Илья? – спросила Лида.
– На историка. Истфак...
– Что такое истфак? – переспросила она. – А, поняла – исторический факультет...
– А музыка у вас в машине есть? – оживилась Валя. – Вон же магнитола... Что, не работает?
– Почему же, очень даже работает... – солидно произнес Илья. – Иван, поставь что-нибудь.
– «Модерн Токинг»! – закричала возбужденно Валя. – Есть у вас? О, его, Иван, пожалуйста!..
Магнитола не сразу проглотила поцарапанную и склеенную кассету.
– Класс... – пробормотала Лида, откидываясь назад, на пыльную плюшевую спинку сиденья. – Обожаю эту песню.
– Даже можно погромче, – с удовлетворением произнесла Валя.
– Курите? – спросил Илья и, не оглядываясь, протянул назад пачку сигарет.
– Нет! – испугалась Валя. – Тут знакомых полно, увидят, маме скажут... а она мне, между прочим, уже несколько раз про рак легких рассказывала...
– Господи, Пирогова, ты прямо детский сад какой-то на выезде! – возмутилась Лида. – Да кто увидит-то? Вон тут лес сплошной кругом... Дайте мне.
Ловким движением она вытащила сигарету из пачки и закурила – зажигалка лежала тут же, на заднем сиденье.
Иван подмигнул Вале:
– А мы с тобой самые правильные!
Илья, зажав в пальцах дымящуюся сигарету, ожесточенно крутил руль. Дорога была неровной, в ухабах и рытвинах, и старенький «Запорожец» с трудом преодолевал их.
Заливался Томас Андерс, пахло табаком и лесом, и почему-то Вале стало очень хорошо, хотя она совершенно не выносила сладковатого дыма этих болгарских сигарет. Может быть, так хорошо было потому, что они ехали с Лидкой в машине, играла ее любимая музыка, а впереди, полуобернувшись, сидел Ваня, похожий то ли на молодого декабриста, то ли на воина восемьсот двенадцатого года?
Наконец впереди показался пруд.
– Приехали! – сказал Илья.
«Запорожец» чихнул и остановился. Иван помог девушкам выбраться из салона.
– Вообще-то, это не пруд, а озеро, – сказала Валя, подходя к берегу. – Мне дед рассказывал, только я забыла, почему это именно озеро...
– А что, есть разница? – удивилась Лида, садясь на поваленное дерево. – Мальчики, можно еще сигаретку...
– Конечно! – горячо воскликнула Валя. – Разница очень большая! Только я забыла, какая именно... Ой, Лаптий, сколько же можно курить, ты прямо меня всю продымила... Если мама заметит, то это будет конец – еще одну лекцию про рак легких я не выдержу!
– А как этот водоем называется? – спросил Илья, тоже садясь на дерево.
Теперь Валя разглядела его лучше – он был высокого роста, атлетического телосложения и, кажется, действительно интересный. Во всяком случае, Валя теперь могла понять подругу, которой парень нравился. Темные, почти черные волосы прядями падали ему на высокий бледный лоб. Джинсы, выцветшая голубая футболка, на шее – было заметно – крест на потемневшей серебряной цепочке.
– Без названия, – пожал плечами Иван.
– Нет, название, кажется, есть, – вспомнила Лида. – Помню, кто-то говорил, что это Марьин пруд.
– Да, точно, я тоже про это помню! – подхватила Валя. – Как будто тут сто лет назад какая-то Марья утопилась. Ну, здесь раньше деревень вокруг много было...
– А отчего она утопилась? – спросил Иван, поворачивая к ней улыбающееся лицо.
«Валя и Ваня...» – опять кольнуло в ее сердце.
– Разумеется, от несчастной любви, – важно ответила она. – Она его любила, а он ушел к другой. Вот и утопилась.
– Дура какая, – с презрением произнесла Лида.
– Не дура, а сумасшедшая, – процедил сквозь зубы Илья. – Истероидная личность.
– Что? – не поняла Лида. – Ну, в общем, да, истеричка...
Вале вдруг по неизвестной причине стало жаль неизвестную Марью.
– А если она его так сильно любила? – насупилась она. – Мне кажется, нам этого не понять. Потому что мы все такие современные и много умных слов знаем... а любить не умеем.
– Господи, Пирогова... – Лида сделала вид, что зевает. – О чем ты. Это же совершенно неинтересно... Ребята, Валька у нас ужасно романтичная – у нее фантазия работает будь здоров! Такие истории иногда придумывает...
– Вы знаете еще, что про этот пруд легенда ходит, как будто в нем до сих пор русалка живет? – перебила подругу Валя. – Она, эта Марья, в русалку превратилась...
– Я оперу в театре смотрел. Похожий сюжет, – вспомнил Иван. – Там еще мельник был.
– Нет, это совсем другое... Вот послушайте... «Он, смеясь, ответил мне: «Встретимся в аду»... О глубокая вода в мельничном пруду, не от горя, от стыда я к тебе приду. И без крика упаду...» – угрожающе продекламировала Валя.
Илья с каким-то странным выражением, сквозь прищур, посмотрел на нее.
– Стихи? – усмехнувшись, спросил он. – Барышня знает стихи...
– Здорово! – с искренним восхищением произнес Иван. – Ты прямо как актриса... Слушай, ты, случайно, не в актрисы собираешься?
– Может быть, – покраснела от гордости Валя. – Это, в общем, Ахматова... Анна Ахматова.
– А дальше знаешь? – с интересом спросила Лида.
– Нет, дальше не помню...
– А русалки существуют? – снова спросила Лида, глядя на воду, подернувшуюся от ветра мелкой рябью. – Ой, какая темная, страшная вода! Не хотела бы я в ней сто лет просидеть! Бедная Марья... Скучно, наверное, там, в этом пруду – ни телевизора, ни газет, ни друзей...
– Одни караси вокруг плавают, – подхватил Иван, – и эти, как их там... пескари.
Они болтали обо всякой ерунде, пока солнце не стало опускаться за лес и Валя с Лидой не вспомнили, что им, в общем-то, пора обратно.
– Ладно, поехали... – сказал Илья, вставая с поваленного дерева. – Мне тоже этот пруд с русалками надоел.
– Мы к вам еще в гости заглянем, – пообещал Иван. – Вы не против?
– Нет, пожалуйста... – великодушно произнесла Лида. – Честно говоря, тоска зеленая на этой даче. Завтра? Еще куда-нибудь поедем!
– Да куда скажете...
Ночью Валя не могла заснуть. Она бесконечно прокручивала в голове этот день, как будто боялась упустить что-то важное. «Вот они проехали было мимо и остановились... Он высунулся из окна машины и сказал – привет! А потом сидел всю дорогу вполоборота и смотрел на меня. И улыбался. И там, на пруду, тоже улыбнулся, как будто ему приятно было смотреть на меня...»
За окном было уже давным-давно темно, но Вале не хотелось, чтобы этот день кончался. Она вылезла из-под одеяла и осторожно, чтобы не стукнули ставни, открыла окно. Где-то бесконечно далеко играла музыка, какая – даже не разобрать. Дивно пахло зацветшим садом.
«Хочу, чтобы он пришел завтра... Господи, кто же знал, что это будет такое замечательное лето! А я ведь не хотела ехать сюда, ныла: «Мама, мне так надоела дача, хорошо бы опять в Крым... А она отвечала: «Нет, Валя, денег мало, никуда мы не поедем, а тут свой огород, картошечка, клубничка... Нам некому помочь, папа умер, старенький дедушка, который не сегодня-завтра тоже помрет...» – «Нет, он совсем не старенький, ты сама говорила, что палочку дед завел только из пижонских соображений! – Все плохо, Валя, все едут из этой страны... Вон, слышала, Дина Краснер уехала в Америку... Ей-то хорошо, у нее там родственники, а мы с ней двадцать лет дружили, да не повезло, надо было нам родиться с какой-нибудь другой национальностью...»
Темный сад стоял неподвижно, лишь временами судорожным быстрым шепотом заходилась листва, когда вдруг налетал ветер. Уже летний, без недавних ледяных, прилетевших откуда-то из Арктики струек...
«Как будто я влюбилась... Нет, так не бывает, с первого раза никто не влюбляется. Просто он мне сразу понравился. Он славный, милый... Ваня и Валя. Он такой хороший и добрый, что у него, кажется, вовсе нет недостатков. Ну да, у него нет недостатков!»
Белая кружевная занавеска трепетала у лица, щекотала висок, и Валя с раздражением отвела ее в сторону. Она вспомнила всех тех, кого любила когда-то, – мальчика из детского сада, чье имя уже забыла и помнила только, что волосы у него были рыжие, потом другого, постарше, из параллельного класса, который в позапрошлом году переехал в другую школу, – они с ним целовались два, нет, даже три раза, и еще одноклассника, который ей нравился аж до Нового года – нравился, нравился, а потом разонравился непонятно почему, и уже было безразлично, идет ли он мимо по школьному коридору, смотрит ли вслед, пригласит или нет на дискотеке...
Потом она вспомнила про Лиду, про то, что подруге нравился Илья. Думать об этом тоже было приятно, потому что происходящее находилось в какой-то удивительной гармонии – Валя с Ваней, Лида с Ильей. Редко когда бывает все так удачно! Было бы неприятно, если бы Лиде тоже нравился Ваня, или наоборот...
Ставни стукнули друг о друга, и сразу в соседней комнате кто-то заворочался, босые пятки застучали по деревянному полу.
– Валя, ты не спишь? – трагическим шепотом спросила Клавдия Петровна, заглядывая к дочери в комнату.
– Не сплю, – сердито ответила Валя. – Не спится чего-то.
– А что ты у окна стоишь? Тебя продует!
– Ничего меня не продует, я просто свежим воздухом дышу.
– Воздухом? У тебя голова, что ли, болит?
– Нет, нет, нет...
С матерью спорить было бесполезно, поэтому Валя немедленно закрыла окно и легла в постель. Дверь закрылась, и босые пятки прошлепали в обратном направлении. Впечатление от дивного ночного сада, от воспоминаний о сегодняшнем дне было смазано...
Разбудили ее утром голоса на веранде. Голосов было два – ее мама говорила с мамой Лиды, Анной Михайловной. Они тоже были подругами – поскольку дачи находились рядом, и между ними даже существовала калитка, которая закрывалась на символическую щеколду.
«Господи, чем это они там гремят... – недовольно подумала Валя, натягивая одеяло на голову, но голоса все равно лезли в уши сквозь плотную шерстяную ткань. – Безобразие!»
– Раз сахара нет, Анечка, вари на ксилите.
– Клава, это же химия!
– Никакая не химия, наоборот очень диетично и полезно для организма! Кстати, предотвращает развитие диабета...
– Ладно, я подумаю. До тех пор, когда ягоды пойдут, еще куча времени!
Женщины продолжали греметь чем-то, обсуждая, каким способом варить варенье, и это показалось Вале невыносимо скучно.
– Анечка, может быть, кофе? У нас есть кофе, удалось достать несколько банок. Настоящий бразильский.
Анну Михайловну это очень возбудило, и она с вожделением и завистью произнесла:
– Хочу! Очень хочу, Клавочка! Что, прямо бразильский?
– «Касике».
– «Касике», какая прелесть!