Татьяна Тронина
Девушка на качелях
В мечтах приходит он,
Он снится мне…
(Из мюзикла Э. Л. Уэббера «Призрак Оперы»)
Агния всегда, сколько себя помнила, могла с легкостью заплутать в двух соснах. Да-да, именно в двух, а не в трех. Как только ей предстояло сделать осознанный выбор – свернуть направо или налево, произнести «фено́мен» или «феноме́н», понять, когда ее ждут в гости (во вторник в четыре или в четверг в два), – она начинала отчаянно сомневаться.
Если действовать приходилось бессознательно, не думая, сразу, или вариантов было больше – Агния не ошибалась. Но стоило задуматься, засомневаться, вот как сейчас, – и все.
…Выйти на станции надо там, где первый вагон из центра или где последний? Кажется, где первый! Нет, все-таки где последний…
Агния стояла посреди платформы и вертела головой, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, хоть какой-то знак, напоминание, которые позволили бы ей выбрать правильное направление (зрительная память у Агнии была хорошей). Но тщетно – эскалаторы на обоих концах платформы выглядели абсолютно одинаково. И от указателей тоже не было толку – и тот и другой выходы вели к одному и тому же большому московскому проспекту. И одинаковые рекламные плакаты по обеим сторонам туннеля…
Первый или последний? Первый?.. Последний?..
Собираясь в поездку, девушка не захватила с собой бумажку с подробным описанием маршрута, ведь она, Агния, уже ездила сюда один раз! И совсем недавно, всего две недели назад… Тем более от метро до той конторы, куда она направлялась, не так далеко…
Загвоздка в одном – в какую сторону сейчас повернуть?..
Ах да, есть же квитанция! Хотя толку в ней… В квитанции лишь адрес – проспект, номер дома.
Спросить?
– Простите, дом семьдесят два – это в какую сторону? – обратилась Агния к проходившей мимо женщине.
– Не знаю.
– Простите, а вы не подскажете? – метнулась она еще к кому-то. – Дом семьдесят два – куда?
– Нет, я не знаю.
– Простите, а… – Агния повернулась – на нее надвигалась медно-смуглая физиономия, с черными непроглядными глазами, аж до бровей заросшая сизой разбойничьей щетиной… Точь-в-точь с плаката «Их разыскивает милиция». Впрочем, сейчас в Москве у половины прохожих такие… э-э… лица. – Нет-нет-нет, ничего, все в порядке, спасибо!
Агния нервно метнулась к тому выходу, который был чуть ближе. «Подумаешь, ерунда… Выйду, разберусь. Тут идти-то…»
Эскалатор потащил Агнию в город.
Едва только ее выплеснуло вместе с толпой из стеклянного вестибюля наружу, Агния поняла – выбор был сделан неправильно. У того выхода – никакого сквера не наблюдалось.
Здесь же широкой снежной полосой тянулся сквер, за ним шеренгой – сталинские дома. Между домов в одном месте ширился просвет, где на фоне серого неба возвышались четкие контуры толстых, страшных труб теплоцентрали… О, значит, туда. Трубы – это ориентир.
Агния пожалела о том, что не оделась теплее. Но тогда бы в метро было жарко. Нет, все-таки лучше вспотеть, чем замерзнуть… Очередной промах!
Свистел поземкой холодный зимний ветер, серое небо давило на голову, безжалостно сжимало виски – даже непонятно, то ли это слышался стук отбойных молотков с ближайшей стройки, то ли пульсировал в ушах кровоток…
Конец февраля. Кажется, до счастья, до весны то есть, совсем близко, но нет – еще ждать и ждать тепла, солнца. Март тоже наверняка будет неотличим от зимних месяцев. И апрель может снегом удивить. Да и май, если вспомнить, часто дышал Арктикой… А лето такое короткое! Может, счастья нет вообще?
…Агния шла по утоптанной дорожке, зажимая у горла (чтобы не так сильно дуло) воротник черного демисезонного пальто.
И тут – бац! Под ноги ей прыгнул разноцветный мяч.
Агния остановилась как вкопанная. К мячу бежал карапуз лет пяти – в комбинезоне малинового цвета, укутанный в шарф (один румяный нос торчал). Непонятно – мальчик, девочка ли…
– Привет! – дружелюбно сказала Агния. – Лови…
И мыском сапога она отбила мяч, да так ловко, что малыш поймал его прямо в руки и захохотал – удивленно, счастливо… И тут же снова кинул мяч Агнии. Агния опять перебросила его ребенку.
– Ну все, беги, мне некогда! – весело сказала она. – Пока-пока!
– Пока! – радостно крикнул малыш. И убежал.
В конце сквера Агния зачем-то оглянулась, замерла – ребенок уже лепил вместе с отцом (а кем же еще?) снеговика, рядом возились другие дети, сторонкой стояли мамаши и оживленно болтали, притоптывая ногами от холода.
Ребенок в малиновом комбинезоне с хохотом принялся бодать уже готового снеговика.
– Катя, ну вот, ты все разрушила… Катя! – укоризненно сказал мужчина.
«Это девочка. Девочка и ее отец. Папа и дочь».
Девочка Катя, совсем разыгравшись, пыталась уже забросать отца снегом.
– Катя, ну что ты делаешь…
– Папа, и ты! И ты!
Отец схватил свою Катю поперек туловища, затряс, подбросил, перевернул, макнул в сугроб. Катя совершенно не сопротивлялась – она безудержно хохотала.
Агния смотрела на эту сцену с улыбкой, забыв обо всем. Они так смешно возились, так радовались друг другу, что нельзя было не любоваться ими.
– Катя, ну все, пора… Мама ждет.
– Нет. Еще! Еще гулять!
– Катя… Катя-Катя-Катенок! Все, домой. Обедать пора.
– Не хочу. Еще! Па-а-а…
– Катя, каждый раз одна и та же история – то ты не хочешь гулять идти, то тебя домой не загонишь. Пойдем. Мама ждет.
– Па, еще! – Катя обняла отца за ноги, подняла румяное от мороза личико, на котором нестерпимо сияли счастливые, хитрые глаза…
– Все, я сказал. Домой! – с притворной суровостью произнес отец, схватил дочь под мышку и широко зашагал к дому. Катя заверещала, но даже в этом вопле было больше веселья, чем возмущения.
Только тогда Агния очнулась от забытья. И побежала, чувствуя, как леденеют ступни в осенних сапожках.
Через подземный переход перебралась на другую сторону проспекта, там – под горку, мимо автомастерской, мимо каких-то скучных конструкций из железа, напоминающих ангары…
Вот и он, многоэтажный офисный центр. Проходная, стеклянный холл с дерматиновыми диванами, одинаковые коридоры, лифт. Нет, лифта тут не дождешься, проще пешком – на третий этаж-то!
На третьем этаже располагалась гарантийная мастерская известной фирмы – Агнии надо было забрать ноутбук, у которого вдруг стали залипать кнопки. Еще вчера ей скинули на мобильный эсэмэску о том, что ремонт «успешно завершен».
В коридоре сидели люди – человек пятнадцать, не меньше. О том, что очередь тут одна для всех, для сдающих технику и для забирающих ее, Агния уже знала. Поэтому сразу спросила:
– Кто последний?
Негромкие разговоры, бубнеж телевизора на стене, чьи-то взгляды…
– Кто последний?
– Я не последний, за мной мужчина занимал, куда-то отошел… Но на всякий случай на меня ориентируйтесь, девушка.
– Хорошо, спасибо. – Агния прислонилась к стене – все стулья были заняты.
На Агнию пялились двое – девица лет шестнадцати с нахальным выражением лица, жующая жвачку, и мужчина лет шестидесяти, с бородой, как у Карла Маркса.
Агния отвернулась.
– Какие у вас волосы, девушка, – приветливо произнесла женщина рядом. – Неужели свои?
«Какое счастье – до сих пор девушкой называют!» – мелькнуло в голове у Агнии, и она тоже приветливо ответила:
– Да.
– Потрясающе, – с уважением и восхищением произнесла женщина. – Чем-то особенным пользуетесь?
– Нет, что вы… От природы такие, – улыбнулась Агния.
Девица с жвачкой хмыкнула и отвернулась. Мужчина с бородой почтительно вздохнул и произнес лирично, негромко, куда-то в сторону:
– Бывают же такие красавицы…
Агния уже привыкла к тому, что на нее часто обращают внимание. Причиной были ее волосы – длинные (ниже талии!), густые, светло-пепельного оттенка. Обычно Агния заплетала их в косу, а сегодня сделала нечто вроде «греческого» хвоста – туго завязала на затылке, потом еще несколько раз перехватила резинками и заколками по всей длине волос. И не коса, и не хвост получился, а так… живенько.
Очередь двигалась довольно быстро – в приемной сидели несколько сотрудников. Агния прикинула – еще минут пятнадцать, и она будет свободна.
На экране плоского телевизора, висевшего на стене, бегали футболисты. Потом в уши полезла реклама. Пошла заставка перед фильмом. И… и – он. Ее любимый фильм!
Агния в первый момент глазам своим не поверила, когда увидела мерцающую свечу на темном фоне. Да, транслировали тот самый, ее фильм. И это было странно, дико – в какой-то конторе, среди толпы, услышать знакомую дивную музыку, от которой у Агнии каждый раз начинало щемить сердце…
Агния зажмурилась и зажала уши. Пусть смотрят на нее сейчас как на дурочку… Наплевать. Потому что кощунство. Нельзя. Она будет смотреть этот фильм дома, одна. Она ни с кем не разделит свою радость, свое наслаждение…
– Девушка… Девушка, вы спите? – Кто-то коснулся ее плеча.
– А?
– Ваша очередь!
Агния метнулась в кабинет, старательно глядя себе под ноги. Протянула свободной приемщице квитанцию.
– Сейчас принесу… – Приемщица вышла, вернулась через минуту, неся в руках ноутбук. – Здесь распишитесь. Все, можете забирать.
– Спасибо. – Агния запихнула ноутбук в специальную сумку, выскочила из кабинета. Вслед ей лились звуки музыки – они словно пытались ее догнать, лианами обвить ее сердце, лишить чувств, разума…
Лишь стоя внизу, в стеклянном холле, Агния позволила себе расслабиться.
– Агния Борисовна! Агния Борисовна, это вы?! – чей-то радостный вопль сзади.
Агния оглянулась – навстречу ей, по коридору, стремительно цокала каблучками юная девушка – с восторженной, изумленной улыбкой на хорошеньком личике. Абсолютно незнакомая.
– Я вас знаю? – доброжелательно спросила Агния.
– Агния Борисовна, я Лена Голикова… Ваша ученица! Вы меня помните?
Ничего себе… Ученица. Привет из прошлого называется. В первый раз…
– Боже мой, Леночка! – растрогалась Агния. – Тебя не узнать! Но если честно – я плохо помню… Ведь столько лет прошло!
– А вы совершенно не изменились! Ни капельки! – сияя глазами, восторженно крикнула Леночка и от избытка чувств даже топнула ножкой. – Я сразу вас узнала. По волосам.
– Ну да, понимаю… Меня все по волосам узнают, да. Ты такая взрослая… Сколько же лет?
– Мне? Двадцать! Агния Борисовна, я так рада! Послушайте, это хорошо, что я вас нашла. У нас весной, в начале мая, будет встреча одноклассников, вы приходите…
– Я не знаю… А разве меня кто-то помнит? Вы же тогда совсем маленькими были…
– Да вас все, все помнят! Мы вообще вас очень хорошо вспоминаем! Да вы вообще были самой моей любимой учительницей, вообще самой-самой…
– Леночка, милая… – Агния засмеялась, приобняла свою бывшую ученицу.
– Вы ведь больше не преподавали, нет? Жалко! Приходите на встречу обязательно, вот моя визитка, созвонимся, ладно?
– У меня нет визитки, но… – замялась Агния. – Я тебе обязательно позвоню.
– Обещайте, что позвоните! – обрадовалась Лена. – И обещайте, что придете. Я прямо в шоке… И я не вру, что вы совсем не изменились! Вы прямо… вы прямо как моя ровесница, да!
– Скажешь тоже… Мне тридцать четыре. Какая я ровесница! А как ребята? Ты учишься? А другие? Все хорошо? – взволнованно спросила Агния.
– Да! У нас почти все поступили, – энергично закивала Леночка. – Я тоже учусь, на третьем курсе. А тут подрабатываю, оператором. На полставки. На последнем этаже компания по продаже бытовой техники – чудо-швабры и прочая ерунда… Маврин Гоша и Люда Рожкова поженились, представляете? Бахмин после восьмого уехал с родителями в Америку. Что еще? А, да – Рахматуллин актером стал и уже снимается вовсю, сериал про эту безумную семейку смотрели на ТВТ? Вот Марат там Макса играет! Да, да! – оживленно тараторила Леночка.
– Боже мой, Рамиль – актер… И Гоша с Людочкой… Ребята, какие же вы молодцы!
– Нет, это вам спасибо, Агния Борисовна, что вы такая… Это ведь так важно – первый учитель! От него столько зависит… Правда-правда, мы вас все помним и любим! И прозвище у вас такое милое…
– Какое прозвище? – опешила Агния.
– Как? Вы не знаете? – засмеялась Леночка. – Мы вас называли Рапунцель.
– Как?! Рапунцель? О-о… – засмеялась шокированная Агния. – Что ж, подходящее прозвище, милое… Я не обижаюсь! Рапунцель, надо же…
– Ну все, Агния Борисовна, – заторопилась Леночка, – я побежала, а то меня выгонят с работы. А вы приходите к нам на встречу, обязательно приходите!
– Я постараюсь… До встречи, Леночка!
Бывшая ученица ускакала – звонкий перестук ее шпилек растаял в глубинах огромного офисного здания, а Агния все еще стояла в холле, растерянно и счастливо улыбаясь.
В первый раз за столько лет она встретила кого-то из своих учеников! Ее узнали и добрые слова еще сказали… Как же приятно, как трогательно!
До сегодняшнего дня Агния была уверена, что те годы, которые она работала учительницей младших классов, растаяли, растворились в потоке времени, исчезли навсегда. Ее забыли, равно как и она сама почти забыла о том, кем была когда-то. И вообще, подумаешь – учительница… Всех ли учителей помнят?
Десять лет назад Агния, выпустив своих ребят из начальных в средние классы, навсегда ушла из школы. Проработала она в ней всего три года. А ее помнили, оказывается… Даже если Агнию помнила одна примерная девочка-припевочка Леночка Голикова, щедрая на комплименты, все равно приятно. Говорит – узнала по косе…
«Приду!» – выдохнула Агния, решив, что обязательно пойдет на встречу выпускников. И, окрыленная, выскочила на улицу, в начинающиеся зимние сумерки.
И только тогда вспомнила – она не проверила, работает ли ноутбук. Расписалась в ведомости не глядя – скорей, скорей, лишь бы не вслушиваться в волшебную музыку, и удрала.
«Ты проверила? Они точно все починили?» – обязательно спросит дома отец.
«Нет. Ты понимаешь, там столько народу, конвейер из людей, никто не проверяет… – растерянно ответит ему Агния. – А тут тратить время на включение-выключение компьютера…»
«Ты что? Зачем обязательно включать? – мгновенно раздражаясь от ее тупости, возразит отец. – Ты хотя бы могла нажать кнопки на клавиатуре – залипают они или нет?! Это всего пара секунд! Ты – это – могла – сделать?»
Молчание. Она промолчит, ужасаясь собственной недогадливости. И в самом деле, отчего было не нажать пару кнопок на клавиатуре…
«Ты расписалась, что претензий к ремонту не имеешь?» – новый хлесткий вопрос.
«Да, папа».
«А на хрена? Я ж тебе сколько раз говорил, пиши – «вещь получила, работает она или нет – не проверяла». А так получается, что они ремонт выполнили, к ним претензий нет. Я тебя сколько раз просил об этом помнить?»
Молчание. Она замрет, ужасаясь собственной забывчивости. И в самом деле, отчего ей было не сделать эту маленькую, но такую важную приписку в ведомости…
«Папа, но… Ноутбук по-прежнему на гарантии. Ничего страшного! Я еще раз съезжу туда».
И тогда отец начнет орать.
«Нет, но это ж надо… Как дятел, годами твержу одно и то же… Бесполезно! Ничего страшного, говоришь? А тебе охота туда-сюда лишний раз мотаться? Я поражаюсь… Пары секунд нет, чтобы на кнопки понажимать, а полдня на поездки по Москве – есть! Уроды… Все уроды. Купил ноутбук – он екнулся, пары месяцев не проработал. Известной фирмы, недешевый… Не за пятнадцать тыщ, а за сто. Уж, кажется, должен был работать. Так нет… Уроды! Китайцы его ногами, что ли, в подвале делали? И купил ведь в хорошем магазине, не на распродаже… Блин, ни на кого нельзя надеяться, все работают спустя рукава, тупые свиньи!..»
Вот что будет, когда Агния придет домой.
Соврать, что проверила? А если там опять какие-то кнопки не работают? Нет, врать нельзя, отец сразу чувствует, врет она или нет. Если соврет – начнет орать еще сильнее.
Только бы ноутбук работал! Только бы все было в порядке… А уж в следующий раз она, Агния, в точности исполнит все указания отца!
Отец Агнии, Борис Николаевич, был человеком вспыльчивым и громогласным. Обязательным и требующим обязательности от других. Он – профессионал, который вокруг себя хотел видеть тоже профессионалов. Он отвечал за свою работу – и ждал такой же ответственности от окружающих. А окружающие отличались, как назло, исключительной безалаберностью и безответственностью!
Отец, конечно, с легкостью мог купить новый ноутбук – взамен сломанного. Сто тысяч не были для него огромной суммой. Но разве дело в деньгах?
Отец был очень принципиальным – и поэтому отправил Агнию со сломавшимся ноутбуком в гарантийную мастерскую.
«Ничего, может, все обойдется… Ноутбук нормально работает, это же хорошая фирма, не ширпотреб… Чего я так нервничаю? Все в порядке, зачем заранее переживать!» – уговаривала себя Агния.
Она усилием воли заставила себя отвлечься и снова вспомнить о своем любимом фильме («Приду домой, посмотрю еще раз, от души – в тишине и одиночестве!»), потом принялась перебирать подробности сегодняшней встречи с Леночкой…
«Узнала меня по косе! Я и не знала, что дети мне дали прозвище – Рапунцель. Какое милое прозвище, прелесть! Рапунцель-Рапунцель, спусти свои косоньки!»
Агния скинула капюшон, тряхнула головой, отбросив волосы назад, и почувствовала, как затылок приятно оттягивает. До метро она шла с непокрытой головой, горделиво задрав подбородок. Краем уха поймала в который раз восхищенный шепоток: «Смотри, смотри, какие волосы!», «Нет, это ненастоящие! Настоящих таких не бывает!»
Все это (и прозвище, и шепоток) приятно грело сердце, успокаивало. Утешало. Уверяло в том, что она, Агния, – все-таки необыкновенная и особенная. Штучный экземпляр. Хорошая.
Агния снова скользнула в стеклянные двери метро – на этот раз она шла к «правильному» вестибюлю. Она успевала доехать к дому до часа пик. Час пик был плох не только давкой в метро, но и тем, что Агния часто цеплялась за что-нибудь волосами. Обычно она перебрасывала косу на грудь и прятала ее за полами пальто, но сегодня, как уже упоминалось, голову Агнии венчала не коса, а сложный «греческий» хвост. Его, конечно, можно тоже спрятать под пальто, но тогда красоты уже не будет…
Агния прошла через турникет. Большая сумка – не тяжелая, но объемистая – мешала. Люди толкались о сумку.
– Осторожней, девушка! – болезненно воскликнула немолодая женщина с измученным, измятым лицом, вся седая.
– Простите. Ой! – Тут уж Агнии кто-то наступил на ногу, но она привычно отреагировала: – Простите!
В ответ ей сверкнула золотыми зубами очередная разбойничья физиономия.
На эскалаторе Агния разглядывала рекламные плакаты, растянувшиеся вдоль свода. Распродажа шуб и меха, скидки до семидесяти процентов. Купить, что ли, шубку? А есть ли смысл? Все равно погода в Москве такая… не зимняя. Это сегодня что-то похолодало, а так обычно – слякоть и сырость.
Тот, кто стоял за Агнией, ворочался и слегка толкал ее в спину. Потом задел волосы. Агния нетерпеливо дернула головой, но не обернулась. Обычное дело.
…Сидя в вагоне и прижимая к груди сумку с ноутбуком, девушка думала уже о том, как расскажет Инге о сегодняшней встрече с Леночкой. «Инга, ты не представляешь – я встретила свою бывшую ученицу. И она узнала меня! Такая славная… Весной пойду на встречу со своими подопечными. Все-таки в профессии учительницы есть что-то особенное, высокое… То недолгое время, что я работала в школе, оказалось не напрасно проведенным!»
Инга – лучшая и единственная подруга Агнии. Они учились вместе в педагогическом. После института Агния ушла сразу в школу. Ингина же специализация – английский язык – очень пригодилась для работы в иностранной компании. Инга в ней до сих пор и работала. Подруга всем была довольна – и заработком, и офисным покоем (а в школе покой только снится), и возможностью карьерного роста… Но и Агния, уйдя из школы, устроилась не хуже – к отцу под крылышко. Или хуже?..
…В шестом часу Агния была уже дома. Скинув с себя пальто, сразу же вытащила ноутбук, принялась нажимать на кнопки. Кажется, все в порядке…
С облегчением вздохнув, Агния отправилась в свою комнату. В узенькой и тесной гардеробной, отмахиваясь от нависавших с потолка вещей, переоделась, затем пошла на кухню. В половине седьмого придет отец и потребует ужин. Отец очень строго относился к домашнему питанию. Чтобы никаких полуфабрикатов – одни полноценные, натуральные, свежие продукты! И побольше специй, душистых трав – майорана, базилика, шалфея, шафрана, розмарина, перца…
– А это что?.. – Агния стряхнула с плеча домашнего платья из черного бархата несколько волосков. К бархату все легко липло… Еще волосы. Еще… Ее, Агнии, длиннющие волосины! «Господи, я что, лысею?» – недовольно подумала она.
Только тогда Агния подошла к зеркалу. Забранные назад волосы, открытый лоб. Агния повертела головой, чувствуя все ту же приятную тяжесть, оттягивающую затылок назад. Но что-то не то… Агния подняла руки, начала ощупывать свой «греческий» хвост. И ахнула.
Сзади, у самой головы, была тугая резинка. А дальше волосы должны были струиться свободно – до следующей перехватывающей резинки, потом опять свободно, потом снова перехватывались (в сущности, «греческий» хвост напоминал обыкновенную связку сарделек). Но… на первом же промежутке они не струились. Часть волос провисала, словно… отрезанная?!
Агния тоненько застонала и принялась лихорадочно распутывать все эти резинки, отстегивать заколки – надеясь, что ошибается. Но нет – едва она только распустила свой хитроумный хвост, как часть волос упала к ее ногам бесполезной, мертвой прядью. Агния снова подняла руку – именно там, на первом «перехвате» и были отсечены волосы. До того отрезанная прядь держалась в хвосте, скрепленная с основной массой волос всеми этими резиночками и заколочками…
– Мама… Мамочка! Да что ж это такое?! – прошептала Агния, не желая верить в произошедшее.
Ее охватил ужас и такая безнадежная, ледянящая сердце тоска… Словно Агния только что лишилась ноги или руки. Ее волосы! Она лишилась своих чудесных волос! Ее уже никогда не назовут Рапунцель. Ее, без косы, не узнают бывшие ученики. Она станет как все. Ее лишили того единственного, чем она выделялась из толпы, из серой массы одинаковых людей. Украли красоту, украли лицо, украли жизнь…
Сколько лет она растила волосы? Лет пятнадцать, не меньше… И что, еще пятнадцать лет растить?
А может, не все так безнадежно? – затрепетала Агния. Если убыток незаметен?
Она схватила второе зеркало и с его помощью осмотрела то, что у нее творилось сзади на голове.
Нет, все безнадежно – волосам был нанесен непоправимый ущерб. Агния лихорадочно попыталась заплести косу, но отрезанная часть была слишком велика, а то, что ниже, – так жиденько, так жалко… И ведь как коротко то, что осталось! Теперь волосы даже в куцый хвостик с трудом соберешь. А с этими, длинными прядями что делать? Нет, никуда не деться, придется тоже срезать.
Кто, зачем это сделал? Когда?
Скорее всего – когда она возвращалась из гарантийной мастерской. В метро, на эскалаторе. Да да, именно там, на спуске, все и произошло! Кто-то ворочался сзади, задел ее волосы – а Агния даже не повернулась. Там, точно. А она даже не почувствовала, как ей кромсают хвост. Дома отрезанные волосы уже стали выбиваться из прически и…
Агния, закусив губу, подняла с пола пряди и понесла на кухню, к мусорному ведру. Ее душили слезы. Кто, зачем? Как страшно, жутко… Может, какая-то ведьма хотела навести на нее порчу? Нет, ерунда. Она, Агния, никому дорогу не переходила, да и волосы так и остались висеть сзади, увязанные в хвост. Для наведения порчи нужно было вытащить волосы из прически – а это Агния уж точно почувствовала бы. То есть это не колдовство, это… это, скорее всего, зависть. Зависть к красивой прическе. Это сделала какая-то сумасшедшая. «Ах, у тебя коса? Ничего, отрежем ее, не будешь больше выпендриваться!»
И ведь именно сегодня это произошло, когда Агния встретилась со своей бывшей ученицей, когда испытала столько радости, счастья… Выходит, заплатила за них. Агния попыталась вспомнить в мельчайших деталях, что тогда произошло в метро – чьи лица промелькнули, когда она входила в вестибюль, протискивалась через турникет, что видела, вцепившись в поручень эскалатора одной рукой, а другой прижимая к себе сумку с ноутбуком? Но ничего не смогла вспомнить. Обычные лица, обычные люди. Отец скажет, что она опять все прошляпила. «Тебе бы голову стали отпиливать – ты и то бы не сразу заметила!» – вот что он еще скажет. И начнет орать – какие люди уроды, как надо быть все время начеку, а она, Агния, вечно ушами хлопает… И отец будет прав.
«О господи… папа! Сейчас же придет папа, а у меня еще ничего не готово!» – спохватилась Агния.
Она подбежала к окну и сквозь слезы увидела машину отца на дворовой автостоянке. Он только что приехал. Агния смахнула слезы… Отец в этот момент как раз вылез из своего «Лексуса».
Издали Борис Николаевич Морозов, отец Агнии, казался совсем молодым, несмотря на значительно поседевшую шевелюру. Стать, движения, четкая и чуть развязная походка были свойственны скорее тридцатилетнему, чем мужчине пятидесяти девяти лет. Отец даже в самые лютые холода не носил головных уборов, полушубков, тяжелых сапог, утепленных мехом. Только демисезонное пальто из черного кашемира, длинное, на шелковой подкладке, пошитое в Италии, всегда нараспашку, со свободно висящими полами. Осенние туфли. Символическое кашне еще – дорогое, стильное. Отец – пижон и мачо!
Отец был сильным человеком и окружавших его людей хотел видеть тоже сильными, собранными. Он бесился, когда дочь плакала, поэтому Агния при нем старалась не раскисать.
Через пять минут хлопнула входная дверь.
– Агуша, ты здесь? – весело и бодро закричал отец. – Я пришел!
Агния постаралась успокоиться, но у нее ничего не получилось – слезы так и текли из глаз.
– Агуша, ты привезла мой ноутбук? Его починили? Ты проверила? – Отец вошел на кухню. – А, вот ты где… Я, кстати, ужинать не буду, мы с Полиной идем в ресторан. В театр, а потом в ресторан, – уточнил он и насторожился: – Э, да что с тобой?
Быстрым шагом Борис Николаевич приблизился к дочери, заглянул ей в лицо:
– Ты чего ревешь?
– Папа… Папа, случилась ужасная вещь… Вот! – Агния перекинула оставшиеся волосы вперед, себе на грудь.
– Что? Что ты мне показываешь? – с недоумением, настороженно спросил отец.
– Мне в метро отрезали волосы! – скороговоркой выдавила из себя Агния и с новой силой залилась слезами.
– Да-а?! – Отец помолчал. – Охренеть. Кто?
– Я не знаю…
– Как – не знаю?
– Я не видела! Это было на эскалаторе… Я даже ничего не почувствовала… Только дома увидела!
– Тебе отрезали волосы, а ты ничего не почувствовала? – отчетливо произнес отец, глядя дочери в глаза. – Ты что, под наркозом была?
– Нет. Но… Так, как будто задели случайно… я привыкла, что цепляюсь за все волосами, думала, что и сейчас ничего особенного, а пришла домой, и…
У отца было то самое выражение лица, которого Агния боялась больше всего, – гневное. В бешенстве отец был страшен – орал так, что стены тряслись. На дочь он никогда не поднимал руку, но Агния несколько раз видела, как отец ввязывался в драку.
Чаще всего мордобой начинался во время дорожных происшествий. Отец прекрасно водил машину и люто ненавидел «тупых чайников». Вот «чайникам» и доставалось – когда они на дороге создавали аварийную ситуацию. Тогда отец коршуном выскакивал из машины, выдергивал из-за руля нерадивого водителя, валтузил его, таскал за волосы…
Еще был случай – отец вцепился в какого-то малолетнего хулигана, демонстративно бросившего обертку от мороженого посреди улицы. Не бил, но ткнул того лицом в грязь под ногами – знай, мол, щенок, как гадить в общественном месте. Особенно же Агнии запомнился эпизод с молодым человеком, вздумавшим оскорбить Полину. Тогда дело чуть не дошло до травмпункта… К счастью, юноша сообразил вовремя извиниться.
Отец нападал на своих противников с такой яростью, так стремительно, с таким праведным гневом в глазах (как будто даже смерть не могла отвратить его от расправы с очередным «уродом»), что всегда выходил из потасовки победителем. К тому же внешний вид отца – лощеный и холеный – навевал мысли, что он, верно, из тех, кому закон не писан. Это было ошибочное впечатление – отцу, юристу по образованию, закон как раз и был писан…
Но таков уж был у Бориса Николаевича темперамент… Правда, на работе, общаясь с клиентами, он оставался безупречно вежлив. Но это с клиентами…
Поэтому Агния боялась лишний раз вызвать гнев отца. Да, он никогда не бил ее, а вдруг сейчас ударит? Или нет, не ударит даже, а убьет, доведенный до последней черты тупостью Агнии…
– Агния, ты спятила? – процедил отец. – Тебе косу пилили, а ты что – так ничего и не поняла? Что за бред?!
– У меня не коса была… У меня хвост… «греческий»… ты его еще связкой сарделек называешь! Ножницами, наверное, щелкнули – и… Я только дома заметила! – икая и всхлипывая, с трудом прошептала Агния.
– Уроды… – тихим и страшным голосом произнес Борис Николаевич. – И что, ничего никто не заметил? Люди ж вокруг…
– Нет. Никто. Ничего.
– Одевайся. Пойдем. Быстро, я сказал!
– Куда? – совсем ошалела Агния.
– В милицию, куда. Заявление напишешь. Пусть ищут гада.
– Папа… Папа, нет! – в ужасе закричала Агния. – Я никуда не пойду! Все равно же не найдут!
– Если не искать, то и не найдут!!! Я сказал – одевайся, пошли!
Выносить свое горе на люди Агнии совершенно не хотелось. Не то чтобы она не верила в справедливость… Она не верила в то, что ей станет легче, даже если виновного найдут и накажут. Она не хотела свидетелей своего несчастья. Не хотела расспросов, не хотела внимания к своей персоне… Проще было умереть, чем куда-то пойти, кому-то пожаловаться – чужому, циничному, равнодушному.
– Папа!
Глаза отца стали совсем белыми от гнева. И в этот момент спасительной трелью прозвучал звонок домофона. Секунда, другая… Выражение лица Бориса Николаевича вновь стало нормальным. Он стремительно, впечатывая каблуки в кафель, вышел с кухни.
Агния перевела дыхание. Насколько отец был вспыльчивым, настолько же и легко после этого отходил.
– Да, – услышала его голос Агния. – Нет. Нет, хрен с ней, с этой Лидией Трофимовной… Пошли ее, Эдик, куда подальше. Без ее подписи обойдемся. Да, вот что… зайди. Нет, не поэтому… Зайди. Все, жду.
Скорее всего, отец сейчас говорил с Эдуардом Ореховым, который жил в соседнем подъезде. Отец с Эдуардом в последнее время часто пересекались, поскольку Борис Николаевич не так давно был выбран старшим по дому. И с того же времени жильцы дома разделились на два враждебных лагеря – тех, кто жаждал сделать автостоянку вместо двора, и тех, кто был против этого. Кроме того, отец с Эдуардом лоббировали установку автоматических ворот возле дома, чтобы никто из посторонних в их двор не ходил и на своих авто не заезжал – машино-места жильцов не занимал. Лагерь противников автостоянки и ворот был неизмеримо меньше.
