Татьяна Степанова
Храм Темного предка

Глава 5
Фауна. Переполох!

Гектор громко постучал в запертые двери Зоологического музея.

– Откройте, полиция! – возвестила Катя.

Гектор заколотил по двери кулаком, сразу что-то треснуло. Щелкнул замок, и одна из створок приоткрылась.

– Прекратите ломиться! Музей закрыт, выходной! – послышалось из-за двери.

– Открыть немедленно! Га-ааа-сударственные органы. У вас убийство в музее! – гаркнул Гектор.

Дверь распахнулась. Катя и Гектор увидели пожилого охранника, он что-то жевал, вытирал рукой губы.

– Убийство? У нас в музее?!

За спиной охранника возникли две пожилые дамы-сотрудницы и еще один охранник.

– Что случилось? – спрашивали они наперебой.

Гектор и Катя вошли в знаменитое сводчатое фойе Зоологического музея, выкрашенное зеленой краской, отделанное дубом, с потрясающими анималистическими фресками на стенах. В фойе у кассы рабочий в комбинезоне монтировал стенд: «День Хомячка в нашем музее! Отмечаем с пользой! Информация для родителей дошкольников и младшеклассников». За стендом на одной фреске тигр охотился в джунглях, а на другой – взлетали над Нилом священные алые ибисы. Пахло мастикой для полов, нафталином и анисом. Атмосфера фойе – чисто академическая, торжественная. Даже Гектор сразу сбавил тон.

– Вы разве не слышали шум в переулке? – спросил он.

– Слышали, не глухие. Типичный полицейский хайп, нам не привыкать, раз полиция с нашей альма-матер окна в окна, – скрипучим голосом возвестила мятежно одна из ученых дам – с седой укладкой помпадур, в черном пончо и с костылем хай-тек.

– Из окна третьего этажа вашего музея только что упала женщина, разбилась, – сказала Катя. – Я из полиции, мы хотим осмотреть помещение на третьем этаже. Срочно.

– Из какого окна? Из нашего?! – музейные сотрудники в фойе сразу переполошились.

– Окно крайнее к торцу здания музея, где пристройка, – заявил Гектор. – Какие помещения на третьем этаже?

– Архивный фонд библиотеки и рабочие кабинеты, – ответила другая пожилая ученая дама в мохеровой кофте. – Боже мой, но кто… кто упал?!

– Женщина. Темноволосая, худощавая, лет сорока пяти, в темно-синем платье-рубашке. У нее прекрасный парфюм, – Катя описала несчастную незнакомку. – Кто она? Сотрудник музея или технический персонал?

– Лена?! Это ведь она. – Пожилая дама потрясенно обернулась к своей коллеге, глянула на охранников.

– Елена Станиславовна, похоже… Она пришла сегодня около двух, я ей дверь открывал, – ответил охранник. – По описанию вроде она. Но я ее видел в плаще бежевом, затрудняюсь насчет платья.

– Да что вы такое плетете? Зачем Елена Станиславовна могла броситься из окна?! – грозно рявкнула басом пожилая ученая дама, опирающаяся на костыль хай-тек. – Вы на что намекаете, а?

– Может, и самоубийство. Но я дико сомневаюсь, мадам, – ответил ей Гектор. – Вашу сотрудницу… кстати, ее фамилия?..

– Краснова, – подсказал охранник.

– Ее вытолкнули, пытались убить. – Гектор окинул взором моментально притихшую компанию музейных работников, стенд «День Хомячка», фрески, зеленые стены, сводчатый потолок фойе. – Расклад следующий. Не пререкаться! Базар оставить. Нас с коллегой немедленно проводить на третий этаж – в библиотеку или кабинет, определим на месте. Мне сию минуту подготовить полный видеообзор текущих суток с ваших музейных камер – всех без исключения. И внутренних в залах, и наружных, смотрящих в Никитский переулок, на главный вход и на запасной выход во дворы к Моховой.

– А камеры у нас сегодня все отключены, и внешние, и внутренние, – растерянно ответил охранник.

– Почему? – Гектор обернулся к нему.

– Работы у нас профилактические, проводка… Здание старое, перегородки наверху деревянные… Необходим ремонт. Электричество отключали, систему кондиционеров и камеры наблюдения. Сегодня выходной, посетителей нет. И завтра мы закрыты на санитарный день. До сих пор электрики со щитком возятся. Но я двери главного входа и аварийных выходов запер строго по инструкции. Ключи у меня.

– То есть музей в течение последнего времени никто не покидал? – уточнил Гектор.

– Сотрудники не обязаны являться в выходной день, только дежурная музейная смена, – объявила дама в кофте. – Сегодня я и Адель Викторовна – хранитель оссуария, мы на месте… и техники, конечно. Руководство музея в полном составе на расширенном симпозиуме во Владивостоке, посвященном природным заповедникам, они прилетят лишь на следующей неделе. Елена Станиславовна пришла сегодня в музей по своей личной инициативе. Но я до сих пор поверить не могу! Какая-то ошибка! Я ей сейчас позвоню! – Она выхватила из кармана кофты мобильный.

– Не нужно, оставьте, проводите нас скорее на третий этаж, – терпеливо и вежливо заметила Катя. – Мы уже много времени потеряли.

В фойе, словно фантом, возник еще один сотрудник – гораздо моложе всех остальных. Долговязый мужчина лет сорока, однако уже лысый, в сером худи с засученными рукавами и джинсах.

– По какому поводу митинг? – Он изумленно взирал на собравшихся в фойе.

– Сева, к нам полиция нагрянула! – воскликнула басом властная ученая дама с костылем. – Дело нам шьют об убийстве!

– Адель Викторовна, вы меня пугаете.

– Где Елена Станиславовна? Ты ее видел сегодня?

– Конечно, – лысый Сева кивнул. – Она забрала материалы из фонда библиотеки и осталась наверху, кабинеты все свободны сегодня.

– Когда вы ее видели? – уточнила Катя.

– Наверное, в обед или позже. А что? – Сева растерянно моргал.

– Они вломились и твердят, что она – либо самоубийца, из окна бросилась, либо ее выкинул кто-то! – Ученая дама Адель Викторовна ткнула костылем в сторону высокого Гектора. – Кто-то из нас, понимаете, Сева? Языками метут, словно помелом… Уголовку шьют!

– Мадам, криминальный жаргон? Я плакал! – Гектор поднял брови. – Я прям поражаюсь вашему лексикону. Оссуарий – это, кажется, кости? Винтаж?

– Экспонаты, молодой человек. А я, к вашему сведению, в лагере родилась на Колыме. У меня маму гэбэшники посадили в пятидесятом – беременную мной, – отрезала пожилая ученая дама, целясь костылем хай-тек прямо Гектору в живот. – Не вам учить меня лексикону. Сейчас найдем Леночку живой и невредимой, и вы уберетесь восвояси со своими нелепыми оскорбительными подозрениями!

– Пожалуйста, проводите нас скорее на третий этаж, в кабинет Красновой. – Катя обратилась к сотруднику Севе, казавшемуся ей наиболее адекватным из всего негостеприимного окружения.

– Идите за мной. – Сева сделал приглашающий жест, и они вслед за ним отправились по музейному лабиринту навстречу неизвестности.

Но компания хранителей преследовала их по пятам. Ученые дамы быстро передвигаться не могли, обмениваясь гневными тревожными репликами, они спешили изо всех сил. В арьергарде находились охранник и рабочий, монтировавший стенд. Он зачем-то вооружился молотком.

Сева провел Катю и Гектора по фойе мимо чучела знаменитой слонихи из зоопарка – персонажа московских легенд и мемов, – затем по всему Нижнему залу. В стеклянных витринах их встречали чучела животных, пресмыкающихся и насекомых со всего света.

– На лестницу прямо за Жориком!

«Жорик» оказался скелетом ископаемого мамонта в углу Костного зала. Лестница, скрывающаяся за ним, вела на второй этаж в Верхний зал. Они очутились в царстве птиц. Когда пересекали зал, Катя обратила внимание на одну витрину: декорации ручья на фоне нарисованных гор со снеговыми вершинами и на ветках чучела небольших птиц удивительного глубокого синего цвета. Инсталляцию создали с редким искусством и правдоподобием, оперение птиц в электрической подсветке сверкало драгоценным сапфиром. Катя даже замедлила шаг, любуясь. Несмотря на всю серьезность и трагичность момента, она ощутила в душе смутное сожаление – каждый рабочий день она ходила в главк мимо Зоологического музея, но не посещала его – лишь в детстве, в школьные годы…

Они быстро миновали галерею Верхнего зала. Прошли по коридору с фотоэкспозицией, посвященной истории зоомузея.

– На служебную лестницу теперь за Вовиком – за мной, прошу. – Сева открыл скрипучую дубовую дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен».

«Вовик» – притаившийся на лестничной клетке еще один гигантский, устрашающий взор скелет мастодонта, словно допотопный страж охранял путь на третий этаж. По винтовой лестнице они поднялись под самую крышу музея. Шли по коридору, Гектор распахивал двери всех кабинетов. Катя достала из своей сумки кросс-боди салфетки, и они касались дверей через них. Окна везде закрыты. Последняя дверь. Гектор потянул ручку, обернутую салфеткой, на себя, и дверь распахнулась.

Катя увидела открытое окно. Очень низкий подоконник. На хлипкой приставке сбоку, заложенной книгами, стоял горшок с декабристом. Его аккуратно переместили с низкого подоконника. Не скинули на пол. Не разбили вдребезги, сломав комнатный цветок.

Они с Гектором вошли.

– Вы оставайтесь снаружи, – велел Гектор Севе.

Тот устремился за ними.

– Нет Елены Станиславовны! – растерянно констатировал Сева. – Она упала? Отсюда?! Из кабинета? Но она жива?!

– Она, к счастью, жива, – ответила ему Катя. – Ступайте к лестнице, передайте остальным, пусть не заходят даже в коридор. И ничего не трогают. После нас наши коллеги – полицейские и эксперты – еще раз проведут во всех помещениях третьего этажа тщательный осмотр. Не стоит вашим сотрудникам искушать судьбу, навлекать на себя лишние подозрения. Предупредите их, пожалуйста.

Гектор подошел к окну и выглянул наружу.

– «Скорая» отчалила, – сообщил он. – Краснову везут в больницу. Кипеж внизу в самом разгаре. Петровка, 38 пожаловала, я их вижу. Коллега Гущин отдувается за всех в окружении конкурентов. Скоро они и сюда нагрянут, надо нам торопиться. Итак, все случилось именно здесь. Отсюда ее вышвырнули из окна.

– Гек, никаких следов борьбы, – Катя осматривала кабинет. – И обстановка не нарушена. Полный порядок.

– Заценил уже, Катенька, но… Заметила, здешние «божьи коровки» прям ополчились на нас! Есть что скрывать им? Нервы нам мотали в фойе, тянули резину. А здесь, наверху, кто-то мог скоренько убрать все, зачистить улики. Шик-блеск-крррасота!

– Все не уберешь, – резонно ответила Катя. – Давай раму оконную осмотрим. Когда жертва сопротивляется убийце, на раме часто заметны следы – царапины, сколы.

Они оглядели окно, раму, подоконник – и ничего подозрительного не увидели. Кроме приставки в тесном кабинете имелись лишь стол и два стула. На стуле у двери лежал небрежно брошеный бежевый тренч, на спинке висела дамская сумка с потертыми ручками и расстегнутой молнией.

– Гек, здесь никто ни с кем не боролся, – объявила Катя, чуть поколебавшись. – Приставка дряхлая на двух опорах, вплотную к подоконнику. Краснова – женщина высокого роста, если бы ее кто-то насильно выталкивал из этого окна, она бы в борьбе непременно задела ногами приставку и опрокинула. Подоконник очень низкий и широкий. На него удобно садиться. Цветок заботливо переставили с подоконника, когда открывали створки. Чувствовал ты спертую духоту в музейных залах, когда мы шли? Они отключили не только камеры, но и кондиционеры по всему зданию. Кондиционер над дверью, – Катя указала на белый короб над притолокой. – Он не работает. В коридоре третьего этажа просто нечем дышать, сегодня плюс двадцать пять, и на солнце к концу дня крыша музея сильно нагрелась. Ничто не указывает на насилие – наоборот, все факты свидетельствуют об обратном. Краснова из-за духоты сама распахнула окно. Мы с Гущиным слышали стук или шум в переулке со стороны музея, когда вышли из главка. Потом еще звук… может, стон? Но если бы Краснову выталкивали, она бы кричала, звала на помощь.

– Катенька, все зависит от сноровки и навыков нападающего, смотря как творчески подойти к вышвыриванию. Способы разные есть. – Гектор усмехнулся уголком губ, словно вспомнил что-то. – В ученой норке все подозрительно чисто. И меня полный ажур настораживает. Мы же с тобой видели траекторию падения тела.

– Краснова упала не под окна музея, а на проезжую часть, ударившись о фонарь, а затем о парковочный барьер, – ответила Катя. – Здесь нет ни малейших признаков борьбы и насилия. Но на суицид тоже не похоже. Мы же с ней говорили, какая она самоубийца? Она пыталась нам что-то сообщить, непонятно, правда, о чем ее слова. Но она не назвала тебе имени убийцы! Она бы сказала, ведь убийцу, находившегося с ней в кабинете, она точно знала. Если не убийство и не суицид, остается лишь несчастный случай. Ей внезапно стало плохо? Поэтому она начала открывать окно, запертое десятилетиями? Сама переставила декабрист, распахнула створки и… села боком на подоконник. Она могла потерять сознание, отключиться и наклонилась. Дальше уже сила тяжести увлекла ее вниз.

Гектор показал Кате большой палец.

– Впечатлен логикой твоей, Катенька, но… останусь пока при своем. Ты заметила вид ее глаз?

– Красные глаза, кровью налитые, – ответила Катя. – Я еще подумала, она их травмировала при падении.

– Нет, никаких синяков, она не ударялась лицом. Точечные петехиальные кровоизлияния я разглядел. Разрыв микрососудов. Случается при сердечных приступах и еще по ряду причин.

Катя слушала внимательно – Гектор всегда подмечает неведомое другим. И выводы его о скрытом почти всегда верны.

– Все же, по-твоему, Краснову убили? – спросила она.

– Не знаю пока, очень мало информации. Но в кабинете, где она провела последние часы перед падением, картина подозрительно мирная. – Гектор обернулся к рабочему столу. – Даже ноутбука нет. Ну, фауна! По старинке все в музее зоологии – бумажки, бумажки, листочки, клочки… Вроде старые письма. Короб с номером – библиотечный файл, она забрала материалы из архива, так нам поведали злые «божьи коровки»… Ба, ее мобильник! – Гектор рукой, обернутой в салфетку, сдвинул вбок пожелтевшие листы, исписанные выцветшими от времени синими чернилами. – Смартфон крутой. – Он коснулся экрана, тот остался темным. – Запаролен, Face ID.

Он достал свой навороченный смартфон и начал быстро фотографировать бумаги на столе. Катя заметила на одном пожелтевшем листе внизу дату 1931.

– То, с чем она работала, у нас сейчас времени нет изучить. Петровка в двери музея лбом стучится. – Гектор продолжал быстро профессионально фотографировать документы. – Если признают попытку суицида, то никому этот бумажный хлам будет не интересен, но если я прав, то… К тому же в ее последних словах крылось нечто чрезвычайно загадочное. Хотелось бы мне разобраться подробнее.

В коридоре послышались шум, голоса.

– Закругляемся, – объявил Гектор. – Последний штрих.

Он потянулся к стулу и через салфетку дотронулся до сумки Красновой, скинул одну потертую ручку со спинки. Из-за открытой молнии стало видно содержимое – пудреница, ключи, косметичка, солнечные очки, пачка салфеток, кошелек. Боковое отделение, чем-то набитое, плотно закрывала вторая молния.

– Она не замужем, – уверенно заявил Гектор. – Обручального кольца на пальце нет и приперлась в музейный выходной на работу. Типичный синий чулок.

– Как я, – сказала ему Катя.

Гектор посмотрел на нее. Взгляд его сразу изменился, потемнел.

Шум в коридоре усилился. Они быстро покинули кабинет. «Божьи коровки» не вняли предупреждению Кати – ученые дамы, охранник, Сева и рабочий с молотком двигались по узкому пространству коридора сплоченной группой.

– Елена действительно бросилась из окна? – взволнованно обратилась к Гектору и Кате ученая дама с костылем хай-тек. – Почему? В чем причина? Личное? Она пребывала в длительной депрессии… Она мне жаловалась.

– Мы пока не можем сказать точно, что именно произошло с вашей сотрудницей, – честно призналась Катя. – Надеюсь, она сама нам расскажет. Ее увезли в больницу, она жива.

– А я вспомнил! – воскликнул тревожно охранник. – Не знаю, наверное, не важно, но все же… Сегодня днем она шла к музею другой дорогой, чем ходит всегда, годами.

– То есть? – поинтересовался Гектор.

– Она живет за городом, в поселке, ездит на электричке, затем на метро до «Библиотеки имени Ленина», самая к нам ближайшая станция, потом пешком до музея. Обычный ее многолетний путь. Сегодня в два часа я открыл дверь музея рабочим и увидел Елену Станиславовну, она спускалась вниз по Большой Никитской, причем по противоположной стороне мимо Консерватории, пересекла улицу и вошла, поздоровалась со мной. Она не выглядела подавленной или расстроенной. Скорее немного рассеянной, словно задумалась о чем-то. А лицо у нее было просто землистым.

Глава 6
Шалаево

Явившиеся в Никитский переулок на место происшествия полицейские Петровки, 38 остановили Катю и Гектора на выходе из Зоологического музея. Полковник Гущин вмешался и объяснил: наша сотрудница, отправленная мной в музей для проверки, и полковник Гектор Игоревич Борщов, оказавший ей активную помощь. У Гектора больше не имелось всесильного бейджа правительственного «консультанта», но старший оперативной группы Петровки лишь глянул на него оценивающе-внимательно – и отпустил его и Катю.

Катя быстро рассказала Гущину об увиденном и услышанном в зоомузее. Гектор забрал у него Катин шопер с вещами, он о чем-то думал. Гущин до сих пор не мог прийти в себя. Он, выезжавший на сотни происшествий, убийств, кровавых разборок, видевший всякое, пребывал в смятении. Годами он глядел из окна кабинета на голубое здание музея напротив – оно казалось ему вечным, незыблемым символом покоя и стабильности. Гущин, ревниво относившийся к Петровке, 38, сравнивал частенько в душе: они, Петровка, отгородились от всех стеной, заперлись от города и мира. А подмосковный главк не строил стен и заборов, окна в окна с ним – старинный прекрасный особняк, музей в переулке, – средоточие учености и академизма. Чисто московское интеллигентное сосуществование. Единство полных противоположностей. Но, оказывается, покоя и мира нет и в оплоте учености, в музей проник вездесущий темный хаос. Полковник Гущин воспринимал происшедшее крайне болезненно, с разочарованием. Он внимал словам Кати – она старалась не упустить ни одной детали.

– Краснова больше ничего не сказала, – поинтересовался Гектор, – когда ее забирали врачи?

– Нет, я находился все время рядом, – ответил Гущин. – Я тоже ждал – вдруг она назовет имя вытолкнувшего ее из окна. Но, выходит, не очень похоже на попытку убийства?

– А на суицид совсем не похоже, – заметил Гектор. – Интересные она вещи бормотала.

– А кто это может быть – Хан-Тенгри? – спросил полковник Гущин. – Имя напавшего на нее?

– Хан-Тенгри – гора на Тянь-Шане. Пик неземной красоты, полное совершенство. – Гектор неотрывно смотрел на Катю. Она поправляла растрепавшиеся густые волосы, подкалывала их высоко японской шпилькой.

– Гора в Средней Азии? – уточнил полковник Гущин озадаченно.

– На самой границе Киргизии, Казахстана и Китая, округа Синьцзян. Место силы. – Гектор улыбнулся Кате. – Хан-Тенгри переводится как Небесная гора.

– Как… как вы сказали, Гектор Игоревич? – Полковник Гущин резко повернулся к нему.

– Небесная гора. А что?

Гущин молчал.

– Елена Краснова упомянула про сокровище, – заметил Гектор. – Бесценное сокровище. Его кто-то якобы искал, и всех прикончили. И она при смерти. Надо же, музейная «божья коровка» – и сокровище… Пиастррры!

В его серых глазах вспыхнули и погасли яркие синие искры. А Гущин внезапно вспомнил сплетню в кулуарах про полковника Гектора Борщова – Гектора Троянского. Мол, бывший элитный спецагент, экс-наемник – законченный авантюрист. Работал за крупный процент денежным вышибалой в интересах одиозного 66-го отдела.

– А Шалаево – это… – небрежно бросил Гектор.

– Заброшенная железнодорожная станция в шестидесяти километрах от Москвы, я выезжал как-то туда на разбойное нападение на водителей фур, – ответил полковник Гущин. – Место глухое, старая железнодорожная ветка больше не используется. Когда-то служила главным перевалочным пунктом у наркоторговцев из Средней Азии. Давненько.

– Краснова нас именно туда настойчиво посылала, – заметил Гектор. – По ее словам, кто-то еще там. Какое-то доказательство привез… Чего? Существования сокровища?

– Небесная гора, – полковник Гущин глянул на Катю, потом на Гектора. – Хан-Тенгри… я слышал о ней совсем недавно.

– А что случилось? – с любопытством спросила Катя. Она потихоньку приходила в себя после невероятных событий в родном Никитском переулке.

– Я вам расскажу, – полковник Гущин колебался, он явно хотел им предложить…

– Давайте рванем прямо сейчас в Шалаево, а, Федор Матвеевич? – Гектор его опередил.

По выражению лица Гущина Катя поняла: их планы с Гектором полностью совпали.

– Нельзя же не откликнуться на просьбу несчастной женщины о помощи, – продолжил Гектор. – Узнаем, кто ждет в Шалаево, и про доказательство. Ну, раз бесценное сокровище упомянуто…

– Ночью на месте окажемся, пробки. – Полковник Гущин еще колебался.

– Катенька, решение за тобой. – Гектор смотрел на Катю.

– Поехали в Шалаево! – воскликнула Катя. – Подумаешь, пробки, потерпим, доберемся и узнаем. Нельзя просто оставить все… Я, например, до сих пор не опомнилась толком. В случившемся на наших глазах – не просто неясность. Тайна!

– И у тайны имеются дополнительные странные обстоятельства, – заметил полковник Гущин. – Я вам по дороге расскажу о них.

Они дошли до Леонтьевского переулка, где Гектор припарковал свой черный «Гелендваген».

– Солидная машина у вас, Гектор Игоревич, в традициях конторы, – пошутил Гущин. – Пословица ваша конторская: «Кто как, а мы скромненько на „Гелендвагенах“». Да?

– Избавиться мне от тачки? Раздражает публикум? – усмехнулся Гектор, помогая Кате взобраться на пассажирское сиденье рядом с собой.

Полковник Гущин сел сзади, глянул в зеркало заднего вида на Гектора.

– Нет, зачем же? Она вам, Гектор Игоревич, чрезвычайно подходит, – ответил он.

Катя не вмешивалась в их пикировку. Гектор крепко взял ее за руку. Он выкрутил руль одним пальцем, вырулил с парковки, и они двинулись по вечерней Москве в Шалаево – навстречу неизвестности. По пути полковник Гущин сообщил им о событиях на дороге в подмосковных Липках, когда впервые услышал про Небесную гору.

Дело с убийством мигранта застопорилось. За сутки местные стражи порядка не сумели установить его личность. Они провели тотальный рейд на окрестных стройках ЖК, задержали десяток нелегалов, руководителям и прорабам показывали фотографию зарезанного в старой «Ладе», однако его никто не опознал. Следователь не стал слушать доводов разума и сомнений, он с ходу задержал обоих парней – тех, на ком обнаружили кровь убитого. Родители наняли мальчишкам адвокатов, те начали собирать улики в пользу невиновности подопечных. Следователь упирал на следы крови и на показания патрульных. Но против доводов следователя, как доложили полковнику Гущину, выступали факты, установленные криминалистами-экспертами и патологоанатомом при вскрытии трупа неизвестного. Ножевые раны оказались разной давности. Рану под левую лопатку потерпевшему нанесли, как и предполагал Гущин, первой, а рану в область шеи спустя примерно два часа. Именно она и оказалась смертельной. И еще имелась крупная нестыковка: машина «Киа», принадлежавшая отцу одного из задержанных парней, стояла прямо на бензиновой дорожке. То есть показания подростков о попытке погасить зажженное пламя, наехав на него колесами, полностью подтверждались.

Обо всем этом Гущин и поведал Кате и Гектору.

– Раз пацаны действительно старались загасить огненный бегунок к «Ладе», практически рискуя самим загореться и взорваться, зачем им было убивать мигранта? – спросил он сам себя в раздумье. – И еще деталь – «Лада» угнана накануне из двора в Калуге. Наши установили по базе данных. Принадлежит пенсионеру, он ранее сообщал об угоне. По-моему, не потерпевший мигрант ее угнал, нет. Его на «Ладе» перевозили раненого и потом в ней же добили. Тогда при чем здесь арестованные мальчишки?

– Мигрант сказал им про Небесную гору – Хан-Тенгри? – Гектор смотрел на Гущина в зеркало заднего вида.

– Получается, да. Еще он произнес слово «жегич». Что оно может значить?

– Понятия не имею, – ответил Гектор. – Федор Матвеевич, скиньте мне его фотографию посмертную. Я постараюсь разузнать о нем подробнее.

– Два звонка – три мейла? – улыбнулась Катя.

– Ага, – Гектор обернулся к ней. – Подключу кой-кого, они мне в покер должны, продулись в пух. Поживее дело двинется, чем у коллег полковника из Липок.

Он продиктовал Гущину номер своего мобильного. Тот отыскал в медиатеке фотографию, присланную ему криминалистом-экспертом. Поколебался секунду – а надо ли? – но отправил Гектору снимки мертвеца.

Они медленно ползли в потоке машин по столичным пробкам. На проспекте Гектор остановился у кофейни, вернулся быстро с картонными стаканами в подставке.

– По нашей традиции мятный капучино – тебе. – Он протянул Кате стаканчик. – Мне двойной эспрессо. Федор Матвеевич, вам я взял макиато и эспрессо. На выбор.

Он протянул оба стакана Гущину.

– Гектор Игоревич, спасибо, но я…

– Не нарушать же нашу с Катей традицию, – Гектор Троянский лучезарно ему улыбнулся.

Полковник Гущин подарок принял. Поймал себя на мысли – он пока не знает, как ему относиться к полковнику Гектору Борщову. Этакий симпатяга! Но что он за человек? Судьба столкнула их в Никитском переулке. И они невольно стали соратниками в странном деле, имеющем весьма зыбкие, неопределенные контуры. Он реагировал на Гектора осторожно.

Вырвались за МКАД, пробки лишь усилились. Окрестностей Шалаево они достигли около одиннадцати. Гектор вбил в навигатор название заброшенной станции. Полковник Гущин совсем не помнил местности – вечность прошла с его выезда на разбой в Шалаево. Они медленно двигались вдоль заброшенной железнодорожной ветки, свернув с шоссе на разбитую бетонку. Навигатор не помогал. Мрак окутывал округу, угадывались лишь смутные очертания: разрушенная платформа станции, за ней темный лес, с другой стороны – пустырь. Они миновали станцию, бетонка перешла в грязный проселок.

– Что, если Красновой стало плохо, и она сама выпала из окна? – заметила Катя. – Все сказанное ею мы могли бы счесть бредом, но к чему тогда отнести слова мигранта из Липок? Федор Матвеевич, а Липки далеко отсюда?

– Совсем в другой стороне, километров сто к востоку от Шалаево, – ответил Гущин.

Он устал до крайности. Ловил себя на мысли: ему уже вообще ничего не хочется. От изматывающего пути, через пробки, тело его ломило, голова трещала от дорожного шума. А здесь они ничего не найдут. Куда их понесло? Если и явился кто-то сюда, в сущую дыру, он давно уже не здесь. Если у Красновой была назначена встреча с кем-то в Шалаево, почему она торчала до вечера в музее? Ехала бы на электричке до Пяткино, затем на рейсовом автобусе, потом пешком. Машины у нее своей, кажется, нет – по словам музейных сотрудников, она на работу ездила на электричке. Нет, пустота… дурь… зря они поперлись в такую даль, поддавшись внезапному порыву…

– Развилка, – объявил Гектор.

Он остановился. Вышел из машины, Катя – за ним. Полковник Гущин очнулся от скучных дум. Тьма. Фары дальнего света «Гелендвагена» – желтые полосы во мраке ночи.

– Никого нет, – Гущин огляделся. – Проселок, пустырь, деревенская тропа.

– Барак заброшенный. – Гектор указал на темный силуэт здания недалеко от ржавых путей.

Он открыл багажник, извлек из армейского баула, который постоянно возил с собой, фонарь.

– Единственное укрытие здесь – барак, айда проверим его, – скомандовал он.

Они с Катей направились через пустырь к руинам. Полковник Гущин плелся следом, остановился, кашляя. Начал накрапывать мелкий дождик. Вместе с ним по окрестностям разливался густой сырой туман, усиливавший гнетущую и мрачную атмосферу.

– Катя, ты внутрь не заходи, я сам сначала взгляну, – объявил Гектор, когда они приблизились к бараку. Свет их фонаря выхватил из тьмы сгнившие бревна стен, черный пролом, некогда служивший окном. Гектор у пролома оттолкнулся рукой от бревен и легко запрыгнул внутрь. Катя осталась снаружи, она зорко вглядывалась во тьму, готовясь в душе при малейшей опасности для Гектора ослушаться его просьбы и прийти на помощь. Пятно фонаря ползло по грязным оштукатуренным стенам, исписанным граффити, по грудам мусора и щебня внутри барака. Подошел полковник Гущин.

– Как внутри?

– Пусто, – ответил Гектор. – И спрятаться особо негде.

– Зря ехали. – Гущин подтвердил худшие свои предположения. – Мало ли что Краснова плела в травматическом шоке, ударившись об асфальт.

Катя медленно двинулась вдоль стены барака, стараясь во тьме не споткнуться о наваленный мусор. Ее офисный брючный костюм начал промокать под мелким сентябрьским дождем. Она достигла второго пролома в стене. Заглянула – Гектор все еще находился внутри, светил фонарем. Катя обернулась: пустырь, кроме развалин барака, действительно негде спрятаться. Краснова ничего, однако, не говорила про барак, она упоминала лишь развилку. Но можно ли считать развилкой пересечение проселка и деревенской тропы? А вдруг они приехали не туда? Она завернула за угол барака. У стены – сплошной бурьян. В темноте ноги Кати запутались в сухой траве, под подошву лофера что-то попало. Камень?

Катя низко наклонилась – белая пластиковая бутылка без пробки. Бутылка выглядела новой, без следов грязи. Катя достала из сумки салфетку и обернула руку, подняла бутылку. Прочла на этикетке: «Дюфалакс 600 мл». Слабительное? Внутри бутылки плескались остатки лекарства.

Дальше за бурьяном что-то белело.

Катя сделала несколько шагов и…

Из тьмы и тумана, словно в фильме ужасов, выплыли очертания человеческого тела, распростертого на земле.

Абсолютно голое тело!

Услышав возглас Кати, Гектор выскочил из пролома, обогнал полковника Гущина на углу барака. Посветил армейским фонарем.

– Мертвец!

Они смотрели на труп голого мужчины – темноволосого, низкорослого, по облику азиата. Тот лежал, уткнувшись лицом в землю. Тело источало тошнотворный смрад. На мертвеце полностью отсутствовали одежда и обувь. Кожа на смуглой спине и ягодицах блестела от дождевой влаги. Полковник Гущин наклонился и коснулся головы мертвеца.

– У него волосы слиплись от крови, – произнес он тихо.

Полковник Гущин вытащил из кармана пиджака резиновые перчатки – он носил их с собой постоянно – и осторожно повернул голову мертвеца. Свет фонаря Гектора уперся в разбитый окровавленный висок несчастного. Полковник Гущин пощупал затылок.

– Ему череп размозжили несколькими ударами. Кровь в волосах и на височной ране густая, вязкая, свернулась, но не полностью засохла. Его убили часов пять назад максимум.

– 23.10. – Гектор глянул на свои часы. – Выходит, его прикончили в то самое время, когда Краснова вылетела из окна, или немного раньше. Ну и вонь от него.