Татьяна Степанова
Храм Темного предка

Глава 3
Что сказал покойник

Задержанных охраняли полицейские. Полковник Гущин подошел, глянул: испуганные пацаны и девчонка в спортивных бомберах, кроссовках. От них за километр разило пивом. На толстовках и штанах двух парней расплылись обильные пятна крови.

– Мы его не убивали! – загалдела вся компания наперебой. – Мы его, наоборот, спасти пытались! Остановились на дороге ради него!

Полковник Гущин выбрал двух окровавленных фигурантов и девушку, с троицей под охраной отошел подальше.

– Вы аварию с «Газелью» на развилке едва не устроили? – прямо спросил он.

Парни закивали, бормоча: «Мы не нарочно! Водила дорогу не уступил».

– А здесь что натворили? – Гущин указал на старую «Ладу» на обочине. – Тоже не уступил вам мигрант дорогу? Подрезал вас? И вы с ним посчитались? Наказали его?

– Да нет же! Мы полицейским объясняли! Они нас послали! Схватили, обыскали! Выслушайте хоть вы нас, – горячо возразил парень постарше. – Мы ни в чем не виноваты!

– Это он все сделал! – выпалил фальцетом его несовершеннолетний приятель. – Мы с Лерой вообще ни при чем!

Гущин вздохнул – поплыли ребятки. Юнец уже сливает корешка, сейчас наперебой начнут валить один на другого. Нервы, нервы, нервы… Зумеры в передрягах народ нестойкий.

– Он зарезал мигранта? – Гущин, обращаясь к подростку, кивнул на его старшего приятеля.

– Вы что? Нет! Послушайте меня, – завопил юнец испуганно. – Кирка тоже ни при чем, и я, и все наши… Мужика убил тот, кто был там! – И он указал в сторону пустыря.

Гущин глянул – в свете фар бурьян, заросли редких кустов и деревья, вроде чахлая придорожная рощица, даль тонула во тьме.

– Рассказывайте, только не врите, – велел он.

– Мы просто катались ночью, свернули на Липки, – сбивчиво начал старший парень. – Олег мне крикнул вдруг: «Смотри! Трава горит!»

– Я увидел на обочине бегунок! – подросток сильно волновался. – А в свете фар впереди машину на обочине. И я сразу подумал: словно в фильме – кто-то разлил бензин, поджигая тачку. Я крутанул руль и съехал в кювет, чтобы колесами загасить огненную дорожку, не дать распространиться! И остановился! Я не думал, не боялся, что наша машина загорится. Я сделал все на автомате!

– То есть ты, в свои шестнадцать, утратив инстинкт самосохранения, в состоянии алкогольного опьянения управлял чужой машиной без прав? – уточнил невозмутимо полковник Гущин.

– Да! Но это не важно сейчас. Выслушайте нас! – Подросток придвинулся к Гущину почти вплотную. – Мы выскочили из тачки. Лера закричала: «Смотрите, у леса кто-то есть!»

Полковник глянул на девушку Леру. Косметику на ее личике размыли обильные потоки слез.

– У деревьев в траве еще тлел огонь. И я заметила темную фигуру, – всхлипнула Лера. – Я толком не разглядела. Огонь на земле вспыхнул и погас. А тень метнулась за деревья. Ой, нет, все было не так!

Гущин хмыкнул: подозреваемые в групповом убийстве традиционно начинают путаться в показаниях. Во лжи?

– А как все проистекало, Лера? – терпеливо спросил он.

– Человек стоял в темноте, он видел нас, все длилось примерно минуты две. Он ждал, колебался – напасть на нас или же скрыться. К счастью, подъехали наши, вторая машина, они ведь чуть отстали. Мы их обогнали! Он просто понял – нас много, он не справится со всеми. И огонь его погас в траве. Он не решился запалить бензин снова. И юркнул во тьму.

– Ясно, – подытожил спокойно полковник Гущин. – Дальше?

– Мы все бросились к машине, – заявил парень постарше. – Олег рванул заднюю дверь, и на него буквально вывалился оттуда тот мужик, весь в крови. Он захрипел, грохнулся на землю, мы с Олегом пытались ему помочь, у него горло было перерезано!

– Потерпевший находился в салоне «Лады» на заднем сиденье? – уточнил полковник Гущин. – И он на тот момент еще подавал признаки жизни?

– Да! Да! – завопила хором троица. – Мы его не убивали!

– Олег мне крикнул: «Звони в „Скорую“!» – Лера начала плакать. – Я достала мобилу, но, по закону подлости, мой телефон разрядился. Наши все обалдели… тот узбек… или таджик… он забился в конвульсиях и заорал…

– У него началась агония, он вцепился в нас с Киркой, притягивал к себе близко, я испугался, – сказал глухо Олег. – У него на губах кровь пузырилась, потом потекла изо рта прямо на меня… Он бормотал…

– Что? – полковник Гущин насторожился.

– Про тигра вроде. Тигри… Или тигр… И сказал слово «хан».

– Тигр Шер-Хан? Мигрант вспомнил перед смертью книгу Киплинга? – удивленно уточнил Гущин.

По недоуменному взгляду зумеров он понял: они не слыхали про Редьярда Киплинга.

– Маугли? – сделал еще одну попытку Гущин.

– Не знаю… наверное… Он бормотал, но я не понял, он говорил на своем языке.

– Он схватил меня за волосы, когда я наклонилась, – прошептала Лера. – Давясь кровью, прохрипел мне по-русски: «Небесная гора».

Мальчишки закивали: точно!

– А потом он умер, – Лера уже рыдала. – Его пальцы вцепились в мои волосы клещами, но он уже не дышал. Олег начал разжимать ему пальцы. Мы услышали вой полицейской сирены, патрульная машина примчалась. Мы еще больше испугались, только мертвяк держал меня за волосы, я пыталась освободиться при помощи мальчишек.

– Вы ему сломали пальцы? – спросил полковник Гущин.

– Нет! – Лера глянула на него – дикий взгляд сквозь слезы. Затравленный.

– Наши, остальные, бросились к тачке, но мент выстрелил в воздух, потом по колесам, – заявил Олег. – Пальцы у мертвого сами вдруг разжались. Лера освободила волосы. Но патрульные нас уже повязали.

– Какой рукой потерпевший вцепился вам в волосы? – полковник Гущин задавал важные вопросы невозмутимо. – Левой или правой?

– Правой… ой, нет, левой! Я уже не помню! – Лера всхлипывала. – Какой-то сюр… кошмар, и мы внутри!

Гущин кивнул патрульным: стойте здесь с троицей, охраняйте их, – а сам направился к криминалисту-эксперту. Итак, задержанные пытались дать логическое объяснение факту наличия крови на их одежде и сообщили, что трогали старую «Ладу» – по крайней мере, дверную ручку снаружи. Их отпечатки пальцев найдут и проверят. И факт сей тоже не в их пользу.

– Две бензиновые дорожки от машины – от переднего правого колеса и заднего левого, сливаются в одну, – сообщил криминалист Гущину. – Поджог пытались устроить с умом, однако он все равно не удался.

Они вместе двинулись по бензиновому следу вдоль кювета к черной «Киа» – именно ее колесами безбашенный зумер якобы пытался погасить огненную змейку, не страшась сам взорваться. Внимательно осмотрели грунт, траву, канаву, выбрались на пустырь. Внезапно эксперт обо что-то споткнулся в темноте и посветил фонарем.

– Канистра! – Криминалист поднял ее и осмотрел: пустая, пластиковая, пробка отсутствует.

– Вызываем кинолога, – решил Гущин. – Задержанные упоминали человека у рощи. Отработаем след.

Эксперт позвонил в дежурную часть насчет кинолога. Тот примчался на патрульном «газике».

– По бензину работаем? – осведомился он. – Это не есть хорошо, да, Солнышко?

Его напарник-овчарка в наморднике глухо, басовито тявкнула, подтверждая. Полковник Гущин дал им обоим полный карт-бланш, он никогда особо не вникал в тонкости работы четвероногих помощников полиции. Его интересовал лишь результат.

– Я еще вам одну вещь хочу сказать. Я вспомнила! – тоненьким голоском крикнула ему девушка Лера.

Гущин вернулся к задержанным.

– Я дергала волосы из его пальцев, – тихо произнесла девушка. – Он умирал на моих глазах. Мы ничем не могли ему помочь, он истекал кровью. Но я слышала его самое последнее слово.

– И что сказал покойник? – осведомился полковник Гущин.

– Жегич.

– А что это?

– Я не знаю, – Лера зябко передернула худенькими плечами. – Но я не забуду нынешней ночи.

Кинолог с овчаркой вернулся быстро.

– Солнышко отказывается работать в адских условиях, – пояснил он. – Бензин. Но у деревьев она нашла вещицу.

Он держал в руках смятый кусок черного шелка. Так сначала показалось полковнику Гущину. Он забрал его и, надев перчатки, рассмотрел в свете фар. Предмет оказался расшитой узором, ношеной и засаленной изнутри тюбетейкой, мокрой от бензина.

Глава 4
Окно напротив

День спустя

– Федор Матвеевич, здравствуйте! Я очень рада вас видеть!

Екатерина Петровская, криминальный обозреватель пресс-центра подмосковного полицейского главка столкнулась с полковником Гущиным в вестибюле у КПП.

– Здравствуй, Катя. Ты домой? – Гущин, судя по выражению его лица, тоже обрадовался их неожиданной встрече.

Часы на стене вестибюля показывали четверть седьмого. Прежде Катя не помнила, чтобы полковник Гущин покидал свой рабочий кабинет столь рано, обычно он засиживался в главке допоздна, а то и до утра. Они давно не виделись с полковником – он долго и тяжело болел, затем восстанавливался после очень серьезного ранения при задержании преступника. Перенесенный ковид и рана оставили глубочайший след и в его душе, и во внешности и отразились на здоровье. Катя отметила с тревогой, насколько изменился полковник Гущин – сильно похудел, осунулся и постарел. Зачах могучий дуб… Обращаясь к ней, он слегка подкашливал. Краем уха Катя слышала в главке сплетни: оперативная удача по-прежнему верна Гущину, хотя из-за ухудшения здоровья он все реже выезжает на места преступлений, больше занимается кабинетной аналитикой. И еще коллеги говорили: Гущин теперь постоянно работает в связке с молодыми напарниками с гражданки. Обоих его новых помощников – Макара Псалтырникова и Клавдия Мамонтова – Катя отлично знала, судьба прежде сводила ее с ними. Она безмерно поражалась их крепкому профессиональному и дружескому союзу с полковником – слишком уж они разные люди и по возрасту, и по характеру. Как-то они все вдруг взяли и подружились за ее спиной, сплотились. А ее даже в известность не поставили! Ну надо же!

Впрочем, она особо не вникала в ситуацию – все ее мысли и чувства занимал Гектор. Ее Гек… С трагических и кровавых событий в Кашине и Чурилове миновало десять дней^[5]. За это время они вместе с Гектором снова побывали в клинике на Воробьевых горах. Пожилой доктор, прозванный Катей Асклепием, осмотрел Гектора, проверил анализы и заявил им обоим – осталось подождать еще чуть-чуть, активное заживление продолжается. Расчувствовавшись, доктор обнял Гектора и Катю, пожелав им еще немного терпения.

Катя упросила, буквально умолила Гектора пока уезжать на ночь домой в Серебряный бор. Но она ведь еще и трудилась в пресс-службе! Правда, и ее любимая некогда работа, средоточие всех ее амбиций, постепенно отходила на второй план. Катя ловила себя на мысли: она постоянно думает о Гекторе и теряет профессиональный интерес к криминальным происшествиям. Без него все пусто для нее, все лишено смысла. Гектор, скрепя сердце согласившись покидать ее лишь на ночь, в восемь утра каждый день являлся за ней из Серебряного бора на Фрунзенскую набережную и отвозил из дома на работу. Потом, по его признанию, маялся и считал минуты до вчера. Ровно в шесть он приезжал за Катей в Никитский переулок, забирал из главка. Они вместе ужинали в кафе, разговаривали, строили планы и не могли наглядеться друг на друга. И сейчас Катя, общаясь с полковником Гущиным, постоянно поглядывала в мобильный – нетерпеливый Гектор заблаговременно явился на Большую Никитскую час назад, ждал ее. Написал ей сообщение: «Сдыхаю от тоски. Выходи уже, а?»

– Я домой, Федор Матвеевич, я подписала рапорт на отпуск, – объявила Катя полковнику Гущину. О другом своем важном решении она пока не хотела ему сообщать. Позже расскажет все. Неизвестно ведь, как он воспримет ее новости, еще начнет отговаривать. Она ответила Гектору: «Иду».

– И я домой, – вздохнул полковник Гущин. – Устал. Надоело над бумагами корпеть. Ты далеко машину поставила? Пойдем, я тебя провожу до парковки, а потом прогуляюсь немного, воздухом подышу.

Они вышли из главка. Сентябрьский вечер встретил их почти летним теплом и духотой. Катя сняла пиджак своего делового костюма, осталась в топе без рукавов и брюках. В кабинете она сменила привычные лодочки на высоких каблуках на удобные лоферы. С работы она забрала свои вещи, на плече ее болтался тяжелый шопер.

– Отпуск – милое дело, – меланхолично заметил полковник Гущин. – А ты изменилась, Катя.

– Как ваше здоровье, Федор Матвеевич? – заботливо спросила Катя. – Как вы себя чувствуете?

– Превосходно, весел я и бодр! – Гущин опять начал подкашливать. – А ты просто сияешь…

Он, видимо, хотел продолжить комплимент. Но в этот момент они услышали резкий звук… стук… треск, донесшийся со стороны Зоологического музея. В узком и тенистом Никитском переулке здания подмосковного главка полиции и Зоологического музея располагались прямо друг напротив друга.

Катя подняла голову и увидела открытое окно на третьем этаже, в самом конце здания музея. Почти напротив окна кабинета пресс-службы, где обычно сидела она сама, но значительно выше. Здание подмосковного главка – пятиэтажное, а Зоологический музей, имеющий высоченный фундамент, вмещающий обширный подвал-хранилище и музейные залы с грандиозными по высоте потолками, внешне имеет три этажа, однако высота обоих зданий практически одинакова: окна музея на третьем идут вровень с окнами пятого этажа главка подмосковной полиции. Сколько помнила себя Катя, никакие окна в Зоологическом музее никогда прежде не открывались – даже в июльскую тридцатиградусную жару. Но сейчас на третьем этаже в конце здания, где к зоомузею примыкает его более низкая пристройка-флигель, расположенная напротив бюро пропусков главка, окно оказалось распахнутым.

Однако Катя не успела даже удивиться небывалому событию – она увидела Гектора на углу Никитского переулка: он быстро шел к ней и полковнику Гущину. Тот тоже его заметил – высокого, широкоплечего, атлетического сложения шатена, на вид чуть за сорок, с серо-синими глазами, одетого в серые потертые джинсы и темно-серую рубашку.

– Привет! Еле дождался тебя. – Гектор, подойдя, сразу забрал у Кати тяжелый шопер и закинул себе на плечо. – Ну как дела наши? Удачно?

Наблюдательный полковник Гущин отметил: незнакомец сильно взволнован, он в каком-то всепоглощающем, отчаянном и вместе с тем радостном смятении пребывает. И в нетерпении. И Катя тоже разом вспыхнула. Полковник внезапно почувствовал себя ужасно лишним.

– Гек, это Федор Матвеевич Гущин, – Катя тем не менее представила своего коллегу Гектору. – А это мой…

– Здравствуйте. Катя мне о вас рассказывала, вы работали раньше вместе. А я полковник Гектор Борщов.

Гущин воззрился на него:

– Слышал о вас. Вы тот самый полковник Гектор Игоревич Борщов?! – Гущин уже не мог скрыть своего изумления. Слухи про полковника Гектора Троянского – Троянца, как его окрестили в их общих дальних и ближних профессиональных кругах, и на Кавказе, и в Сирии… – не вязались с обликом того, кого он сейчас видел перед собой. Бывший спецагент. Бывший наемник экстра-класса – гроза террористов. Бывший консультант серьезных структур… Бывший, бывший… Много всякого разного болтали о нем в кулуарах силовиков – и хорошего, и плохого. И вот он перед Гущиным собственной персоной и по виду, ну, этакий Джерард Батлер! Лучезарная улыбка!

– Смотря что вы подразумеваете, полковник, – Гектор усмехнулся уголком рта.

– Вы прежде работали в 66-м отделе ФСБ, и отдел тот гикнулся… то есть его расформировали и ликвидировали с вашей подачи, – Гущин с досадой укорил себя за высказанные вслух досужие профессиональные сплетни. – А вас потом перевели в советники…

– Я уволился из конторы, финита, – лаконично бросил Гектор Борщов.

– Каждый хозяин своих поступков. Признаться, утрата одиозного 66-го отдела меня мало огорчила, земля ему стекловатой, – в тон ему ответил полковник Гущин. – Хотя я далек от интриг: мы – полиция – черная кость, а вы кость белая…

– Я теперь служу только ей, – сказал Гектор и на глазах Гущина демонстративно взял Катину руку, поцеловал в запястье.

Катя руку у него не отнимала. И полковник Гущин опять ощутил себя абсолютно лишним в их компании… Все с ними ясно. Поцелуй в запястье – чего уж больше надо? И теперь его вопросы про прошлое полковника Гектора Борщова более чем неуместны. Он их, может, и не слышит уже, он занят только Катей, поглощен целиком… А она им. Как они смотрят друг на друга!

– Рапорт подписала на отпуск и другое важное дело тоже сделала, – сообщила Катя Гектору.

– Отлично. Отпразднуем. Я столик зарезервировал в ресторане на Твербуле, пойдем, – Гектор все не отпускал Катиной руки.

Вновь пронесся над Никитским переулком странный звук – то ли приглушенный вопль, то ли стон, но его перекрыл громкий вой сирены «Скорой» на Тверской. Они втроем направились по переулку к Большой Никитской улице. Полковник Гущин решил распрощаться с ними на углу. Они поравнялись с входом в Зоологический музей, и Катя машинально оглянулась. Она вспомнила про распахнутое окно на третьем этаже музея под крышей. Гектор оглянулся тоже: он, подобно подсолнуху за солнцем, поворачивался вслед за Катей – куда она смотрит, туда и он. Полковник Гущин плелся рядом, он не оглядывался. В сердце его угнездилась гнетущая тоска: «Я старый больной солдат, донна Роза, и не знаю слов любви…»

Внезапно оглянувшаяся назад Катя резко остановилась.

На ее глазах из распахнутого окна на третьем этаже Зоологического музея вылетел человек.

Женщина в платье, с растрепанными, развевающимися по ветру темными волосами.

Ее тело сначала задело верхнюю часть фонаря на тротуаре под окнами музея. Перевернулось в воздухе и с силой ударилось грудной клеткой о железный барьер, выставляемый полицейскими на проезжей части Никитского переулка, где запрещали любую парковку машин. Тело несчастной, выпавшей из окна женщины опрокинуло барьер и грохнулось на землю. Бедняга упала навзничь.

Катя бросилась к ней. Гектор ринулся за Катей – он тоже все видел. А полковник Гущин пропустил момент падения незнакомки из окна. Обернувшись на возглас Кати, он узрел женщину уже лежащей на проезжей части Никитского переулка.

– Федор Матвеевич! Она из вон того открытого окна музея упала на моих глазах! – крикнула Катя Гущину.

– Сами люди так не падают, – объявил Гектор. – Ее сейчас вышвырнули с третьего этажа!

Вот так и вышло, что у тела несчастной они оказались втроем самыми первыми. В Никитском переулке сначала никто ничего даже не понял – прохожие отсутствовали, а полицейские из службы внутренней охраны главка выскочили минут через пять уже на шум и крики с улицы. Сотрудники главка начали выглядывать наружу из окон – многие собирались домой с работы, их привлекла суета в переулке. Однако в зоомузее не открылось больше ни одного окна.

Катя, подбежав, рухнула на колени рядом с упавшей. Она думала лишь о помощи ей. Гектор и полковник Гущин склонились над телом.

– Федор Матвеевич, она жива. Но могла себе спину сломать, ее нельзя сейчас трогать, переворачивать. Вызывайте «Скорую»! – объявил Гектор. Поднял голову, внимательно осматривая распахнутое окно на третьем этаже музея.

– Гек, я никого не вижу, – и Катя глянула вверх. – Внутри вроде пусто.

– Но кто-то находился с ней. Ее вытолкнули! – убежденно ответил Гектор. – Заметила траекторию падения?

Женщина застонала от боли, захрипела.

– Ххххааан…

– Что? – Катя низко наклонилась к несчастной, уловив аромат дорогих люксовых духов незнакомки. Платье на ней было скромное – офисное, а вот духи потрясающие, шлейфовые.

– Хан…

– О чем вы? – Полковник Гущин вздрогнул – он уже слышал про какого-то Хана. Подростки на ночной дороге, зарезанный мертвец-мигрант, якобы его предсмертные слова…

– Умираю… – незнакомка хрипела.

– Нет, нет, держитесь! «Скорая» уже в пути! Сейчас врачи приедут, помогут вам! Держитесь! Пожалуйста! – Катя пыталась ее ободрить, но не знала способа облегчить ее страдания.

– Кто вас вытолкнул из окна? – громко спросил Гектор. – Кто с вами находился в музее? Его имя!

– Хан… Хан-Тенгри… – Незнакомка, казалось, искала кого-то невидимого, она глядела сквозь Катю. И та заметила что-то странное у нее с глазами. Они красные, налитые кровью. Будто отсветы багрового пламени в них – не закатное солнце.

«Он говорил про тигра… Тегри… или Тигр… – пронеслось в голове Гущина. – Хан… Тигр Шер-Хан?»

– Кто вас выбросил? Скажите мне! Я его сейчас найду! – Гектор добивался своего.

– Сссокровище… – шептала незнакомка. – Они все его искали… их всех тогда убили, и я умираю… вы должны его отыскать… Скорее, может, он еще там…

– Кто? – спросила потрясенная Катя.

– Доказательство… он привез… Шалаево… на развилке… у станции… Бесценное сокровище!

– Кто привез? Какое сокровище? – Гектор тоже опустился на колени рядом с пострадавшей.

– Шалаево на развилке у станции! Сообщите…

– Кому? О чем? – Катя ловила ее шепот, наклонившись к самому ее лицу. Каждое слово давалось незнакомке с великим усилием. Жизнь едва теплилась в ней.

– Сообщите… – Глаза несчастной закрылись.

Со стороны Большой Никитской послышался вой сирены «Скорой».

– Федор Матвеевич, вы оставайтесь с ней, врачи на подходе. Сюда ведь Петровка нагрянет разбираться, ваши сотрудники здесь не смогут работать, да? – Гектор поднялся и подал руку Кате. Он брал ситуацию под свой контроль и дерзко командовал самим полковником Гущиным.

– Дежурный по главку уже позвонил московским, а с начальником МУРа я сейчас сам свяжусь. – Полковник Гущин словно оправдывался, он все никак не мог опомниться. Снегом на голову на них обрушились события! Ведь ничего не предвещало!

– Пока ваша полицейская канитель не завертелась официально, я с Катей в музей, – объявил Гектор. – Он там. Человек, выбросивший ее из окна. Я смотрел все время – входные двери музея не открывались. А если он через запасной выход дернул в сторону Моховой – в музее камеры. Вычислю. Но я думаю, он все еще в музее прячется. И я его достану, подонка. Допрошу и отдам вашим и Петровке. Катя, мы с тобой в зоомузей.

– Гек, музей, кажется, закрыт сегодня. Понедельник. У них выходной, я вспомнила, – сообщила Катя.

– Пусть попробуют не впустить. Фауна, блин! Зверррюшки… А у них из окон людей среди бела дня швыряют. О-бал-деть! – Гектор сдернул с плеча нагруженный шопер Кати, всучил его слегка растерявшемуся в вихре непредвиденных событий полковнику Гущину.

В Никитский переулок заворачивала «Скорая помощь», ее встречали полицейские из службы охраны главка. Сотрудники высыпали на улицу. Врачи спешили к лежавшей на тротуаре женщине. Собиралась толпа.

Гектор с Катей устремились к дверям зоомузея.

Двери дубовые, крепкие, закрытые наглухо. Монолит.