Татьяна Полякова
Трижды до восхода солнца
– Толстяк с глазами навыкате? – сообразила я.
– Точно, – засмеялся Сергей.
Выглядел Багрянский очень солидно, теперь я его, конечно, вспомнила, однако, встретив на улице, вряд ли бы узнала. В детстве он был высоким, худым мальчишкой с вечно торчащими во все стороны рыжеватыми вихрами. Теперь шевелюра потемнела, стригся он не реже двух раз в месяц, волосы уложены волосок к волоску. Он успел обзавестись брюшком, на физиономии печать значительности, можно было не спрашивать: парень – бизнесмен, и бизнес его процветает.
– Примите мои соболезнования, – убрав с лица улыбку, сказала я.
– Спасибо, – кивнул он.
– Перед твоим приходом выяснилось, что Фимка на приеме у Гришина познакомилась с Авророй Леонидовной и уехала из ресторана вместе с ней.
– Так это были вы? Водитель мне рассказывал, только имени вашего не знал. Я хочу, чтобы Ефимия Константиновна присутствовала при разговоре, – вдруг заявил он.
Мы с сестрой быстро переглянулись. Я села, попутно внеся разумное предложение:
– Если уж мы старые знакомые, может, не стоит «выкать»?
– Да-да, конечно, – согласился он и развел руками. – Даже не знаю, с чего начать…
– У тебя проблемы? – нахмурилась Агата.
– Проблемы? Речь пойдет о моей матери. Если коротко, я сомневаюсь, что она умерла из-за своей болезни. Почти уверен: ей помогли.
Мы вновь переглянулись, а потом на него уставились.
– Что ты имеешь в виду? – не выдержала Агата.
– Не хочу, чтобы вы решили, будто я просто помешался от горя, – вздохнул он. – Никаких доказательств у меня, конечно, нет. Но… на первый взгляд все вроде ясно. Она диабетик с большим стажем. С должным вниманием к своему здоровью никогда не относилась… внезапный приступ, кома и… смерть. Маму кремировали. Мысль о том, что придется лежать в земле, приводила ее в ужас. – Он потер подбородок, избегая наших взглядов.
– Сергей, я не понимаю… – начала Агата, он вскинул голову и в упор посмотрел на нее.
– Я… я думаю, что мою мать убили.
– Кто убил? Почему?
– Я думаю, все дело в книге, которую она писала. Мемуары. Мне казалось, это очередной мамин каприз. Стареющая женщина, у которой слишком много свободного времени. Несколько месяцев назад она познакомилась с Юдиной. Известная журналистка, вы о ней, конечно, слышали. Они вдруг подружились. Говорю «вдруг», потому что не припомню, чтобы у мамы были подруги. Мама заявила, что Юдина помогает ей в работе над книгой. А еще сказала, что кое-кому в этом городе мало не покажется.
– Постой, – влезла я. – Ты всерьез решил, что кто-то испугался ее разоблачений?
Он пожал плечами.
– Юдина на ножах с нашей властью. А многие из отцов города и добропорядочных бизнесменов предпочли бы забыть, чем они занимались в девяностые. Мой отец, к примеру, очень не любит об этом вспоминать. Очень не любит.
– Вот как, – кивнула Агата, приглядываясь к нему.
– Да. Попади компрометирующие материалы к Юдиной…
– А у твоей матери они были?
– Не знаю.
– Отец пытался отговорить ее от этой затеи? – спросила сестра.
– При мне – нет.
– А какие у тебя отношения с отцом? – вновь влезла я. Сергей на пару минут задумался.
– Трудно сказать. То есть мы в общем-то ладим, просто он меня никогда не любил. Сестру – да, а меня нет. В детстве я очень страдал из-за этого, мне казалось, что я заслуживаю его любви не меньше, чем сестра. Но отец считал иначе. Потом сестра погибла… разбилась на машине со своим парнем, он выжил, она – нет. Думаю, отец предпочел бы, чтобы на ее месте оказался я. Но в тот момент мне было уже все равно.
– Почему? – спросила я.
– Я рассчитываю на вашу помощь и потому буду с вами предельно откровенен. Он не мой отец. Хотя ни он сам, ни мама никогда мне об этом не говорили.
– От кого ты, в таком случае, узнал?
– От учительницы, на уроке биологии, – усмехнулся Сергей. – Я пришел после урока и спросил сначала у отца, потом у мамы, какая у них группа крови. Из любопытства. Никто из них ничего не заподозрил. А примерно через месяц мне пришлось сдавать кровь на анализ. Вот тут и выяснилось, что у меня первая группа крови, а у родителей вторая. Как видите, все просто.
– Ты сказал им об этом?
– Нет, – покачал головой Сергей. – Нелюбовь ко мне отца теперь была понятна, а ставить родителей в неловкое положение я не хотел. После гибели Вики отец со мной почти не разговаривал, мама, напротив, относилась ко мне с еще большей нежностью. Впрочем, ее любовью я никогда обделен не был, так она пыталась компенсировать строгость отца.
– Можно вопрос? – вновь подала я голос. – Ты считаешь, что в смерти твоей матери виноват он?
– Не знаю, – подумав, ответил Сергей. – Я бы ответил «нет», если б не его увлечение политикой. Потеряв дочь, он решил изменить свою жизнь. В бизнесе он достиг всего, чего хотел. Здесь было новое дело, и оно стало для него главным.
– А разоблачения жены могли ему повредить? Он ведь мог запретить ей…
– Вряд ли. Мама не из тех людей, что уступят угрозам.
– Какие у них были отношения?
– Они любили друг друга. Он ее, вне всякого сомнения, – сказал Сергей, а я вспомнила разговор с Авророй.
– У него есть любовница?
– Наверное. Но с матерью он бы никогда не развелся. Никогда. Он любил ее. По-настоящему. Я вижу, как он страдает. Места себе не находит.
– Он никогда бы не бросил ее, по твоему мнению… но мог бы убить? – спросила Агатка в некоторой растерянности.
– То, что не сделаешь ради другой женщины, можешь сделать ради идеи. По крайней мере, можешь убедить себя, что это необходимо.
– Ты сказал, что отец любил твою мать, – вновь заговорила я. – А она? Как она к нему относилась?
– Они прожили вместе долгие годы. Мать предпочитала не замечать его слабостей, он заботился о ней, она заботилась о нем. Собственно, ему и детям она посвятила всю свою жизнь. Я думаю, она любила его.
– Если так, вряд ли она захотела бы разрушить его планы. – Я снова вспомнила разговор с Авророй и продолжила, подбирая слова: – Если, конечно, она вдруг не решила, что ее жизнь была напрасной. И не захотела отомстить.
– Сложный вопрос, – пожал Сергей плечами. – Очень сложный. И я не смогу ответить на него однозначно.
– То есть вполне возможно, что с ее стороны это был некий шантаж? – нахмурилась Агатка.
– Не думаю, что дела обстоят так скверно. По крайней мере, я не замечал, что между ними что-то происходит. Все было как обычно. Если взаимное недовольство и имело место, его с лихвой компенсировала давняя привязанность. Может, это прозвучит неубедительно, но мне кажется, они жить друг без друга не могли. Даже если это не любовь, а привычка, то из тех привычек, от которых невозможно отказаться.
– Тогда трудно представить, что он причастен к ее смерти. Разве нет?
– Наверное. Но иногда приходится идти на жертвы. Вопрос, что для него в тот момент было важнее.
– Все-таки должна существовать причина, из-за которой твоя мать решилась бы пойти против мужа. Обида, ревность… не знаю что… Он был ей дорог, и, разрушая его жизнь, она автоматически разрушила бы свою.
– Я думал об этом. Причина, конечно, должна быть. Но я ее не знаю. Вполне возможно, что мама вовсе не собиралась раскрывать все тайны отца. Я даже уверен, что она не желала этого делать. Но он был связан с другими людьми. А жалеть их у мамы причин не было.
– И эти люди могли как-то воздействовать на твоего отца?
Сергей кивнул.
– Есть еще вариант. Им необязательно было ставить его в известность. Решив написать мемуары, мама не раз публично заявляла, что кое для кого это будет означать конец карьеры. Она точно нарочно провоцировала их.
– Интригующе, – почесала бровь Агатка. – Но, если честно, не очень верится, что ее книга способна вызвать бурю. Ну, пошумели бы немного, кто-то почувствовал бы себя слегка неловко…
– И об этом я думал. Возможно, я излишне подозрителен. Если вы сможете убедить меня в этом, буду только рад.
– Мы? – слегка удивилась Агатка.
– Вы же понимаете, что в прокуратуру я со своими догадками не пойду. Тело кремировали, зацепок никаких. К тому же среди тех, к кому бы следовало обратиться, вполне могут быть люди, которым смерть мамы только на руку.
– Так чего ты ждешь от нас? – продолжила настаивать сестрица.
– Чтобы вы провели расследование, – сказал он.
– Шутишь? Я – адвокат, а не сыщик.
– Если сыщик понадобится, я оплачу все расходы. И ваши тоже. Поймите, я могу просить о помощи только вас. И только вам доверяю. Вы мои старые друзья и точно не заинтересованы в подтасовке фактов. О ваших родителях, по крайней мере об отце, моя мать отзывалась всегда с большим уважением. Если у вас ничего не получится, что ж, так тому и быть. Но я уверен, все получится. Тебе ведь не впервой проводить собственное расследование, – улыбнулся он Агате.
– Сергей, мне неловко тебе говорить об этом, но ты же сам сказал: нет никаких фактов. Только твои догадки…
– Я был с вами предельно откровенен, потому что во всем хочу ясности. Если вы скажете, что мои подозрения – чушь, я буду жить спокойно. Если нет… человек или люди, убившие мою мать, понесут заслуженное наказание. По крайней мере, я сделаю для этого все возможное.
– Речь сейчас не об этом. Речь о том, что у нас нет достаточных оснований…
– Кое-что есть, – спокойно произнес Сергей. – Собственно, с этого и начались мои сомнения, которые и привели к вам. После смерти мамы я чувствовал себя крайне скверно, что неудивительно. Старые друзья старались меня поддержать. Один из них наш с тобой одноклассник, Агата. Ванька Левашов, о котором мы сегодня вспоминали. Он судмедэксперт, о чем ты хорошо знаешь. Так вот, мы встретились, изрядно выпили, и он как-то вскользь намекнул, что матери помогли умереть. Я был не в том состоянии, чтобы всерьез отнестись к его словам и потребовать объяснений. Но на трезвую голову наш разговор, конечно, вспомнил. И утром поехал к нему.
– И что? – нахмурилась Агатка.
– Он заявил, что мне это приснилось. Ничего подобного он не говорил да и не мог сказать. Врет Ванька всегда очень неубедительно. А он, вне всякого сомнения, врал. Причем был здорово напуган.
– Кто проводил вскрытие?
– Некто Суворкин.
– И он что-то сказал Ваньке?
Сергей пожал плечами.
– А кто еще?
– Но Ваньке-то чего в этом случае бояться?
– Вот это вы и выясните. Вдруг он скажет вам то, что не пожелал сказать мне.
– Я вижу, ты всерьез увлекся идеей заговора. Люди, наделенные властью, спешат избавиться от твоей матери, до того как она выпустит свою книгу?
– Ну, так разубеди меня в этом, – усмехнулся Сергей.
– Ага, скажи на милость, а на фига мне это?
– Я задавал себе тот же вопрос. И все же надеюсь на твою помощь. Потому что мы друзья или, по крайней мере, были ими, потому что мне не к кому больше обратиться и потому что никому, кроме тебя, я не поверю.
Агатка вздохнула и с минуту буравила его взглядом.
– Ты сам-то ее книгу видел?
– Нет. Я ведь относился к затее мамы как к очередному безобидному увлечению. До этого она занималась вышивкой, разводила розы и рисовала акварели. Я был рад, что она не зачитывает мне главы вслух. Акварелями, розами и вышивкой приходилось любоваться. После смерти мамы отец запер ее кабинет и никого туда не пускает.
– Так, может, и нет никакой книги? – с надеждой спросила я. – Твоей маме нравилось держать людей в напряжении, а ничего писать она не собиралась.
– Книга существует. Отец это подтвердил. Но, несмотря на мои просьбы, отказывается показать мне рукопись, это тоже кое о чем говорит.
– Например, о том, что ему просто тяжело заходить в ее кабинет и держать в руках рукопись, над которой она работала в последние дни, – заметила я.
– И это я допускаю. Я ничего не знаю наверняка, – очень серьезно произнес он. – Но хотел бы знать. Простите, что отнял у вас столько времени. – Сергей поднялся и молча уставился на Агату. Хорошо зная сестрицу, я была уверена, что в тот момент она мысленно чертыхалась.
– Попробуем, – неохотно произнесла она.
– Спасибо, – сказал Сергей и направился к двери, притормозил и, обернувшись, добавил: – Как я уже сказал, в расходах себя не ограничивайте. Я заплачу любые деньги.
– Любые деньги, – передразнила Агатка, когда дверь за ним закрылась. – Можно подумать, что это золотой ключик ко всем замкам.
– А то нет, – хмыкнула я.
– Еще одна умница. И кому ты его бабло втюхаешь? Ваньке Левашову?
– А что, можно попробовать. Он ведь был в меня влюблен. Женщина я свободная, авось прельстится. Не мною, так денежкой.
Агатка махнула рукой и начала бродить по комнате, хмурясь и что-то разглядывая у себя под ногами, бестолковое снование туда-сюда всегда являлось признаком тяжких раздумий. Я слилась с интерьером, стараясь ей не мешать.
– Что скажешь? – повернулась она ко мне минут через десять, утомившись бродяжничеством.
– А чего тут скажешь, раз ты уже все решила? Обещала попробовать, значит, будем пробовать.
– По-твоему, с горя Серега увлекся фантазиями?
Я ответственно отнеслась к вопросу, прикидывая и так и эдак.
– Тетка мне понравилась. Такая вполне могла замутить по полной. И если у нее был туз в рукаве, мало бы никому не показалось. А что касается Сереги… с папашей отношения не сложились, а денег у того немерено. Учитывая, что бабы падки на бабло, дядя, погоревав немного, может жениться вторично и даже детей нарожать. И денежки минуют карман твоего школьного приятеля.
– Он наследует долю матери.
– Ага, которую придется делить с отцом. То есть он в лучшем случае получит четвертую часть всего, чем владеет семейство. Многие считают, что целое куда лучше четверти. Так почему бы не получить все, обвинив отца в убийстве?
– Хорошо, что Серега тебя не слышит, – хмыкнула Агата. – Не скажешь, что ты сохранила веру в человечество.
– Это не мой друг, а твой. К тому же я пытаюсь быть объективной. Всю последнюю неделю ты твердишь, что это должно стать моей основной добродетелью.
– Да? Наверное, я увлеклась. Серегу я всегда считала приличным парнем. Но… люди иногда меняются. Особливо если в деле замешаны деньги. У него своих немало. Но много денежек не бывает. Он был с нами откровенен, я бы сказала, излишне. О том, что Багрянский не его отец, мог бы умолчать. Причину своей откровенности назвал, и она вполне годится. Хотя… вдруг это всего лишь хитрый ход… черт, я становлюсь циником.
– Не беда. Ты еще молодая и не раз сможешь поменять убеждения.
– Кое-что меня смущает. Кое-что, делающее рассказ Сереги весьма вероятным.
– Не тяни.
– Суворкин, – глядя на меня, в задумчивости произнесла Агатка.
– Чем знаменит?
– Редкой покладистостью. Он из тех, что подпишут любую бумагу, лишь бы доставить удовольствие высокому начальству. Так что очень возможно, для Ванькиного пьяного трепа имелись основания.
– Что ж, давай покопаемся, – подумав, сказала я.
– Копаться придется тебе, – с довольным видом заявила сестрица.
– Почему мне?
– А кому? У меня и так дел до черта. Нароешь что-то путное, тогда и я подключусь. Будем считать это твоим первым самостоятельным заданием. В общем, дерзай. Я, само собой, в меру сил буду помогать и способствовать.
За свой стол я вернулась, пылая праведным гневом. Ну, хороши! Один, заподозрив злодейство, поспешил переложить свои проблемы на плечи подруги детства, а она с сестринской добротой спихнула их мне. Но, понемногу успокоившись, я обнаружила в ситуации явную для себя выгоду. Теперь вовсе не обязательно сидеть в офисе с осточертевшими мне бумагами. Поболтаюсь среди людей, выясню, что к чему. Была еще причина, не позволявшая отмахнуться от рассказа Сергея, а заодно послать сестрицу к черту с ее заданием. Аврора мне нравилась, а с той минуты, когда я узнала о ее смерти, вдруг, откуда ни возьмись, явилось чувство вины. Занятая своими переживаниями, я ни разу не поинтересовалась ее здоровьем, не навестила в больнице и даже не позвонила. И теперь считала своей обязанностью помочь ее сыну, хотя вряд ли самой себе призналась бы в этом.
Сидя с праздным видом за столом, я прикидывала, с чего следует начать расследование. Труп кремировали, значит, официальные пути для меня закрыты. С догадками и рассказом подвыпившего судмедэксперта к следователю не пойдешь, тем более что Ванька от своих слов уже благополучно открестился. Прежде чем допекать людей вопросами и поднимать волну, нужно выяснить, что это за мемуары, из-за которых разгорелся весь сыр-бор. Если Багрянский-старший своего сына к ней не допустил, вряд ли меня осчастливит. Выходит, лишь одному человеку доподлинно известно, содержался ли в книге некий компромат. Если да, то на кого? Человек этот Наталья Юдина, журналистка и подруга Авроры, помогавшая ей, по словам Сергея, в работе над книгой. Вот с ней и следовало встретиться незамедлительно.
Фамилия журналистки была мне знакома, но не более того. К газетам и журналам я равнодушна и своих денег на них никогда не тратила, довольствуясь бесплатными изданиями, которые временами обнаруживала в своем почтовом ящике. Основным достоинством этих листков были телепрограммы на неделю, но так как и телевидение существенной роли в моей жизни не играло, то эти самые листки я тут же распихивала в почтовые ящики соседей. В общем, мир журналистики был мне неведом, а соваться к тетке, не подготовившись, я не хотела. Для начала стоило узнать, что она за человек и следует ли доверять ее словам. Журналистская братия, по общему убеждению, падка на сенсации и не особо печется о правдивости своих историй.
Тут мне на ум пришел мой первый супруг, в прошлом студент журфака, а ныне главный редактор одной из местных газет. Покопавшись в памяти, я записала номер его домашнего телефона на перекидном календаре, но домой звонить не стала, а заглянула в Интернет и через пять минут набрала служебный номер. Дмитрий Александрович, отягощенный двумя детьми, располневшей сверх меры супругой и злющей тещей, с радостью принял предложение встретиться. Уже довольно давно он предпочитал допоздна засиживаться на службе и домой не спешил, а тут я еще, напустив таинственности, обещала угостить его коньяком.
Через полчаса мы сидели в баре в трех шагах от здания, где находилась редакция его газеты. Прохоров пришел раньше меня, и, направляясь к стойке, я терялась в догадках, что хорошего могла некогда обнаружить в этом рыхлом, рано облысевшем мужике с сонным взглядом. Но тут он улыбнулся и вновь стал похож на того веселого, остроумного парня с безумными идеями, которые настолько увлекли меня, что я прямехонько отправилась с ним в загс.
– Фенька, – сочным баритоном произнес он. – Где были мои мозги, когда я согласился с тобой развестись.
– Ну, мозги-то у тебя всегда были в одном месте, – хмыкнула я, намекая на его большую любовь к женскому полу. В этом смысле, насколько мне известно, в его жизни ничего не изменилось. Он по-прежнему страшный бабник, лысина и жирок дурным привычкам не помеха. Мы братски обнялись и расцеловались.
– Как дела? – разглядывая меня, спросил Дмитрий Александрович.
– Наметились великие перемены.
– Опять замуж выходишь?
– Пока нет, но очень хочется. Перемены коснулись моей трудовой биографии. Я теперь юрист, тружусь у сестрицы.
– Сочувствую, – скривился он. Как и большинство мужиков, Прохоров Агатку побаивался и считал близкое знакомство с ней божьим наказанием.
– Она особо не цепляется, боится, что сбегу. Сестрица обещала родителям сделать из меня человека, и мой побег нанесет ее репутации невосполнимый урон. – Болтая таким образом, мы выпили кофе, потом коньяк, затем еще кофе, и я решила, что пора переходить к насущному. – Сестра занята одним делом, и там всплыла фамилия Юдиной. Вот я и подумала, что ты должен ее хорошо знать.
– Наташку, что ли? – скривился бывший супруг. – А что, собственно, тебя интересует?
– Профессиональная репутация и личные качества, – ответила я.
– Баба на редкость стервозная, звезд с неба не хватает, но в девяностых ей крупно повезло, смогла взять интервью у папы римского и, конечно, возомнила себя журналистом с большой буквы. Одно время все ждали, что она поедет покорять Москву, но у нее хватило ума понять, что там и без нее народу как грязи, вот она и предпочла остаться здесь. Пишет разгромные статьи, достается всем, и правым и виноватым. Когда времена сменились и ругать власть стало немодным, ее начали понемногу прижимать. Уже лет семь у Юдиной своя газета. Название подходящее: «Вперед!» с восклицательным знаком.
– Нормальное название.
– Ага. No passaran, Patrio e muerto и прочее в том же духе. Одним словом, Че Гевара в юбке. Наши отцы города на нее поплевывают, но она по-прежнему рвется в бой. Старушки ее обожают, письма пишут, а она пишет свои статейки. Снесли здание техникума в историческом центре и построили супермаркет, дороги у нас ни к черту, коррупция. В общем, все как у всех, но молодой задор ее не оставляет, и она все еще на баррикадах. Вся жизнь в борьбе. Детей нет, муж, кстати, нормальный мужик, его вполне бы устроило мирное существование с той же властью, получал бы барыши за счет рекламы, но против супруги он не попрет. Слабоват. Официально газета принадлежит Юдиной, он главный редактор, она ведущий журналист. Народ у них подолгу не задерживается, потому что Наташка истеричка и способна доканать любого. Высокое звание российского журналиста надо поддерживать, а пик ее славы остался далеко позади. Короче, очередной сбитый летчик, злая, неудовлетворенная и, поверь мне на слово, бездарная. Комиссарить, как известно, проще всего…
– Ясно, – кивнула я, решив, что все вышеизложенное можно смело делить пополам. Сказать доброе слово о коллегах Прохоров не в состоянии по одной банальной причине: когда-то и он рвался в бой, но быстро выдохся и тех, в ком еще оставался задор, считал дураками, по принципу – я не могу, и ты не смей!
– Предположим, в руки ей попали некие компрометирующие материалы…
– Ну, она бы устроила настоящее шоу, – засмеялся бывший.
– Даже если бы ей намекнули, что это опасно?
– Да это вообще был бы подарок. Хороший повод возомнить себя героиней. Мне кажется, она бы от души порадовалась покушению на собственную жизнь, чтоб потом на всех углах об этом трезвонить. Как, впрочем, уже было однажды. Подожди-ка, – убрав усмешку с лица, сказал Прохоров. – А твой интерес никак не связан с мемуарами Авроры?
– Это что за Аврора? – напустила я в глаза легкой придури.
На физиономии бывшего появилось разочарование.
– Жена Федора Осиповича Багрянского. Слышала о таком?
– Знакомая фамилия.
– Недавно стал вдовцом. Супруга его с Юдиной дружила и затеяла писать мемуары. С разоблачением. Думаю, не без подачи Юдиной. Наташка намекала, что грядет грандиозный скандал. Договорилась с Фурмановым, это хозяин издательства «Восток», уже художника подключили, ваять обложку. До выхода книги Юдина собиралась печатать в своей газете отдельные главы. Все было на мази, и вдруг подруга скоропостижно скончалась. Юдина в глубокой депрессухе, потому что успела много чего наобещать, это во-первых, а во-вторых, серьезно надеялась поддержать свою репутацию народной героини, которая с годами теряет блеск и приобретает затхлый запах.
– Ты сказал, Аврора скоропостижно скончалась…
– На самом деле она давно болела, то ли сердечница, то ли диабетик… В общем, скандала не вышло, о чем Юдина горько сожалеет.
– То есть в случае выхода книги скандал бы непременно возник? – осторожно спросила я.
– Да брось. Чего такого могла понаписать старая баба? Она из тех, кто живет в высоком терему за трехметровым забором, знает толк в тряпках и драгоценностях и ничегошеньки о реальной жизни. Ну, написала бы, например, что Литвинов напился на приеме как свинья, а то без нее не знают, что он хронический алкаш.
– Хочешь еще коньяка? – предложила я по доброте душевной, решив, что пора прощаться.
– Мне еще работать… – с грустью ответил Прохоров. – А что там у вас за дело такое, а?
– Ты же знаешь, адвокат точно исповедник, а тайна исповеди гарантирована. Как думаешь, я застану сейчас Юдину на рабочем месте?
– Без сомнения. Она там днюет и ночует. Борьба за справедливость не оставляет времени на личную жизнь.
– Где находится редакция газеты?
– На Гороховой, трехэтажный дом напротив автосалона.
– Что ж, спасибо тебе. – Я расплатилась, Дмитрий Александрович смотрел на меня с печалью, то ли ностальгировал по прошлым временам, то ли стыдился нынешних. Самолюбие у него болезненное, но платить за выпивку сам не спешил, ждал, когда это сделаю я.
– Посидим еще немножко, – помедлив, предложил он. – Никуда твоя Юдина не денется. Общение с этой стервой тебе удовольствия не доставит. Как дела на личном фронте? Болтают, у тебя в друзьях Смирнов Вячеслав Александрович, мужчина богатый. За него замуж собралась?
– Я-то собралась, да он все никак не созреет.
– Дожмешь, куда ему деваться, – усмехнулся бывший. – И с пасынком тебя часто видят.
– С Димкой? Так мы же родственники. Сам-то ты как?
– Нормально, – пожал он плечами. – Машину новую купил. Виталик в школу пошел, в общем, жизнь идет, – звучало это без намека на счастье. – Жаль, что у нас с тобой ничего не получилось, – закончил он со вздохом.
– Все к лучшему в этом лучшем из миров. Пойду я…
– Может, все-таки намекнешь, что у вас с Агаткой за дело такое?
– Не доставай.
– Ладно, – махнул он рукой. – Нароешь что-то путное, вспомни, что у тебя есть личный журналист. Эксклюзивный материал мне бы очень пригодился.
Из бара мы вышли вместе, Прохоров отправился на работу, а я к стоянке такси. На улице то ли дождь, то ли снег, сразу и не разберешь. Втянув голову в плечи, я ускорилась и с облегчением увидела свободную машину. Пожалуй, привычку передвигаться пешком пора оставить. У меня теперь расследование, сыщика, конечно, ноги кормят, но личный транспорт все-таки предпочтительнее.
Назвав водителю адрес, я попыталась сосредоточиться на предстоящем разговоре. Если верить бывшему, беседа обещает быть непростой. На беспокойство по этому поводу времени оказалось мало, очень скоро такси тормозило возле здания с несколькими вывесками на фасаде. Помимо редакции газеты здесь находились риелторская контора, аудит, фирма по изготовлению визиток и заведение под названием «Мономах» (только это слово и значилось на табличке, чем там люди заняты, оставалось лишь догадываться).
Отчаянно зевавший охранник смотрел телевизор.
– Вы к кому? – спросил без интереса.
– В редакцию газеты.
Взяв у меня паспорт, он занес данные в журнал регистрации и кивнул в сторону лестницы:
– Второй этаж.
Дверь в редакцию была распахнута настежь, в коридоре царила подозрительная тишина. По моему мнению, сотрудники должны сновать из кабинета в кабинет, деятельные и энергичные. Похоже, мои представления далеки от действительности.
Дойдя до конца коридора и никого не встретив, я заглянула за ближайшую дверь, на которой, как и на всех прочих, табличка отсутствовала. Две женщины сидели за компьютером в гробовом молчании. Я спросила, где могу найти Юдину, и получила лаконичный ответ:
– Дверь напротив.
Там оказалась приемная. Девушка-секретарь разговаривала по телефону. Дверь налево с табличкой «Юдина Н. П.», дверь направо была открыта, в глубине кабинета я увидела мужчину с аккуратной бородкой, он сидел за столом, держа в руках бумаги. Секретарь отложила телефон и повернулась ко мне.
– Что вы хотели?
Не успела я ответить, как дверь слева распахнулась и на пороге показалась женщина лет сорока пяти, высокая, худая, в сапогах на высоком каблуке и в вязаном платье, поверх него жилетка в яркую полоску с аляповатым цветком на плече. Волосы женщины были совершенно седые, стриглась она коротко, асимметричная челка закрывала высокий лоб. Глаза смотрели холодно, яркая губная помада слегка смазалась.
– Вы ко мне? – окинув меня взглядом, спросила женщина.
– Если вы Наталья Петровна Юдина, то к вам.
– Я – Наталья Петровна Юдина, – усмехнулась она. – Прошу, – и направилась к письменному столу, я последовала за ней. – Чему обязана?.. – деловито спросила она.
– У меня к вам несколько вопросов, – дождавшись, когда она устроится в кресле, ответила я, заняв предложенный стул. – По поводу вашей подруги. Авроры Багрянской.
Лицо Юдиной на мгновение застыло.
– А вы, собственно, кто? – резко спросила она.
– Моя фамилия Ломакина. Я работаю в адвокатской конторе Агаты Константиновны Завьяловой. – Женщина нахмурилась, впившись в меня взглядом. – К нам обратился сын Авроры Леонидовны, в связи с чем и возникли некоторые вопросы. Я очень надеюсь, что вы нам поможете.
– Агата Завьялова? Очень интересно. Выходит, у ее отца тоже рыльце в пушку. Признаться, не ожидала.
– Это вы сейчас о чем? – удивилась я.
– Тебя кто послал, деточка? – презрительно произнесла Юдина, повысив голос почти до крика.
– Агата и послала, – улыбнулась я, надеясь, что тетка перестанет блажить и хотя бы выслушает, чего мне от нее надо.
– Ясно, – зло усмехнулась она. – Засуетились, когда жареным запахло. Чего ж они вас послали, а не какого-нибудь амбала с бейсбольной битой?
– У вас со здоровьем как? – растерялась я, вот и брякнула не то, тетка поняла вопрос по-своему.
– Я не боюсь ваших угроз. Слышите? Никогда не боялась и не боюсь. Так и передайте своим хозяевам.
– Я бы рада, только не знаю кому. Может, вы успокоитесь и выслушаете меня…
Тут в кабинет стремительно вошел мужчина с бородкой, несколько минут назад я видела его в кабинете напротив.
– Что случилось? – спросил он, переводя тревожный взгляд с меня на Юдину.
– Вот, полюбуйся, они прислали девчонку, чтобы меня запугать.
– Я вообще-то пришла поговорить по интересующему меня делу, – слабо вякнула я, понимая, что тетка вошла в раж и достучаться до ее здравого смысла будет нелегко. Еще вопрос, был ли вообще этот здравый смысл.
– Наташа, успокойся, – произнес мужчина, встал рядом с Юдиной и положил ей руку на плечо. Надо полагать, это и был супруг истеричной тетки. Она, сбросив его руку, полезла в ящик письменного стола, достала с десяток конвертов и принялась трясти ими перед моим носом.
– Вот, видите? Это угрозы, каждый день я получаю по пачке писем. Вы что думаете… – на счастье, не ее, мое, Юдина вдруг закашлялась, лицо ее покраснело, конверты она выронила и закрыла лицо руками. Муж хлопотал рядом, толком не зная, чем ей помочь. Тетка глубоко вздохнула, перестав кашлять, и уставилась на меня. – То, что не успела Аврора, сделаю я, – чеканя слова, заявила Наталья Петровна. – А теперь убирайтесь.
«С превеликим удовольствием», – очень хотелось сказать мне, но я промолчала. Спешно покинула кабинет, а вслед за этим и редакцию.
Оказавшись на улице, немного прошлась и начала горько сетовать, что задание я провалила. Надо было начать разговор иначе, интеллигентно подвести к интересующей меня теме. Мало того что ничегошеньки я не узнала, тетка теперь бог знает что вообразит. Отца и то умудрилась приплести. Пожалуй, бывший в кои-то веки оказался прав: у Юдиной начисто башню снесло на почве борьбы за справедливость. Хотя если насчет угроз она не фантазировала, то кое-какие выводы можно сделать. Она очень раздражает неких граждан, это первое. Допустим, среди них не все психи и кто-то всерьез видит в ней проблему. Стоило мне произнести имя Авроры, и тетка зашлась в крике, возможно, не я первая допекаю ее разговорами на эту тему – это второе, хотя в моем случае о разговоре и речи нет, она вопила, я слабо вякала, причем не по делу. Тетка мгновенно связала мое появление с угрозами. Значит ли это, что кроме меня уже были ходоки? То есть кто-то намекал ей на ненужность каких-либо публикаций? Скорее всего, так. Уж очень она нервничала. Самое скверное, что теперь рассчитывать на душевный разговор с Юдиной попросту глупо, она вряд ли захочет меня видеть. Агатке появляться у нее тоже не стоит. Хотя вдруг мне повезет, Юдина немного успокоится, проявит любопытство и пожелает меня выслушать.
