Татьяна Петровна Крылова
Шкатулка баронессы Грей
Глава 2. Анна-Мария Флёр
Первого июня в загородном доме графини Елизаветы Дюваро неизменно имел место бал, который его хозяйка именовала «Днем открытия лета». Но примечательно в этом балу было отнюдь не то, что он проводился графиней в первый день лета и в самом деле мог именоваться его открытием. И даже то, что бал в доме ее сиятельства неизменно отличался от всех подобных ему количеством нулей в счетах, предъявляемых после графине, следовало отмечать в последнюю очередь. В первую же, «День открытия лета» от проводимых вне столицы балов отличало то, что посетить его считали своим долгом все дворяне, кроме, быть может, нескольких столичных стариков. И короля Эдуарда, не любившего праздные увеселения и посещавшего лишь один бал в своем государстве – ежегодно даваемый в королевском дворце по случаю своего Дня рождения.
Причин для подобного отношения со стороны света к балу графини Елизаветы было множество. Традиционно среди них назывались красота и богатство еще не слишком старой вдовы, осведомленность ее во многих делах, роскошный прием и щедрые угощения. Так же порой среди причин успеха бала называлось то обстоятельство, что бал этот был первым после почти месячного перерыва, за время которого дворяне со своими семьями переезжали в загородные дома.
Впрочем, вряд ли указанные причины и обстоятельства имели хоть какое-то отношение к человеку, которого за глаза нередко называли «провинциальным королем». Ибо барон Стефан Грей имел почти ту же прихоть, что и его величество Эдуард, и не посещал никаких балов, кроме одного единственного – в доме графини Дюваро.
В молодости, то есть почти пятьдесят лет назад, барон Грей был очень дружен с покойным графом Дюваро. Они служили под началом одного генерала, а по окончании недолгой военной карьеры поселились в соседних поместьях. Часто охотились вместе, почти ежедневно встречались, чтобы сыграть в шахматы. В силу ли этой дружбы или по иным причинам, но после трагической кончины его сиятельства (не удержавшись в седле, граф упал с лошади), барон Грей сохранил искренне теплые отношения с его супругой. И, вероятно, графиня Елизавета была единственным человеком, с которым его благородие вообще поддерживал хоть какие-то отношения.
Барон Грей слыл в округе человеком, обращаться к которому будь то с просьбой, советом или предложением, не стоило даже в самую последнюю очередь. Он никогда не принимал гостей, кроме графини Дюваро, он никогда не наносил визитов. Общался с окружающим миром его благородие через своего дворецкого и личного помощника Джона, и потому бал «Дня открытия лета» был не только шансом в случае большой удачи перемолвиться с бароном парой слов, но и шансом хотя бы просто увидеть его.
Впрочем, по мнению молоденьких девушек и большей части их старших коллег, смотреть на этого высокого, худого, словно мумифицированного, старика с орлиным носом и цепким ледяным взглядом не могло быть никакого желания у всякого уважающего себя человека.
Однако при наличии внешности, в общем-то, отталкивающей барон Грей умел при желании нравиться женщинам. Он неизменно безупречно одевался, держался обходительно и даже мог расщедриться на комплимент, если появлялась вдруг такая необходимость. Но никогда барон Грей не становился привлекательным настолько, чтобы какая-нибудь красотка влюбилась в него без памяти. Неизвестны оставались причины, подтолкнувшие его благородие к такому решению, но все дворяне страны знали, что барон намерен никогда не жениться.
– Стефан! Как мило с твоей стороны заглянуть на мой бал! – протягивая барону тонкие белые руки, казавшиеся еще бледнее из-за длинных рукавов ее черного платья, воскликнула графиня Дюваро. Несмотря на то, что смерть ее мужа имела место шесть лет назад, женщина все еще считала своим долгом носить по нему траур.
– Вы знаете, моя милая, я не мог отклонить ваше приглашение, – любезно поклонился барон Грей.
Взяв его под руку, графиня ввела своего друга в бальную залу, где уже кружились в танце некоторые из пришедших ранее гостей. Внимание не пришлось его благородию по душе, но он сумел сохранить непроницаемое выражение лица. Более или менее значимых людей в зале барон приветствовал с улыбкой, чуть тронувшей уголки его рта. Остальных одарил тем самым неприятным ледяным взглядом, что мгновенно дал понять: вести бесед «из вежливости» барон Грей не намерен. Исполнив необходимый ритуал, старик ушел в самый дальний угол, пообещав хозяйке дома один из танцев.
– Не знаю, что может быть скучнее всего этого, – прошептал его благородие, присаживаясь в золоченое кресло у прохладной стены, отделанной розовым мрамором.
Если кто и слышал жалобу барона, то не посмел ответить на нее.
Тем временем, почти все ожидаемые гости прибыли и бал начался.
В течение часа все шло своим чередом, что, разумеется, не могло не огорчать графиню Дюваро. Она всегда старалась добавить легкую изюминку в угощение, приготовленное гостям, и этот раз не был исключением. Графиня устроила все, что от нее зависело, но угощение уже было подано, а изюминка все никак не желала появляться. Настроение дамы ухудшалось с каждой минутой, и вскоре начало казаться, что его уже ничто не спасет.
– Моя милая, вас будто что-то тревожит, – заметил барон Грей, когда женщина подошла к нему.
Графиня устремила на его благородие растерянный взгляд и вздохнула:
– Ах, Стефан, я так замечательно подготовилась в этом году, но все мои старания, как я погляжу, напрасны. Я узнала, что одна юная особа решила появиться в свете этим летом, и приложила максимум усилий, чтобы заполучить ее на свой бал. О! Несомненно, она бы стала его украшением…
Барон не нашелся что ответить, и потому просто пожал протянутую ему словно в поисках поддержки руку.
– Быть может, ваши сомнения…
– О, Стефан! Ну, какие же «сомнения»? Я имею твердую уверенность в том, что она… – графиня замолчала, изумленно глядя на вход в бальную залу. Там стояла и смущенно озиралась по сторонам очаровательная девушка в платье цвета морской волны с темно-каштановыми волосами, обрамлявшими свежее, правильной формы лицо. Пройти дальше она не решалась, ожидая, пока к ней подойдет хозяйка бала.
Девушка была незнакома собравшимся, ведь это был ее первый бал. Однако догадаться, кто перед ними, большинству не составило труда. Ослепительно прекрасная, в меру богатая, по слухам королевских кровей, Анна-Мария Флер не могла остаться неузнанной.
– Полагаю, это и есть ваша «изюминка», – прошептал барон Грей. Голос его прозвучал так ровно, что графиня Елизавета едва не лишилась чувств: неужели появление этой гостьи не произвело фурора?
Ее сиятельство украдкой ущипнула себя за щеки, возвращая пропавший румянец, и поспешила улыбнуться. Ее волнение было безосновательно – графиня не могла ошибиться. Она слишком хорошо знала нравы и вкусы света.
Анна-Мария, тем временем, удостоила несомненной чести некоторых гостей, представившись сама. И, разумеется, никто не стал винить ее за это незначительное нарушение этикета. Восхищенные ее красотой и скромностью, за которую ошибочно приняли смущение девушки, дворяне также вспомнили, что милое существо было сиротой, а значит, следовало помочь ей, а не упрекать в том, что родители не смогли дать девушке должного образования.
Была у снисходительного отношения к Анне-Марии и еще одна причина, озвучить которую никто бы не решился, но очень многие держали в уме. Анна-Мария Флер уже вступила в тот возраст, когда следовало задуматься о замужестве. Однако подходящей партии пока еще не имела.
Все это, а так же то, что проживала девушка в имении «Небесный цветок» (за что и получила свою фамилию), подаренном ее матери покойным королем Франциском, графиня Дюваро изложила своему невольному собеседнику, в довершении длинного монолога добавив:
– Честное слово, Стефан, если бы меня спросили, кого тебе стоит взять в жены, я бы, не задумываясь, ответила: Анну-Марию Флер. Она чиста и невинна, к тому же она сестра его величества Эдуарда.
– Это только слухи, моя милая.
– Многие склонны считать их правдой. Ведь это самое убедительное объяснение благосклонности монарха к этой юной особе, а также благосклонности покойного короля к ее матери.
– Это верно, – отозвался барон Грей.
Графиня перевела внимательный взгляд с девушки на его благородие и украдкой улыбнулась.
– Я вижу, она тебе симпатична, – прошептала женщина.
– Она совсем ребенок, – проворчал в ответ барон.
– Пожалуй, – после едва заметной паузы, согласилась графиня, – ты уже, действительно, староват для нее. Да и для брака в целом. Но об этом стоит думать только в том случае, если ты намерен создать семью, чтобы обзавестись наследником. А поскольку тебя это никогда не интересовало, стоит обратить внимание на то, что Анна-Мария станет твоим украшением, объектом зависти к тебе.
– Вы как будто пытаетесь сосватать мне эту девочку, моя милая.
– А почему бы и нет!
– В самом деле, а почему бы и нет? – протянул в ответ барон Грей.
И спустя две недели состоялась скромная церемония бракосочетания его благородия и Анны-Марии Флер. По окончании церемонии барон уделил немного внимания приглашенным гостям, поцеловал жену и направился прочь от алтаря.
– Вы уходите? – удивилась юная баронесса.
– Разумеется, – бросил ей через плечо супруг.
– Но почему?
– Потому что все уже закончилось.
Анна-Мария горько зарыдала, но ровным счетом ничего этим не добилась. Барон Грей скрылся за дверью маленькой часовни, гости последовали за ним, и только дворецкий Джон – человек лет сорока пяти, с коротко стрижеными волосами, с безразличным выражением лица, закутанный в темно-синее одеяние, делавшее его еще менее заметным среди окружающих предметов – все еще стоял подле девушки.
– Что? Что вам от меня нужно?! – обрушила на него все свое негодование юная баронесса.
– Я должен проводить вас в вашу комнату, госпожа, – спокойно ответил Джон.
До наступления ночи Анна-Мария придавалась собственному горю. Потом задремала, в чем была. Потом наступило утро. А поскольку девушка принадлежала к тому типу людей, для которых утро обязательно мудренее вечера, открыв глаза, она улыбнулась.
Мысль о том, что проснулась она баронессой Грей в скромной спальне в доме своего мужа, вызвала у девушки приятный душевный трепет. И когда в комнату вошла горничная со словами:
– Доброе утро. Госпожа, позвольте помочь вам одеться к завтраку? – Анна-Мария прослезилась, но на сей раз от счастья.
Никогда прежде никто не обращался к ней с такой преданностью и покорностью и в столь ранний час. В своем имении Анна-Мария держала лишь двух слуг: повариху и садовника, которые выполняли всю имевшуюся работу за весьма скромное жалование и искреннюю благодарность госпожи. Одевалась по утрам и причесывалась девушка сама.
Впрочем, душевный трепет очень скоро оставил Анну-Марию. Случилось это в тот миг, когда Джон сообщил баронессе, что его хозяин уже позавтракал и удалился в кабинет, где просил его не беспокоить.
– А долго барон обычно работает? – осведомилась девушка.
– До позднего вечера, госпожа.
– Но ведь обедать он выйдет?
– Нет, госпожа. Барон предпочитает не прерываться.
– Значит, сегодня я его не увижу?
– Вероятно, и в ближайшие несколько дней так же, госпожа, – счел своим долгом предупредить юную баронессу Джон.
– Что же мне делать?
– Осмотреть дом и найти тихое занятие по душе. Позвольте заметить, барон не любит шума.
Анна-Мария нахмурилась и предпочла прекратить расспросы. От всего услышанного ей стало грустно.
В последующие два дня девушка, согласно совету дворецкого, осмотрела дом и прилегающие к нему владения своего супруга. Джон почти всюду сопровождал ее, пристально наблюдая, словно полицейский за подозреваемым. Анна-Мария, сама еще того не осознавая, потихоньку начинала его ненавидеть.
Своего супруга девушка в эти дни не видела ни разу. Он укрывался от нее в рабочем кабинете, куда баронессе строго-настрого было запрещено входить. Впрочем, к концу второго дня Анна-Мария все-таки сумела войти в запретную комнату.
Отделавшись от Джона, девушка без стука ворвалась в небольшое помещение и за массивным столом увидела, наконец, своего мужа, по которому даже немного соскучилась. С пером в правой руке, книгой – в левой и огромной кляксой на листе перед ним, его благородие сидел спиной к окну и озадаченно смотрел на стройную девичью фигуру, выделявшуюся на фоне темного дверного проема.
– Добрый вечер. А чем вы занимаетесь? – не замечая направленного в ее сторону мрачного взгляда, поинтересовалась Анна-Мария.
– Работаю, – напряженно отозвался барон.
Отложив перо и книгу, он вынул из кармана часы и отметил для себя текущее время.
– И в чем же заключается ваша работа?
Девушка подошла ближе к столу и стала перебирать имевшиеся на нем предметы. Все они были созданы явно до ее рождения. Особенно заинтересовала юную баронессу шкатулка, на которой значился год ее создания.
– Она же на целый век меня старше! – воскликнула Анна-Мария.
– Да, – со вздохом подтвердил барон, начиная понимать, что хмурого взгляда недостаточно для того, чтобы вынудить незваную гостью уйти. Следовательно, надо было ее прогнать. Однако заниматься работой своего дворецкого его благородие не собирался, и потому вынужден был продолжить разговор: – Да, в этом году этой шкатулке исполняется сто семнадцать лет.
Анна-Мария не оставила свои исследования и продолжила знакомиться с вещами барона.
– Почему вы избегаете меня? – вдруг спросила она, протягивая тонкую ладошку к книге, из которой что-то переписывал барон.
– Отчего вы так думаете?
– Вы не завтракаете со мной, не обедаете, не позволяете мне увидеть вас, – медленно произносила девушка, как будто с интересом перелистывая страницы исторической хроники. – Вы меня не любите?
– Если бы я вас не любил, стал бы я просить вашей руки? – ответил барон. Он полагал, что его юной супруге будет довольно такого объяснения, и не ошибся. Анна-Мария улыбнулась, наклонилась вперед, окутав барона дивным ароматом своих духов, и звонко чмокнула его морщинистую щеку.
– Значит, сегодня вы поужинаете со мной?
– Если это доставит вам удовольствие.
Барона, смотревшего на наивное личико своей супруги, что-то заинтересовало позади нее, и, проследив за его взглядом, Анна-Мария увидела в дверях дворецкого.
– Вы очень кстати! – воскликнула она. – Я едва не забыла. Барон, пожалуйста, сделайте так, чтобы Джон не преследовал меня всюду. А то мне кажется, что он меня в чем-то подозревает.
– Вот как?
– Да.
– Джон, это недопустимо. Анна-Мария – хозяйка в этом доме и вольна делать все, что ей захочется.
– Как вам будет угодно, господин.
Еще раз подтвердив, что отужинает с ней, барон Грей велел девушке покинуть его кабинет. Дождавшись, когда Джон закроет дверь и повернется к нему, старик вновь достал из кармана часы. Нахмурился.
– Двадцать семь минут, Джон, – холодно обронил барон. – Ты посмел оставить это существо без присмотра, и она отрывала меня от работы почти двадцать семь минут. Это недопустимо!
– Примите мои извинения, господин.
– Я готов простить это. В конце концов, она моя жена и я должен уделять ей время. Но что мне делать с ее недовольством твоим поведением? Джон, разве я не говорил, чтобы ты присматривал за ней, а не следил!
– Извините, господин.
– Две ошибки за два дня – это слишком много, Джон. Ты понимаешь?
– Да, господин.
– Впредь этого не должно повториться. Присматривай за баронессой, но не запрещай ей ничего делать. Пусть здесь немного похозяйничает, если хочет. Главное, чтобы она не отвлекала меня от работы.
Барон отдал приказ, как ему казалось, вполне конкретный, разумный и исполнимый. Однако, как показали следующие несколько дней, в отношении Анны-Марии недопустимо было применять общепринятые меры оценки. Она могла делать то, что хочет, но не могла не мешать при этом кому-либо. Она могла никому не мешать, но очень скоро начинала страдать от скуки и одиночества.
* * *
На другой день после разговора с мужем, юная хозяйка занялась переустройством сада. В первые несколько часов барон Грей пытался закрывать глаза на то, что звонкий голосок супруги и бурчание садовника под окном его кабинета попеременно сменяют друг друга. Потом его благородие вызвал дворецкого.
– Займите ее чем-нибудь другим! – приказал он.
Джон ушел, и вскоре голоса стихли. На пару минут, которые потребовались Анне-Марии, чтобы подняться в кабинет супруга. К счастью, скандала не последовало, но выглядела юная баронесса обиженной.
Его благородие с трудом сумел объяснить девушке, почему и как она отвлекает его. Посоветовал заглянуть в библиотеку. Анна-Мария вздохнула, чуть поджала уголки губ, но все же покинула кабинет. Заглянувший после ее ухода Джон получил строгий выговор. После чего, наконец, наступила долгожданная спокойная тишина.
Следующие три дня прошли непримечательно. Его благородие провел их в привычном ритме, большую часть времени просиживая в кабинете. Анна-Мария коротала часы в библиотеке, что не могло не радовать ее супруга.
На четвертый день ближе к полудню барон решил лично нанести визит в кладовую знаний, а не отправить Джона разведать положение дел. Тело старика устало от статичного положения и требовало разминки. Да и порадовать своим появлением Анну-Марию не было лишним. Запертая дверь несколько озадачила хозяина дома. От проходившей мимо горничной, его благородие узнал, что это дело рук юной госпожи.
– Что она там делает?
– Никто не знает, ваше благородие. Она запретила туда входить.
Конечно, следовало постучать, но барон отбросил эту формальность и открыл дверь имевшимся у него запасным ключом. После чего замер на пороге, наблюдая, как Анна-Мария передвигает стул, чтобы водрузить импровизированный шпиль на крышу башни, сложенной из бесценных томов библиотеки рода Грей.
Девушка пожаловавшего гостя пока не замечала, слишком увлеченная своим занятием. Шпиль, очевидно, был последним элементом выстроенного ею замка, потому что, приладив его на крышу, сделанную из старинного атласа, юная баронесса слезла со стула на пол и отошла немного назад, чтобы оглядеть свое творение. На губах девушки играла довольная улыбка.
– Что это? – просипел барон. Худые, бледные, но с годами не утратившие силу его пальцы впились в дубовую притолоку, удерживая его благородие в вертикальном положении.
Анна-Мария обернулась на голос и, как ни в чем не бывало, ответила на вопрос:
– Это замок благородного рыцаря. Вам нравится?
Ответить барон не смог. Вместо этого он чуть повернул голову в сторону коридора и прокричал, что было сил:
– ДЖОН!!!
Новым приказом для дворецкого стало задание: найти для Анны-Марии подругу или друга среди окрестных дворян, дабы молодая супруга наносила визиты, а не ущерб поместью барона Грея. На всякий случай его благородие уточнил, что Анна-Мария должна по доброй воле уезжать каждый день к этому человеку.
Задача была поставлена непростая, но уже через неделю Джон доложил своему господину, что все сделано.
– И кто этот несчастный?
– Барон Рамо. К нему приехала погостить младшая дочь Шарлотта, предпочитающая отчему дому скромную квартиру тетушки в городе. Его благородие полагает, что дочь задержится в наших краях несколько дольше, если у нее будет возможность проводить время в хорошей компании.
Барон Грей согласился, и тем самым выгадал себе еще почти месяц спокойного существования.
Каждое утро, подарив прощальный поцелуй провожавшему ее супругу, Анна-Мария забиралась в карету и отправлялась в двух часовое путешествие. Оно не было утомительным, поскольку девушка предвкушала встречу с тем, с кем ей было не только не скучно, но даже интересно проводить время.
Младшая дочь барона Рамо была старше Анны-Марии почти на десять лет, но относилась к ней как к равной, что льстило баронессе Грей, за прошедшее со дня свадьбы время успевшей привыкнуть к снисходительному отношению. Кроме того, Шарлотта получила хорошее образование, успела неплохо узнать жизнь в городе, и охотно делилась со своей знакомой этими знаниями, всякий раз поражаясь тому, как ярко реагирует Анна-Мария на самые, казалось бы, обыкновенные вещи.
Однако в последний день июля младшая дочь барона Рамо намеревалась сообщить баронессе Грей новость, на которую, по его мнению, девушка должна была отреагировать иначе, чем обычно. Собравшись с мыслями, девушка взглянула в широко распахнутые глаза своей слушательницы и сказала, что первого августа, то есть завтра, к ней приезжает возлюбленный.
– И что же? Я буду рада с ним познакомиться! – заявила Анна-Мария.
– Это-то как раз и невозможно. Мой избранник богат и весьма легкомысленно настроен. Он падок на красивые лица. Мне потребовалось много времени, чтобы обратить на себя его внимание. И мне бы не хотелось, чтобы он передумал просить моей руки после встречи с тобой…
– Но что же может изменить наша встреча?! – воскликнула девушка. – Я непременно приеду завтра и познакомлюсь с твоим возлюбленным, Шарлотта!
И не дожидаясь ответа, Анна-Мария оставила подругу на скамейке в парке. «Завтра она сделает напрасными все мои надежды», – совершенно точно поняла младшая дочь барона Рамо.
Со своей проблемой она пошла к отцу и получила от него ответ, общая суть которого сводилась к следующему:
– Я помогал барону Грею. Теперь пусть он поможет мне. Пусть делает со своей женой что хочет, но только завтра ее здесь быть не должно.
Все свои мысли барон Рамо изложил в письменном виде и отправил с курьером его благородию. Барона Грея опечалила эта новость. Запершись в кабинете, не пуская к себе даже Джона, он размышлял о своих возможных дальнейших действиях. Разговор с баронессой и попытка убедить ее прекратить полюбившиеся визиты совершенно точно были бесполезны. Запирать Анну-Марию дома было нежелательно, ибо это, несомненно, лишило бы покоя самого хозяина. Куда же можно было отправить ее благородие так, чтобы не вызвать тем самым пересудов, не обидеть девушку и не обременить себя?
Уже во втором часу ночи барон Грей вызвал к себе дворецкого и велел будить горничных госпожи.
– Завтра она отправляется в столицу.
– Как вам будет угодно, господин.
– Это еще не все, Джон. Ты поедешь с ней. Будешь присматривать, чтобы она не натворила глупостей, будешь контролировать ее траты, но не будешь ей докучать своим вниманием. В общем, будешь вести себя в отношении баронессы так, как вел бы я, будучи рядом с ней. Ты понимаешь, о чем я?
– Да, господин.
– Еженедельные отчеты о ее времяпрепровождении добавятся с завтрашнего дня к твоим обязанностям.
– Да, господин.
На другое утро новость сообщили Анне-Марии. Девушка, к удивлению барона, восприняла ее с огромным воодушевлением, прежде всего по причине того, что в столице бывать ей еще не доводилось. После завтрака она решительно вмешалась в процесс сбора вещей. Особенно волновало девушку то, как будет уложена деревянная шкатулка ручной работы, служившая вместилищем ее «дворянской чести» – дорого изумрудного колье.
Покончив со сборами, баронесса Грей отправилась лично проконтролировать погрузку чемоданов в экипаж. Тут, правда, между бровей у нее пролегла глубокая складка, потому что ей стало понятно, что Джон поедет с ней.
– Не хочу, чтобы он следил за мной и в столице, – раскапризничалась Анна-Мария. – На меня будут косо смотреть!
Барон Грей, вышедший проводить супругу в долгий путь, обнял ее за плечи и произнес:
– Он не будет вам докучать, моя дорогая.
– Будет. Он не может иначе. Уж лучше бы вы позволили мне взять с собой горничную. Ее присутствие рядом, по крайней мере, было бы оправдано. Говорят, что в столице теперь модно горничных везде с собой брать.
Такой вариант категорически не устраивал барона. Ведь помимо обязанностей горничной его жены, служанка выполняла множество другой работы по дому. И в случае ее отъезда пришлось бы искать замену проверенному годами человеку, к которому хозяин дома привык. Поэтому его благородие предложил:
– А не хотите ли вы, моя дорогая, по приезде в столицу сама нанять себе горничную?
При этих словах барон многозначительно посмотрел на своего дворецкого. Джон едва заметно кивнул.
Анна-Мария пришла в восторг от предложения и, конечно же, приняла его. Привычно поцеловав на прощание супруга, девушка подобрала подол платья и с помощью ненавистного, но приятно услужливого дворецкого забралась в карету.
– Мне будет не хватать вас, – обратилась она к барону. – Обещайте, что скоро приедете.
– Обещаю, – ласково улыбнулся старик, а сам без стеснения подумал: «Не дай Бог, дела в ближайшее время приведут меня в столицу…»
Джон занял место на козлах рядом с кучером, и экипаж тронулся с места. Наблюдая, как он удаляется, вопреки прежним мыслям, барон Грей неожиданно осознал, что наряду с удовлетворением чувствует и грусть.
Когда экипаж совсем скрылся из вида и улеглась поднятая им пыль, его благородие начал подниматься по лестнице парадного крыльца. Однако, не дойдя доверху пары ступеней, он остановился. Обернулся и с минуту смотрел на нежно-лиловые цветы на ближайшей клумбе. По воле Анны-Марии, они пришли на смену колючим алым розам. Вздохнул: трудно было не согласиться с тем, что недолгое пребывание девушки в этом доме изменило имение в лучшую сторону.
– Пожалуй, – прошептал барон, – мне тоже будет тебя не хватать, Анна-Мария.
