Татьяна Павловна Гутиеррес
Ночь, когда цветет папоротник
– Он приезжал вчера ко мне в деревню. А потом он почему-то уехал. Даже не разбудил меня. Мы были в Дуболомово. Это по…
– Хм. Точно Дуболомово? По Щелчку? Но, – брови мужчины сходятся вместе. – Что вы могли там делать вчера?
– Меня позвала подруга. Мы были там на празднике, – устало сообщаю я. Все это время я бесконтрольно качаю головой, как будто это действие принесет какую-то ясность.
– Это забавно, – фыркает он, чем невероятно злит меня.
– Очень.
– Простите. Дело в том, что мы уже год как говорим об этой деревне. Это странно, что вы упомянули ее. Там… как бы сказать. Делать-то нечего. Деревни нет.
– Я сегодня утром только вернулась оттуда. Между прочим, я не ожидала, что там так…хорошо.
Кажется, я цепляюсь за разговор. Что угодно, лишь бы на долю секунды подумать о чем-то другом, кроме черных губ.
– В прошлом году Дуболомово – если это то же самое Дуболомово – в одну ночь исчезло. Люди не успели даже понять, что случилось. Вода из реки поднялась и затопила все дома. – Мужчина пожимает плечами, а у меня в голове не укладывается вся сюрреалистичность момента. – Никто не успел выбраться. Да и как? Почти все старики, кроме пары домов. – Полицейский качает головой. – Я не понимаю, как такое случилось. Дело в том, что геологически деревня находится на возвышенности…Мы все в полном шоке. – Мы молчим несколько секунд, каждый думая о своем. – Я сам там не был, а вот мой друг – он до сих пор в шоке от увиденного. Говорит, там были дети. Трое или четверо. Дома затопило по самый верх. – Он снова пожимает плечами. – А потом вода ушла так же неожиданно, как и прибыла.
– Я…Это не та деревня.
– Дуболомово вы сказали? Пятьдесят километров по Щелковскому?
Я киваю.
– Там их, наверное, две. Или три. Я сегодня утром там была. Следов потопа не заметила. Это не она. – Меня вдруг начинает раздражать, что мы говорим о какой-то деревне. Когда мой муж лежит в остывшей ванне. С черными губами…
Я чувствую, как меня начинает накрывать. В горле растет комок. Он становится все больше и больше, пока я не начинаю задыхаться от слез. Срываюсь и бегу в ванную.
– Проснись! – кричу я. –Ян, проснись! Ты не можешь! Ян!
Меня обхватывают сильные руки и сжимают в объятиях.
– Тихо, Алина, тихо. Его больше нет. Нашего Яна нет больше, – Кирилл шепчет мне на ухо и начинает раскачиваться вместе со мной. Проходит час или целая вечность, прежде, чем мы замолкаем.
***
– Алина, поздравляю, – мой врач улыбается, и я все понимаю сразу. –Это невероятное чудо! Я, признаться, не думала, что у вас выйдет. Но, природа берет свое!
– Спасибо.
Я поднимаюсь со стула и трясущимися руками забираю какие-то бумаги, что мне протягивает врач.
С момента похорон прошло уже два месяца. Я раньше даже допустить не могла, что пропущу задержку. Что не сразу пойму, в чем дело.
– Иди обрадуй мужа, – с улыбкой произносит она.
Я иногда специально не говорю людям, что Яна больше нет. Завидуя их неведению, я выбираю игру, в которой мой любимый еще живет. Мне так легко потеряться в этой иллюзии.
– Это не его ребенок.
Больше не говоря ни слова, ухожу, оставляя врача с открытым ртом. Да уж, если бы я видела себя месяц назад, то удивилась бы не меньше.
Я сажусь на кресло в приемной и быстро набираю в поисковике на мобильнике:
Сделать аборт сегодня
Но тут же стираю. Люди и не с таким справлялись.
Разберемся, малыш?
