Татьяна Муратова
Я отомстила Гитлеру. Менталитет советского народа
Юбилейный год Ленина
К 150-летию со дня рождения В. И. Ленина
22.04.1870 – 22.04.2020
Так получилось, что я училась в 9 классе, когда страна наша праздновала 100-летие В. И. Ленина. Это был настоящий праздник для всех.
С детства я была захвачена чувством великого поклонения этому великому человеку. Моя мама была рождена в 1913 году в глухой деревне в Забайкалье в семье батраков. Она часто рассказывала мне про непосильный труд в батрачестве у богатых хозяев. Она очень ценила блага, которые дали народу завоевания Великого Октября, особенно бесплатное образование. Сама она была безграмотной, как и 88% населения Сибири в те годы. После принятия программы по ликвидации безграмотности (Ликбез) в 1919 году Советское правительство обязало всех неграмотных граждан страны возрастом до 50 лет пройти курсы ликбеза. Мама выучила буквы на курсах, впоследствии могла читать программу телевидения и расписываться в ведомостях своей полной фамилией. Её младшая сестра уже выучилась в семилетке. Мой отец закончил 4 класса за две зимы, что позволяло ему работать главным бухгалтером. Когда отец был жив, мама не работала, он содержал семью сам, кроме военного времени, когда был на фронте. Нас, детей, было семеро, отец в небеса ушёл рано, когда четверо ещё учились в школе. Однако, несмотря на безграмотность матери и нищету из-за потери кормильца, четверо получили высшее образование, двое средне-специальное и один среднее. Мама никогда не плакала при просмотре индийских душещипательных фильмов, они её не трогали. Но заливалась слезами, когда смотрела фильмы о Ленине, понимая, что если бы не он, не только она осталась бы батрачкой, но и вся семья тоже.
Как отмечался праздник 100-летия Ленина в нашей школе? Заранее была создана аттестационная комиссия, в которую входили директор школы, завуч по внеклассной работе, секретарь комсомольской организации школы и общественники школы. Так как я училась на отлично и была активной общественницей, принимающей участие во всех школьных делах, и, кроме того, была в то время комсоргом класса, то меня и взяли в аттестационную комиссию. Все комсомольские классы сдавали Ленинский зачёт. В него входила проверка успеваемости ученика по всем предметам, которая проверялась по журналам, общественная работа и знание ленинских статей, необходимых для комсомольцев. Главной была та статья, в которой звучал ленинский призыв:
– Учиться, учиться и учиться!
Так как Ленинский зачёт был объявлен за год до его сдачи, все классы активно к нему готовились. Собирали металлолом на БЦБК, всем желающим принять участие в этой работе выделялся транспорт для перевозки собранного металлолома в пункт сдачи. Собирали макулатуру. Участвовали в озеленении города и на приусадебном участке школы в летнюю практику. Деньги, которые были получены школой за любую трудовую деятельность, собирались в общую копилку школы. С начала года, чтобы отстающие ученики не подвели класс, к ним прикреплялись отличники, которые отвечали за своих подопечных, чтобы к моменту сдачи зачёта в классе не было двоек, а троек было мало. Школа участвовала во всех спортивных и учебных мероприятиях района. Завоеванные места также приносили баллы каждому классу при участии учеников в этой деятельности. В школе был организован санитарный надзор из учеников дежурных классов, которые ежедневно проверяли внешний вид учащихся. Если ловили неряшливых учеников, они приносили минусы своему классу. В переменах дежурные с повязками следили, чтобы старшие не обижали младших. Речи о том, что ученики обижали учителей, вообще не возникало. В школе был непререкаемый авторитет учителей, даже тех, кто пришёл с университетской скамьи. Чтобы завоевать какое-нибудь призовое место, надо было как-то по-особому проявить своё участие в Ленинском зачёте. Мы придумали взять интервью у писателя Константина Седых, для чего специально ездили в Иркутск с этим спец заданием, после чего составили отчёт и сдали его в аттестационную комиссию. За активную деятельность в школе меня, как и других таких же активистов, наградили Почётными грамотами. Одна из них была Почетной грамотой РК ВЛКСМ Слюдянского района. Это была очень высокая награда. После окончания учебного года были подведены итоги Ленинского зачёта. Лучшие классы были премированы из общешкольного фонда. Так за первое место один класс поехал в Москву на экскурсии, а наш класс завоевал второе место, и мы ушли на теплоходе «Комсомолец» по Байкалу на остров Ольхон на две недели на деньги школы.
Ленинский зачёт подстегнул всех учеников школы к хорошей успеваемости, участию в общественной жизни школы, а так же привёл к взаимовыручке и взаимопониманию не только между педагогами и учащимися, но и между самими учениками.
Я считаю эту форму работы в школе очень удачным опытом советской системы образования.
Поэтому для меня 150-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина – предстоящий личный праздник, и я его буду отмечать, как светлый праздник советского человека.
Студенчество
У костра
– А, черт, работнички, – ругался прораб, окидывая нас грозным взглядом.
Девчонки, выпускницы новосибирского техникума, прибывшие в Усть-Илимск по распределению и проработавшие всего один месяц на стройке, молчали, потупив взоры. Гнев прораба был связан с простоем десятка машин с железобетонными конструкциями, привезенными из Братска. Панелевозы всю ночь простояли на разгрузке, так как оба крана не работали по причине отсутствия электроэнергии. Я только сегодня приступила к работе мастера, и четыре часа рабочего дня пролетели как одно мгновение – мы вдвоем с прорабом сочиняли акты о простое, принимали панели и объяснялись с водителями. Вернее, это прораб объяснялся, а я помогала ему составлять бумаги.
– В смену пойдет, – прораб еще раз посмотрел в нашу сторону, но я никак не отреагировала на его слова, так как плохо соображала, что же происходит в бытовке, – пойдет …Анна, – завершил он фразу.
– Завтра в ночь. И без возражений. А сейчас поезжай домой, отоспись после обеда, – обратился он ко мне.
Так нежданно-негаданно в свой первый день практики на правом берегу Ангары в качестве мастера железобетонный конструкций я вместо работы поехала отсыпаться. Вечером, дождавшись на остановке вахтовку, я была уже готова запрыгнуть в кузов, когда в его глубине среди мужиков увидела недоуменное лицо Зинки, моей сменщицы.
– Ты куда? – спросила она и добавила, – твоя смена только завтра, сегодня моя! И этих слов мне хватило, чтобы спрыгнуть с машины и вернуться в лагерь. Дневной сон сбил весь мой график, спать не хотелось. Помаявшись с полчаса в палатке, явно мешая девчонкам спать, я отправилась куда-нибудь.
За палатками горел небольшой костер, вокруг которого собрался народ, человек около тридцати. Посередине костра на таганке висел чайник, рядом с костром прямо на земле стояли кружки, и лежал пакет с сахаром. Вокруг костра сидели гитаристы. Их было пять, в числе которых одна девчонка из Томска, ее звали Катей. Гитаристы настраивали гитары, остальные студенты чуть слышно разговаривали.
– Ну, с богом, – произнес русый парень, подмигнув мне.
– Москвичи не сдаются, да, Вадим? – спросил его другой гитарист, высокий шатен в светлом свитере, тот, что очень уж тщательно был занят настройкой струн своей гитары.
– А ты, Сашок, будто не знаешь, что в соперничестве Москвы и Ленинграда москвичи пощады не знают. Сразимся? И, не дожидаясь ответа, запел:
В первые минуты
бог создал институты,
Адам его студентом
первым был.
Он ничего не делал,
ухаживал за Евой,
И бог его стипендии лишил.
Сашок, ни минуты не медля, подхватил:
У Адама драма,
двойка у Адама,
вызвали Адама
в деканат.
Идет Адам и хмурится,
в зубах сигара курится,
подмышкою он держит
сопромат.
И вот уже Вадим не успевает перехватить песню, как ее тут же подхватывает Катя, озорно сверкнув глазами:
И зимой, и летом
мы ездим без билета,
ты на нас, кондуктор не кричи.
Мы тебе заплатим
студенческим приветом,
мы студенты, мы не богачи.
Затем наступает очередь Ивара из Латвии, он поет сразу два куплета. Толпа вокруг костра оживляется, когда маленький таджик Рустам, сверкая жгучими черными глазами, выхватывает куплет для себя:
За полярным кругом
встретишь ты подругу,
Старую беззубую каргу.
Ты ее полюбишь,
молодость погубишь,
И будешь проклинать
свою судьбу.
Все веселятся, только представив себе нежного южного Рустамчика на Крайнем Севере.
Гитара Вадима замолчала, будто задумалась о чем-то своем. Краткий миг тишины повис над костром, стало слышно потрескивание веток и журчание закипающей воды в чайнике.
И вот уже полилась мелодия:
Под музыку Вивальди,
Вивальди, Вивальди,
Под музыку Вивальди,
Под вьюгу за окном,
Печалиться давайте,
Давайте, давайте,
Печалиться давайте
Об этом и о том.
Звучит песня, улетают ввысь искры, покачиваются в такт музыки фигуры обступивших костер студентов, чарует ночь.
Сашок, дождавшись конца песни, и даже переждав минуту тишины за ней, поет свою:
Полюбил Ромео, сын Монтекки,
Дочь врага Джульетту Капулетти.
Юноша отдал Джульетте сердце,
И она взяла его со страхом.
Тайну сохранял старик Лоренцо,
Их соединил законным браком…
Несчастная красивая любовь отзывается болью в наших сердцах, все затихают до последних слов песни:
Их любовь была большой и сильной,
Жаль, что смерть сильнее оказалась…
Катюша только-только дожидается завершающих аккордов и начинает новую песню. Мелодия звучит торжественно и радостно, улетая в небесную высь:
За туманом утренним
стынет моря плес.
Росы перламутровые
стряхивает лес.
В это время сонное
всюду чудеса
Вновь у горизонта я
вижу паруса.
Вот они, пожарища,
к небу поднялись.
Мне бы увидать еще
Зурбаган и Лисс.
Города зеленые
голубых долин,
создал их волшебник
Александр Грин.
Она не успевает допеть, сообщая всем:
Это мой кораблик,
это я – Ассоль,
как вновь поет Вадим, он начинает свою сказку:
Девочка в домике под крышею
среди волшебников жила.
Но видно сказка ей наскучила,
закрыла книгу и ушла.
А в небе ясном было солнышко,
была студеная пора…
Алло, али, али, Аленушка,
в пути звенели провода…
Рустам не может дождаться, когда допоет Вадим. С последними аккордами москвича начинает звучать гитара таджика. Мелодичный голос Рустама выводит:
Зачем ходить, бродить по вечерам,
Не спать, лежать, курить
в дыму табачном.
На то она и первая любовь,
чтоб быть ей не особенно удачной.
Никто не расходится, все остаются вокруг костра, иногда меняясь местами, кому сидеть, кому стоять. Вдали от костра ночь сгущается.
На то она и первая любовь,
чтоб стала настоящею другая…
Так заканчивает песню Рустам, затем, помедлив одно мгновение, бросив быстрый взгляд на Катю, неожиданно продолжает:
На то она и первая любовь,
чтоб вслед за ней пришла очередная…
На что Катя, не задумываясь, отвечает новой песней. Ее гитара звучит вызывающе нахально:
Говорят, что из-за меня
сохнут парни день ото дня.
А я песню свою пою,
незатейливую свою.
Захочу – полюблю,
захочу – погублю.
А возьму, завлеку,
да и брошу.
Захочу – отвернусь,
захочу – помирюсь,
посмотрю,
какой ты хороший…
Рустам развивает тему:
Как мне быть, как мне быть, я всю ночь не спала,
Двое замуж зовут, Мухаммед и Абдулла.
Подарил Мухаммед мне красивый платок,
Говорит, что в платке я весенний цветок.
Но сказал Абдулла, этот глупый толстяк,
У меня для тебя есть послушный ишак.
Заживём мы втроём, ты и я, и ишак.
Так сказал Абдулла, этот толстый чудак.
Но красавец Кирим взволновал мою кровь,
Ни платка, ни осла, подарил мне любовь.
Вот какой подарок преподнёс Кирим.
Ла-ла-ла-ла, моё сердце с ним!
– Так, Катя, да? – спрашивает Рустам Катю.
Катя не успевает ответить, она явно сердится.
Парни усмехаются, готовя что-то язвительное в ответ, но Ивар вовремя успевает разрядить накалившуюся обстановку своей песней, в свою очередь, с нежностью поглядывая на разгневанную Катюшу:
Все мы заняты зубрежкой
ночи напролет.
От чего ж одна девчонка
целый день поет?
От чего же, почему же
ей цветы несут?
Потому что у девчонки
свадьба на носу.
Ах, любовь,
ты приходишь не вовремя.
Ах, любовь,
застаешь ты всегда врасплох.
Ах, любовь, ах любовь…
Он старательно поет до конца все куплеты песни. За время его пения Катя успокаивается и просит чаю. Я бегу в палатку, несу банку сгущенки и остатки конфет из маминой посылки. Кто-то приносит батон и заварку. Добавляются ветки в костер, заливается вода в чайник. Все шевелятся, суетятся, переговариваются, пьют чай. Первый акт чудесной ночи завершен.
Следующая часть ночного действа начинается, конечно же, с разговора о любви.
– А есть она, эта любовь? – спрашивает Сашок и мечтательно смотрит на причудливую пляску огня, – где она, где задержалась, может, ее и вовсе нет, – заключает он.
Кто-то из девчат робко возражает и читает:
А княгине Нине всего шестнадцать.
Девочке что ведано про его судьбу?
Тело Грибоедова спрятано в гробу.
Не зовут подруги в хоровод невест,
Бронзовые руки обхватили крест.
И слова простые, яснее дня:
Ум твой – для России, горе – для меня.
К ней присоединяется Шекспир устами Лены, премиленькой студентки из Читы. Она проникновенно читает, завершая:
Но милая ступает по земле!
Завораживающая мелодия любви привлекает Пушкина. Как же он может пропустить столь волнующий момент.
Ивар, не спеша, произносит:
Я Вас любил. Любовь, еще быть может,
В моей душе угасла не совсем…
В его интонации строчки:
Так дай Вам бог
Любимой быть другим…
Звучат как-то по особенному чувственно, и мы понимаем, что сейчас уже не Пушкин, а Ивар прощается с любимой.
Стихи сменяют друг друга: есть место Ахматовой, Есенину, Пастернаку, Шекспиру, Лермонтову, снова Пушкину, затем Евтушенко, Окуджаве и снова Пушкину…
Горит костер, разгорается. Снова закипает вода в чайнике, засыпается заварка. Из палаток приносятся запасы продуктов: хлеб, сгущенка, печенье. Все дружно пьют чай, на время забывая о любви и стихах. Вторая часть ночи позади.
– Говорит студент жене: «Я пошел к любовнице». А любовнице сообщает: «Я дома, у жены». А сам все чертит, чертит, чертит свои курсовые… – начинает травить анекдоты Женя из Красноярска, известный в лагере острослов и анекдотчик.
– Лето. Жарко. Едет студент в трамвае. Знакомый его спрашивает: « Ты почему такой худой и бледный?» Тот отвечает: «Я строймех на тройку сдал» – «А зачем тебе плащ? Ведь жарко». – «Это не плащ, это Сенька, он на пятерку сдал».
Это уже включается в разговор Вадим. Как же москвичу не поблистать остроумием, когда предоставляется такая возможность?
Так незаметно мы вливаемся в третью часть ночного спектакля в нашей жизни.
И вот уже целая палитра анекдотов про студентов страны, от армянского радио до чукчей севера. Мы веселимся до тех пор, пока в очередной раз не закипает вода в чайнике.
Снова пьем чай. Ночь продолжается.
Теперь уже Ивар первый берет гитару в руки и начинает петь. Его песня о Латвии, о Родине, о себе.
Рустам подмигивает Левону, и тот запевает:
В Ереване на базаре подошла краса.
У неё глаза такие, словно чудеса!
У неё такие брови, глаз не оторвать.
Я не сплю вторые сутки, мучаюсь опять.
Эх, звуками играя, поёт сама зурна.
Вот она какая, Армения моя!
В Ереване на базаре слушали свирель.
А на озере Севане кушали форель.
И коньяк армянский пили, пили там и тут.
Голова у нас в порядке, ноги не идут!
Эх, звуками играя, поёт сама зурна.
Вот она какая, Армения моя!
Гитару у Рустама просит Гиви. Он грузин, и, конечно же, его песня о Грузии.
Вадим поет о Москве, и мы мысленно шагаем с ним по столице.
А я иду, шагаю по Москве.
И я пройти ещё смогу
Солёный Тихий океан,
И тундру, и тайгу!
Сашок поет о Ленинграде:
Город над вольной Невой
Город нашей славы трудовой,
Слушай, Ленинград, я тебе спою
Задушевную песню свою.
А я жалею, что нет гитариста из Иркутска, и, когда Саша замолкает, пою:
Плывут и плывут
прибайкальские шири.
Саянские горы
синеют вдали.
Нас встретит столица
Восточной Сибири,
любимый Иркутск —
середина земли!
Все гитаристы подыгрывают иркутяночке, как ласково они меня здесь называют. После меня Катя завершает импровизированный концерт песней:
Мой адрес – не дом и не улица,
Мой адрес – Советский Союз.
В конце концов, к этой песне присоединяются все.
Вдруг мы замечаем, что лучи солнца уже давно прибились к нашей компании. Костер потускнел. Из палаток один за другим появляются студенты, им пора на работу.
Мы разбредаемся по палаткам спать.
Рассвет наступил.
г. Усть-Илимск.1975
Горячее лето 1973 года
Еще не звучало набатом слово «БАМ», а уже вовсю работали изыскатели и проектировщики, шло освоение необходимых баз для будущего строительства.
Я закончила тогда третий курс строительного факультета ИПИ и поехала со стройотрядом «Иркутянка» в Усть-Кут. Наш лагерь располагался на реке Якурим, на окраине города в лесу. В отряде было сорок девчонок, семнадцать из которых звали Танями. Весь отряд разделили на три бригады. Одна работала на ремонте школы, другая на окраске и изоляции трубопроводов, а наша, третья, на земляных работах по обваловке резервуаров для хранения нефти. Работали мы с восьми утра до восьми вечера. Выходной день, он же банный, был один: воскресенье.
Говорить, что мы уставали, это значит, ничего не говорить. Основными орудиями производства были: лопата, кирка, кайло, лом. Работа на валах с раскидываем привезенного грунта лопатами с последующей одерновкой считалась легкой. Поэтому нас очень часто гоняли на помощь другим бригадам, как считалось, имеющим более тяжелую работу. Так мы красили спортзал в школе для одной бригады, долбили слежавшуюся годами землю на проезжей части дороги для пропуска трубопровода для другой.
Но никогда, ни до того дня, ни после, в моей жизни не было такого тяжелого трудового дня. А уж где только не пришлось мне поработать! И штукатуром, и маляром, и каменщиком, и кровельщиком, и бетонщиком, это не считая инженерных должностей от рядового инженера любого отдела в строительной конторе до его начальника.
Нас вдвоем с девушкой, такой же худенькой и высокой, как я, послали на помощь изолировщикам трубопроводов. Бригада прошла все трубопроводы, оставив за собой все труднодоступные места, там, где была запорная арматура и там, где трубопроводы подходили друг к другу так близко, что обернуть их изолентой не было никакой возможности. Изолента была в рулонах диаметром около тридцати сантиметров и шириной полосы сантиметров в двадцать пять. Сначала мы обследовали трубопроводы, они были в полметра диаметром, затем вырезали необходимую длину изоленты, затем подлезали под трубы и заматывали непокрытые места. За день мы так ухайдакались, что не только работать не было сил, их не было даже держаться на ногах. Оставался один час работы, и один не заделанный участок трубы. Мы, пересиливая себя, старательно выполняли работу, когда к нам пришла бригадир. Она сказала, что должны привезти бетон, и мы, когда закончим, чтобы шли на бетонные работы. До конца рабочего дня мы едва успели доделать свою работу, у нас не было ни времени, ни сил идти на бетонные работы.
В тот раз подняться в кузов машины нам помогали другие девчонки, сами мы были не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. В лагере мы даже не пошли на ужин, только умылись и доползли до кровати. Уснули сразу.
Часов в одиннадцать нас подняли с постели и повели в штаб отряда. Там присутствовала вся верхушка: командир, комиссар, бригадиры и куратор. Они выговаривали нам за плохую работу, за отказ идти на бетонные работы, указывали на лень и недобросовестность. Мы стояли перед ними ошалелые, еще не проснувшиеся, не имеющие силы держать голову прямо и ничего не соображающие. Нас лишили зарплаты за этот день и всех привилегий отряда: премии, почетных значков и грамот.
Сегодня я вспоминаю этот день как самый трудный день в моей жизни. И, когда мне плохо из-за того, что кто-то относится ко мне, на мой взгляд, незаслуженно и неправильно, тот день помогает мне преодолеть безысходную тоску, нанесенную человеческой черствостью и глупостью. Смогла же я не сломаться тогда, выстою и сейчас.
Иркутские истории
Визиты
1. Май 1972 года. Я сижу в пустом читальном зале политехнического института и готовлю реферат по истории. Обычно шумный и гудящий от многочисленных студентов, зал свободен и тих. У меня мало времени, и я стараюсь как можно быстрее проштудировать объемные учебники и журналы. Шестым чувством я замечаю, что кто-то садится за мой стол, и недовольно ворчу:
– Что, места больше нет в пустом зале?
Мое занятие так важно для меня, что это занимает меня еще в течение получаса. Потом я замечаю, что мой сосед до сих пор сидит и смотрит на меня. С негодованием поворачиваюсь к нему с заготовленными словами обвинения и… вижу брата, который должен быть в Харькове в отпуске. Я помню, что у него нет моего адреса, он не знает ни факультета, ни группы, в которой я учусь.
– Как ты нашел меня? – мой первый вопрос.
– Без проблем. Я спросил на вокзале, где находится институт, доехал на единице до конечной остановки, зашел в вестибюль, увидел девчат у зеркала, спросил их, где тебя можно найти, они объяснили, я нашел. Понимаешь, я привез тебе цветы, в Харькове такая жара, все цветет, их надо срочно поставить в воду. И вообще у меня всего час времени до поезда, а ты уже полчаса не обращаешь на меня никакого внимания.
Назавтра выясняется, что в заполненном студентами вестибюле из сотен студентов он обратился к девчонкам из моей группы…
2. Зима 1972 года.
Возвращаясь с занятий, я нахожу в комнате своего старшего брата в его обычном состоянии слегка навеселе. Он обнимает меня, искренне рад встрече, с воодушевлением начинает рассказывать, как меня нашел. Открывая дверь в общежитие, он с порога всем объявил, что у него замечательная сестра, она студентка и живет здесь, в 401 комнате. Его пропускают на четвертый этаж, девчата в комнате поддерживают разговор о его хорошей сестренке Ане, все ждут, когда она вернется с занятий. Открывается дверь, входит девушка, вежливо здоровается, раздевается. Мельком взглянув на нее, брат продолжает свой рассказ. Девчонки в недоумении переглядываются и перешептываются.
– Аня, к тебе брат приехал, – наконец сообщают они.
– У меня нет брата, разве вы не знаете, – отвечает она, слегка ошарашенная сообщением.
– Это не моя Аня, – протестует, в свою очередь, брат, – Отдайте мне мою Аню.
Они долго разбираются и приходят к выводу, что мой брат вместо седьмого общежития строителей попал в шестое, к химикам-технологам.
Истории о любви
1. Мила была натуральной блондинкой. Мне казалось, что ничего необыкновенного в ней нет. Она дружила с парнем из своего города. Если точнее, то они стали близки в каком-то туристском походе. Родители, узнав об этом, отправили их учиться вместе, в Иркутск, взяв с них слово, что они поженятся. Пока решался вопрос с поступлением и квартирой, они жили в общежитии по разным комнатам. Ей срочно понадобился чемодан, который она оставила у бабушки, и в одно прекрасное утро мы отправились в Рабочее за чемоданом. Выйдя из трамвая на Планетарии, мы купили мороженое и, чинно разговаривая, ждали восьмерку. Мимо нас прошли два парня. Сначала они не обратили на нас никакого внимания. Но, пройдя уже два дома, они бегом вернулись, о чем-то споря на ходу. Подошел автобус, мы сели, они следом за нами. В Рабочем, выскочив на своей остановке, мы не заботились об их поведении, хотя краем глаза отметили, что ребята идут следом.
Бабушка была очень рада увидеть внучку, и два часа угощала нас пирогами и чаем. Изредка мы подходили к окну, чтобы удостовериться, не ушли ли наши случайные незнакомцы. Но они терпеливо ждали. Нашему терпению пришел конец, день клонился к вечеру, пришла пора возвращаться в общежитие. Мы вышли из дома с большим чемоданом и понуро ожидали приближения парней. Ребята оказались разговорчивыми и улыбчивыми. Свое преследование они объяснили любовью с первого взгляда Вадима к Миле. Зная ревнивый нрав своего Саши, Мила наотрез отказалась от предложенного свидания, от провожания и каких-то других знаков внимания. Мы расстались. Но судьбе было угодно свести нас вновь. Назавтра Мила захотела посетить магазин «Ландыш», и мы отправились туда после занятий.
– Быстро уходим, – шепнула она мне, – не оборачивайся, там Вадим.
Но уйти мы не успели, он уже заметил нас и подошел.
– Девочки, я так рад встрече, – сказал он, – Мила, это судьба.
Мила покраснела, пробормотала что-то о том, что это совсем некстати. Мы отправились по улице по направлению к рынку. Около кинотеатра «Хроника» Вадим побежал купить мороженое, а мы бурно обсуждали предстоящий фильм.
– Надо сблатовать Сашку на этот фильм, – сказала Мила и осеклась: рядом стоял Вадим.
– Даже теперь, когда я знаю твою тайну, я люблю тебя. Подумай, может быть, ты всегда будешь жалеть, что наше знакомство закончилось, не начавшись. Я не могу уйти просто так. Разреши подарить тебе букет цветов.
Отказать ему было невозможно, и мы направились на рынок.
– Сейчас я сложил бы к твоим ногам все красные розы, гладиолусы, гвоздики, чтобы они кричали тебе о моей любви, но я понимаю, что твой парень неправильно тебя поймет, когда ты вернешься с букетом, кричащем о моем чувстве, поэтому выбери цветы сама, – сказал Вадим и терпеливо ждал, когда она найдет цветы по душе.
Ими оказались красивые темно-бардовые гладиолусы, которые она бережно прижимала к себе, еще не осознавая случившееся.
– Прощай, и очень жаль, – произнес Вадим и быстро исчез в толпе. Мы ехали в трамвае до студгородка, всю дорогу Мила прижимала цветы и о чем-то сосредоточенно думала.
– Знаешь, я, кажется, прошла сейчас мимо своей судьбы-, – с грустью сказала она.
В общежитии, несмотря на то, что Мила объяснила, что букет подарили мне, Сашка устроил грандиозный скандал за ее позднее возвращение.
2. Гуля в очередной раз поссорилась с Димкой. На этот раз ссора была настолько серьезной, что он не приходил уже целую неделю. Страдая и плача по ночам, Гуля дошла до такого состояния, что вездесущая Жанка привела ее домой с моста через железную дорогу, откуда она собиралась броситься под колеса поезда.
– Не дури, – заявила Жанка, – мы найдем ему замену. В тот же вечер она упросила своего друга Саню привести в субботу к ним в комнату парня в черном костюме, белой рубахе и в галстуке.
– Еще, – сказала она, – чтобы он играл на гитаре. Ну, или хотя бы его друг.
Сказано – сделано. В ближайшую субботу в нашей комнате появились ребята: один в парадной форме, к тому же в черных очках, из-за фингала под глазом, другой с гитарой. Не успели парни переступить порог комнаты, как им было объявлено, что у нас состоится свадьба. Наша невеста, которую мы нарядили в белое платье, их жених. Прочитали молитву, благословили, жених с невестой обменялись кольцами, сделанными из фольги пробок от бутылок, выпили бутылку шампанского, кричали горько и веселились. При этом жених и невеста познакомились.
Вечером всем объявили, что мы пошутили, и разогнали всех по домам. На следующее утро прибежал Димка, они помирились, жизнь вроде бы вошла в свою колею. Но вечером приходит жених и смущенно просит Гулю разрешить ему бывать у нас в качестве друга. Засмеявшись, она милостиво разрешила. Каждый вечер в комнате царило веселье: мы гадали, кто придет первым, жених или Димка. И от души советовали Гуле составить график посещений. Не прошло и недели, как Гуля с Димкой разошлись окончательно. А жених остался женихом. Долго и настойчиво он был просто другом, пока ровно через год со дня их необычного знакомства они подали заявление в ЗАГС.
3. Общежитие было закрыто. Вернее, оно было открыто, но там шел грандиозный ремонт. А группа, которая собиралась строить жилье для студентов в стройотряде, уже уехала. Промаявшись весь день в пустой комнате, я решила махнуть в Шелехов к Анечке, зная, что она не уехала с первой группой. Было жарко, поэтому я, в одном ситцевом платье, накинув на плечо сумку, помчалась на вокзал. В Шелехове без проблем нашла Анин дом, и вот мы уже весело щебетали после недолгой разлуки, как раздался звонок в дверь. Аня пошла открывать, а я удобно полулежала на кресле, посматривая на телевизор. В комнату ввалились два абсолютно пьяных парня. Они были пьяны и счастливы свободной жизнью после дембеля, эти Анкины одноклассники. Шура и Андрей, как представила их мне Аня, были так пьяны, что, мне казалось, ничего не соображали. При этом Шура с первой минуты стал умолять меня написать заявление в загс на бракосочетание, а Аню и Андрея быть свидетелями, так как он хочет взять меня в жены. А мы в ответ хохотали, принесли бумагу и ручку и составляли это заявление, все дружно подписывали, и опять хохотали. Анюте было так смешно, что она, давясь смехом, но, зная про все наши общаговские проделки, дружно мне помогала. Потом, чтобы отвязаться от ребят, мы подкинули им идею, что неплохо было бы сходить в парк потанцевать. Парни согласились, и мы, вчетвером под ручки, вышли на улицу. Парни были так пьяны, что нас всех шатало из стороны в сторону, и улицы нам было мало. Дойдя до парка, мы с Анютой благополучно сбежали от парней и заперлись в квартире. И как долго они не стучались к нам, дверь мы им не открыли, похихикивая и попивая чай в темноте на кухне. Назавтра мы уехали в стройотряд.
А уже после стройотряда мне было совсем не смешно, когда я приехала из Харькова на неделю позднее занятий и пришла в институт на лекции. У Анюты были круглые глаза, когда на пересменке между парами она рассказывала мне продолжение истории. Как оказалось, Шурка пришел к ней домой в начале сентября трезвый и очень деловой. Долго допытывался, где я, потом заставил Аню поехать в Иркутск в наше общежитие, где они кроме ремонта ничего не увидели и меня не нашли. Захлебываясь рассказом, Анюта сообщила мне, чтобы я ждала гостя. Он поступил в госуниверситет на исторический факультет, его выбрали старостой группы, он учится на одни пятерки и жаждет меня видеть.
Потом Шурка, несмотря на то, что жил так далеко, часто навещал меня. Он водил меня в кино, театры, спектакли, но при свиданиях не говорил не слова. Он будто немел в моем присутствии. Когда я спрашивала Анюту, всегда ли он такой, та смеялась и говорила, что это самый веселый и заводной парень из их класса. Он так боялся меня, или действительно был так влюблен, что боялся говорить, боялся смотреть на меня, боялся притронуться ко мне. Я стала для него каким-то очаровательным образом, на который можно только молиться. А потом он пригласил меня на вечер посвящения в студенты. В университете бережно унес мою шубу и шапку в какой-то кабинет. Мы оказались на балу, где на двадцать девочек один парень. Шурка оставил меня у стены, а сам пошел к ребятам, они все были с повязками дежурных, а он был старший. Тут заиграла музыка, и все мальчики начали танцевать в центре очень большого зала, нахально глядя по сторонам, где понуро стояли девочки. Но я-то была из политеха, где на десять мальчиков одна девочка, и у меня были другие комплексы. И я гордо, через весь зал прошла к Шурке под взглядами этих несчастных девчонок, и, остановившись перед своим, как я считала, парнем, не танцуя, повелительно приказала ему отвезти меня домой, так как он обязан это сделать, раз не в состоянии развлекать меня на балу. Мой вид королевы и тон моих приказаний сломили и без того смущенного парня, и он, бедный, понуро, покрывшись краской, брел через весь зал к выходу за мной. А я царственно плыла по залу, выражая свое пренебрежение к этому убогому сборищу. Я так и ни разу не оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли Шурка за мной, я просто шла с надменным видом прекрасной незнакомки, которая вот так запросто может увести с бала самого завидного жениха, при этом уже окончательно для себя убедившись, что он мне не нужен.
