Татьяна Михаль
Днк, или Верни моего ребёнка!
Глава 3
Светлана
Я была взвинчена до предела, нервы, казалось, готовы были лопнуть – когда я назвала имя и фамилию Анны Алексеевны, началось твориться что-то странное.
Меня попросили подождать.
Я ждала…
Почти два часа ожидания, бесконечных вопросов, почему меня не пускают, но ответ был всё тот же – ждите.
Телефон Анны Алексеевны был недоступен.
Я начинала накручивать себя и подозревать самый печальный исход событий.
«Господи, только бы она была жива…» – молилась про себя.
Во время ожидания, я изучила периметр проходной онкоцентра и зал ожидания. Увидела бесконечно много людей, которые не хотели принимать тупой расклад судьбы. Услышала я много слов и с каждой последующей минутой, мой страх становился сильнее. Ад существует – это ясно сразу… К моей боли как пластилин прилипала чужая боль.
Боже, сколько здесь было молодых людей. И детей…
Всеми силами я отгоняла от себя непрошенные и ненужные думы и сосредоточилась лишь на своей цели – узнать правду. Но сначала, я должна увидеться с той, которая своими руками убила мою душу и вырвала сердце с кусками мяса и потом, глядя мне в глаза беспощадно лгала.
Да, такие люди должны быть наказаны и тот факт, что Анна Алексеевна оказалась в этом месте – доказывает, что есть справедливость, да только, это лишь малая доля наказания, которое она заслужила.
Уронила голову на ладони и едва не застонала. Ожидание меня словно палач медленно пытало.
Когда, я уже решила, что с меня хватит, и хотела пойти в палату Анны Алексеевны, минуя охрану, как вдруг, ко мне подошёл седовласый мужчина в белом халате и спросил:
– Вы, Никитина Светлана Михайловна?
Наконец-то!
– После развода у меня другая фамилия – Солнцева. Но раньше я была Никитина. И да, это я, – ответила скороговоркой, судорожно сжимая в руках свою шапку и шарф. – Вы меня проводите к Анне Алексеевне? Как она? Мне очень нужно с ней увидеться и поговорить, да и ждёт она меня.
– Леонид Петрович Гуровой, – представился мужчина, внимательно глядя на моё лицо. – Идите за мной, Светлана Михайловна.
Я открыла было рот, чтобы снова задать свои вопросы, но тут же закрыла и направилась за ним.
«Я на маленький шажочек стала ближе к своему ребёнку».
– Прошу, входите, – пригласил мужчина меня в кабинет.
Надпись гласила «Онколог. Гуровой Л. П.»
Я нахмурилась, но вошла.
– Садитесь, – сказал он, указав на жёсткий стул. Сам же занял место за рабочим столом и принялся что-то искать в ящике.
Сердце стало бухать так, что я начала думать, что сейчас оглохну.
Медленно села и спросила, едва дыша:
– Что с Анной Алексеевной?
Гуровой отвлёкся от своего поиска и посмотрел на меня равнодушным взглядом и сухо ответил:
– Скончалась сегодня в четыре тридцать утра.
Нет…
Нет! Не может быть!
НЕТ!!!
В моём горле застрял крик отчаяния. Сердце заболело, да так сильно, что я застонала и тут же заплакала, не скрывая своих эмоций.
Надежда, вера и единственная соломинка, связывающая меня с моим малышом, только что вдребезги разлетелась.
Каждую клеточку моего разума, моего сердца отчаяние пронзило так сильно, что я едва не потеряла сознание.
Доктор спохватился и обеспокоенно начал проверять мой пульс, зрачки и что-то говорить… Какие-то слова утешения и соболезнования…
К чёрту! Я не скорблю по этой подлой женщине!
Она отняла у меня сына при жизни и решила забрать даже после смерти!
У меня разрывалась душа… У меня была маленькая надежда, которая так недолго сверкала ярко, сильно, озаряя мою жизнь светом, и только что, этот свет бессердечно уничтожили.
Отчаяние, как самый безжалостный яд начал съедать мою душу изнутри, уродуя и коверкая её, уничтожая все те оставшиеся капли хорошего, что было во мне, оставляя бездонную пустоту и вечный мрак…
– Успокойтесь… Анна Алексеевна попросила меня кое-что лично вам передать… – как сквозь толщу воды услышала я голос Гурового.
На мгновение я затихла и упавшим голосом спросила:
– Что? Что она просила передала?
Мужчина посмотрел на меня с небольшой долей сочувствия. В основном, в его взгляде читалось одно единственное желание – быстрее бы я покинула его кабинет.
– Вот это. – Он протянул мне небольшой полиэтиленовый пакет траурного цвета, в котором находилось что-то небольшое прямоугольной формы. – Передаю вам лично в руки, как того и просила Анна Алексеевна.
Дрожащими руками взяла пакет и кивнула.
– Она… больше ничего не просила мне передать?
– Нет. Только это. А теперь, давайте я вас отведу к медсестре. Пусть вам измерят давление и сделают укол успокоительного…
– Не нужно, – отказалась я. – Мне не поможет никакое успокоительное.
Я покинула кабинет доктора, вышла из онкоцентра, села в машину такси. Все элементарные действия моё тело проделывало на автомате, когда как сама я словно онемела.
Когда вернулась в свою холодную и сиротливую квартиру, меня охватило такое отчаяние, что, казалось, мою грудь сковали стальным обручем, который сжимался всё сильнее и сильнее, норовя раздавить меня.
«Господи, смилуйся надо мной!» – взмолилась я про себя. – «За что ты шлёшь мне такие жестокие испытания? Неужели я заслужила эти пытки? Как мне теперь найти своего сына?!»
Мой мальчик. Мой Сашенька. Мой маленький Ангел, которого я баловала бы, учила бы ходить, говорить, рисовать… Я водила бы его в садик, устраивала самые яркие и запоминающиеся Дни Рождения… Надежда, которую дала мне эта змея, в один миг была растоптана и уничтожена.
Я не могу справиться с собой…
Не сдерживая слёз и рыданий, я перевернула чёрный пакет вверх дном, тряхнула его, и мне в ладонь упал длинный и узкий серебристый предмет.
Диктофон.
Прекратив лить слёзы, я уставилась на него как на самую бесценную и значимую вещь в мире.
– Боже мой… Боже мой… – произнесла вслух.
Подрагивающими пальцами нажала на «Play»…
* * *
– Здравствуй, Светлана. Если ты сейчас слушаешь эту запись, значит, я не успела встретиться с тобой… Уж прости меня за то, что я сотворила.
Дрожащий, бесконечно усталый и слабый голос Анны Алексеевны заполнил пространство моей комнаты.
– Полтора года назад в родильном доме, где я проработала всю свою жизнь, в ночь с восьмого на девятое число две женщины родили двух мальчиков. Один ребёнок родился крепким, здоровым и громкоголосым. Его крик, наверное, слышал весь роддом. У другой женщины родился ребёночек мёртвым…
Несколько секунд я слушала тишину, но потом, снова зазвучал её скрипучий голос.
– Света, это ты родила здорового малыша. Твой сын живой и он такой красивый мальчик. Тебе сделали кесарево, и у меня даже и мысли не было забирать… – вдруг раздался тяжкий и шумный вздох, больше похожий то ли на стон, то ли на плач. – У другой женщины… Света, я не знаю, что пошло не так. Ей тоже делали кесарево и её ребёнок уже был мёртвым!
– Она первая пришла в себя и когда узнала о его смерти… Она так кричала, но не от горя… Она кричала, что ей нужен ребёнок, чтобы не потерять мужа. Она кричала, что ей нужен сын, любой мальчик, иначе она… Иначе она скажет, что мы убили ребёнка и её муж всех нас засудит и уничтожит! Света, та женщина была не простой смертной. Они купили самую лучшую палату, её муж сделал серьёзное пожертвование нашему родильному дому и… И лично мне тоже… А мы… А я облажалась… Света, я одна принимала то решение – подменить детей, спасала себя и роддом. Люди, которым я заплатила за молчание – не виноваты. Я одна виновата во всём. Только я. Если сможешь простить – прости…
Я едва ли не до хруста сжала челюсть и прикрыла глаза. Ненависть разливалась по моим венам рекой, будь Анна Алексеевна жива, я бы собственными руками её задушила!
«Значит, мой сын стал спасением для горе акушеров! У меня отобрали сына, чтобы спасти свои гнилые шкуры! Ненавижу!»
– Прости меня, девочка… Прости… После того, что я натворила, дороги назад уже не было. Те люди… Я уже не могла признаться, потому что… – она снова вздохнула. – Но судьба сама наказала меня. Я знаю, что ты пережила, девочка. Ровно полгода спустя, мой сын, который только-только окончил университет, насмерть разбился на мотоцикле. Вскоре и я слегла. Онкологию у меня обнаружили на поздней стадии… Но не страшна мне смерть, с сыном скоро встречусь. Только на душе грех такой висит тяжким грузом, и не хочу я с ним умирать. Да и снился мне тот мёртвый ребёночек каждую ночь – плакал горько, что у меня сердце разрывалось. Никакие деньги не стоят душевного спокойствия… Только поздно я это поняла.
– Своего сына ты найдёшь в семье Северского Дмитрия Мстиславовича… Надеюсь, у тебя всё получится… Прости меня, Света. Прости за ту боль, что я причинила тебе…
На этом всё, запись закончилась…
– Пусть Бог тебя прощает, – сказала я с лютой ненавистью, до хруста сжимая в руке пластиковый диктофон.
Как же чудовищны люди…
А ведь когда-то я была юной и пылкой девчонкой, наивной и смотрела на этот огромный мир удивлёнными и широко распахнутыми глазами. Сейчас мне кажется, что это всё был сон, и той девчонки никогда не было…
Я любила и хотела любить весь мир, хотела становиться лучше день ото дня и дарить людям радость.
Человеческие пороки и страхи убивают всё самое прекрасное и доброе, что только есть: жадность, эгоизм, жажда власти, злость, зависть, жестокость… Как же их много…
Их разрушенные пороками души – это плесень, которая затрагивает других людей… И меня затронула, как самая настоящая зараза.
Я никогда не забуду тот день, когда мечтала, чтобы меня живой закопали вместе с холодным телом моего сыночка, потому что именно тогда моя жизнь закончилась…
Но теперь, я как птица Феникс обязана воскреснуть, обязана стать сильной и непобедимой. И вернуть своего ребёнка.
Глава 4
Светлана
Северский Дмитрий Мстиславович, сорок три года. Председатель арбитражного суда…
Великолепная репутация этого человека не подвергалась никакому сомнению.
Ещё бы.
По крайней мере, интернет ничего дурного о нём не выдавал.
«Наверное, специальные люди «чистят» ненужную информацию», – подумала устало и сжала виски. Потёрла их, стараясь унять внезапно возникшую головную боль.
«Раз Северский судья, то он должен будет понять, чем ему может грозить разглашение той ситуации, в которую он оказался втянут. Он должен будет отдать мне моего ребёнка. Другого варианта я не вижу».
Вздохнула и кликнула кнопкой мыши по фотографии.
Северский, судя по снимку, был мужчиной высоким. Костюм не скрывал его спортивного телосложения.
Лицо.
Это было лицо хищника – опасное, резкое. А взгляд такой, что даже от снимка я ощутила его мощную ауру власти и жёсткости.
Этот человек привык командовать. Привык отдавать приказы и вершить судьбы.
Холодные, льдистого цвета глаза отражали внутреннюю силу и грозный характер своего владельца.
Я отчётливо почувствовала в нём волю и энергию человека, который способен бороться с любыми вывертами судьбы.
«Чёрт…», – пробормотала про себя, чувствуя, как сердце сжимается от страха. – «Как же мне с ним договориться? Почему-то я уже уверена, что этот человек откажется вернуть мне сына…»
Одна только мысль, что у меня может ничего не получится, вызывала панику и ужас.
Руки тут же начинали трястись, а глаза наполняться солёной влагой.
«Хватит!» – рявкнула на себя. – «Хватит быть тряпкой! Ты сильная и всё сможешь! Всё получится! Я горы сверну, если понадобится!»
– Да, я ставлю на карту жизнь четырёх людей… – пробормотала я вслух. – Но я постараюсь быть предельно осторожной, внимательной и тактичной. Я предложу семье Северских навещать моего сына. Да. Всё-таки, они полтора года считали его своим ребёнком.
Я зашагала по комнате, стараясь справиться с волнением, размышляя и выстраивая заранее невероятно сложный разговор.
Снова села за ноутбук и нашла прямой рабочий телефон Северского. Вбила его себе в телефон и стала думать, какую причину сказать, чтобы он со мной встретился.
Думала долго.
Выпила три чашки кофе, шагами измерила свою квартиру, но как назло, никакой дельной идеи в голову так и не пришло.
Объяснить суть вопроса сразу по телефону – не вариант. Мужчина решит, что я его разыгрываю или пытаюсь выманить денег. Нет, нет…
Разозлилась на себя и решила прибегнуть к избитой лжи и представиться журналистом.
Сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Улыбнулась, усилием воли настраивая себя на дружелюбный разговор. Северский не должен слышать в моём голосе отчаяние и страх.
Снова несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Нет никаких причин волноваться. Ведь только я одна владею страшной информацией. Раскрывать её по телефону я не стану ни в коем случае. Только при личной встрече. А для этого мне нужно добиться этой встречи.
Почувствовав, что немного успокоилась, я нажала на вызов.
* * *
Светлана
– Приёмная, – прозвучал в трубке мелодичный женский голос.
– Ааа… Эээм… Здравствуйте. Соедините меня, пожалуйста, с Северским Дмитрием Мстиславовичем, – проблеяла я, немного растерявшись. – Я звоню ему по делу одному… Он ждёт моего звонка и… В общем…
– Вы из страховой компании? – вдруг спросили меня.
Я заметалась по комнате, и особо не раздумывая, спешно выпалила:
– Да!
– Соединяю.
Несколько гудков и мне ответили:
– Слушаю вас.
Голос Дмитрия Мстиславовича в телефонной трубке прозвучал приятным тембром – глубоким, чуть хриплым, словно он простужен и спокойным. Судя по всему, Северский – сильный, уверенный и знающий себе цену мужчина. Как, впрочем, я и подумала про него, глядя на снимок в интернете.
– Здравствуйте, Дмитрий Мстиславович, – произнесла я, чувствуя, что моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – Я хотела бы с вами встретиться, чтобы обсудить одно дело…
– У меня завтра в девять двадцать будет свободно пять минут времени. Приходите и попытайтесь меня убедить, чтобы я не разрывал отношений с вашей компанией.
Меня не волновала никакая компания. Я просто не могла не воспользоваться прекрасной возможностью, которую мне так услужливо подбросила судьба.
– Я буду у вас вовремя! – выпалила я и быстро отключилась, пока он не задал лишних вопросов.
Глава 5
Светлана
Пропустили меня внутрь святая святых, а именно внутрь здания арбитражного суда, не сразу.
Охрана проверила дважды мою сумочку, потом они попросили меня сделать глоток воды из бутылочки, которая находилась у меня с собой…
«Неужели, думают, что я стану кого-то травить? Хотя… В этой жизни я уже ничему не удивлюсь».
И уже после того, как секретарь Северского подтвердила, что меня ждут, охрана, наконец, меня пропустила.
На ватных ногах, я дошла до лифта, нажала на кнопку нужного мне этажа и, когда двери плавно закрылись, спиной прислонилась к металлической поверхности.
Лифт остановился на пятом этаже и радостно пиликнул. Двери бесшумно разъехались в стороны, и я оказалась уже совсем близко к своей цели.
Прошла прямо по коридору, постучала и дёрнула первую попавшуюся дверь за ручку и заглянула внутрь.
Передо мной за длинным столом с графинами, стаканами, стопками бумаг и папок – сидели пятеро мужчин в деловых костюмах от тёмно-серого до чёрного цвета. Вид у всех пятерых был чрезвычайно важный.
– Пп… простите. Не подскажите, где находится кабинет Председателя суда, Северского Дмитрия Мстиславовича?
Мужчины смерили мою физиономию строгим взглядом и один, коротко усмехнувшись, сказал:
– Прямо по коридору. Последняя дверь.
– Благодарю, – пробормотала и быстро скрылась с их глаз.
Тут же передёрнула плечами.
Мне не очень импонировали люди, занимающие государственные посты, особенно, вот такие. Если говорить начистоту, они меня пугали. Слишком много власти было в руках таких людей. И вряд ли кто-то из них прошёл проверку этой властью и большими деньгами.
Я внутренне подобралась и, собрав всю свою волю в кулак, дошла до нужной мне двери. Она отличалась от остальных – сразу видно, что за этой шикарной дверью находится и работает непростой человек. Да и табличка имелась с позолоченной надписью, оповещающая, что это приёмная Председателя арбитражного суда.
Быстро сняла с себя пальто, сделала глубокий вдох и протяжный выдох, и только потом постучала и вошла.
– Здравствуйте, – поздоровалась с полноватой и очень приятной на внешность девушкой-секретаршей. Она что-то усиленно печатала на компьютере, смешно сдвинув брови к переносице и закусив карандаш в зубах. – У меня назначено к…
Я указала на дверь, на которой тоже позолоченными буквами было выведено имя и должность нужного мне человека.
Девушка на минуту оторвала от компьютера взгляд, вытащила изо рта карандаш и спросила:
– Это вы из страховой?
«Нет».
– Да, – солгала я.
Она кивнула, подняла трубку телефона, нажала на кнопку и произнесла:
– Дмитрий Мстиславович, к вам пришли из страховой.
Я переминалась с ноги на ногу и молилась, чтобы не оглохнуть от грохота, которое создавало моё собственное сердце.
Секретарша кивнула, а потом сказала:
– Хорошо.
Трубка вернулась на своё законное место.
– Проходите. Только верхнюю одежду оставьте здесь.
Я повесила пальто на спинку кресла и, оправив вспотевшими ладонями длинную юбку, снова вздохнула и на секунду замерев, кивнула сама себе.
«У меня всё получится».
Для приличия постучала в дверь и только потом вошла.
«Надеюсь, что после разговора смогу отсюда выйти», – подумала про себя, чувствуя, как подкашиваются ноги от страха.
* * *
Первым делом в глаза бросился интерьер кабинета Северского – чисто мужской. Цвета монохромные, линии чёткие, поверхности большие и гладкие. Минимум аксессуаров, много света, приятный запах кожи и мужского одеколона. На стенах много грамот, благодарственных писем и дипломов.
Каблуки мои больше не стучат – пол застелен ковролином.
Бегло осмотрев пространство, я остановила свой взгляд на НЁМ.
Да, это был ОН – Мужчина с большой буквы.
Фотографии в интернете сильно преуменьшили внешние данные Северского.
Этот мужчина был необыкновенно красив – высокий, стройный и в меру мускулистый, с густыми чёрными вьющимися волосами и потрясающе яркими, прозрачными серо-голубыми глазами. Строгий тёмно-синий костюм лишь подчёркивал статусность мужчины.
Такой неотразимой внешности я не встречала никогда в реальной жизни.
«Таких мужчин не бывает. На них можно смотреть только на обложках журналов и в рекламных роликах…»
Но нет, этот экземпляр, отобранный самой эволюцией, стоял передо мной – статный, знающий себе цену и осознающий свою силу, привлекательность и значимость.
Я застыла истуканом и не могла отвести от него глаз, и была уверена, что так происходило везде, где бы Северский не появлялся.
Я нервно сглотнула и несколько раз моргнула. Сжала руки в кулаки.
Мне не понравилось, что этот человек с первого взгляда так на меня повлиял.
Нет, вы только не подумайте, что я тут готова была пустить на него слюну или растечься лужицей.
На самом деле его яркая и аристократичная внешность меня сильно напугала.
А всё потому, что такие люди обычно очень избалованны вниманием, капризны и неохотно идут на уступки или компромиссы.
«Дай-то Бог, этот окажется исключением из правил…»
– Доброе утро. Вы пришли вовремя. Похвально. Раз вы пунктуальны, то возможно, мы сможем договориться, – произнёс Северский невероятно глубоким и приятным баритоном.
Я вздрогнула и, кивнув, сказала невероятно спокойным и твёрдым тоном:
– Доброе утро, Дмитрий Мстиславович. Я тоже надеюсь, что мы с вами найдём общий язык и договоримся.
Один Бог знает, насколько трудно дались мне первые слова и только он знает, как, на самом деле, мне было страшно.
– Чай или кофе? Что желаете? – поинтересовался он дежурно.
«Лучше валерьянки», – подумала про себя.
– Благодарю, но ничего не нужно, – ответила и слабо улыбнулась.
– Как хотите, – невозмутимо отозвался мужчина и указал ладонью на кресло, что стояло напротив его внушительного рабочего стола. – Садитесь. Я готов выслушать ваши доводы в пользу компании, на которую вы работаете. Надеюсь, ваше руководство пришло к правильному решению и они согласились с моими условиями.
Я села в кресло и сжала дрожащие от сильного волнения руки в кулаки, чтобы мужчина не увидел, как сильно я его боюсь…
«Боже, помоги мне…»
– Начинайте, – сказал он.
А я во все глаза смотрела на Северского и молчала. Мой язык словно приклеился к нёбу и отказывался шевелиться.
Тогда, вместо слов и сбивчивых рассказов, я сразу решила перейти к делу.
Непослушными пальцами достала из сумки диктофон и пробормотала:
– Моё имя Солнцева Светлана Михайловна. И я не из страховой компании. Простите за обман… Пожалуйста, просто послушайте эту запись до самого конца.
И я уверено нажала на кнопку «Play».
Глава 6
Светлана
«– Своего сына ты найдёшь в семье Северского Дмитрия Мстиславовича… Надеюсь, у тебя всё получится… Прости меня, Света. Прости за ту боль, что я причинила тебе…»
Запись завершилась и я, наконец, выдохнула. Сразу даже и не заметила, что затаила дыхание, боясь издать хоть один малейший звук.
Меня трясло как в лихорадке мелкой дрожью.
По спине медленно стекла капелька холодного пота…
Если он сейчас не поймёт меня, не пойдёт на встречу, то лучше пусть сразу убьёт…
Северский долго смотрел на меня, в мои глаза пронизывающим, острым и беспощадным взглядом.
Лицо его сохраняло неподвижную и скучающую маску. Профессионал. Ни один мускул не дрогнул, ни единым жестом не выдал он своих ощущений, эмоций и чувств, словно и не человек вовсе, а ледяная глыба…
Медленно, с грацией хищника, он поднялся со своего кожаного кресла, убрал свои сильные и холёные руки в карманы брюк и повернулся к окну, за которым шёл мокрый снег. Он смешивался с городской пылью и газами, превращаясь на асфальте в грязную и хлюпающую жижу, которая идеально походила на нынешнее моё жизненное состояние – жижа, грязная и вонючая… Вот, во что превратилась моя жизнь.
– Что вы хотите услышать от меня? – неожиданно спросил Северский, стоя ко мне спиной. А голос – сухой, безэмоциональный.
Громко сглотнула и, сжав руки в кулаки, что ногти оставили кровавые следы, тихо произнесла:
– Я… хочу… очень хочу… вернуть своего сына. Простите… Но… у вас растёт мой мальчик. Ваш сын… умер…
Каждое слово давалось мне с титаническим трудом, будто это были и не слова вовсе, а ржавые гвозди, которые я садистски вонзала в сердце этого волевого мужчины.
– Простите меня, хоть я и не виновата. Я жила всё это время как в аду. Прошу вас, Дмитрий Мстиславович, верните мне моего ребёнка.
Он вдруг хмыкнул и обернулся ко мне. Прошёлся взглядом по моей фигуре и кажется, отметил всё: осунувшееся и усталое от горя лицо; блеклые волосы, собранные в обычный хвост на затылке; отсутствие маникюра; недорогую одежду и обувь…
Северский снова посмотрел мне в глаза – долгим взглядом и спросил:
– Кто ещё слышал эту… этот рассказ?
Пожала плечами.
– Только я.
Он кивнул и снова задал вопрос:
– Сколько вам лет, Светлана?
– Тридцать… – ответила, не раздумывая, не понимая, к чему этот вопрос.
– Дети есть? – снова вопрос.
– Нет, – мой ответ и я чувствуя, как тело сковывает ещё сильнее. Напряжение внутри меня уже почти звенит. – То есть, да… Мой сын… он у вас…
И вдруг, он задал вопрос, на который я также быстро дала ответ, и это было моей роковой ошибкой.
– Это единственная запись?
– Да.
Едва ответ слетел с моих губ, как я тут же поняла свою глупость.
Северский же никак не отреагировал, не показал то, чего я ожидала увидеть – облегчение, что запись единична.
Он просто взял диктофон и раздавил в своей огромной ладони.
Моё сердце пропустило удар. Я вскочила с кресла и неверяще уставилась на разрушенный пластик. Сломанный диктофон он небрежно бросил на свой стол.
«Нет…»
«И почему я не догадалась сделать хоть одну копию?! Хоть бы даже на телефон продублировать запись! Дура! Дура! Дура!»
Мужчина приблизился ко мне, не обращая внимания на мои слёзы, которые тут же потекли из глаз. Он встал у меня за спиной, очень близко, что я ощутила запах его одеколона – древесный и холодный, как и он сам.
Моего уха и шеи коснулось его тёплое дыхание. Северский негромко произнёс:
– Я дам вам один-единственный шанс, Светлана. Вы сейчас сотрёте слёзы со своего милого личика и спокойно выйдете из кабинета. Как только закроете за собой дверь, вы тут же навсегда забудете меня, моего сына и эту запись, которой больше нет. Это твой сын умер. Твой.
– Нет, – сказала не своим голосом.
Мужчина резко схватил меня за подбородок и развернул моё лицо к себе.
В глазах цвета льда пылал огонь – яростный, злющий и беспощадный.
– Никогда не смей говорить о том, что мой сын – это твой сын. Поняла меня? Эта запись – ложь и провокация. Я не позволю какой-то проходимке касаться моей семьи и моего сына. А теперь взяла свою сумку и пошла отсюда.
Ледяные оковы внутри меня, дрогнув, разорвались на части, на миллионы осколков разлетелись, полосуя мою итак израненную душу новыми кровавыми следами.
Моя несчастная душа готова была рассыпаться в крошку, невыносимая боль удушливой рукой схватила за горло, не давая вздохнуть…
– Пожалуйста… – пискнула я. – Я вам не лгу…
Северский не слушал меня. Он подошёл к двери и распахнул её.
Слёзы нескончаемым потоком лились из глаз, горячей влагой обжигая кожу, словно то был яд.
– Я не повторяю дважды, – сказал он сухо.
– Прошу… Давайте проведём тест ДНК, – взмолилась я, не зная, что мне теперь делать.
– Светлана, – снова перешёл он на «вы», – не вынуждайте меня звать охрану. Уходите немедленно.
Секретарша начала вытягивать шею, чтобы увидеть, что твориться в кабинете начальства.
А мне было всё равно, что сейчас будет. Пусть зовёт охрану, но я не уйду.
Подошла к мужчине и рухнула перед ним на колени.
– Умоляю вас… Давай сделаем тест. Вы увидите, что это мой ребёнок…
На последнем слове он резко захлопнул дверь и больно схватил меня за руку выше локтя, поднимая с пола, и прошипел прямо в лицо:
– Убирайся! Убирайся немедленно! Я не верю ни этим слезам и не единому слову! Если ещё раз окажешься даже поблизости или начнёшь где-то нести подобную чушь, обещаю – сгниёшь в тюрьме! А теперь, пшла отсюда!
Он вытолкнул меня за дверь, в приёмную, и туда же вышвырнул мою сумку.
– Скажи охране, чтобы эту женщину на порог здания суда никогда не пускали, – распорядился Северский. – Она опасна и невменяема.
Девушка секретарша смотрела сначала на меня, потом на него изумлёнными глазами, открыв рот. Она едва кивнула и медленно поднялась с кресла.
– Ты поняла меня? – резко спросил он секретаршу.
– Д… дда… – проблеяла девушка.
Дверь с грохотом захлопнулась.
Я тяжело опустилась на стул и в голос зарыдала и завыла.
– Я никогда его таким не видела… – сказала девушка. – Что же вы такое наговорили Дмитрию Мстиславовичу? Вставайте же, вам нужно срочно уходить…
