Татьяна Купор
Чужая мечта
Часть 5
Лика прогнала воспоминания и посмотрела на сцену. Дирижер уже поднял руку, и оркестр приготовился. Все замерли в напряженном ожидании. Однако в следующую секунду на сцене появилась не Ира, а взбудораженный конферансье. Взяв микрофон и откашлявшись, он с досадой объявил:
– Прошу прощения, Ирина Воробьева не сможет выступить…
– Что-о? Концерта не будет? А как же билеты? Кто вернет деньги? – пронесся по залу растерянный шепот.
А Анжелика будто перестала дышать. Что же могло случиться? Ира выглядела совершенно здоровой. Неужели так сильно расстроилась из-за разговора? Ох, это она виновата, не нужно было ничего говорить, знала же, что ей скоро выступать, что может принять все близко к сердцу! Лика поднялась с твердым намерением немедленно выяснить, что произошло и, если понадобится, поддержать подругу. Но следующие слова конферансье заставили ее остолбенеть:
– Ирина очень просит свою подругу, скрипачку Анжелику Сазонову выступить вместо нее и уверена, что она справится. Давайте поддержим девушку аплодисментами!
Когда на нее направили луч софита, Лика почти физически ощутила устремленные в ее сторону взгляды. Самые разнообразные – любопытные, изумленные, растерянные, подозрительные. Ей показалось, что люди перешептываются в недоумении, глядя на отсутствующую правую кисть ее руки. Тем не менее, послышались овации, и Анжелике ничего не оставалось, как выйти на сцену. Вернее, неуверенно доковылять до нее, потому что сердце испуганно колотилось, а дыхание перехватывало. Она боялась, что рухнет, так и не дойдя до площадки, где ее ждал ведущий. Это какой-то розыгрыш, ее специально вызвали, чтобы осмеять… Она же не знает, что играть, она никогда не выступала на такой большой сцене, да и забыла, когда вообще выступала!
Видимо, паника отразилась на ее лице, потому что конферансье шепнул ей на ухо:
– Ира сказала, “The show must go on” Вы знаете наизусть.
– Ну… да. А что с ней? Почему она не может выступить? – тихо спросила; беспокойство за подругу пересилило страх. – И зачем меня вызвали на сцену, разве нельзя перенести концерт?
– Ира в относительном порядке, – заверил мужчина. – Пожалуйста, сделайте, как она просит.
– Но я… Вы видите мою кисть?! Вернее, то, что сейчас вместо нее?
– Вижу, – совершенно невозмутимо ответил конферансье, взглянув на ее руку.
– Значит, понимаете, что я не смогу играть.
– Почему?
– Как это – почему? Потому что у меня нет пальцев, как я буду держать смычок!
– А разве у Вас нет насадки? – подмигнул мужчина и, вручив ей Ирину скрипку, скрылся за кулисами. Несколько секунд Анжелика стояла с открытым ртом. Услышанное так поразило ее, что она не могла пошевелиться. Значит, подруга предупредила о ее дефекте… Но неужели никого не смутило, что Иру заменит скрипачка-инвалид?!
Зазвучала знакомая до боли мелодия. Анжелика почувствовала, как дрожат руки. Господи, нет, она не сможет! Она не готова, она… Слезы солеными дорожками побежали по щекам, перед глазами замелькали воспоминания.
Вот она сидит на кровати в больничной палате и, закрыв лицо руками, громко рыдает. Прекрасный с детства мир, яркий, насыщенный, наполненный удивительными звуками, померк за одно мгновение. Если бы она только знала, никогда бы не села в то такси, которое, вылетев с дороги, перевернулось несколько раз. Она никогда не забудет тот ужас, – как зажало руку между землей и каркасом машины…
«Какая скрипка?! Вы никогда не сможете играть!» – приговор врачей был жестким и безапелляционным. Ох, лучше бы она погибла тогда! Осталась в памяти людей талантливой скрипачкой, а не бессильным, жалким ничтожеством. Она с ненавистью смотрела на темный футляр, притаившийся в углу комнаты, потом – на перебинтованную руку, вернее, на то, что от нее осталось, и презирала себя. Месяцы, проведенные во мраке отчаяния, казались бесконечными, беспросветными, они словно превратились в зыбучий песок, который засасывал ее с головой, лишая возможности выбраться. Она жалела себя, злилась на весь мир, завидовала здоровым, но, увы, это не облегчало боли. Она с трудом удерживалась от желания раздробить проклятую скрипку на части; подползала к ней, задыхалась, захлебывалась слезами. А безжалостные слова врачей звенели в ушах и сводили с ума.
– Что ты слушаешь этих докторов! – однажды разозлился отец. – Не им решать, играть тебе или нет. Слушай лучше меня, – он взял ее за подбородок и заглянул в заплаканные глаза. – Ты сможешь. У тебя все получится. Я верю!
