Клара расположилась в Странном Доме, как в своем собственном. После съемной комнатки, где они ютились с матерью, ей все здесь казалось красивым и роскошным, главное – роскошным. О, она всегда знала, что ей место не в конуре возле базара, а в таком доме, которому соответствовало и новое платье.
Даже собственное имя казалось теперь недостойным новой жизни. Его тоже надо было сменить. Ну что интересного может произойти с девушкой со старомодным именем Клара? Придумала! Она будет Кларисса, как в фильме! Взяла фломастер и вывела на странице журнала, на полях: Кларисса, Кларисса. Главное – самой привыкнуть, а уж остальных она приучит. Есть же у них в классе двойняшки Инесса и Ванесса. Потом уверенно и размашисто написала новое имя на обоях – и загородила надпись журнальным столиком. Почему бы и не переставить мебель, как ей нравится?
«У нас неплохие обои». «А где у нас утюг?» «Почему наша собака ходит без намордника?» Ее хозяйский тон и местоимения «наша», «наше», повторяемые с видимым наслаждением, коробили Марину и резали слух. Как можно так вести себя в незнакомом доме, едва перешагнув его порог?
А Клариссе стало мало дворца: хотелось, чтобы и люди, населяющие ее владения, признали ее. Но присутствие Марины неприятно напоминало, кто тут настоящая хозяйка. Все в ней раздражало Клариссу. Почему, завидев ее, все улыбаются, даже противные старухи напротив? Почему за ней вечно тянется хвост поклонников, но незаметно, чтобы она флиртовала с кем-то из них? Почему к ней любят приходить гости и всегда бывает так весело?
Конечно, это счастливая жизнь наложила на нее отпечаток привлекательности. Она не знала унижений, ей не показывали вслед пальцем и не говорили «дочь сумасшедшей Евы».
Начать другую жизнь! Сравняться с этими беззаботными, умными и сытыми! Стать среди них своей, обойти их всех и сделаться счастливой! Мираж счастья развернулся дразнящим веером, манил к себе и казался таким близким.
Веер глянцевых журналов лежал на столике.
– Чего не здороваешься? – Кларисса, развалившись в кресле, глядела поверх страниц.
Марина увидела на полу свой магнитофон. Земфира распевала: «До свиданья, мой любимый город!»
– Здравствуй, – бросила Марина на ходу.
– Подожди! Ты что, не хочешь разговаривать? – Кларисса отложила журнал. – Только потому, что твой отец пригласил нас погостить, а я понравилась вашей классной, ты… – Она говорила быстро и с обидой, хотя ей хотелось, чтобы в голосе звучало высокомерие.
Взгляд Марины смягчился, она присела на ручку соседнего кресла, но заговорила против воли не доброжелательно, а насмешливо:
– Подружиться захотела? Так никто из моих друзей не путается под ногами у Рахили и не виляет перед ней хвостом.
– Вот ты всегда так о ней, – заметила Кларисса. – А от этой карги зависят наши аттестаты. А что касается твоих друзей… Не думай, ради бога, что я вам навязываюсь. Мне плевать на книжки и стихи. К тому же черненькая Жанка так меня ненавидит. А те двое ребят – они ведь влюблены в тебя оба? И ты обоим пудришь мозги? И балбесу Фольцу заодно? А кто кладет тебе белые цветы на подоконник?
– Ну, хватит. – Марина резко встала. – Отлично мы поладили. Много общего нашли. Давай жить, не мешая друг другу.
– Не выйдет, – зевнула Кларисса.
Жанна, заложив руки за спину, вышагивала по школьному крыльцу. Артур и Рудик сидели на ступеньках. Рафаэль бегал вверх-вниз.
– За что ее вызвали? И почему так долго?
Никто ему не отвечал.
– Если Рахиль опять снизит ей отметку за поведение, то пусть и мне снижает, – угрюмо проговорила Жанна. – Если опять начнутся угрозы выгнать из школы – пусть выгоняет и меня.
– Да какое она имеет право выгонять? – удивился Артур.
– Было бы желание, – буркнула Жанна.
Дверь отворилась, и все одновременно повернулись в ту сторону. Но это была не Марина.
– Я этой Рахили окна перебью, – пообещал Рудик.
– Ну и тебя выгонят – за хулиганство.
Дверь отворилась еще раз. Марина, очень бледная, стояла на крыльце.
– Рахиль говорит, что все знает… Что у меня дома собираются хулиганы… подонки… И мы ведем антиобщественные разговоры. Ругаем школу, учителей. Над ней смеемся, ее ругаем. Что у нас музыка до полуночи, мы запираемся от взрослых, видимо, курим и пьем. И можно догадаться, чем мы еще занимаемся. Тебя, Артур, надо спасать. Мы плохо на тебя влияем, мешаем учиться. А ты, Рафаэль, должен прекратить писать на уроках бесполезные стихи. Ваших родителей вызовут. А мне она сказала, что я вскружила вам всем голову… что я…
Жанна скрипнула зубами.
– Не вздумай еще реветь! Пойду скажу ей, кто она такая.
Слезы мигом исчезли из глаз Марины.
– Постой, тебя и так хотят вызвать на педсовет.
– А о стихах-то она откуда знает? – недоумевал Рафаэль. – Я ж только вам показывал. Даже мама еще не пронюхала.
– У нее целая коллекция и твоих стихов, и наших записок! И разговоры наши она знает до мелочей. Не могла же она шпионить под окнами!
– Конечно нет. – Пронзительный взгляд Жанны устремился в лицо Марины. – Шпионила твоя «сестрица».
– Кларисса?
– Больше некому. Только она бывала дома, когда мы собирались. Только она могла видеть, кто приходил. Вспомни, как она торчала под дверью.
– Из любопытства торчала. Зачем ей доносить?
– Ну как же, – рассмеялась Жанна. – Она видит, что Рахиль тебя терпеть не может, а ты у нее всегда на глазах. Самый выгодный товар. Не захочешь, а продашь.
Марина все еще качала головой.
– Чего уж проще! Слушай и запоминай, гляди и рассказывай.
– Пойдем по морде дадим, – предложил Рудик.
– Да, надо, – согласилась Жанна.
– Ну уж нет. – Марина вскинула голову. – Сама разберусь.
Влетев в дом, Марина начала говорить, но от быстрого бега голос прерывался.
– Переведи дух, попей водички, – предложила Кларисса. Она сидела, как всегда, развалившись в кресле и вытянув ноги на журнальный столик, но, приглядевшись к Марине, вскочила. – О! Э! Ты драться, что ли, собираешься!
– Ах ты, тварь! Живешь в моем доме и доносишь на меня! – Марина гневно наступала, Кларисса отодвигалась к стене. – Да еще врешь! Я тебе покажу, как врать на моих друзей!
Кларисса ловко вывернулась и побежала.
– Куда? Испугалась?
Тут Марина наткнулась на хнычущего Павлика.
– А с тобой что случилось?
Притихший было братик заплакал еще громче.
– Мы с Рольдом тут играли… а она… она сказала, чтоб мы убирались. Мы не убрались… тогда она начала нас выпихивать…
Марина опустилась на диван. Кто бы мог подумать, что собственный дом может заполниться вражьей силой и стать местом побоища. Но не пугать же ребенка еще больше.
– Наплевать на нее, – сказала она, успокаивая брата. – Бери Рольда, пойдем гулять.
Спускаясь с крыльца, Павлик взглянул на хилый саженец адамова дерева.
– Ты не замечаешь, – спросил он озабоченно, – что эта птица феникс вместо счастья приносит одни неприятности? Если она вообще сюда прилетает.
– Да нет, она еще не прилетала, потому что оно еще не цвело.
– А может, тебе подсунули не то дерево? – не унимался Павлик.
– То самое, – уверила его Марина. – Скоро оно зацветет, вот увидишь.
– Да ты еще в сказочки веришь! – Кларисса хихикала в окне.
Они бродили по бесконечному белогорскому парку. Когда в здешний НИИ приезжали научные делегации из разных стран, в честь гостей сажали что-нибудь из флоры их родины, и теперь на аллеях росли американские, японские и прочие диковины. Основателем парка был знаменитый биолог Берестов, а теперь этим занимается его дочь… Точно! Берестовский питомник. Вот где надо спросить, что делать с этим чахлым адамовым деревом.
Павлик и Рольд убежали вперед, Марина поспешила следом и нашла их у живой стены каменного дуба. Его древесина вдвое тяжелее воды: если отломить веточку и пустить в лужу, она не поплывет, а потонет – они так в детстве экспериментировали.
Павлик сидел на траве с каким-то незнакомцем и слушал его, раскрыв рот. Красавец дог лежал рядом, и рот его тоже был раскрыт, а язык высунут. Марина тихо подошла. Незнакомец был примерно ее лет, и физиономия малыша выражала удовольствие: взрослый парень разговаривает с ним на равных.
Речь шла о путешествиях, о курганах на юге России, каких-то пещерах, водопадах. Стало ясно, что курорты, куда они обычно ездят, – до невозможности банальный вариант с тупым лежанием на пляже. И что, кроме пляжа, Марина ничего и не видела.
Ей начинал нравиться голос незнакомца. Она мысленно сказала: «Да повернись же! Мне надоело разглядывать тебя со спины». Действительно, сколько можно стоять в стороне и прислушиваться. Но как подойти? Это оказалось неожиданно сложным. И вот она сделала несколько шагов. Но Павлик не заметил сестру. Рольд даже не пошевелился! Незнакомец едва повернулся – на Марину взглянули ярко-синие глаза из-под шапки черных волос, – и ни лицо его, ни голос не изменились.
Марину словно окатило ледяной волной. Она скомандовала:
– Павлик, пойдем.
Пусть сам себе рассказывает свои истории. Но незнакомец оборвал себя на полуслове и ушел первым. Братик издал огорченный вопль:
– Ты все испортила! – А потом задумался, поднял серьезные глаза и спросил: – А почему он в тебя не влюбился?
Подскакивая и сверкая на солнце, по лестнице катился перстень. На голубом прозрачном камне была вырезана летящая цапля. Внизу плескалось море, пустынное и дикое. Перстень подскочил еще раз… и голубая цапля взвилась в небо. Волна плеснула на ступеньку… Возвратившаяся птица кружилась над морем. Долго повторялся печальный плеск.
Вот это сон, подумала Марина, приходя в себя. Надо сбегать к Доре, она умеет разгадывать сны.
Дора не появлялась всю неделю. Отец отмахивался:
– Наверно, занята в больнице. Опять, поди, в две смены нагрузили.
Марина пыталась растолковать, что дело в Еве, что Дора из-за нее не приходит и, может, никогда больше не придет, но папа начал раздражаться.
– Я уже все сказал! Они останутся здесь, пока у Евы все не устроится.
Марина решительно отправилась к Доре.
– Как родители? – прокудахтали Петровна и Глебовна. – Как сестрица?
– Какая она мне сестрица, – дрогнувшим от возмущения голосом ответила Марина, постучалась и громко позвала: – Дора, ты не на работе? Пойдем к нам, я хотела тебе сон рассказать. – И еще громче, на всю улицу: – Пойдем-пойдем! Ты нам очень нужна! Ты не домработница, мы тебя любим! Это все знают! Отец собирался сам зайти, просто не успел. С гостями столько мороки.
– Долго прогостят-то они? – выглянула Дора.
– Отца не поймешь, – сказала Марина, понижая голос. – Будто бы пока у Евы все не устроится, а что это значит – я не поняла. На работу, что ли, она должна устроиться? Так она ее не ищет, сидит целыми днями и ничего не делает, больная какая-то. Папа говорит: устала от жизни… Я ее даже сначала боялась. А потом ничего, перестала, она же тихо сидит. А вот Кларисса эта, идиотка! Я папе рассказываю, как она хозяйку из себя корчит, как в школе врет, что она моя сестра, а он смеется: детский сад – штаны на лямках.
– Пал Палыч всегда веселый, – с простодушной улыбкой проговорила Дора, представлявшая себе всю эту сцену в лицах – таких родных и таких любимых.
Жанна выглядывала в окно.
– И где наш стихоплет? Чего он собирался сообщить?
– Что его стихи печатают в «Белогорских вестях», – ответил Рафаэль. Он был настроен воинственно, по лестнице взбежал вприпрыжку и остановился посередине Марининой комнаты. – Так ведь нет – не печатают.
Жанна фыркнула. Рафаэль притопнул.
– Да я ходил к ним только ради смеха!
– Потому же тебя и впустили туда, – ввернула Жанна.
– Они печатают такую ерунду, что я решил – пусть поглядят на настоящие стихи!
– Святая простота. – Артур давился от хохота.
Жанна уселась на подоконник. Опять тут эти первоцветы! Фиолетовые подснежники растут повсюду, а эти, белые, шелковистые – только на том берегу озера. Кто это делает такие концы ради цветочков? Жанна взглянула на Рафаэля – один уголок ее рта сохранял спокойствие, но другой пополз в неудержимую улыбку. Артур? Книжный червяк. Рудик? Такой пойдет за тридевять земель. Но ведь до этого еще додуматься надо…
А Рафаэль уже развалился в любимом кресле и машинально разглядывал картину на стене: дорога никуда и ниоткуда, туманный горизонт, одинокий домик. Как раз для такой тонкой натуры, как Марина. Девушка, живущая в этой картине, непременно должна быть грустной, незаметной и уметь разговаривать с листиками и птичками…
Он перевел взгляд на настоящую Марину – она никак не вписывалась в унылое произведение искусства. Рафаэль и раньше знал, что подружка считается одной из самых красивых девчонок в классе, но знал как-то беспечно и привычно – а тут вдруг начал рассматривать ее внимательно, как картину. Да уж, незаметной ее не назовешь. И прохожие всегда на нее пялятся. Один дурак недавно чуть с дерева не свалился, так таращился…
Тут он вернулся к картине и к первоначальной мысли. Подключив всю фантазию, представил Марину незаметной и невзрачной – и ему вдруг стало скучно, он даже удивился: почему? Задумался ненадолго и честно признался себе: если бы она действительно была такой, он вряд ли обратил бы на нее внимание. Эта откровенность унизила возвышенную душу Рафаэля. Тут раздался голос Жанны:
– Сознавайтесь, откуда это взялось!
Она махала белыми цветами, но Рафаэль занялся пирогами, которые напекла Дора. Артур углубился в книжку, а Рудик обрадовался.
– Это из-за озера! Марин, мы туда в поход сто лет уже собираемся.
– Давай на первомайские выходные.
«Прикидываются? Не похоже», – проследила Жанна, но тут ее насторожил шорох.
– Опять подслушивает, что ли?
Распахнула дверь – мелькнул краешек синего платья.
– Пора куда-нибудь перебираться.
Друзья гуляли по центру. Город готовился к первомайским праздникам. На тротуарах уже стояли летние лотки с фруктами и воздушными шарами – казалось, что здесь можно накупить самого лучшего счастья по самой дешевой цене.
– Никаких шпионов, – радовалась Жанна. И осеклась.
Остальные тоже приостановились и переглянулись. Впереди шагала знакомая, прямая, как стержень, фигура в темном платье. Маленькая вертлявая собачка бежала, позванивая мелкой цепочкой. По улице шла Рахиль. Странно, что они первый раз в жизни видят ее на улице. Да неужели это перед ней все так трепещут в классе? Это же просто смешная старуха.
Наслаждаясь зрелищем, друзья шагали след в след, изображая ее походку и корча рожи. Рахиль шествовала, ничего не замечая, и это прибавляло веселья. Рафаэль, упиваясь безнаказанностью, схватил камешек…
Визг, крик, вытянувшиеся лица. Рахиль испуганно и нежно целует собачонку. Солнечная улица мгновенно превращается в душный тесный класс. Нет смешной старухи – есть страшная, всесильная Рахиль. Мучительно тянутся секунды, все парализованы… и наконец бросаются наутек.
– Стой! Стой! – несутся вопли. – Медведева, я тебя узнала! Лучше вернись! Вернись, дрянная девчонка!
Погони не было. Друзья убавили шаг и отдышались. Все предполагали, что их теперь ждет, но никто не хотел об этом думать.
А город по-прежнему переливался радостью. Кафе «Забавушка» уже выставило свои столики на улицу, первые посетители смеялись, ели мороженое и тянули через соломинки фанту. Весь воздух был наполнен запахом апельсина. Артур с Рафаэлем порылись в карманах, покосились на подружек и пошагали дальше. И лодочная станция на озере ожила – можно уже кататься.
– Что желаете, молодые люди? – осведомился старый лодочник в белой фуражке.
Марина и Жанна убежали вперед по причалу. Артур с Рафаэлем облокотились о перила и, нахмурившись, глядели вдаль. Лодочник прищурился – скорее всего, от солнца, но Рафаэлю его взгляд показался презрительным.
– А ведь девушки хотят покататься, – сказал Лодочник. Капитан Очевидность. И голос какой отвратительный! – Девушки всегда чего-нибудь хотят.
– У нас не такие девушки, – строго ответил Рафаэль.
– Ну, что с вами делать, – не унимался Лодочник. – Берите вон ту «скорлупку».
Солнце кувыркнулось через голову, музыка заиграла еще веселее, а замечательнее музыки был голос старика.
– Только катайтесь того… по очереди.
– Спасибо!
В ту же минуту мимо весело пронеслись двое мальчишек и с разбега прыгнули в самую лучшую лодку, по-свойски кивнув Лодочнику. Тот ответил невозмутимым кивком. Рафаэля нечаянно толкнули, он, уязвленный, вскинулся, но Артур потянул его за локоть – отвязывать «скорлупку». Марина и Жанна поспешили к ним. Вдруг с другой стороны причала показалась кудрявая голова.
– Как вы там поместитесь вчетвером? – Вопрос звучал очень вежливо и доброжелательно.
Рафаэль свирепо покосился, а Жанна спокойно ответила:
– Мы будем кататься по очереди.
Кудрявый красавец не унимался:
– Так скучно будет ждать. Давайте мы вас прокатим.
Жанна перехватила взгляд, полный вежливого презрения, брошенный на их жалкую «скорлупку». Друг в лодке, видимо, дернул красавца за рукав, но он от него отмахнулся и проговорил с предельной вежливостью:
– А у нас как раз два свободных места.
Марина потянула Жанну к «скорлупке», но та вывернулась.
– Ты чего? – удивилась Марина.
– Не торчать же здесь, в самом деле, – прошипела подруга.
Малиновая Жанна вызывающе глянула на кудрявого красавца и неожиданно прыгнула в его лодку, увлекая за собой и Марину. Артур с Рафаэлем, еще ничего не поняв, смотрели вслед, а рядом раздалось громкое хихиканье. Они оглянулись и увидели Клариссу.
– Оплошали, орлы. Оплошали!
– Жанка! – воскликнула Марина, глядя, как увеличивается расстояние между причалом и лодкой. – Надо сейчас же вернуться!
– Теперь это было бы только хуже.
– А что подумают ребята?!
– О тебе – ничего. А обо мне пусть думают, что хотят. Я от этого хуже не стану.
– Вот это по-моему, – захохотал кудрявый красавец. – Вас как зовут? Это мой друг, Николай, по-человечески – Ник. – Тут он замолчал, потому что перевел взгляд на Марину. – А я Максим. Макс, – наконец закончил он.
Марина машинально назвала свое имя. Где-то она уже видела это улыбчивое светлое лицо. Она всматривалась в нового знакомого, стараясь что-то припомнить. Он тоже глядел на нее не отрываясь. Обиженная Жанна отвернулась.
– Остановись, – сказала Марина приятелю Максима, сидящему на веслах.
Тот сразу перестал грести.
Уж его-то она узнала сразу. Парк, стена вечнозеленого дуба, Павлик, разинувший рот. А теперь оказалось, что у незнакомца есть имя и с ним можно разговаривать, как с каким-нибудь Рафаэлем. И сам он заговорил как ни в чем не бывало, а в голосе звучало удивление, подобное ее собственному.
– Ты, может, замерзла? Это на берегу припекает, а на воде холодно. Никто еще и не катается.
– У меня есть куртка, – ввернул Максим, но его не услышали.
– Совсем не холодно, – отвечала Марина. – А говорят, уже купаться можно, мой друг Рудик пробовал.
– И я пробовал, не смертельно.
– А где пляжи лучше, на каком море?
Марина внимательно на него смотрела, но Ник, не моргнув, начал излагать преимущества песчаных и галечных пляжей и оценивать степень ядовитости многослойных и простых медуз.
Макс и Жанна недоуменно переглянулись, но их продолжали не замечать.
– А раскопки интересные не только в южных курганах, – сообщила Марина. – Папин друг – археолог, ведет работы в московском метро, звал посмотреть. Мы, может, поедем на праздники.
– На все праздники? Жаль. Ну, то есть это здорово.
– Я еще не решила.
Каждая фраза, каждый вопрос и ответ были словно шаги на ощупь, когда в любой момент можно с размаху провалиться, сказав что-то не то. И шаг за шагом оба удивлялись – все было то! Когда уж тут заниматься друзьями. Жанна покусывала губы. Максим, не глядя на нее, дергал молнию своей ненужной куртки.
– К утру погода испортится, надо сегодня гулять, пока солнце.
– Откуда ты знаешь? Приметы какие-нибудь?
– Да вон по радио прогноз – слышишь, у Лодочника. Нас к дикому пляжу несет. Отгрести назад?
– Нет. Пускай. Какое у тебя чудноLе имя.
– Это Макс придумал.
– Я все отлично придумываю, – снова вклинился Макс, – а еще я придумал, что мы сейчас пойдем в какое-нибудь кафе, погреемся. Давай к причалу, Ник.
Но Жанна начала уже потихоньку злиться.
– А вы откуда? Из центра? Никуда мы не пойдем. Гребите к берегу.
Назад? Марина с удивлением заметила, что вовсе не чувствует угрызений совести и совсем забыла об оставленных на причале друзьях. И даже когда вспомнила, ей только захотелось кататься еще, как можно дольше.
– И почему, в самом деле, надо возвращаться? – сердито шепнула она Жанне.
– Потому что они чужаки, – отвечала подруга, и голос ее был ледяным.
– Ерунда.
– А что подумают ребята? – последовал язвительный вопрос.
– Пусть думают, что хотят.
– Быстрей, – приказала Жанна.
Марина гневно глядела на нее.
– Вы так боитесь своих? – спросил Ник.
Макс добавил:
– Мы их сколько раз били.
– Ну и они вас били, – в один голос ответили Марина и Жанна.
Артура и Рафаэля на причале не было.
– Я спрошу Лодочника, куда они подевались. – Жанна побежала к деревянному домику кассы.
И тут невдалеке показалась длинная темная фигура, похожая на предостерегающий перст. Марина вздрогнула.
– Мне надо исчезнуть.
Ник показал на незаметную лесенку, отвесно уходящую с причала вниз.
Вернувшаяся Жанна никого не увидела. Постояла, передернула плечами, пробормотала что-то – и ушла. Максим вылез из лодки и растерянно озирался.
– Ну вот. За секунду пропали.
– Кого ищешь? – приблизилась к нему Кларисса. – Может, меня?
Он поперхнулся, уставился на нее, впитывая ленивый лисий взгляд. Потом прищелкнул пальцами и кивнул на близлежащее кафе:
– Вперед.