Татьяна Кошкина
Растопить сердце Льва
© Кошкина Татьяна
© ИДДК
Пролог
По мнению большинства знакомых Маргариты Соколовой, сейчас у нее дома должна быть шумная вечеринка, море шампанского и блеск пайеток. Но все было совсем по-другому.
– С днем рождения меня! Ах да, он уже закончился, – фыркнула Рита, потерла покрасневший от усталости правый глаз и с наслаждением зевнула. Вытянула под стол ноги в объемных тапочках-единорожках и глотнула кофе, который так давно налила, что даже в термокружке с крылатым ананасом успел остыть.
С огромного монитора на Риту смотрела счастливая семья. Высокий, хорошо сложенный мужчина обнимал пухленькую жену в симпатичном платье винного цвета. С другой стороны ей подставлял рожки нескладный худощавый подросток, которого пинками заставили причесаться перед фотосессией и надеть приличную рубашку. На руках мамы сидела улыбающаяся щекастая пятилетняя девочка в белых сандалиях со звездочками и в платье принцессы. Казалось, фатина там было больше, чем самой девочки.
Рита сунула руку в ворох бумаг и вытащила оттуда телефон, разметав несчастные листочки по всему полу. Короткое сообщение абоненту Лиля Никитина: «Фотографии готовы. Пришлю тебе несколько по почте. Остальное передам на дне рождения Аленки. С меня фотокнига и еще подарочек».
Улыбнулась. Воспоминания о крестнице всегда были теплыми, Рита никогда не думала, что кто-нибудь предложит ей стать крестной мамой. Обычно такое доверяют только самым близким друзьям или родственникам.
Маргариту Соколову, хрупкую блондинку, талантливого фотографа и очень активную девушку, знали в городе многие. Куда бы она ни пришла: закрытый кинопоказ, выставка, концерт рок-группы или открытие нового ресторана – везде будут знакомые лица.
Наверное, они думали, что в свой день Маргарита устраивает закрытую вечеринку для самых-самых ВИП, веселится с друзьями до утра. Но лишь единицы знали, что в этот день ей звонят всего три человека: отец, двоюродный брат Герман и Лиля Никитина, с которой они дружат вот уже семь лет. По-настоящему дружат, а не просто улыбаются друг другу при встрече и целуют в щечки. Они делятся друг с другом печалями и радостями, смеются над общими знакомыми и даже пару раз вместе сходили на маникюр.
Именно такие мелкие моменты Рита очень ценила. Это была возможность впустить кого-то в свою жизнь, внутрь скорлупы, которую много лет никто не мог пробить.
– Ну и где? – обиженно буркнула девушка, выключая компьютер. – Я вообще-то спать хочу!
На торчащем из-под завала бумаг циферблате высветилось четыре утра. За тяжелыми дверями фотостудии хмурое октябрьское утро уже вступало в свои права, напрочь забыв про обязанности. А нет, не забыв!
Громкий стук в железную дверь легко разбудил бы всех соседей, если бы они были. Но студия располагалась на заброшенной пожарной станции почти в самом центре города. Историческое, но не очень ценное здание несколько лет назад приобрел отец Риты и торжественно подарил увлеченной фотографией дочери. Тогда он еще наивно пытался купить ее любовь за деньги.
Рита подарок приняла, не могла иначе. Собственная студия! Оборудование по первости подкинул Герман, который тогда начал набирать обороты как фешен-фотограф и сам не прочь был поснимать в просторных помещениях. Он же помог найти строителей и оборудовать в небольшой башенке жилую зону. Настоящее убежище за тяжелыми железными дверями.
После смерти мамы жить с отцом Рита не захотела. Он пытался завоевать ее любовь, но ей оказалось сложно называть папой человека, который шестнадцать лет был где-то далеко и не знал о существовании дочери. Их отношения в последнюю пару лет были теплыми, и даже пресловутое «папа» звучало регулярно, но жить за городом в неприступной крепости? Ну уж нет!
То ли дело здесь. Тихо и просторно, можно работать хоть круглые сутки – мечта. А главное, недалеко от центра, где кипит вся городская жизнь.
– Открывай! – грозно рычали за дверью и дубасили по железке.
– А вот и подарочек. Хоть какая-то стабильность в стране, – хмыкнула Рита, медленно расправила плечи и потянулась. Спешить некуда, все равно этот псих никуда от нее не денется. По крайней мере, сегодня.
* * *
Руки обнимают до боли. Тяжелое дыхание и шепот.
– Прости меня, прости. Я не должен был уезжать…
– Ты не виноват, не виноват…
Бледные пальцы в рыжих волосах. Мягкие, осторожные прикосновения. Попытка подарить покой проваливается раз за разом.
– Я люблю тебя… Эльза.
Глава 1
– Ну привет! – хмыкнула девушка и протянула ему бутылку из темного стекла.
– О женщина, ты святая! – Взлохмаченный рыжеволосый мужчина с примятой отросшей бородкой зажмурился и сделал большой глоток горького крафтового пива. – Как твои дела? Целый год не виделись. Слышал про твою выставку, поздравляю, – прохрипел он низким с похмелья голосом, бережно сжимая в руке драгоценную бутылку.
– Пока не с чем, выставка откроется только в конце декабря, но работа кипит. Не сплю почти, готовлю снимки, еще ты тут ломишься в двери по ночам, – уколола его, чтобы не расслаблялся.
Рыжий лохматый небритый львище, вальяжно растянувшийся на диване, медленно и внимательно осмотрелся, будто проверял, что здесь изменилось за год. Шпильку в свой адрес он привычно пропустил мимо ушей.
– Думал, ты уже переехала в нормальную квартиру.
– Еще не выбрала, да и здесь удобнее. Все под рукой, не надо по всем пробкам на студию ехать ко времени. А ты как? Слышала, вернулся на прежнюю работу. Лучше себя чувствуешь?
– Нет, – посерьезнел мужчина и еще немного отпил, – просто решил, что пора перестать прятаться. Столько лет мыкался по конторам, но простая работа юриста не для меня, – на лице мужчины мелькнула ироничная полуулыбка, – скучно.
– Понятно. Завтракать будешь? Я вчера купила твое любимое «солнышко» и яйцами запаслась. Кофе во френч-прессе минут через пять дойдет до кондиции, – отчиталась Рита, сворачивая волосы в лохматый кулек на голове.
– Точно святая, – допил свою похмельную бутылку и поставил ее рядом с диваном. – И как ты все это запомнила?
– Ты здесь уже четвертый год подряд в один и тот же день, и вкусы у тебя не меняются, – хмыкнула она. – Только дура со склерозом не запомнит. К счастью, я не дура, да и склероз мне пока не по возрасту.
– Кстати, о возрасте и склерозе, – чуть вымученно улыбнулся он. – Чуть не забыл! Я же с подарком, – пошарил под одеялом и достал из кармана джинсов, в которых вчера завалился спать, маленькую бархатную коробочку. – С днем рождения, фея фотографии!
– Ты серьезно? – Рита слегка смутилась, но подарок все-таки приняла.
Крышечка открылась с тихим щелчком. На темной подушечке лежал золотой кулон в форме фотоаппарата, по кромке объектива которого рассыпана блестящая крошка. Только не говорите что!
Девушка подняла на Льва удивленный взгляд:
– С ума сошел?
– Это не дороже, чем четыре испорченных мной дня рождения.
Лев улыбнулся и, откинувшись на подушку, закрыл глаза, будто смотрел в потолок сквозь опущенные веки. Длинные рыжие волосы разметались по изумрудно-зеленой наволочке. Рита всегда любила необычное, яркое постельное белье. Сейчас цветовая гамма особенно удачно совпала. Бледная кожа, рыжие волосы, плотно сжатые тонкие губы, которых почти не видно за отросшей бородой. На спокойном лице мужчины словно застыла восковая маска. Маска, скрывающая бесконечную боль.
* * *
Лев и хотел бы перестать приходить, но каждый год возвращался вновь. Он не знал адреса – ноги сами приносили сюда пьяное, почти бессознательное тело.
Двадцать первое октября. Этот день должен был стать самым счастливым в его жизни. Они с Эльзой хотели пожениться именно в эту дату. Она так мечтала, чтобы их торжество состоялось в день свадьбы ее родителей, но судьба распорядилась иначе.
Эльзы нет почти десять лет, а боль не ослабевает. Накатывает точно по календарю в этот день и не успокаивается, даже если напиться до потери сознания. Вгрызается в тело и безжалостно шепчет свой приговор: «Виновен». А на следующее утро последние четыре года подсудимый неизменно просыпается рядом с Ритой на продавленном диване в ее то ли доме, то ли фотостудии.
Первый раз он оказался здесь случайно. Лиля Никитина, тогда еще девушка его лучшего друга, попросила Риту проводить пьяного мужчину домой и привести в чувство. В ожидании такси и девушки, которая отвлеклась попрощаться с приятелями, Лев умудрился приговорить еще полбутылки коньяка. Когда Рита вернулась, ее ожидало полубессознательное тело, не способное назвать свой адрес. Не желая подводить подругу, она взялась за миссию «помоги пьяному рыжему дураку» со всей ответственностью и увезла мужчину к себе домой.
С утра он долго извинялся и исчез. Спустя год – снова извинялся и снова исчез на год. Рита посмеялась над чудаком. На третий год он опять появился – смеялись уже вместе, хотя неловкость не исчезла. Она только укрепилась, когда Рита сблизилась с его друзьями. Лев и Рита стали видеться чаще, но эти «пьяные встречи» хранили в тайне и ничем не выдавали свои особые отношения. На вечеринке по случаю дня рождения Лили Никитиной они перебросились лишь парой фраз, и каждый пошел своей дорогой.
Так и повелось. Двадцать первое октября, день, в котором всегда много алкоголя, темнота и эта постель, почему-то все время пахнущая сухой полевой травой вперемешку с розовым маслом. Он напивается, чтобы заглушить боль. Она отмечает свой день рождения. А поздно ночью в тайне от всего мира эти двое встречаются. Она помогает ему дойти до кровати, он отключается, а утром его ждет свежий кофе с булочкой и бутылка похмельного.
Только она знает, что ночью он плачет. Обнимая ее изо всех сил, называет другим именем и глотает слезы. Просит прощения, много вспоминает. Говорит о том, что не успел. Говорит, что хочет умереть и быть с Эльзой там, в лучшем из миров. Рите не остается ничего другого, кроме как медленно гладить Льва по спине, запускать руки в лохматую гриву и просить жить дальше. Раз за разом, пока он не уснет. А потом тихо примоститься рядом и вздремнуть, чтобы встать пораньше и сварить кофе.
«Мужчины не плачут», – говорил ее отец.
Рита хорошо знала эту браваду и прекрасно слышала, как отец бесновался после гибели мамы в той автокатастрофе. Она прекрасно знала, что мужчины плачут, еще как плачут. И знала, что только самые сильные могут выпустить слезы наружу, чтобы продолжать жить дальше.
Но почему Лев возвращается сюда каждый год? Это необъяснимо.
Глава 2
– Опять сожгла?
Лев вышел из ванной, выудил из раковины сковородку и принялся рассматривать намертво присохшие следы сгоревшей пищи. То, что это была яичница, угадывалось с трудом, только если присмотреться и заметить желтоватые кружки недогоревшего желтка.
– Да, позавчера увлеклась. – Рита небрежно махнула рукой, мол, ничего страшного, и чуть нажала на крышечку френч-пресса.
– Время идет, а ничего не меняется, – улыбнулся мужчина и положил сковороду обратно. Зашумела вода, наполнив ее до краев.
Он тщательно просушил волосы полотенцем и педантично повесил его на спинку стула, расправляя неровности. Рита не удержалась от смешка: в ее творческом беспорядке это ну очень актуально.
От Льва теперь не пахло вчерашним загулом, остался только свежий аромат геля для душа и шампуня с ментолом. Можно и позавтракать. Бросила взгляд на полку, где обычно стояли чашки. Почти пусто. Искать бесполезно, они разбросаны по студии и комнате. Только двум повезло остаться чистыми и то лишь по одной причине – они стояли на самом верху.
Две больших лени скрестили шпаги, дуэль была недолгой – победила та, что за «мне влом бегать по всему жилищу и собирать, а потом мыть. Лучше табуретку пододвину».
Деревянные ножки царапнули местами растрескавшийся и потемневший от времени паркет.
– Потом почищу твою сковородку, – фыркнул Лев и капнул в воду немного моющего средства.
– Тебе не надоело еще? – улыбнулась девушка.
– Я делаю это один раз в год, – он пожал плечами и с любопытством уставился на Риту, которая запрыгнула на табурет в коротком домашнем халатике в цветочек и потянулась за чашкой.
Смотреть на эти стройные, точеные ножки и чуть приоткрывшуюся округлость… да какой мужчина это выдержит?!
– Давай помогу, – подошел и схватил рукой чашку на секунду раньше.
– Я са… – договорить она не успела. Одна из ножек табуретки с тихим треском переломилась пополам.
Выбор между чашкой и девушкой был очевиден. Фарфор летит в сторону, а визжащая девушка прямо ему в руки, испуганно обхватывает шею и прижимается.
– В следующем году мне прихватить с собой набор инструментов? – смеющийся шепот заставил ее очнуться, вздрогнуть и отпустить львиную шею на свободу.
– Думаю, я до следующего года такими темпами не доживу, – шумно выдохнула Рита, пытаясь скрыть смущение и преодолеть неловкость. Обычно она легко выкручивалась из любых странных ситуаций, но сейчас вариантов не было. Даже шутка вышла какая-то неправильная. В этом Лев был с ней согласен.
– Не шути так, – смеха в шепоте больше не было. – Ты опять без тапок, – проворчал он недовольно и, аккуратно переступив через осколки, донес ее до дивана.
Чтобы не упасть, Рита снова обхватила шею и невольно прижалась к нему сильнее. Иногда это так приятно, когда кто-то носит тебя на руках, заботится о сковородке и ругает за отсутствие тапочек. Когда рядом есть кто-то, кому на тебя не плевать.
– Посиди здесь. Я уберу…
Взгляды на секунду пересеклись. Так близко, что страшно выдыхать, потому что два потока воздуха пересекутся и все станет слишком интимным, но не дышать невозможно. Выдох одновременно. Голубые глаза против карих. Свет и блеск против темноты и таящейся в глубине глаз боли.
За доли секунды невидимые нити сплетаются в клубок, который уже не распутать. Кто-то резко дергает и обе жертвы подаются вперед. Сталкиваются губами. Живых нет, только сумасшедшие.
Отросшая борода чуть царапает кожу, но это неважно, когда губы сами приоткрываются навстречу поцелую. Впервые за много лет Рита сдалась, позволила себе ответить так, как хочется. Отдаться моменту, яркой вспышке безумия, искре на старой пожарной станции.
Лев отстранился первым. Он глубоко дышал, захватывая в плен легких пропитанный ее удивительным травяным ароматом воздух.
Что произошло? Помутнение? Помешательство? Она все еще у него на руках. Дышит так же тяжело и жадно.
– Прости, я не должен был…
Сейчас отойдет от шока и ударит его, прогонит. На такой ноте они еще не расставались. Но вместо скандала – улыбка на чуть порозовевших губах.
– Это худшая фраза, которую может сказать мужчина после поцелуя, – крепче обняла за шею и притянула к себе снова. – Возвращаю его обратно.
Ибо не ведает, что творит, – это сейчас было про нее. Как никогда верно, как никогда правильно и невозможно иначе. Она не ведала, что творила, возвращая случайный поцелуй. Ей и в голову не могло прийти, что он не закончится так быстро. Что она будет избавлять Льва от рубашки, утешая каждым выдохом.
Слишком много боли было в этом человеке, и сейчас Рита готова была ее излечить. Она верила, что сможет. Хотя бы на одно утро, хотя бы на несколько часов.
Если он хочет, она будет с ним. Рядом. Отдаст всю нежность, которая есть внутри. Раз все равно никому другому не сгодилась, то пусть послужит добром здесь.
Это безумие. Лежать на диване, придавленной его телом, изучать руками удивительно рельефный торс, гладить подушечками пальцев родинки и слышать тихое:
– Что мы делаем?
– Это худшая фраза, которую может сказать мужчина, когда его руки под твоим халатом.
Глаза в глаза. Неизбежное произойдет, потому что оба этого хотят. Прямо сейчас.
– Это безумие, – созвучно ее мыслям.
– Да. Считай, что мы сошли с ума. Давай станем безумцами на один час.
– Это неправильно.
– Это необходимо. Тебе… и мне тоже.
Вцепиться в него руками и ногами, чтобы не выпустить в мир, где ему больно. Прильнуть всем телом и вернуть поцелуй. Рита позволила себе это и победила Льва. Он сдался под напором нежных ласк, выплетающих для хищника сеть из чистой, непобедимой страсти.
* * *
Так легко нырнуть в безумие и так страшно вновь подниматься на поверхность. Искусанные губы, мышцы, ноющие после острого, как бритва, удовольствия, и невероятный покой внутри. Как будто все правильно. Как будто спонтанный секс со странным знакомым – самое лучшее решение в ее жизни.
Вот только сам знакомый так не считал.
– Какого мы… – Он лежал рядом, выдыхая горячий воздух ей в волосы.
– Считай, что это еще один подарок на мой день рождения. Слишком давно была одна, пара оргазмов в праздничной упаковке, почему бы и нет?
Вывернулась из рук и рванула в ванную. Только там позволила себе медленно осесть на пол и спрятать пылающее лицо в ладонях.
Когда вышла в комнату, Льва уже не было. Осталась записка: «Прости. Я должен был держать себя в руках. С днем рождения…»
Глава 3
Рита
2 месяца спустя
Хрупкая блондинка в небрежно расстегнутом темно-синем пуховике стояла под стеклянным куполом торгового центра и пыталась сквозь него рассмотреть вечернее небо. Вокруг из одного магазина в другой сновали люди: семьи с детьми всех возрастов от едва научившихся ходить малышей до подростков, грустно поглядывающих в сторону фирменного магазина с компьютерными играми.
Рита закрыла глаза и обняла себя, пытаясь согреться в духоте торгового центра. Там, где она чувствовала себя до боли одинокой.
Слышался смех, вдалеке заплакал ребенок, совсем рядом мама отчитывала:
– Если будешь плохо себя вести, Дед Мороз не принесет тебе подарков!
– Ну ма-ам, я хочу человека-паука! – упирался звонкий мальчишеский голос.
– А я тринадцатую зарплату… – Ее ответ слился с шумом громкой связи: «Родители Васи Иванова, подойдите к стойке администратора».
– Рита! – громкий мужской голос заставил вздрогнуть и открыть глаза.
Реакция мгновенная. Улыбка на губы, блеск в глаза и три раза махнуть рукой.
– Ты как?
К ней подбежал высокий мужчина с торчащими из-под стильной полосатой шапки светлыми волосами и вытянутым лицом. За его спиной Рита заметила приличных размеров рюкзак для фототехники.
– Нормально. Как я рада тебя видеть! – Девушка привычно повисла на шее двоюродного брата Германа, по совместительству известного в фешен-фотографа. Пришел. Благодарность теплом разлилась по телу. Смог, вырвал время у работы и не бросил.
– Зачем одна поднялась?! – негодовал он, поправляя разноцветный шарф на ее шее. Тот сбился набок и некрасиво болтался на правом плече. – И на кой тебе вообще сдался детский мир?
Герман бросил негодующий взгляд на магазин. За стеклами витрин сияли огни, двигались гигантские фигуры Деда Мороза и Снегурочки, снимал шляпу улыбающийся снеговик, а по игрушечным рельсам мчался поезд. Дети тянули родителей к переливающейся арке-входу.
– Хочу купить подарок крестнице. Нормальный подарок, а не как всегда сертификат. Она уже взрослая, подарки пора ей дарить, не родителям.
– Ясно. Давай сам схожу, а ты иди кофе выпей, – тронул за плечо. Жест поддержки не возымел эффекта.
– Я справлюсь. Пошли.
Схватила его за руку и, как ребенок, потянула брата в мир игрушек и детского смеха.
* * *
– Готова к открытию выставки?
Они шли между полок с мягкими игрушками. Герман пытался отвлечь ее разговорами о работе, обычно это помогало.
– Нет. Администрация галереи просит выбрать ведущий снимок, а я не могу…
Рита скользила равнодушным голубым взглядом по полке с медвежатами. Ее путь лежал к детской одежде. Она непременно решила подарить Алене Никитиной костюм тигры – любимого персонажа малышки – для утренника и симпатичный джинсовый комбинезон с веселым зайцем на груди. Пятилетняя девочка с темными вьющимися волосами очень любила примерять различные наряды. Все хором уже прочили ей будущее модницы и стилиста.
– Ой! – Рита едва успела поймать врезавшегося в нее десятилетнего мальчика.
– Лешка, стой! – за ним уже бежала мама. – Стой, я сказала! Отдай игрушку сестре! Неуправляемый ребенок! Простите! Леша, извинись!
– Извините, – буркнул тот, забавно надув губы, и хотел уже рвануть дальше, но Рита его удержала. Вцепилась в плечики тонкими пальцами и всмотрелась в лицо.
Это была ошибка. Прийти сюда большая ошибка. Побледнела вмиг, вглядываясь в большие карие глаза с длинными ресницами и взъерошенные русые волосы. Похож.
– Рита, отпусти, – тихо попросил Герман и помог разжать пальцы.
– С вами все в порядке? Он вас не сильно ударил? Задел где-то? – беспокоилась мама Леши, глядя на застывшую статуей девушку.
Женщина всматривалась в бледное лицо Риты, в голубых глазах уже стояли слезы. Она не могла сдержаться. Слишком много семей вокруг, улыбок и теплых детских рук. Слишком много того, чего у нее никогда не будет. Слишком этот мальчик похож. Слишком больно.
– Все хорошо, – вмешался Герман. – Моя сестра приболела, ваш сын ни при чем. С наступающим!
Схватил за руку и выволок из магазина послушно плетущуюся следом сестру. Стоило выйти в холл, как Рита обхватила его изо всех сил и, плача, уткнулась лицом в жесткую ткань куртки.
– Как же я себя ненавижу, как ненавижу…
Горячие слезы оставляли едва заметные темные пятнышки на ткани. Он молча гладил по спине, пока не успокоилась. Герман тоже ненавидел себя. Ненавидел за то, что его не было рядом в тот день.
* * *
С пакетами из детского мира в руках, спасибо Герману, который сходил и нашел все, что нужно, Рита брела в тусклом свете фонарей, отпинывая в сторону комья снега. В полумраке уже маячили знакомые очертания старой пожарной станции – места, что давным-давно стало ей и работой, и домом.
Там всегда было надежно и спокойно. Вспомнив о своем уютном гнезде, она даже ускорилась. Пробежала оставшиеся двести метров, увязая промокшими ботинками в снегу и замерла на месте, увидев, как кто-то медленно оседает на землю рядом с ее дверью.
– Что с вами? – Рита подбежала к скрючившейся в сугробе девушке.
– Помогите. За мной гонятся, – прошептала она сквозь тяжелое дыхание. – Я, кажется, оторвалась. Какие-то бандиты.
Она подняла порозовевшее от бега лицо. Тонкие черты, огромные карие глаза и искусанные в кровь губы, а на щеке татуировка в виде слезы.
– Скорее сюда!
Трясущимися пальцами Рита открыла дверь, впустила девушку и заперла изнутри на старинный, надежный замок. Огромная, впечатляющая размерами студия, где могли легко убраться шесть просторных локаций для съемки, сейчас была пуста. Пахло строительной пылью и деревом.
– Ты не ранена?
Подцепила девушку под локоть и помогла усесться на диванчик в углу, единственное из мебели, что успели привезти после ремонта. Большой переезд был запланирован на завтра.
– Нет, просто бегаю не очень, – выдохнула та. – Оля, – сняла белую пушистую варежку с прилипшими комками грязного снега и протянула руку.
– Рита.
– Я серьезно влипла, Рита…
Лев
Два дня спустя
Рабочий день проходил спокойно и ровно, как и все дни в последние несколько лет. С тех пор как Лев вернулся сюда на бумажную работу, он входил в массивное темно-красное здание в центре города ровно в восемь утра и уходил в семнадцать ноль-ноль. Обедал по часам в двенадцать, обычно один.
Коллеги первое время смотрели на него с надеждой и пониманием, потом начали крутить у виска. Когда-то он был одним из лучших сотрудников с легендарного шестого этажа, работал с секретной информацией высшего уровня, а потом превратился в клерка-аналитика. Этого ему простить так и не смогли.
– Лев Евгеньевич, у нас тут коньячок. Может, с нами в честь праздника? – подбежал к нему Вадим, новенький в отделе. Молодой и горячий, только из училища. Он почему-то всегда стремился советоваться именно с ним.
– Нет, Вадь, у меня бумаг гора, а ответа на вопрос, как прижучить Дутова, пока нет. Слишком хитро играет.
– Слушай, а на хрена он вообще нам нужен? Он же чистый. Зачем тебя на него Никитич натравил? Лучший аналитик, а занимается какой-то ерундой, – фыркнул парень, заглядывая в бумаги.
Лев резко захлопнул папку и откинулся на спинку продавленного офисного кресла. Нечего всяким малькам лазить в документы, к которым доступ им никто не давал.
– Лучший аналитик? Что тебе надо, мелкий? – усмешка на тонких губах.
– Да у меня тут дело есть. Понять не могу, что не так… Посмотришь? У биг босса явно есть подельник, но не можем выцепить. Напрямую никаких связей нет, но кто-то ему явно прикрывает зад. Пытаюсь отследить по финансовым потокам. На вид все стерильно, как в лаборатории.
– Тащи, – кивнул Лев и внимательно проследил взглядом за парнем, который тут же рванул к своему столу за несколькими папками и флешкой с материалами дела. Все, что накопали ищейки.
– Вот смотри. Это отчетности официальные, это то, что он левым берегом проводит, это черный нал, – улыбаясь, раскладывал листы Вадик. – Я думал, что тут фигурирует Лещ, давно известно, что он тот еще прохиндей.
– Лещ наш прохиндей, – хмыкнул Лев и вытащил тонкую папку из-под низа стопы. Именно в таких неприметных папках по закону подлости можно было что-то найти. – А это что?
– Переписка с главбухом. Ничего такого. Как всегда, нестыковка бюджета. Просрали бабла пару лярдов, – фыркнул парень.
– И где похоронили? – между делом поинтересовался Лев.
– Что? – не понял Вадик и заглянул Льву через плечо.
– Где бухгалтера, спрашиваю, похоронили? – положил папку на стол и внимательно посмотрел на новичка поверх очков-прямоугольников в тонкой золотой оправе. – Он его явно обворовывал, причем весьма топорно.
– Так жив он. Работает… – начал было парень и замер. – Черт! Я идиот!
– Ничего, освоишься. Щупай бухгалтера. Если жив, значит, они в одной упряжке. Тяни за нитку, малыш, – собрал бумаги в папку и передал Вадику.
За стеной на небольшой кухне шумел народ. Вторая половина декабря, даже во всем известной, но жутко засекреченной организации – время легкого разгильдяйства. Примерно до тех пор, пока кому-нибудь из сотрудников не позвонит старший по званию.
Так и случилось. Лев довольно усмехнулся и почесал густую, ухоженную короткую бороду, когда за стеной внезапно повисла тишина. Звенящая и непривычная, кутили там уже пару часов к ряду. Мужчина прислушался, но смог разобрать только обрывки.
– На шестой этаж… – низкий голос Рахманова, руководителя отдела аналитики. Раньше они неплохо ладили, но когда Лев перешел сюда работать, оказалось, что ужиться на одной территории не получится.
– Так его же списали? – другой, Лев не понял чей.
– Я позову! – выкрикнул Вадим и через секунду влетел в кабинет. – Лев Евгеньевич, вас вызывают. На шестой этаж, к Нилову. Лично. Прямо сейчас.
Лев молча кивнул. Прихватил телефон, ежедневник в черной мягкой кожаной обложке и быстро вышел. Он не хотел, чтобы новичок заметил удивление на его лице.
Очень давно Льва Залесского не вызывали на шестой этаж.
Списанный после глубокой психологической травмы и сильнейшего кризиса, он больше не смог работать на старом месте, хотя каждый год подтверждал квалификацию по прежним навыкам. Ушел на несколько лет в юриспруденцию, но вскоре вернулся по приглашению лично Ивана Васильевича Нилова, только получившего тогда звание генерал-майора за шумное дело о наркосиндикате[1].
– Генерал-майор, разрешите? – по привычке перешел на военное обращение.
– Лев, – Нилов улыбнулся ему искренне и открыто. – Проходи. Что так официально? Старые же знакомые.
– Так регламент, Иван Васильевич, – Залесский коротко кивнул и вошел в просторный кабинет, пахнущий сигарами и полиролью.
Да, неплохо бывший полковник устроился. А еще неплохо устроились двое мужчин в темно-коричневых кожаных креслах рядом с низким столиком на кривых ножках. Увы, стоял на нем не коньяк, как на кухне их отдела. Там ровным рядом лежали три серые папки.
– Регламент… Заходи, у нас тут встреча не по регламенту. Не устал еще аналитиком сидеть, Лев? – схватил сильными пальцами за плечо и утянул в сторону гостей.
