Татьяна Корсакова
Зов серебра
© Корсакова Т., 2018
© ООО «Издательство «Э», 2018
* * *
Дождь зарядил от самой Перми. Сначала это был самый обыкновенный летний дождь, каких в Евиной жизни было немало. Но время летело, бросалось под колеса машины, послушно трансформируясь в километры, а дождевые капли барабанили по лобовому стеклу все неистовее и неистовее. Сперва только капли, затем живьем сдираемые с вековых сосен шишки и мелкие ветки. Пока еще мелкие…
Ненастье нельзя было назвать грозой – нигде не сверкало, не громыхало. Шум дождя заглушал льющийся из динамиков аудиосистемы рев. Ревел Влад Воронин, он же Ворон, солист и основатель «Фаренгейта», одной из популярнейших в стране рок-групп. Качественно, между прочим, ревел, с душой! Не верилось даже, что такое вообще возможно, чтобы обычный человек мог с одинаковой легкостью исполнить оперную арию в совершенно классической, академической даже манере и издавать вот такой звук. Рев, надо сказать, успокаивал Еву куда сильнее, чем скучная классика. Наверное, только поэтому эстет и аристократ Герман не предпринимал попыток бороться с подобным дурновкусием. Ну, или, возможно, потому, что с Вороном был знаком лично и считал его «человеком весьма достойным, несмотря на некоторую андеграундную придурь». Гера вообще являлся специалистом по придури, знал все ее оттенки и нюансы, иногда пытался с ней бороться, но чаще отпускал с миром. За что Ева была особенно ему благодарна.
Ее Гера тоже отпустил. Ох, как ему не хотелось! До такой степени, что он даже попытался прибегнуть к пошлому шантажу – прикинулся больным, едва ли не смертельно. Но и Ева была не лыком шита, в вопросах манипуляций и придури могла обставить любого, а уж тем более Геру, который в ней души не чаял.
В тот их разговор Гера не подал вида, что расстроен или взволнован. Он даже не дал понять, что в курсе Евиного решения. Вместо этого он внезапно занемог, причем так сильно, что Еве, мастерице придури и манипуляций, пришлось сорваться с насиженного места и лететь к нему в Москву – проверять, так ли плохи дела, как сообщил ей Славик, Герин референт.
В отличие от Евы и Германа Славик еще не овладел в совершенстве искусством вранья, в голосе его почудилось что-то такое… смущенное. Если бы речь шла не о Гере, а о ком-то другом, Ева не стала бы даже сомневаться, послала бы Славика куда подальше, не сорвалась бы с места, чтобы проверить. Чего стоил ей перелет в Москву, знала только она одна. Впрочем, Гера тоже знал, но визит этот не отменил. А раз не отменил – значит, и в самом деле что-то случилось…
Помнится, боязнь за него пересилила все прочие страхи. Ну, почти пересилила, таблеток в заветном пузырьке стало значительно меньше. И это означало, что придется снова идти на поклон к доктору Гельцу, врать и изощряться, пытаясь обмануть еще и его. Гельца обмануть было сложнее всего, но у Евы однажды получилось. Победа далась ей нелегко и не сразу. Не в первый и даже не во второй год – лет через пять. Нет, через пять с половиной! Чтобы добиться своего и перетащить доктора Гельца из стана врагов в стан пусть не друзей, но сочувствующих, ей пришлось совершить невозможное, стерпеть то, что вытерпеть было почти нереально.
Вытерпела! Сжала зубы с такой силой, что выкрошились пломбы, улыбалась сквозь сцепленные зубы и из последних сил старалась не сорваться. Такой проницательный и такой наивный доктор Гельц, лучший из лучших, почти гениальный, так и не понял, что нужно было подождать еще лишь пару мгновений, чтобы Ева окончательно слетела с катушек. Не слетела, но почти возненавидела. За все годы мучений, за вот такую, кровью и зубовным скрежетом давшуюся победу.
Или это была не окончательная победа? Не то чтобы Еву совсем оставили в покое, но границы того, что она считала клеткой, а Герман с доктором Гельцем – разумной осторожностью, расширились до такой степени, что она получила возможность жить так, как ей хочется, не оглядываясь на чужие сомнения и страхи. Ей и своих хватало. Только рассказывать о них Ева никому не собиралась: ни Гере, ни уж тем более Гельцу. И про свой визит в Чернокаменск она тоже ничего не говорила. Наверное, Гера как-то сам узнал, по своим каналам, которых было превеликое множество. Оттого и занемог, даже в больничку залег – в комфортабельную виповскую палату в крутейшем медицинском центре, строительство которого сам же когда-то и профинансировал.
На том и спалился! Еве ли не знать, что собственный медцентр – это баловство и блажь, что, когда Геру прижимало по-настоящему, он ложился в клинику знаменитого профессора Александра Рудазова, только ему доверял свое покалеченное тело. Так же, как только Гельцу доверял Евину покалеченную душу, или что там у нее было вместо души?
…Страдания Гера изображал старательно и вполне удачно, даже бледность свою аристократическую сумел обратить себе на пользу, щеки втянул так, что вырисовались, обострились скулы. А щеки, кстати, аккуратно выбритые, дорогим лосьоном сбрызнутые. Запах лосьона Ева почуяла сразу, как только переступила порог виповской палаты. А вот запаха лекарств не почуяла, хоть внушительная батарея пузырьков и бутылочек демонстративно выстроилась на прикроватной тумбочке, на самом виду. Специально для Евы, блудной сестрицы.
– Слышала, ты помирать собрался! – Здороваться она не стала, а уж тем более лобызаться по-родственному. Да Гера и не ждал от нее такого чуда. – Гроб уже заказал?
Она сбросила рюкзак на пол и уселась в весьма комфортабельное и навороченное инвалидное кресло, в который уже раз дивясь его функциональности и ненавидя себя за такие вот гаденькие мысли.
– Пересядь. – Гера поморщился. На сей раз гримаса получилась искренней. Ну не любил братец, когда Ева садилась в его кресло. А она, наоборот, любила. Ей нравились и едва уловимый запах Гериного одеколона, впитавшийся в кожаную обивку, и отполированная гладкость подлокотников, и тихое жужжание электромотора. Все это приближало ее к Гере, заставляло ощутить себя частью семьи. – Пожалуйста, Евдокия!
Он всегда называл ее полным именем, когда злился или нервничал. Что сейчас? Какое чувство им двигало?
– Как скажешь. – Свое полное имя Ева не любила так же сильно, как Гера не любил видеть ее в собственном инвалидном кресле. Что это вообще за анахронизм такой – Евдокия! Бабка Авдотья какая-то! Дульсинея Тобосская… Или еще хуже, Дуся! Впрочем, Дусей ее не называл даже Гера. Попробовал однажды в Евином далеком детстве, и пришлось спешно звонить доктору Гельцу…
Кожаное кресло для посетителей было удобным, но пахло не Герой, а больничной казенщиной, очень дорогой казенщиной.
– Так как насчет гроба? Если хочешь, я могу поспособствовать, у меня есть связи.
У нее и в самом деле были связи, довольно обширные и специфические. И не беда, что распространялись они на мир виртуальный, а не реальный. Иногда виртуальный мир может оказаться куда ярче и куда полезнее.
– Я в этом даже не сомневаюсь, Ева. Кстати, рад тебя видеть, сестрица!
Он и в самом деле был рад. И Ева тоже была бы несказанно рада, если бы не обстоятельства. Очень уж все подозрительно и странно. И если Гере вдруг вздумается пригласить доктора Гельца, вторую проверку она может не выдержать. Да что там! Вторую проверку она рискует не пережить. И, наверное, Гера о чем-то подобном догадывается, поэтому и предпочитает обманываться. Он, конечно, самый сильный, самый умный и самый замечательный, но и ему хочется обыкновенной, без выкрутасов семьи. Так уж вышло, что из семьи у Геры осталась только Ева. Так уж вышло, что «выкрутасы» – ее второе имя…
– Значит, передумал помирать? – В глазах вдруг защипало в тот самый момент, когда Ева только собралась пересесть из казенного кресла на ортопедическую Герину койку.
– Передумал. – Он улыбнулся нормальной своей улыбкой – не мученической, а вполне себе хищной.
Он и был хищником – акулой бизнеса, финансовым гением. Именно его стараниями их маленькая и странная семья не только сохранила, но и значительно приумножила то, что осталось после смерти родителей. У Геры всегда как-то поразительно хорошо получалось разбираться в людях. Он чуял в них самую суть, умел совершенно незаметно для собеседника разложить его душу на составляющие, а потом собрать так, чтобы получилась необходимая комбинация. Пожалуй, в этом смысле Гера был даже получше доктора Гельца.
– Слухи о моей грядущей кончине сильно преувеличены. Ты как долетела?
– Нормально. – Пришлось снова соврать. Перелет дался ей тяжело. Билет в бизнес-класс несколько смягчил ситуацию, но не сильно. Если бы Гера не прикинулся смертельно больным… – За машину спасибо. – Он прислал за ней лимузин. Длинный, хищный, с вкусно пахнущим нутром и молчаливым водителем. Безопасный.
– Пожалуйста. Это самое малое, что я мог для тебя сделать.
Неправда! Уже который год Гера делал для нее так много, что казалось, больше уже нечего. Единственное, чего он не мог сделать, – это позволить Еве жить своей собственной жизнью. Старался изо всех сил, но не мог. Ева его понимала, поэтому не осуждала, все проявления братской любви сносила с великим смирением. Отчасти оттого, что ближе Геры у нее никого не было и быть не могло. А отчасти оттого, что где-то в ее туманном будущем постоянно маячил призрак гениального доктора Гельца с его проницательностью и передовыми методами. Стоило только оступиться, стоило только сделать что-то не так, и Гельц решительной поступью войдет в ее новую реальность, ту самую, которую она с таким трудом построила. И Гера не поможет, потому что искренне верит в гений Гельца и не до конца верит в Евину благоразумность, потому что любит Еву и изо всех сил пытается ее защитить. Пусть даже и от нее самой. А это значит, нужно постараться и сыграть свою роль максимально хорошо, с душой. А еще отстоять свое право на личное пространство и собственную жизнь.
– Как ты себя чувствуешь, Герик? – Все-таки она перебралась из кресла на больничную койку, присела на самый краешек, так, чтобы ничего не задеть и не потревожить. – На самом деле, как?
Он выглядел хорошо. Даже на этой своей ортопедической кровати, даже в этой напичканной медицинской техникой виповской палате. Он был красив той особенной красотой, которая дается одному на миллион – завораживающей и притягательной. Мускулистый, вихрастый, сероглазый, с ироничной усмешкой и мальчишескими ямочками на щеках. Аполлон, который по какой-то чудовищной несправедливости лишился возможности ходить. Да, у Аполлонов, оказывается, тоже бывают нерешаемые проблемы в виде травмы позвоночника… Давней травмы, последствия которой не может исправить даже гениальный профессор Рудазов.
– Теперь, когда ты рядом, я чувствую себя совсем хорошо. – Гера улыбнулся, погладил больничную простыню рядом с Евиными пальцами, и она едва удержалась, чтобы не отдернуть руку. Заметил? Пусть бы не заметил. – Настолько хорошо, что готов отправиться домой. Поехали домой, Ева!
Не дожидаясь ответа, он щелкнул пультом дистанционного управления, и кресло зажужжало мотором, послушно подползло к кровати. Гера не признавал посторонней помощи, не нанимал сиделок, поэтому окружал себя вещами, которые позволяли ему быть почти полностью автономным. И собственному телу он не давал поблажек. Бассейн каждый день, специально оборудованный тренажерный зал через день. Еще что-то из восточных практик для укрепления чакр и силы духа. Еве казалось это лишним, с чакрами и силой духа у Геры был полный порядок, но его стремление к самосовершенствованию она уважала всем сердцем.
– Поехали! – Она спрыгнула с кровати, обогнув замершее кресло, отошла к окну. Там, за стеклом, жил своей собственной жизнью большой город. Уже давно стемнело, но он и не помышлял о покое, сиял огнями витрин, натужно сигналил клаксонами застрявших в пробках машин. – Очень хочется есть! Ты же меня покормишь, Гера?
К дому, который Гера считал их общим, а Ева чужим, их вез все тот же лимузин. Простора его салона вполне хватало, чтобы никто не чувствовал неловкости. Хорошо, что Гера обо всем позаботился. Хорошо, что у него все в порядке. Ради этого стоило вернуться в большой город, она и в самом деле соскучилась по брату. А еще у нее имелась к нему просьба. Для Геры – это было сущим пустяком, а вот Еве казалось серьезной проблемой. Зуб не переставая ныл уже вторую неделю, и стало совершенно ясно, что без стоматолога не обойтись. Вообще-то, к огромной Евиной радости, болела она до крайности редко. Можно сказать, вообще не болела. Но зубы, зубы у нее были как у всех.
– Мне нужен стоматолог, – сказала она, наблюдая, как исчезают за окном городские многоэтажки, уступая место пока еще редкому лесу. – Зуб болит. – Рука сама собой потянулась к щеке, к тому месту, которое ныло и уже начинало пульсировать. – Сделаешь?
– Почему сразу не сказала? – Гера глянул на нее искоса, а потом нажал на кнопку переговорного устройства, велел: – Васильевич, разворачивайся! Едем на Лизюковых.
– Сейчас? – Ева так испугалась, что аж холодным потом покрылась.
– А чего тянуть? Хочешь дождаться флюса?
Флюса ждать не хотелось, но вот так внезапно…
– Гер, я ж потом буду никакая после наркоза, – попыталась она дать задний ход.
– Нормальная ты будешь после наркоза. Там знаешь какой сейчас наркоз? Шикарный, никакого отходняка.
– А врачи?
– Будут и врачи. – Он говорил и одновременно набирал что-то в своем телефоне. – Я договорюсь.
Он и в самом деле договорился. Их встречали прямо в вестибюле сияющей стерильностью и модерном стоматологической клиники.
– Гер… – Ева бросила на брата беспомощный взгляд, как делала это в детстве.
– Не бойся. – Он ободряюще улыбнулся. – Я буду рядом. Заснешь, проснешься – а у тебя уже полный рот новых зубов.
– Не нужны мне новые, мне бы со старыми разобраться.
– Значит, полный рот старых, но здоровых. Давай, Ева, не дрейфь! Все будет хорошо.
Гера не обманул. Он вообще редко ее обманывал. Еве показалось, что она и не засыпала вовсе, только лишь на мгновение прикрыла глаза, как чей-то бархатный баритон тут же сказал:
– Ну все, барышня, открываем глазки! Считаем пальчики! Рассказываем дяде доктору, сколько насчитали.
– Три, – сказала Ева и провела языком по тому зубу, который ныл и мешал нормально жить. Зуб больше не болел.
– Вот и умница! Вот и прекрасно! И зубки у вас прекрасные. Один средний кариес и один поверхностный – сущие пустяки по нынешним временам. – Обладатель баритона улыбался по-отечески и смотрел на Еву ласково.
– Я могу идти? – Она принялась неловко выбираться из стоматологического кресла. Едва не свалилась с ног, но никто из персонала даже не попытался ей помочь. Какие молодцы!
– Можете! – Обладатель баритона еще раз улыбнулся и даже помахал Еве рукой, отпуская ее из клиники окончательно и бесповоротно.
– Спасибо! – сказала Ева так искренне и проникновенно, что улыбка доктора из вежливо-дежурной тоже сделалась по-домашнему уютной. – Спасибо вам большое!
Гера сидел тут же в кабинете, с сосредоточенным видом изучал какие-то графики на своем планшете.
– Ну, теперь поехали? – спросил, не отрывая глаз от графиков.
– Теперь поехали!
Ева задержалась в Герином доме на долгих три дня. Ровно столько она отвела себе для семейного общения. Общались много, в конце концов, они не виделись почти год, каждому было что рассказать. И только о самом главном, о том, что волновало Еву больше всего, они так и не поговорили. Ева не собиралась рассказывать, а Гера, наверное, боялся задавать вопросы. Ведь нет ничего плохого в том, что хочется верить, будто единственная сестра стала-таки нормальным человеком, которого можно наконец отпустить с миром. Или в мир. Оставить кое-какие ограничения, но все равно отпустить. Да и не знал Гера ничего наверняка. Ева была очень осторожна, травмировать брата боялась так же сильно, как и он ее. Оттого, наверное, оба молчали. Нет, разумеется, болтали о всяких пустяках, но о планах на будущее речи не заводили.
– Ты смотри там, сестрица. – Провожать Еву в аэропорт Гера отправился сам, не доверил это дело ни водителю, ни Славику. – Если вдруг что-нибудь…
– Я все знаю, Герик! – Ей хотелось потрепать брата по вихрастой голове, коснуться губами гладко выбритой, вкусно пахнущей щеки. – Если вдруг что-нибудь, я сразу тебе позвоню. – Не стала, даже руки не протянула.
– И деньги…
– А деньги у меня есть. Ты же знаешь.
У нее и в самом деле были деньги. Не такие большие, как их общее с Герой состояние, но тоже вполне приличные, позволяющие летать бизнес-классом и ни в чем особо себе не отказывать. И кредитная карта у нее тоже была. Карту Гера выдал ей в тот самый день, когда она прошла испытание доктора Гельца, сказал, немного смущаясь:
– Вот, сестрица, тут тебе должно хватить на первое время.
Брата Ева поблагодарила вполне искренне, но за все прожитые самостоятельно годы так и не удосужилась узнать, сколько же на карте средств. Надо думать, много, но ей и так всего хватало.
– И ты тоже себя береги. – Вместо Гериной щеки она прикоснулась к подлокотнику инвалидного кресла рядом с пальцами брата. – Я тебя люблю!
– И я тебя! – Пальцы, тонкие, аристократичные, дрогнули, но не сдвинулись с места, признавая за Евой право оставаться такой, какая она есть.
Заветные таблетки, сразу две штуки, она проглотила уже после того, как прошла регистрацию, запила теплой минералкой, зажмурилась, мысленно готовя себя к предстоящим мучениям, и тут же дала себе зарок впредь передвигаться только на машине, какими бы значительными ни были расстояния.
И зарок свой Ева блюла, в Чернокаменск отправилась на автомобиле. Черный «Ленд Ровер» Гера подарил ей на день рождения. До этого Ева ездила на старенькой «Хонде», которая больше времени проводила в автомастерских, чем в пути, и сейчас, сказать по правде, наслаждалась и дорогой, и новым авто.
…Если бы не дождь. Если бы не ветер, который все усиливался и усиливался. Если бы не нагло подрезавший ее на пустой дороге джип. Он промчался мимо черной тенью, забрызгал лобовое стекло Евиной машины грязью, издевательски подмигнул габаритами и скрылся в пелене дождя. Ева чертыхнулась, покрепче вцепилась в руль, глянула на экран навигатора. До Чернокаменска оставалось всего каких-то пятьдесят километров. Уже скоро…
А тем временем ветки, которые ветер швырял под колеса ее машины, становились все больше и больше. Некоторые из них приходилось даже объезжать. Наверное, грозы не избежать. Вот и стемнело так, что автоматически зажглись фары, хотя на часах еще раннее утро. Ничего! Грозы Ева не боялась. Стихия вызывала в ней уважение и разумные опасения, но никак не ужас. Она отрегулировала звук так, чтобы слышать музыку, а не завывания ветра, и сосредоточилась на дороге. Всего пятьдесят километров…
Из-за ненастья включенные аварийные огни Ева увидела лишь в самый последний момент и едва успела затормозить. Пришлось вывернуть руль, чтобы «Ленд Ровер» не поддел рылом зад стоящего впереди джипа. Того самого, который сначала подрезал, а потом еще и облил грязью. Остановился, понимаешь, посреди дороги!
Она попробовала объехать джип и почти сразу же поняла, что сделать это невозможно. Поперек дороги лежало дерево. Старая, видимо, поваленная ветром сосна, словно в агонии скребла асфальт колючими лапами, скрипела ветками, загораживая путь. Возле сосны стоял человек. Разглядеть его из-за дождя не представлялось возможным. Зато человек, похоже, Еву разглядел, приветственно вскинул руку, помахал ей, как старой знакомой, а потом, кажется, и вовсе поманил к себе.
Вмиг вспотевшими ладонями Ева вцепилась в руль. Выходить из машины она не собиралась. Еще чего не хватало! Зато можно попробовать задать новый маршрут. Должны же найтись варианты объезда!
Других вариантов не было… В Чернокаменск от Перми вела одна-единственная дорога. Вот эта, которую перекрыла рухнувшая сосна. А человек, который возле нее стоял, вдруг исчез, словно его смыло потоками воды. Пусть бы и смыло, Еве так было бы спокойнее.
Она уже почти успокоилась и взяла себя в руки, когда в боковое стекло решительно постучали… Нет, она не вскрикнула и даже не вздрогнула, просто все ее тело вдруг сделалось холодным и хрупким, словно было вырезано изо льда… Острые ледяные колючки больно впились в виски и еще под ребра, заставляя схватиться за бок.
Человек стоял совсем рядом с ее джипом. Мало того, приложив ладонь ко лбу козырьком, чтобы не мешал дождь, вплотную прильнув к стеклу, он нагло и бесцеремонно разглядывал Еву. И продолжал барабанить. Именно наглость и бесцеремонность привели Еву в чувства.
– Чего вам? – спросила она сначала тихо, почти шепотом, а потом уже во весь голос: – Что случилось?!
– Откройте! – Голос искажался ветром и толстым стеклом, но оказался достаточно громким, чтобы его можно было расслышать. – Там дерево упало! Видите?!
Конечно, она видела! Она же не слепая!
– И что теперь? – С какой такой стати Ева должна открывать двери незнакомому мужику, даже лица которого не может разглядеть?!
– С этим нужно что-то делать! Вы не находите?!
Да, делать что-то нужно. Например, вернуться в Пермь, остановиться в какой-нибудь гостинице, дождаться, когда в этом медвежьем углу расчистят завалы. Вот только сколько это займет времени и где гарантия, что обратный путь не преградило еще одно упавшее дерево? Деревьев здесь вон как много! Целый лес вековых, так и норовящих упасть деревьев…
– Вы меня боитесь, что ли?! – Возмущался человек за бортом. Возмущался и продолжал барабанить костяшками пальцев по стеклу.
– Да прекратите вы уже стучать! – рявкнула Ева, пытаясь на ходу собрать разбегающиеся во все стороны мысли. А еще нашарить в бардачке газовый баллончик. Просто так, на всякий случай.
– А вы выходите! Мне нужна помощь!
Баллончик Ева сунула в карман ветровки, вдохнула-выдохнула и толкнула дверцу джипа. Толкнула сильно, не без злого умысла, так, что человек с той стороны едва успел отскочить в сторону.
– Дура, что ли?! – спросил он обиженно. – Ты ж меня чуть не зашибла!
Как-то сразу стало легче, и ледяные шипы истаяли от этого обиженного, совершенно мальчишеского тона. Маньяки обычно на своих жертв не обижаются. Они хватают их за шкирки и волокут в темный лес. Как волки…
Еву не хватали и не волокли, ее рассматривали со злым удивлением. Нагло так рассматривали. Так же нагло, как до этого облили грязью бок ее джипа. Тут уже впору самой обидеться. Но она не обиделась, она разозлилась. На наглого незнакомца и на обстоятельства, заложницей которых стала.
– Сам дурак!
А из джипа все-таки придется выйти, иначе этот еще, чего доброго, решит забраться в салон. Ева спрыгнула на обочину и едва не упала под порывом налетевшего ветра. Пришлось ухватиться за дверцу.
– Вот и обменялись любезностями, – буркнул незнакомец.
Под проливным дождем он вымок до нитки и, похоже, уже не особо переживал, что стоит прямо посреди лужи. Лужи были везде. Ева поняла это по тому, как стремительно и неумолимо наполнились холодной водой кроссовки.
– Видишь дерево? – После обмена любезностями незнакомец решил сразу перейти на «ты». Из-за низко надвинутого капюшона Ева не могла видеть его лица, но по голосу понимала, что он еще не старый, едва ли старше ее самой.
– Надо позвонить в город. Вызвать эвакуатор или какой-нибудь трактор, на худой конец! – Идея показалась ей очень здравой и рациональной. В самом деле, зачем возвращаться в Пермь, когда можно вызвать спецтехнику?
– Сеть не ловит! Придется самим!
– Что значит самим?
– Значит, будем сами из болота тянуть бегемота!
– Вот ты и тяни! – Эта идея тоже была неплохой и вполне себе осуществимой. Еве она нравилась. Пусть этот, в капюшоне, тянет, а она подождет.
– Стой! – Она была уже у дверей джипа, когда ее снова окликнули. – У меня нет троса. Другу дал, а тот не вернул. У тебя есть? – В голосе незнакомца послышалась надежда.
У Евы в джипе был не просто трос, а полный боекомплект, начиная с запаски, ремнабора и термоодеял и заканчивая аптечкой, укомплектованной не только таблетками, бинтами, презервативами и прочей ерундой, а еще системами для внутривенного введения лекарств и самими этими внутривенными лекарствами. Просто так, на всякий случай.
– И тачка у тебя помощнее будет! – В голосе незнакомца послышалась зависть, а потом он совершенно бесцеремонно пнул носком ботинка колесо Евиного джипа. – Если прицепить трос вон к тому концу дерева, – он махнул рукой куда-то в сизую даль, – то, наверное, получится оттащить его в сторону.
Не говоря ни слова, Ева открыла багажник, вытащила буксировочный трос и положила на дорогу, прямо в лужу. Не то чтобы специально, просто вода была кругом.
– Нормальный ход… – проворчал незнакомец, а потом тут же, безо всякого перехода сказал: – Я Роман. Роман Елизаров. – И руку протянул для приветствия.
– Ева. – Представляться полностью и уж тем более отвечать на рукопожатие она не стала. С какой такой стати? Они видятся с этим Романом Елизаровым в первый и последний раз.
За пеленой дождя рассмотреть его лицо по-прежнему не представлялось возможности, но Еве показалось, что он усмехнулся. Буркнул что-то себе под нос, выудил из лужи трос, направился к дереву. Ева последовала за Елизаровым. Что ж стоять под проливным дождем без дела, если можно изучить обстановку? Старая сосна все еще агонизировала, вздрагивала всем своим некогда мощным, а теперь совершенно беспомощным телом, скрипела жалобно. Подойти к ней вплотную не получалось из-за разлапистых веток, и Ева пошла вдоль. Захотелось вдруг увидеть, какое дерево у основания. Захотелось понять, какая силища могла сотворить такое, какой ветер.
…Не ветер. Совсем не ветер. Сосна не сломалась под порывом ветра и не вывернулась из земли с корнем. Сосну спилили. Бледно-розовая древесина на месте спила была похожа на плоть. Только эта плоть не кровоточила, а сочилась смолой. Или Еве просто показалось? Как бы то ни было, а стихия оказалась ни при чем. Кто-то нарочно уложил старую сосну поперек дороги, заблокировал чужакам путь в Чернокаменск. Кто-то не хотел их пускать. Ее не хотел пускать!
А Роман Елизаров тем временем закрепил один конец троса на сосновом стволе, разогнулся, по-стариковски потер поясницу и прокричал:
– Разверни своего монстра, я привяжу трос!
Ева еще раз окинула дерево взглядом. В то, что удастся хотя бы сдвинуть этакую махину с места, верилось с трудом, но Роман Елизаров был полон оптимизма, и девушка подчинилась. Попытка – не пытка!
Салон «Ленд Ровера» встретил ее сухим теплом и привычными запахами. Захотелось остаться в нем навсегда, ничего не делать, никуда не волочь это чертово дерево, но здравый смысл подсказывал, что выбора нет, придется волочь!
И она поволокла! Точнее, верный «Ленд Ровер» поволок, натужно и немного обиженно ревя двигателем, вышибая колесами комья грязи и веер брызг. Еве хотелось, чтобы хотя бы часть этих брызг попала на Романа Елизарова. Это ведь его джип подрезал ее на дороге, больше некому.
Сначала казалось, что сосна не трогается с места, что их совместные с автомобилем усилия напрасны, но потом за бортом что-то заскрежетало, зашипело почти по-змеиному, а словно из-под земли выросший перед «Ленд Ровером» Роман Елизаров истово и ободряюще замахал руками. Можно подумать, нужно Еве его ободрение!
Чтобы окончательно освободить путь, девушке пришлось совершить множество маневров, от которых ее джип едва не слетел в кювет. Вот была бы потеха! Но не слетел, устало замер на краю дороги, утонув в потоках воды едва ли не по самое брюхо. В боковое стекло снова постучали.
– Готово дело! – прокричал Роман Елизаров. – Сейчас замри, я трос отвяжу.
Отвязал, как и обещал, скрутил в бухту, опять помахал рукой.
Ева не ответила, лишь пожала плечами. Снова выходить из салона машины под проливной дождь она не собиралась. И брататься, и обмениваться никому не нужными любезностями или – боже упаси! – контактами тоже не собиралась. Вместо этого она подала джип назад и в сторону, с мстительным удовлетворением заметив, как отшатнулся Роман Елизаров, открыла из салона багажник и, опустив стекло, велела:
– Брось трос в багажник!
Бросил. Хотя Еве на мгновение показалось, что мужчина бросит трос не в багажник, а прямо в лужу, как давеча сделала она сама. Но, видимо, ее новый знакомец был вполне себе джентльменом, и потому неудовольствие свое проявил лишь раздраженным движением плеч.
Как только захлопнулась дверца багажника, Ева тронула автомобиль с места. Можно даже сказать, с места в карьер. В Чернокаменске ее ждало неотложное и очень важное дело, и тратить драгоценное время на реверансы она не собиралась. Однако весь путь до города Ева исподволь ждала, что ее джип вот-вот обгонит черная тень чужого авто. Не обогнала. Наверное, Роман Елизаров спешил не так сильно, как она.
На подступах к Чернокаменску буря унялась. Вот только что металась и выла, а потом раз – и стихла, припала к земле мокрым косматым брюхом, какое-то время еще лениво мела сплетенным из ветров хвостом, пока не уснула. И как только уснула, перед Евой словно бы распахнули серый пыльный полог, показывая все, что до этого было скрыто от глаз: и вековой лес, и луг, и притулившуюся на его краю деревеньку, подсвеченную выглянувшим из-за туч солнцем. Картинка вырисовывалась вполне себе пасторальная. Писать пейзажи здесь, наверное, одно удовольствие, но на сердце вдруг сделалось тяжело и муторно. Нет, она и раньше не ощущала радость, но сейчас чувство, с которым Ева безуспешно боролась, усилилось и сделалось почти невыносимым.
– К черту! – сказала девушка зло и едва ли не на всю мощность врубила динамики. Хороший рок всегда действовал на нее успокаивающе.
Отпустило. Не сразу, но полегчало, появилась возможность дышать полной грудью и рассуждать здраво. В этом медвежьем углу она оказалась не просто так, а по делу, по очень важному делу! И нет повода для паники. Поваленная злонамеренно сосна не в счет. В Чернокаменске о предстоящем визите Евы знает только один человек. Он ее ждет, ему нет нужды пытаться ее задержать. Да и не факт, что задержать пытались именно ее. Дорога к городу одна, путников много.
На подъезде к городу Ева переоделась в сухую одежду и почти успокоилась. По сторонам она теперь поглядывала не со страхом, а с интересом. Смотреть пока особо было не на что, промышленные окраины у всех городов одинаковые: серые и унылые. А Чернокаменск являлся городом не только провинциальным, но еще индустриальным. Ева прочла в Интернете большую и очень оптимистичную статью про активную разработку в окрестностях города старых месторождений железных руд и открытие новых и весьма перспективных месторождений никеля. Было еще что-то про добычу золота и самоцветов, но по сравнению с никелем это казалось чем-то малозначительным, местечковым. Именно никель должен был вывести Чернокаменск на новый уровень развития, обеспечить город рабочими местами, максимально расширить инфраструктуру. Пока же Ева не видела никакой особенной инфраструктуры. Впереди маячили три трубы старого чугунолитейного завода, но дым валил лишь из одной. Вот тебе и модернизация с реконструкцией!
