Татьяна Кононова
Гроза над морем
– Какого черта ты здесь делаешь? Живо в трюм!
– Но я…
– Не возражать мне, когда я приказываю!
– Но люки задраили…
– Бездна, точно… В каюту. Бегом. Вот ключ, – капитан снял с шеи черный витой шнурок, на котором болтался крохотный ключ с узорчатой головкой, и вложил ей в ладонь. Они встали. Марта опустила глаза и послушно кивнула, хотела было идти, но Янис вдруг протянул руку и остановил ее.
– На столе путевая книга. В ней лентой заложена страница с маршрутом и отметками главных портов, где мы что-либо продавали, покупали или подписывали договоры. Копии моих важных бумаг лежат под книгой. Если мы не сможем отрезать пиратам путь к каюте, сожги страницы с маршрутом и списком портов, или выброси в море. По случаю. Поняла?
– Да, капитан, – тихо отозвалась она.
Янис, наверно, хотел еще что-то сказать, но с подплывающего судна раздались один за другим десяток глухих щелчков, и несколько пуль оцарапали бизань-мачту. Марта бегом бросилась в каюту, хотя это удалось нелегко: от непривычно большой скорости корабль водило из стороны в сторону так, что люди на палубе с трудом стояли на ногах, прилипая к бортам и перилам намагниченными булавками.
Еще быстрее по ветру пойти баркентина не могла. Парусное вооружение пиратского судна было лучше и больше, чем у нее. Рулевой лавировал, выворачивая штурвал то на один борт, то на другой, но безуспешно. С размаху чужое судно врезалось в "Исиду", процарапало верхний слой обшивки с противным скрежетом.
Выстрелы стали раздаваться чаще и гораздо ближе. За борт баркентины зацепились тяжелые железные крючья, с криками, сопровождаемые лязгом оружия и щелчками выстрелов из-за спины, пираты пошли на абордаж. Матросы с "Исиды", державшие оборону у бортов, пытались сбросить их в море, рубили канаты переброшенных лестниц, но пираты были быстрее и ловчее, их оказалось намного больше членов экипажа торгового судна. Некоторые уже успели перебраться, и теперь, расшвыривая в стороны защитников, пробирались к трюму.
Вот и дверь капитанской каюты. Дрожащими пальцами Марта не с первого раза попала ключом в замочную скважину. Сзади уже вовсю раздавался грохот выстрелов, крики раненых и атакующих. Марта юркнула в каюту, заперла дверь, подбежала к столу. Несколько книг, и все одинаковые. Крупным, размашистым почерком капитана были исписаны несколько желтоватых листов, спрятанных под обложкой. Последние три города – Фиара, Ридхель и Эйденхилль – были вычеркнуты. Рядом с остальными в ряд были выписаны дни, цифры, чьи-то фамилии.
Шум битвы, казалось, приблизился совсем вплотную. Кто-то ударил в дверь тяжелым, затем еще раз, и еще. Марта торопливо сгребла со стола все, что уместилось в руки, открыла окно и выбросила ворох бумаги в воду, а потом вырвала страницу со списком городов и доходов и поднесла ее к пламени свечи. Дверь затрещала под силой ударов. Понимая, что не успеет сжечь бумагу, девушка скомкала обгоревший листок и спрятала за пазуху. На мгновение тишина оглушила, а затем в каюту капитана ворвались трое, и, оглянувшись в поисках хоть чего-нибудь, что могло сойти за оружие, Марта схватила со стола подсвечник и отступила в темноту.
…Выстрел почти в упор свалил молодого марсового на груду бухтованных канатов. Просоленные и твердые, они с размаху впечатались в ребра с левой стороны, и Эллиот почувствовал, что не хватает воздуха, а в груди пронзает острая боль. Почти сразу же кто-то оказался рядом, подхватив под руки, оттащил от канатов и уложил навзничь. Проморгавшись и с трудом дыша от боли, Эллиот увидел доктора. Без лишних слов тот сорвал с него жилет, вылил несколько капель из фляги на рану, накрыл чистым отрезом ткани и сильно зажал, останавливая кровь.
– Пуля не вышла. Извлечем после, – тихо сказал он. – Дыши, Эл, слышишь меня? Выдохни эту боль, избавься от нее!
Марсовый послушно сцепил зубы, но ни вдохнуть, ни выдохнуть не получалось. Во рту появился железный привкус крови, вместо слов с губ сорвались только рваные хрипы. Доктор встал на колени рядом, приник ухом к его груди, нахмурился…
– Дыши, Эл, давай же. Пуля сдвинется, если ты это сделаешь!
Рану страшно жгло от соли и спирта. Сломанное ребро болело, ныло и не давало вздохнуть. Неожиданно яркий свет накрыли длинные тени, и Эллиот закрыл глаза, но стоило на миг расслабиться, как он закашлялся, задохнулся, кровь вырвалась вместе с последним воздухом, потянулась из уголка рта к подбородку тонкой густой дорожкой. Оглушительный выстрел раздался совсем рядом, и Уолтер отпустил его, встал, закрывая собой, лицом к разбойнику.
– Он умирает. Нельзя добивать раненого, – глухо, но твердо проговорил он.
– Ты или святой, или дурак, – усмехнулся молодой моряк, с силой пнув сапогом безвольную руку Эллиота. – В море закон простой. Ты жив, пока стоишь на ногах. Все!
Следующий выстрел в упор стал последним. Резкий удар прожег насквозь, и небо померкло.
Уолтер обернулся одновременно с выстрелом и увидел, как молодой марсовый выгнулся от боли, взглянул вверх невидящими глазами и замер с кровавой дорожкой у рта. Горячее дуло револьвера ткнулось в грудь доктору:
– Пойдешь с ним или со мной?
…Капитан Янис Миллс сразу понял, что здесь от его действий и работы команды зависит очень немногое. Силы были слишком неравны. Торговая шхуна осталась совсем без артиллерии, пираты продолжали огонь из мушкетов и ружей, оттесняя защитников корабля на нижнюю палубу и постепенно окружая. Вопреки обычному ходу битвы, капитан сражался рядом с остальными. Стрелял, сбивая противников с борта, кашлял от порохового дыма, вместе с пятью матросами защищал путь к задней части корабля.
"Исида" не была уже новой шхуной, но нападений еще не переживала. Теперь матросам приходилось отстреливаться из личного оружия или драться на шпагах и ножах. Все понимали, что в долгой схватке с хорошо вооруженными и подготовленными пиратами им не выстоять. На носу корабля уже падал верхний парус, шкоты которого были неосторожно подрублены. Кого-то придавило тяжелыми снастями, кто-то свалился в море…
На борт "Исиды" взбиралось все больше и больше захватчиков. Двери, ведущие в трюм, уже сломали, и пираты, посланные за добычей, выносили оттуда в тканевых мешках деньги и драгоценности. Когда по лестнице поднимался последний, Янис бросился ему наперерез, ударом ноги выбил из его рук небольшие мешочки. Со звоном раскатились по палубе монеты и камни. Пока парень пытался кое-как их собрать, капитан обхватил его за пояс сзади, подтащил к борту и сбросил вниз. Глухой вскрик, короткий всплеск… Медлить было нельзя: сзади уже были новые противники.
Янис умел драться и в юности даже любил, но единственное, чего не мог стерпеть – драки не по правилам. Когда нет времени обращать внимания на правила, то нет времени даже помнить о том, что ты – человек и поступать должен по-человечески. Четверо окружили капитана. Сквозь гул и грохот сражения он слышал, как рвутся паруса, разрезаемые ножами, как трещат надсадно галсы и ванты, только один раз обернулся в сторону своей каюты и увидел, как высокий пират в коричневой треуголке выбивает дверь, а двое других почтительно пропускают его вперед. Бездна и все ее темные! Марта!
Одной доли секунды, пока капитан отвлекся, оказалось достаточно, чтобы метким выстрелом почти в упор попасть ему в руку, сжимающую эфес шпаги. Янис крепко ругнулся, от резкой и неожиданной боли пальцы разжались, оружие выпало на доски палубы и ускользнуло из поля зрения. Янис выхватил из-за пояса нож левой рукой, но он всю жизнь управлялся правой и левой не владел совсем.
Биться врукопашную одному против четверых не представлялось возможным. Когда на него навалились и сзади, и спереди, он неловко полоснул ножом по чужой руке, ударил кого-то локтем в грудь, но не устоял на ногах и завалился набок. Тут же его вздернули наверх – он на мгновение задохнулся от крепко стиснутого воротника, – и разгоряченное лезвие скользнуло по шее. В глаза хлынула темнота, мир покачнулся и ухнул куда-то вниз.
– Живым! – послышался чей-то хриплый голос сквозь невообразимый шум. – Живым взять!
Из раненой ладони кровь шла необычно обильно, заливая рукав и край камзола: вероятно, пуля тронула вену. За воротник тоже сползала тонкая кровавая дорожка от резкого движения клинка. Янис цеплялся за обрывки сознания, но сопротивляться не мог. "Исида" покачивалась на волнах, разбитая напрочь.
Мачты были испещрены следами и царапинами от пуль и неосторожных взмахов холодного оружия, на палубе можно было поскользнуться из-за луж крови. Вокруг все еще шел бой: матросы защищались отважно и отчаянно, но их было в разы меньше. Каждому приходилось драться против двоих, троих или и того большего числа людей: на баркентинах всегда ходили маленькие экипажи. За бортом оказались многие: и из пиратов, и из членов команды "Исиды". Яниса мутило от крепкого запаха крови и порохового дыма: он никогда его не переносил, от него першило в горле и слезились глаза. Капитан чувствовал, что теряет кровь, а вместе с ней и силы. Перед затуманенным взглядом то и дело расплывались темные круги. Его почти втащили на борт пиратского судна: он уже не мог идти.
Глава 6 Корсары
Двое людей из пиратского экипажа вывернули ему руки за спину, швырнули к мачте и привязали к ней так, что он едва мог дышать.
– Янис Джон Миллс, – без тени самодовольной улыбки капитан пиратского корабля Мэйн Остин подошел к нему поближе, раскачиваясь то ли от хмеля, то ли для равновесия. От Остина крепко пахло ромом и дешевым табаком. В одной руке он сжимал нож, небрежно поигрывая белой костяной рукоятью, в другой – черную треуголку с обожженными краями.
– Не на суде графа и не на суде губернатора судьба велела нам встретиться, а в открытом море, очень далеко от входа в бухту, в которую ты вел свою посудинку. Впрочем, премного любопытных вещиц оказалось на ее борту, не правда ли?
Матросы, стоявшие позади и ожидавшие, что будет дальше, одобрительно зашумели. Миллс даже не задумался, почему они далеко от входа в бухту Деншилля, ведь до нее оставалось лишь несколько дней пути.
– Один косой глаз всегда был твоей досадной помехой, – продолжал издеваться Остин. – Одноглазый уже не капитан Миллс… Теперь вдобавок и однорукий.
Пираты захохотали. Янис скрипнул зубами с досады.
– Развяжи меня, и я выброшу тебя за борт с одним глазом и с одной рукой, – процедил он, с вызовом глядя на капитана. Тот сперва недоверчиво вытянул губы трубочкой, а потом громко рассмеялся в тон своей команде.
– Развязать? И отпустить? И поднять со дна твой парусник, а с ним товары и договоры, которые какой-то пес из твоей команды благополучно вышвырнул в воду? – пропел Мэйн, приподняв брови. – А закусить и выпить не хочешь?
И с этими словами он выплеснул остатки рома из бутылки Янису в лицо. Темные струйки сползли к подбородку, затерялись в тонких бакенбардах, испачкали серый шейный платок, и без того потемневший от крови. Услышав, что бумаг больше нет и Марта справилась с поручением, Янис облегченно вздохнул.
– Погляди туда! – Остин вытянул руку куда-то в сторону, и Янис, с трудом повернув голову, увидел, как поодаль, возле спуска в трюм, стоят Уолтер и Марко в окружении членов команды пиратской шхуны. И похоже, что не на правах пленников. – Как тебе, а? Если бы не мы, твои люди все равно нашли бы способ…
– Бой кончился, – вздохнул Миллс. – Да, мы проиграли, но вы еще не победили. Мои люди отдали жизнь за меня и друг за друга. Они всегда были преданы мне и своей работе. Да, не все, но большинство. Посмотри на стаю своих голодных собак, как ты думаешь, когда они тебя точно так же привяжут к мачте и выберут себе нового капитана?
Мэйн Остин оглянулся, окинул взглядом приумолкших пиратов. Все ждали, чем закончится перепалка. Преимущества пока что не были ни на чьей стороне. Капитан поверженного судна говорил очень хорошо и, что самое страшное, в некотором роде правильно.
– Я могу предложить своим людям нечто большее, чем маленькое жалование, – сказал Остин. – А что предлагал им ты, почему они так шли за тобой, мы еще узнаем. И еще узнаем о сокровищах, о которых есть сведения у выживших из твоей жалкой команды, и об оставшихся договорах и векселях. Нам они теперь явно нужнее.
– Хочешь пытать меня? Попробуй! – Янис оставался удивительно спокоен. – Я не доставлю вам удовольствие ни ответами, ни своим криком.
– Не тебя. Зачем мне ты? Я ведь понимаю, что ты скорее умрешь, чем унизишься. Но посмотрим, как ты заговоришь, если кто-то сделает больно той крошке, которая пряталась у тебя в каюте. Эй, Тоби, где там она?
Высокий рыжеволосый пират ушел на нос корабля и через минуту вернулся с Мартой. Увидев своего капитана, раненого и привязанного к мачте, она ахнула, рванулась к нему, но Тоби легко удержал ее на месте, обхватив одной рукой за шею и прижав спиной к себе. Она забилась в его железной хватке, как пойманная птица, но сделать ничего не могла: мужчина был почти на две головы выше нее и гораздо сильнее.
– Не обижай девушку, Тоби, слезы портят ее симпатичное личико, – бросил Остин, словно издеваясь, и вновь обратился к Янису. – Ну так что?
– Делай со мной, что хочешь, но не трогай моих людей. Я обещал этой девушке защиту, и я буду защищать ее до последней капли крови. А если не смогу, то отвечу только перед богами и перед самим собой.
Остин вразвалку подошел к Тоби, небрежно расцепил его руки, одной рукой обхватил Марту за пояс и дернул к себе. Она зажмурилась и отвернулась. Остин провел пальцем по ее подбородку, отбросив назад копну золотистых волос, запрокинул ей голову. Марта судорожно вздохнула, когда нож с костяной рукоятью коснулся шеи и оставил маленькую царапину чуть ниже уха.
– Впрочем, с ней мы поговорим по-другому, – капитан пиратского судна вдруг резко оттолкнул девушку, и она, отлетев на несколько шагов, снова оказалась в цепких объятиях матроса. – И с тобой тоже… по-другому. Идем, Тоби.
Они направились к спуску в трюм. Марта кусалась, вырывалась, кричала, срывая голос, но шансов спастись у нее не было, и Янис чувствовал, что ему самому еще хуже от того, что он не может избавить ее от этого кошмара. Матросы с палубы схлынули вниз: делить добычу и выпивать. Капитан Миллс остался в одиночестве. Он чувствовал, как силы окончательно покидают его. Разговор с Мэйном Остином дался нелегко, после каждого слова хотелось передохнуть. Слабость разлилась по всему телу холодным и тяжелым свинцом; если бы не веревки, прикрутившие его к мачте, он бы не мог стоять. Даже теперь ощущалось, как тонкая струйка крови медленно сползает к правой ключице и засыхает под одеждой. Капитан сделал единственное доступное ему движение: изловчившись, подцепил зубами один кончик шейного платка и затянул его покрепче, так, чтобы он служил повязкой. Ни на что большее сил не хватило, да и возможности не было. Янис откинул голову к мачте и закрыл глаза.
До позднего вечера пиратская шхуна не спала. Отовсюду слышались пьяные вопли и хохот, звуки потасовок и звон оружия. Янис не пытался вслушиваться в речь: все равно почти ни слова не мог понять издалека. Мимо него проходили пираты, некоторые не обращали внимания на привязанного к мачте человека, некоторые глумились и бросали что-то в него или к его ногам. А он никак не отвечал им, то и дело проваливался в забытье, а когда ясность возвращалась в сознание, все равно не было ни сил, ни возможности пошевелиться.
Вдруг сквозь мутную пелену, затянувшую разум, прорвался голос Марты. Слов нельзя было разобрать, но в нем слышались неподдельные страх и мольба. Ей никто не ответил, а спустя несколько секунд она закричала. Этот короткий, но пронзительный вскрик снова заставил что-то внутри натянуться и дрогнуть звенящей струной. Капитан попытался оттянуть руками веревки, но только крепче завязал самозатягивающиеся морские узлы и в бессильной досаде от души выругался. Ненадолго наступила тишина, но потом снизу, из трюма, снова послышался умоляющий крик. Янис крепко закусил губу и про себя обратился к светлейшим с одной лишь просьбой: чтобы девушка осталась жива и невредима.
Марта, прижавшись спиной к стене и закрыв себе рот руками, беззвучно молилась – больше она ничего не могла сделать. Стоило хотя бы шагнуть вперед, рыжеволосый силач легко отбрасывал ее прочь и крепко держал за плечи, не позволяя ни уйти, ни отвернуться. Дэниэл стоял в центре тесного неровного круга, хмуро разглядывая носки своих порванных башмаков.
– Не прикидывайся немым или глухим, – квартирмейстер, дюжий моряк с кривым шрамом через пол-лица, поддел подбородок мальчишки ножом и заглянул ему в лицо. – Конечно, Одноглазый Джек или Тоби научат тебя говорить, но сомневаюсь, что тебе понравятся их методы. Что в записке?
– Я не знаю, – тихо сказал юноша. Это было чистой правдой, но тяжелый кулак прилетел в челюсть, удар обжег лицо. Его голова дернулась назад и вбок, он пошатнулся, но устоял на ногах.
– Тогда какого черта так бережно ее хранишь? Неужто любовное послание? От нее?
Разбойники шумно захохотали, оглянувшись на девушку. Игра начинала их забавлять.
– На мертвом языке не пишут письма, – квартирмейстер, как лев, загнавший добычу, неторопливо обходил его кругом, и его тихий голос с рокотом грозы пробирал до мурашек. – На мертвом языке пишут шифры. А вот таким крестом, – он схватил его за шею и с силой ткнул носом в пожелтевшую бумагу, – отмечают клады. Так что это за карта, щенок?
– Я не знаю мертвого языка, – повторил Дэниэл, и следующий удар повалил его на палубу. Кровь из носа хлынула на белую рубашку, он вскрикнул и закрыл лицо руками. Кто-то из команды с размаху пнул его сапогом в спину:
– Вставай! Поднимайся, тряпка, чего разлегся!
Он попытался встать, неуверенно переступил, на мгновение прикрыв глаза и тяжело дыша. Из носа капала кровь, разбитая губа распухла, его шатало, как в качку. Марта бросилась вперед, хотела подхватить, но ее оттолкнули, не глядя, и она сползла на пол, влетев в запертую на засов дверь, размазала слезы по щекам и забилась в угол, зажмурилась, чтобы больше не смотреть и не слушать. Чужая боль всегда страшнее собственной – то, что ты не видишь, отчего-то легче пережить.
– Отвечай квартирмейстеру!
– Не тяни!
– Нам тоже интересно!
– Эй, Джек, может быть, ты развяжешь ему язык?
Из столпившихся вокруг людей выступил коренастый и крепкий молодой парень с испитым красным лицом и бельмом вместо левого глаза. Он выхватил нож из-за широкого голенища, подцепил край измятой рубашки юнги и разорвал ее ровно посередине, легко разрезав, как бумагу. Дэн попятился, но его вытолкнули обратно в круг, и он снова упал, сдвинул локти, закрывая лицо и шею. Удары обрушились на него со всех сторон. Били не разбирая, стараясь задеть побольнее, вырвать хоть один крик или стон, но Дэниэл молчал, стиснув зубы и до крови прикусив губу. Кто-то ударил тяжелым башмаком в висок, и он дернулся и замер, уткнувшись лицом в пол.
– Вставай!
– Слабак!
– Говори!
Квартирмейстер поморщился и замахнулся прикладом ружья, но вдруг хмурый и угрюмый человек в прожженном синем камзоле, до этого молчавший, растолкал в разные стороны двух матросов и шагнул вперед, закрывая парнишку, скорчившегося на досках палубы.
– Хватит!
Одноглазый Джек скользнул оценивающим взглядом, словно примериваясь, справится ли с ним, или драку лучше не затевать.
– Довольно, – повторил Уолтер уже тише и предупреждающе поднял руку, оглядывая взбешенную команду. – Вы убьете его и ничего не узнаете. Зачем он мертвый вам нужен?
– Зачем он нужен нам живой? – выкрикнули сзади, но квартирмейстер отмахнулся, не давая возмущению перерасти в новый скандал.
– Может быть, ты нам расскажешь, что это? – прищурился он.
– Карта сокровищ легендарного корабля-призрака, – спокойно ответил Уолтер. – Капитан Ронтид был его дядей, и за этот клочок бумаги передрались три государства. Он сказал правду, мертвый язык северян невозможно расшифровать, не зная диалекта.
Матросы возмущенно зашумели, но поднять руку на этого спокойного и уверенного человека не решился никто. Квартирмейстер приказал отправляться по местам, и толпа схлынула, ворча и перебрасываясь недовольством, как мячом в ленивой игре, однако спорить не стала. В трюме остались только трое.
Уолтер присел рядом с Дэниэлом, стащил с него разорванную и окровавленную рубашку, подложил под голову свой свернутый камзол. Бледное лицо юнги, шею и грудь заливала кровь, на светлой коже темнели синяки и ссадины, глаза были закрыты.
– Дэнни, – позвал доктор, положив ему на лоб прохладную ладонь. Паренек мучительно застонал, попробовал привстать, но сил не осталось. – Тихо. Потерпи немного.
Он оторвал от своей рубашки два длинных лоскута, водой из бочки стер кровь с лица юнги, холодной и влажной повязкой перетянул кровоподтеки на груди. Неслышно подошла Марта, опустилась рядом, взяла Дэна за руку, но его ладонь безвольно выскользнула из ее дрожащих рук. На бледных веснушчатых щеках застыли дорожки от слез, прочертив неровные линии среди сажи и грязи.
– Скажите, что с ним? – шепотом спросила она. Уолтер долго молчал, будто не расслышав вопроса, но потом все-таки отозвался хмуро и нехотя:
– Ничего хорошего. Еще немного, и они переломали бы ему все на свете.
Марта испуганно ахнула и тут же оборвала саму себя, боясь, что их услышат.
– Он будет жить?
– Да будет, не бойся… От этого не умирают. Но не дай светлейший тебе узнать такую боль, – вздохнул Уолтер. – Иди, спрячься за бочками и сундуками. Постарайся поспать. Они про нас пока забыли, теперь до утра будут хлебать ром и делить добычу.
– А вы?
– Не беспокойся. Иди.
* * *
В летние ночи темнело поздно. Когда море наконец почернело и слилось с небом, будто кто-то опрокинул огромную чернильницу, было уже близко к полуночи. Волны успокоились, ветер ласкал воду, и она тихонько плескалась о борт судна. Где-то в ее темноте, на страшной глубине, плавали, покачиваясь, далекие колючие звезды. Янис снова засыпал, уже не обращая внимания на боль в онемевших за полдня руках и ногах, но из полудремы его вырвали тихие шаги, раздавшиеся на лестнице, ведущей в трюм.
На палубу поднялся доктор Хольм. В свете луны Янису показалось, что морщины на его лице стали глубже, а тени под глазами – темнее. Он подошел совсем близко к мачте и остановился прямо напротив, не проронив ни слова. Обыкновенно он держал спину прямо, но теперь слегка сутулился, не поднимая глаз. Что произошло за эти сутки, что так изменило его?
– Ты!.. – капитан вскинул голову и задохнулся от возмущения. Страшно хотелось пить, голос сорвался, и он вынужден был продолжать уже шепотом. – Бездна, да как ты мог? Почему я сразу не разглядел… Подозревал ведь! А потом думал, что ты погиб. Собака ты, Уолтер Хольм, собака и последний предатель!
– Будь так добр – заткнись, пока не пристрелили нас обоих, – хмуро сказал Уолтер, выслушав все, что капитан о нем думал, а потом осторожно огляделся и извлек из-под полы камзола закупоренную флягу. – Давай, три глотка. Тебе надо согреться.
– Отравить меня хочешь?
– Обязательно, только не сегодня. Доверься мне и пей.
– Черта с два тебе доверять! Да ты… – взвился было Янис, но тут же осекся и умолк: доктор влепил ему пощечину. Не сильно, но стыдно, и ему показалось, будто на голову обрушился ушат ледяной воды, одним махом приведя в чувства. Изумленно моргнув и окончательно стряхнув остатки сна и паники, он пристыженно опустил голову, как мальчишка.
– Успокоился? – прошептал Уолтер. – Наконец-то. А теперь слушай меня внимательно. По их законам судовому врачу предлагают перейти на борт с миром. Да, можно было гордо отказаться и погибнуть на “Исиде”, но зачем?
– Шкуру свою спасаешь? Я от тебя и не ожидал другого! Ты всегда нас сторонился!
– Мне эта жизнь не сдалась ни к черту. Ты сам знаешь, я давно не живу, а существую. И может, был бы рад умереть достойно. Но пока что я нужен здесь. Ни юнга, ни Марта, ни пленные сами о себе не позаботятся. А я в молодости клятву давал. Что никогда не брошу в беде тех, кто нуждается в помощи, чего бы мне это ни стоило. Можешь поливать меня грязью, капитан, но пути назад уже нет.
– В графстве тебя повесят, – нахмурился Янис.
– А это уж не твоя забота.
Он поднес к его губам флягу. Янис послушно глотнул – в ней оказался ром. После третьего глотка во рту стало терпко, по телу разлилось живительное тепло, и холод морской ночи уже не заставлял дрожать и проклинать все на свете.
А дальше случилось то, чего капитан никак не ожидал от того, кого сам назвал предателем. Обойдя кругом мачту, доктор ослабил веревки, вылил несколько капель рома на отрез чистой ткани, стал стирать кровь с руки Яниса.
– Какого черта ты делаешь? – прошипел тот, когда кисть неожиданно свело судорогой от жжения.
– Терпи, не то без руки останешься. Очень неудачно ты подставился, пуля прошла навылет, поранила вену и царапнула кость в ладони, – так же тихо ответил Уолтер.
– Кто еще из наших здесь? – спросил капитан, морщась от боли, пока Уолтер промывал и перевязывал раненую ладонь. Янис пристыженно смотрел в другую сторону. Он не ожидал от Хольма такого безрассудного благородства. Добровольно перейти на службу к корсарам, чтобы быть рядом с пленниками и помогать… И это тот самый угрюмый, ворчливый и страшно невыносимый Уолтер, всякий раз после плавания с которым Янис зарекался брать его в следующее и почему-то все равно не увольнял.
– Марта…
– Знаю. Что они с ней сделали? Она так кричала, что трудно было вообще думать о чем-то другом.
– С ней – пока ничего, – Уолтер нахмурился и поскреб в седом затылке. – Но у нее на глазах избили нашего юнгу. То-то и кричала: умоляла прекратить, но этих разве слезы тронут… Наверное, они были бы не так жестоки, если бы он просто покорно молчал, а не пытался им доказать, что на самом деле ничего не знает… Сам понимаешь, он один, а их много. Ложь и спор раззадоривает их, как красный флаг быка.
Все-таки не покорился, рискнул бороться? Это было неудивительно. Янис давно знал Дэниэла, ценил его как хорошего работника и вскоре понял, что уважает его, как младшего товарища – веселого, смелого, сильного. Юнга действительно был ценным человеком на корабле: лишнего не говорил и не делал, в уныние никогда не впадал, всегда слушался капитана, мог подать пример многим старшим матросам. Янис также одним из первых был посвящен в его тайну, которая, кстати, вскоре перестала быть таковой. Тайна, о которой ходят легенды – уже не тайна.
– Что хотели?
– Чтобы он расшифровал карту.
– И… теперь они не знают, что в ней?
– Знают. Я сам рассказал, пока они его не покалечили. Его жизнь дороже этих денег. Любая жизнь бесценна.
– О боги, как он?
– Плохо. Потерял сознание, как бросили, так и не вставал. Боюсь, что ни он, ни девочка не продержатся долго, – вздохнул доктор, покачав головой. – Любую боль человек может перетерпеть, но сделать ее привычкой невозможно, это нужно себя ломать и заново собирать по кусочкам. Молодые на такое не способны. А Дэну всего семнадцать.
Янис ничего не ответил. Трудно было представить, что пережили юнга и его подружка, да и передергивало от одной только мысли об этом. Тем временем Уолтер закончил, закрепил пропитавшуюся спиртом повязку на руке.
– Вот и все. Потерпи до утра. Попрошу, чтобы тебя отправили к остальным. А то стоишь тут, как памятник самому себе, и радуешь Остина своим пришибленным видом.
– Спасибо, – Янис искренне поблагодарил его, решив пропустить мимо ушей язвительную реплику про памятник. – Прости, что подозревал.
Ничего не ответив, Уолтер спрятал флягу и направился к лестнице в трюм.
Напрасно капитан думал, что стоя спать неудобно: как только простреленная рука перестала настолько сильно беспокоить, он и сам не заметил, как заснул.