Татьяна Грац
Я тебя слышу
Пролог
Я сидела в своей комнате и чувствовала, как у меня дрожат руки. То ли от злости, то ли от нервов. Скорее второе, потому как еда, съеденная час назад, просилась наружу. Еле сдерживала в себе это ощущение. Плакать уже не хотелось, ведь слезы слишком шумные. Они могли «преломить» те крики, что за стеной. Страшные вопли, когда мой отец орет благим матом, а мама подхватывает и продолжает. Как же так? Мы семья. Я все еще ждала, что это закончится. Мама войдет в мою комнату и признается, будто это розыгрыш. Лживая сценка, отрепетированный скандал.
– Ты меня достала! Дай спокойно отдохнуть после работы. Так нет же! Пилит и пилит, пилит и пилит! Тебе надо пилой работать на лесопилке! – кричал отец.
– Да-да-да! Тоже мне, мученик нашелся! Между прочим, кто ужин приготовил?! Кто квартиру всю отдраил?! Ты хоть что-нибудь замечаешь вокруг себя?! Я устала уже от всего этого, ты даже мои элементарные просьбы не выполняешь! – не уступала мама.
И так по кругу. Когда аргументы заканчивались, родители замолкали. Всего на минуту, потом находилось что-то еще. Они не могли спокойно поделить пульт от телевизора, сталкивались на тесной кухне или спорили, кто и где сегодня ляжет спать, потому что в одной постели спать уже не хотели. И давно.
Мне жаль осознавать, что я не выдержала в этот раз. Просто оделась в любимые черные джинсы, отыскала первую попавшуюся майку, взяла ключи и вышла из своей комнаты. По пути к заветному выходу я обернулась и наткнулась на тарелки, которые по-прежнему стояли неубранными на столе в кухне после ужина. В сердце что-то скрипнуло. Едва пересилив себя, я пошла дальше. Родители были в зале, отсюда меня им не видно. Их голоса немного утихли, но это не изменило моего решения. Я обула ботинки и тихонько прикрыла за собой входную дверь.
Несколько лестничных пролетов – и я уже рядом со своей машиной. У нее подбит правый бок, одна фара скоро померкнет, краска на бампере осыпалась, а днище съела ржавчина. Это не удивляет, когда машине почти пятнадцать лет. Но она моя любимая старушка, ласково зову ее: «окушка». Я купила ее сама в том году с рук, на большее мне просто не хватило денег. Но машина была нужна, чтобы ездить в универ, на работу, мотаться по делу и без дела.
Как раз сегодня был подходящий случай. Я убежала из дома от шумных родителей. Пусть поломают голову, подумают над своим поведением, а я перекантуюсь у бабушки. Она жила недалеко, примерно десять минут на машине отсюда, если без пробок.
А вот и первый звонок. Я сидела за рулем, а телефон вибрировал на соседнем сиденье. Хотелось выкинуть его из машины, потому как сейчас я не готова разговаривать с мамой. Где было ее внимание, когда я сидела за ужином? Почему какое-то обычное поглощение еды должно было закончиться очередным скандалом? Мне этого не понять. Пусть звонит.
Я благополучно добралась до бабушки. Она тоже жила в квартире. Но одна. Я поднялась на лифте, негромко постучала кулаком по двери, надеясь, что бабушка услышит, но не испугается звука. Внутри квартиры работал телевизор, по-любому – вечерний сериал. Бабушка их обожала, могла просидеть за ними до полуночи. На удивление дверь достаточно быстро открылась передо мной, и я вошла.
– Привет. Я переночую здесь.
– Маша, что так поздно? Ночь на дворе. Ты на машине?
– Да.
– Опасно. Что же ты даже не позвонила? – причитала бабушка.
Но все было понятно по моему взгляду. Я так посмотрела на нее. В моих глазах читалось многое – от полного угнетения до раскаленной злости. Я перестала терпеть эти чувства и переживать их в себе. Еще немного – и я бы бросилась на эту старую женщину с объятиями и со слезами, чтобы обо всем рассказать. Кое-как держала себя в руках лишь из-за того, что не хотела делать ей больно, настолько больно.
– Опять они за свое? – догадалась бабушка.
Я молча кивнула и закрылась в комнате. Когда-то эта комната была моей детской: старые обои с милыми животными, прикроватная розовая лампа, узкая кровать и мой маленький письменный стол. Очень давно мы с родителями приходили ночевать к бабушке и дедушке. Я спала в этой комнате. По воскресеньям мы гуляли в парке и катались на каруселях, ели мороженое в стаканчиках. Но все ушло. Осталось в прошлом. Дедушка умер три года назад, родители стали ненавидеть друг друга, а я из милой златовласой пятилетней девчушки превратилась в дылду с умершими от краски светлыми волосами.
На той неделе мне исполнилось девятнадцать лет. Родители, конечно, устроили мне праздник. Сначала все шло неплохо, как задумала мама, а потом вмешался папа, сделал что-то не так. И пошло-поехало. Это как кукловод дергает за ниточки, и кукла начинает двигаться. То же самое происходило в нашей семье. Стоило папе дернуть за опасную ниточку, начиналось движение.
– Маша здесь, у меня. Все хорошо.
Нужно было догадаться, что бабушка обязательно позвонит маме, своей дочери. Она всего лишь выполняла свою функцию по заботе. Заботилась обо мне и о маме. Но больше не лезла в скандалы. Она их терпеть не могла. Поэтому разговор закончился на фразе «все хорошо».
Бабушка долго не решалась зайти ко мне. Я чувствовала ее рядом с дверью. Сев на кровать, приготовилась к новой эмоциональной волне. Через пару секунд она вошла. Неторопливо перебирала ногами, как еще говорят, семенила. Она села рядом со мной и положила свою теплую ладонь поверх моей. Но мне не стало легче.
– Ты уже взрослая девочка. Тебе нужно научиться контролировать себя. Не позволяй эмоциям овладевать тобой.
– Бабушка, но ведь у вас с дедушкой все было по-другому…
– Мы тоже иногда ссорились, потом мирились. Все было. А как же? Это жизнь, – бабушка странно улыбалась, поглаживая теперь мою костлявую спину. – Хочешь чаю?
– А можно питьевой йогурт?
– В холодильнике, специально для тебя стоит.
Бабушка тихонько похлопала меня по плечу и поднялась на ноги. Это означало, что я должна пойти за ней. И неважно, что йогурт можно выпить прямо в комнате. В этом доме было свое правило: вся еда только за столом. Пришел в кухню, сел за стол, поел и вышел. Никаких перекусов перед телевизором!
Я упала на кровать и закрыла глаза. Мне так хотелось оказаться в параллельной вселенной, стать кем-то другим и сделать все иначе. Мечтала начать все сначала, отключить свои чувства, забыть свою жизнь, как плохой сон. Но реальность держала меня здесь, по-прежнему на плаву. Перед глазами стоял незаконченный универ, в котором я училась на лингвиста; рассорившиеся родители, прожившие до этого душа в душу двадцать лет; моя маленькая работенка в ресторанчике быстрого питания; и та самая мама мамы, позаботившаяся обо мне в этот вечер.
Мои мысли перебил звук сверху. Я взглянула на часы и довольно хмыкнула. Подобное уже происходило. Каждый вечер в 21:00 в бабушкином доме, этажом выше, звучала музыка. Кто-то играл на фортепиано. Это продолжалось примерно года четыре, если не больше. Звучала классика, современный рок и парочка совсем неизвестных мне мелодий. Сегодня это был Бах. Точное название композиции я сказать не могла, да и в телефоне было искать лень.
Клавиши то грозно брякали, то мелодично разыгрывались. Но было все равно грустно. Я представляла себе маленького мальчика (хотя могла быть и девочка), которого заставляли играть, потому что надо. Что для него готовили родители? Судьбу прославленного пианиста? Неужели еще кто-то верил, будто остались места на этом поприще. Мне казалось, что знаменитых пианистов сейчас столько же много, сколько и юристов.
Другое дело, если этот мальчик сам изъявлял желание играть. Тогда мне представлялся теплый свет лампы и маленькие пальчики, бегавшие по клавишам. Рядом с ним сидела женщина, его мама. Она аккуратно переворачивала нотную тетрадь, чтобы мальчик не останавливался и продолжал играть. Может быть, в этой комнате еще находился отец и пил свой вечерний чай под Баха. Почему нет? Ведь здорово, когда можно представить подобное. Жаль, что в моей семье такое больше не представлялось возможным.
– Маш, идешь? – позвала бабушка из кухни.
«Конечно, иду», – мысленно ответила я.
Меня ждало еще много вечеров с бабушкой. Я не могла уйти из этого дома, пока… а что пока? Пока мои родители окончательно не разойдутся? Или я ждала, что они помирятся? Одно было ясно точно: я больше не выдержу наблюдать их ссоры. Поэтому пока решила остаться здесь. В доме, где еще существовал семейный очаг, не погасший благодаря маме мамы.
Запах бунтарства
– Однажды она развалится, точно тебе говорю!
Это рядом на сиденье в машине умничала Яна. После того как я распиналась ей полчаса про родителей, она говорила мне обидные слова про мою окушку. Я подвозила ее до универа, мало того, до этого стояла с ней в кафешке в очереди за утренним кофе, а она еще посмела отпускать комментарии о моей машине!
– Не обижай ее, малышка такого не потерпит, – предупредила я и сразу же погладила руль окушки.
– В этом твоя проблема. Ты намертво приклеиваешься к дряхлым вещам. Сколько лет твоим джинсам? И эта гребаная майка. Сколько ты ее уже носишь? А?
– Ты права. Сколько лет я дружу с тобой? Может, мне пора обновить компанию? – я решила подыграть подруге.
Яна толкнула меня в плечо и засмеялась. Ей не нужны мои проблемы, были интересны только свои. Она слушала меня ради того, чтобы найти зацепку и переключиться на себя. Ведь жизнь Яны важнее. У нее полноценная, благополучная семья, сама она всегда одета с иголочки, родители ей купили квартиру. В доме имелись деньги, так что Яне работать не приходилось. Она сдала на права, но почему-то до сих пор в универ подвозила ее я. Так мы и жили.
Еще Яна недавно победила в конкурсе «Мисс Университет». Что говорить, она красивая. С накрученными черными волосами и слегка подкачанными губами. Ее руки всегда нежные и приятные, такие гладкие. Мне казалось, это диагноз – держать рядом с собой человека в два раза лучше себя. Я была той самой некрасивой подругой Яны. И ни капельки не жалела об этом. Меня устраивало мое место.
– Ты снова на диете? – Яна случайно заметила пустую бутылку йогурта между сиденьями.
Сколько бы раз я ни объясняла, что не сижу на диетах, как об стенку горох! Честно! У меня нервы. А когда у меня нервы, я не могла есть. Совсем ничего. Это всегда продолжалось долгое время – неделю, месяц. Чтобы не сдохнуть с голодухи, пила хотя бы йогурты, ряженку или кефир. Проще говоря, переваривала продукты только из класса кисломолочных. Сейчас как раз был такой период. Меня выворачивало от пирожка, который Яна держала в руке. Она так смачно его кусала. Фу.
На мою удачу, мы подъехали к универу. Я поспешила распрощаться с подругой, сама покатила дальше. Так как я с сентября перешла на индивидуальный учебный график, теперь в универ можно было ездить реже. Май закончился, мне осталось сдать один экзамен. Все рефераты и зачеты уже позади. Я была почти на третьем курсе.
Припарковалась у работы и вылезла из машины. Мне потребовалось несколько попыток, чтобы закрыть водительскую дверцу окушки. Она то и дело открывалась обратно. Знаю, она своим жестом говорила: «Беги! Беги из этого ресторанчика, от этих людей». Особенно от того, кто стоял на пороге и с наслаждением покуривал электронную сигарету. Или парил, выпускал пар изо рта. Мой парень. Да-да, у такого ничтожества, как я, обязательно должен был быть парень. Такой, как Глеб. Среднего роста, немного раскормленного телосложения, но не слишком, с водянистыми темными волосами и предрасположенностью к сахарному диабету. Но последнее пока не проявлялось, затаилось перед бурей.
Подойдя ближе, я остановилась. Глеб, как всегда, придвинул меня к себе замусоленной от гамбургеров рукой и поцеловал в ухо через волосы. Было противно до жути, но он единственный, кто выносил мое тело. Глебу было пофиг на мою худобу и пищевое расстройство.
– Привет. Ты сегодня опоздала, у нас мало времени.
– Пошли, – кивнула я в сторону кафешки.
Глеб спрятал в карман сигарету и обвил мою талию, постепенно спустился рукой на бедро. Мы зашли в здание через вход для персонала, миновали коридор и закрылись в подсобке. Темнота в комнате была только на пользу: Глеб не заострял внимание на моих ребрах, а я могла полностью расслабиться и почувствовать себя уверенно. Когда Глеб приступил к моей шее и начал ее целовать, я спешно стянула с себя джинсы. Он подхватил меня и усадил на тумбочку. Обычное дело, даже в темноте мы отлично ориентировались в комнатке. Знали что и где находится, действовали тихо и свободно.
Глеб больно схватил меня за бедро, когда вошел. Он не мог контролировать свои руки, когда занимался со мной сексом. Запросто мог надавить на шею или оставить синяки на моем теле. Я откинула голову и отдалась ощущениям, происходящим со мной в этот самый момент.
Сидя на холодной тумбочке в комнатке без окон, со спертым воздухом, обхватив ногами потное тело парня, я забывала свою боль. Глеб тихо рычал, запыхавшись, но не отступал, стараясь получить желаемое. Я не желала ничего. Сидела, как кукла, почти неподвижно. Было любопытно, что чувствовал Глеб. Казалось ли ему, что он трахает манекен? Вот он поднес ко мне свои губы. Их нужно поцеловать. Я поморщилась и сделала это, ощущая на языке примесь невыносимой сладости от сигареты и чего-то острого, типа кетчупа или специй к булке. Быстро закончила поцелуй. Вряд ли кому-то понравилось бы, что девушку стошнило бы во время секса.
– Ты какая-то холодная сегодня, что ли, – сказал Глеб, застегивая свои штаны.
– Извини.
Вот что он почувствовал. Я холодная. Только и всего. Пусть так. Я не стану заикаться о том, что происходит в моей жизни. Бесполезно. Глеб получил свое, теперь мы свободны друг от друга на несколько дней. Пока ему снова не приспичит.
Было ли по-другому раньше? В начале отношений? Мне, семнадцатилетней девчонке, думалось, что да. Было. Глеб держал себя в форме, занимался плаванием и следил за собой. Был опрятным парнем с чистыми руками и позитивными мечтами о будущем. Но все это было до того, как ему отказали в поступлении. Глеб хотел отучиться на переводчика и укатить за границу. Не свершилось. Бюджетные места закончились, а деньги на платное обучение взять было неоткуда. Вот он и устроился в ресторанчик фастфуда, куда позже затащил и меня. Только денег от этого больше не стало. Глеб тратил свою зарплату на выпивку, посиделки с друзьями на выходных в баре, иногда ходил на различные квесты. Пытался поймать адреналин, убегая от мнимого убийцы в темноте.
– Как мама? – спросила я, одновременно подготавливая рабочее место к новому дню. У нее как раз таки был сахарный диабет.
– Врач назначил новое лекарство.
– Оно лучше?
– Оно дороже. Хотел купить себе байк, летом погонять. Похоже, планы пошли по…
– Я могу помочь. Обращайся, если вдруг не хватит на лекарство.
Глеб кивнул. Он знал, что я серьезно об этом. У меня действительно лежал небольшой денежный запас на крайний случай. Как мне показалось, пожертвовать накопления на лекарство больной матери моего парня – это лучшее решение.
– Вечером зайду.
– Я у бабушки, так что сама принесу на неделе.
– У бабушки? Соскучилась, что ли? – «что ли» было основным словом-паразитом Глеба.
– Родители поругались.
– А-а-а.
«А-а-а»? И все? Вот это поддержка. Я боялась представить, как Глеб поддерживает свою маму. Она говорит ему, что ощущает постоянную слабость, хочет есть и не спит ночами. Тогда Глеб спрашивает: «Почему?» Женщина заикается про сахарный диабет, и он в ответ тоже протягивает свое «А-а-а»?
Моя работа. На самом деле не было ничего сложного, но сильно выматывало. Я стояла на кассе и принимала заказы. Еще умела делать «вредные» булки с котлеткой и сыром. Могла наливать газировку в бумажные стаканчики. И каждый раз следить за тем, чтобы программка по присвоению номеров заказчикам работала исправно. Начальство не одобряло мои светлые локоны, когда те вываливались из-под рабочей кепки. А я не одобряла фирменную футболку, которая была в два раза больше меня.
Глеб сегодня по большей части стоял на кассе, а я – на кухне. Вот только что состоялась приемка. Пришлось таскать коробки с замороженными котлетами. Волосы под кепкой уже взмокли. Только девять утра. После я готовила картошку фри для посетителей, наливала им кофе и желала хорошего дня. Потом приходил мужик и гневно просил зарядку для телефона. Глеб добродушно послал его в магазин напротив, где продаются аксессуары для телефонов, ведь у нас имелись только розетки для зарядки. А еще в зале появилась компания подростков. Они такие странные. Девчонки в папиных рубашках (огромные клетчатые рубашки оверсайз), все с черными стрелками на глазах и в клепаных джинсах. В кроссовках на платформе. У мальчиков волосы были уложены в стильные прически. Это как если бы они только что из салона выходили. Все в костюмах – черно-белые шорты и бело-черные майки. С надписями «выключить черный» и «выключить белый». Но меня удивлял не их внешний вид, а их свобода. Они так свободно общались, могли себе позволить зайти с утра в кафешку. Они не думали ни о чем глобальном, просто сидели и ждали свою картошку.
И я. Почти одинакового возраста с ними, но совсем другая. Мне нужно было все: заработать карманные деньги, подготовиться к экзамену, выслушать Глеба, подвезти подругу, сдержать эмоции. Контролировать себя и свою жизнь. Мне не приходило в голову шататься по кафешкам, зато отлично могла себя представить в продуктовом с тяжелыми пакетами, набитыми едой и бытовой химией. Мне нужно было постоянно думать о чем-то или о ком-то, задвигать свое «я» на второй план. И обязательно молчать. Молчать обо всем, что происходит внутри.
– Чувствую запах бунтарства, – реально принюхавшись, сказал только что подошедший на рабочее место Даня.
– О чем ты? – я очнулась от мыслей.
– Мясо горит, – наклонившись к моему уху, шепнул он.
– Зараза!
Очередной раз выругавшись на котлетку, я сняла ее со сковороды и положила на то место новую. Теперь главное – не засмотреться на Даню. Даня мне нравился, но он был занят. У него имелась девушка Лариса. Даня работал здесь давно. Поговаривали, будто его сестра купила франшизу, чтобы открыть эту кафешку.
Даня – легкий по характеру, плечистый и с большим торсом. Фирменная кепка была ему к лицу, особенно когда надета задом наперед. Даня чаще работал на доставке, поэтому я его редко видела. Но когда видела – терялась. Порой его вежливость воспринимала как симпатию. Знаю, это мой мозг, он так устроен. Все из-за недостатка комплиментов и внимания. Именно поэтому я испортила вторую котлетку, пока улыбалась Дане.
– Котлеты сегодня не твоя тема. Что-то случилось?
– Поссорились м…
Я тормознула. Какой смысл рассказывать Дане о моих родителях? Что он сделает, чтобы их помирить? Ничего. К тому же ему вряд ли была нужна эта информация. Я попробовала перефразировать:
– Поссорились мы с котлетами. А у тебя что? Разве ты не на доставке?
– Сегодня придет новенькая, буду ее обучать.
Я кивнула. Еще одна девочка в мою смену. До этого я была единственной. Пришлось фальшиво улыбнуться, якобы скрыть откуда-то взявшуюся ревность. Даня проведет целый день с новенькой. Будет хвататься за ее руки, чтобы вместе перевернуть мясо вовремя. Или станет показывать, как работает фритюрница. Они пройдутся по всем закромам ресторанчика, отобедают вместе. Представив это, мне сразу же захотелось стать новенькой.
Дверь кафешки распахнулась, сигнализируя о новом посетителе. Я по привычке обернулась, хотя касса сегодня не моя. Пришла в ужас, завидев свою маму. Она уверенно шла в мою сторону, а я не представляла возможным от нее спрятаться. Мне не хватало только прилюдного скандала. Я тут же пожалела, что не отвечала на ее звонки. Мама подошла вплотную к кассе и немного перегнулась через столешницу.
– Маш, – позвала она и указала рукой на выход.
Я попросила Даню подменить меня и сняла фартук. Вышла через заднюю дверь во двор и стала ждать, когда здесь появится мама.
– Убежала, никому не сказав, напугала бабушку. Разве так можно? – едва мама оказалась на месте, сразу же стала затрагивать больную тему.
– Мам, ну правда надоело!
– Мы с отцом больше не будем срываться. Мы обо всем договорились. А ты, вместо того чтобы убегать, могла бы помочь.
– Прости.
Я прислонилась спиной к стене и посмотрела вниз. Почувствовала себя виноватой. Вдруг мама права, и я, едва заметив проблему, сбежала из дома, как трусиха? Может, не нужно было так спешить с выводами? И все наладится?
– На выходных мы едем в лес за грибами, – сказала мама.
– Как раньше? – удивилась я.
– Как раньше. Возьмем с собой еду и плед, наберем грибов, потом сядем на полянке и поговорим. Как тебе идея?
– Отлично!
– Тогда до вечера? – с надеждой посмотрела на меня мама.
– Я поживу до конца недели у бабушки. Помогу по дому, и все такое. Ну, ты понимаешь.
Мама улыбнулась и обняла меня. А я ее в ответ. Мое настроение улучшилось.
Котлеты в этот день больше не пригорали к сковороде, меня даже почти не тошнило от их запаха. Я радостно смотрела на посетителей, протягивая им пакеты и подносы через столешницу. Даня носился с новенькой, которая заявилась к двенадцати. Глеб продолжал доматывать меня своей несбывшейся мечтой о байке. Работы под вечер навалилось столько, что нам не хватало рук готовить заказы. Оно и понятно, школьники теперь на каникулах. Я бегала по кухоньке, стремясь выполнять сразу по три заказа. Мой живот урчал до боли, я забыла его напоить йогуртом. Но было не до этого. Все требовали побольше картошки фри и куриных наггетсов.
К концу смены я выдохлась. Громко рухнула на стул, сняла кепку и стала ей махать перед лицом.
– У тебя волосы дыбом, как у Рика Санчеса1, – пошутил Даня, собираясь домой.
– Еще бы, такая движуха! Спасибо тебе, что не бросил в трудную минуту. Кстати, как новенькая?
– Лиза окончила школу с золотой медалью. Целеустремленная. Думаю, проблем не будет.
Я показала большой палец в знак одобрения. На этом и распрощались. После подвезла Глеба до дома, выдержала еще один гадкий поцелуй и еще одну обидную шутку про мою машину. Но была крайне терпелива после новости о поездке в лес. Надежда теплилась во мне, заставляла верить в то, что все еще можно спасти. Родители любят друг друга, даже замышляют совместный отдых.
Именно об этом я рассказала бабушке, когда вернулась домой. Пила с ней чай на кухне и закрывала глаза от наслаждения. Я дома. Сидела в кресле, где раньше за обедом дремал с газетой дедушка. Телевизор работал еле слышно. Ровно в девять вечера его заглушили клавиши фортепиано. Тогда бабушка выключила черный ящик и стала слушать мелодию, доносившуюся сверху. Сегодня это был Бетховен с его «Лунной сонатой».
Музыка заставляла думать о чем-то из прошлого, о глубоком. Передо мной сразу же всплыли картинки. Когда я во втором классе подло пошутила над девочкой – прилепила в ее волосы жвачку. Не из-за вражды какой-то, на спор. Весь класс смеялся над бедняжкой. А мне до сих пор стыдно. Или как папа втайне от мамы покупал мне после школы чипсы. Я радовалась этому секрету и ела их. Мама тогда удивлялась, отчего это у ребенка разыгрался гастрит. Еще Белик. Наш кот, который ловил моль. И мух. Это были его обязанности. До тех пор, пока он не подавился костью, которая застряла у него в горле. Можно подумать, что в этом была виновата соседка, угостившая его рыбой. Но нет. Просто несчастный случай.
Перед тем как уйти к себе в комнату, я снова вспомнила о Дане. А было бы круто, если бы… Потом закусила нижнюю губу и отрицательно помотала головой. Даня ни за что и никогда не станет моим. Исключено. Для успокоения душевных волнений отправила сообщение Глебу с вопросом о самочувствии его матери. Получив в ответ «норм», выключила свет и забралась под одеяло. Светящийся экран телефона еще мелькал какое-то время в темноте, когда я залипала в соцсетях. Не помню, во сколько уснула. Знаю только, что тот, кто сверху, этажом выше, не спал. Постоянно слышались посторонние звуки, но уже не клавиши фортепиано. Режим ночной тишины заступил на свой главный пост.
