Татьяна Демченко
Верёвка и Генералов
Глава 1
После вчерашнего Вера чувствовала себя скверно и еле переставляла ноги в видавших виды осенних ботинках. Привычная дорога в школу сегодня давалась с трудом. Её подруга Галя Проступина, которую все почтительно называли Ступой, наоборот, вызывающе-бодро вышагивала на высоких каблуках, аккуратно, чтобы не забрызгать новые туфли, обходила лужи, и болтала, болтала, болтала. Словно вчера в парке перед дискотекой и потом еще в наполненном сигаретным дымом и вонью домофицеровском туалете это вовсе не она глотала прямо из бутылки бесцветную противную жидкость, запивая её горечь водой из-под крана. «Сейчас бы таблетку какую-нибудь и поспать еще часа три», – с досадой подумала Вера, ощущая, как усиливается головная боль.
– Нет, но этот Ваня… или Веня – как там его звали? Ну, тот, что ко мне на дискаче прицепился. Это просто катастрофа какая-то. Он так беспонтово целуется… Хотя всё-таки лучше, чем Вжик. Тот вообще кусается, дурак. Ты пробовала с ним?.. Эй, Верёвка, ты что, язык проглотила? – Ступа остановилась и недоумённо уставилась на подругу. – Да ты какая-то зелёная вся, перебрала что ли?..
Пришлось Вере отвечать.
– Я вообще дискотеку почти не помню…
– Это у тебя от недостатка опыта, – хихикнула Ступа. – Ну ничего, опыт – дело наживное… Пойдем, покурим? У меня одна сигарета осталась.
Зашли в подъезд ближайшего к школе жилого дома. Ступа зажгла сигарету «Честерфилд», манерно поместила её между двух вытянутых пальцев, сделала несколько затяжек и протянула Вере. Та скривилась:
– Не могу, тошнит…
Наверху открылась, а потом захлопнулась дверь, и кто-то стал спускаться вниз. Вера забеспокоилась:
– Пойдём отсюда, а то сейчас ругаться будут. Туши скорей!
Но Ступа и не думала ретироваться.
– Вот ещё! И что ты всех боишься? Надо уметь постоять за себя!
Полная женщина недовольно посмотрела на Ступу, которая с невозмутимо-наглым лицом выпускала дым кольцами, на Веру, прижавшуюся к стене, и, хотя в первый момент промолчала, перед самым выходом всё же не сдержалась:
– Как вы надоели, курилки! Идите в свой подъезд и дымите там, сколько хотите…
Вера не знала, куда ей деться. Ступа же, напротив, чувствовала себя в подобных ситуациях, как рыба в воде.
– Чё разоралась? – огрызнулась она. – Заведи себе собачку и на неё ори!
– Не надо, Галя, – прошептала Вера умоляюще.
Но Ступу было не так-то просто остановить:
– Где хотим, там и стоим! Это не её личный дом и не её личный подъезд!.. Вот грымза старая…
Хорошо, что женщина, не имевшая, вероятно, желания или, скорее всего, времени продолжать перебранку, уже хлопнула входной дверью. Ступа, не спеша, с видом победительницы докурила сигарету и, гордая собой, пошла на выход. Своим пошарканным ботинком Вера наступила на небрежно брошенный ею окурок, быстро подняла его, а на улице незаметно выкинула в урну.
До звонка было ещё минут десять. У самого школьного крыльца их сначала обогнал, а потом, открыв дверь, вежливо пропустил вперёд незнакомый парень. Он точно не был учеником их школы, потому что юноша с таким богатырским ростом не мог бы долго оставаться незамеченным.
– Ты видела? – сказала Ступа, многозначительно округлив глаза, когда они с Верой остановились у расписания. Незнакомец её явно заинтересовал. – Такой громадный!
Вера понимающе кивнула. Ей молодой человек тоже понравился – особенно, этот его чудной жест у дверей. Понравилось, как просто и дружелюбно он улыбнулся им со Ступой, хотя и не был с ними знаком…
Прогремел звонок, и Вера, сжавшись от его резкого звука, вслед за подругой вошла в класс. Елена Павловна, их классная руководительница, как раз представляла ученикам новенького. Ступа притормозила и ткнула Веру локтем в бок – это был не кто иной, как тот высокий парень.
– Зиновий Генералов, – назвал он себя полным именем.
Выглядел новенький вполне уверенно, но детский малиновый румянец на уже бритых щеках всё же выдавал смущение парня. Волосы у него были цвета и вида соломы: прямые, жёсткие, на макушке непокорно торчали.
– Садись, Зина, вот, первая парта свободна… Или нет, на первую не надо, а то за твоей широкой спиной кое-кому будет удобно списывать, – лукаво улыбнулась Елена Павловна, имея в виду Вавана Чихиркина, разгильдяя и двоечника.
– Купили в магазине резиновую Зину… – не преминул подать голос Ваван.
– Я лучше на галёрку, – с улыбкой сказал Зиновий и, сделав несколько больших, немного косолапых шагов, достиг последних парт.
Ступа, которая не пропускала ни одного, как она выражалась, «интересного экземпляра», заняла местечко по соседству с новеньким. А Вера – своё обычное: рядом с другой своей подружкой Олей Боборыкиной по прозвищу Машина, девушкой с крупным телосложением и грубоватым голосом.
Елена Павловна вытащила из своего потёртого портфеля стопку тетрадей и принялась объявлять оценки за сочинение по «Гранатовому браслету».
– … Рохин – 3/3, Порядкина – 4/5, Галут – 4/3, Фомина – 5/3… Очень хорошее сочинение по содержанию, Вера, ты меня порадовала. Но русский…, – она покачала головой, – очень ты невнимательна, делаешь глупые ошибки… Так, дальше: Проступина – никуда не годится, будешь переписывать, Гринёв – 4/5… Чихиркин – ты, мой друг, перекатал из критики неплохо, но я вижу, что само произведение ты не прочёл, ни страницы не прочёл…
– А зачем, Елена Павловна? – начал рисоваться Ваван, развалившись на своём стуле. – Меня батя в военное училище засунет, там литература не нужна…
На задних партах кто-то прыснул со смеху, и многие обернулись. Это был новенький. Вера увидела его застывшее в удивлённой усмешке лицо и услышала, как он негромко сказал: «Вот чудак!». Ваван Чихиркин, парень крепкий и задиристый, был в классе негласным «авторитетом» и, зная его, никто бы не рискнул так над ним посмеяться. Поэтому после выходки новенького тут и там зашушукались. Но Елене Павловне было невдомёк, что только что на глазах у всех произошло оскорбление достоинства Чихиркина.
– А разве люди читают книги для того только, чтобы сдать какой-то экзамен?! – расстроилась она и даже приподнялась из-за стола. Маленькое немолодое лицо её приобрело выражение детской растерянности, тонкие брови встали домиком. – Книги дают нам возможность больше узнать о мире, в котором мы живём, заставляют задуматься о серьёзных вещах, о главных вещах, – она снова села и продолжала говорить, скользя взглядом по портретам русских классиков, развешанным по стенам. – С помощью художественного слова, Чихиркин, мы познаём добро и зло, познаём существо, имя которому Человек. Нередко в ком-то из героев мы узнаём себя, в мыслях писатели – свои потаённые мысли, которые сами мы часто не умеем ясно сформулировать, изложить, только смутно чувствуем… Литература учит нас размышлять и выражать свои мысли. Мне очень грустно, Вова, что ты далёк от этого… Ребята, кто может сказать, чему вас научила повесть Куприна? Фомина, может быть, ты?..
Вера поёжилась, когда назвали её фамилию. Хотя история о самоотверженной любви мелкого чиновника к недоступной княгине, которой он посвятил всю свою жизнь, её и впечатлила, однако она не верила, что такое существует в реальной, тем более, современной жизни. А высказать при всех сожаление по этому поводу, чтобы стать объектом для насмешек одноклассников, нравственно освобождённых сексуальной революцией, которую десять лет назад принесла с собой «перестройка» – нет, решиться на такое ей было не по силам. К счастью, неожиданно пришло спасение.
– Я могу сказать, – раздалось сзади.
Новенький Зиновий, а это снова был он, встал во весь свой исполинский рост. Головы присутствующих повернулись к нему с любопытством.
– Своей повестью Куприн говорит нам о том, – уверенно начал парень, – что истинная любовь посылается человеку свыше. Сейчас модно объяснять это чувство гормонами, флюидами, химической реакцией… и тому подобным. Но мне кажется, что так могут говорить только люди, которым настоящая любовь просто недоступна. И поэтому они равняют её …, – он на мгновение замолк, подбирая слово, – со страстью. Многие теперь считают, что любовью даже можно «заниматься», – по классу пошёл хохоток. Зина продолжал, нисколько не смутившись. – Раньше в нашей стране осуждались разводы, но теперь стало вполне нормальным выходить замуж и жениться по несколько раз. Или даже вступать в близкие отношения вовсе без брака и относиться к ним легкомысленно, словно это какое-то развлечение… Любить, как Желтков – всю жизнь одного-единственного человека, – на такой подвиг были способны наши бабушки и дедушки, даже ещё наши родители. А сейчас, если такие люди всё-таки остались, то им придётся сносить непонимание, издевательство со стороны окружающих. Их назовут дураками, хотя, на самом деле, духовно ущербными, на мой взгляд, в этом случае будут как раз не они, – Зиновий вздохнул и с шумом выдохнул. – Вот на какие размышления навела меня эта повесть.
– Очень хорошо, Зиновий, – сказала Елена Павловна, у которой на щеках появился заметный румянец, – я даже, наверно, поставлю тебе за этот ответ первую пятёрку.
Она опустила глаза и начала быстро листать журнал. Было заметно, что Елена Павловна невероятно рада тому, что у неё появился такой думающий ученик.
На перемене три подруги сидели на подоконнике у мужского туалета и обсуждали новенького.
– Не, – говорила Ступа, чавкая жвачкой, – этот дылда какой-то не такой…
– Он, наверно, голубой, – ввернула Машина и сама засмеялась над своей любимой шуткой.
– Во-во, – согласилась Ступа, – одно имя что стоит.
– Нормального мужика Зиной не назовут, – брызнула слюной Машина, и вместе со Ступой они покатились со смеху.
– Я и пуговки на блузке расстегнула, и коленку выставила, и лыбилась ему, как дура, – ноль внимания, – жаловалась Ступа, комично кривляясь и утирая слёзы. – А уж когда муть свою начал проповедовать… М-да, думаю, это диагноз.
– Зато наша-то Елена Несчастная, как оживилась, ты видела? – ухмыльнулась Машина. – Она уже, небось, втюрилась в него по самые помидоры.
– Сто пудов, – захохотала Ступа, – вот будет парочка!.. Не-е, нам такие идиоты не нужны.
Вере новенький Зина не показался идиотом, а сказанные им слова «мутью», но она уже привыкла оставлять своё мнение при себе.