Татьяна Булатова
На фиг нужен!
Издание осуществлено при содействии литературного агента Н.Я. Заблоцкиса
Оформление серии А. Старикова
Два сапога пара
Вот кто-кто, а эти двое – точно пара! Миша и Маша. Дружные, счастливые и, ко всему прочему, похожие друг на друга как две капли воды. Некоторые даже думали: «Брат с сестрой». А что? Оба невысокого роста, светловолосые. Не сказать чтобы особо симпатичные, зато обаяния каждому с лихвой отмерено. Оттого-то и врагов у них не было и завистников, одни друзья-товарищи, не перестававшие удивляться тому, как у Миши и Маши все по-настоящему ладно да складно. Поэтому, когда эти двое объявили, что женятся, никто не удивился: по-другому и быть не могло.
Надо сказать, что в начале девяностых подготовка к свадьбе больше напоминала заседания «Клуба веселых и находчивых», потому что в магазинах ничего не было. Водка – и та по талонам. Но Миша не унывал и Машу свою успокаивал: достанем, сошьем, договоримся. Так и получилось: на фоне всеобщего разора смотрелись молодожены достойно. Платье не платье, галстук не галстук, ни дать ни взять – церемония вручения «Оскара» в областном центре. Быстренько в загсе расписались – и в музей: уж очень Машенька хотела в красивых интерьерах сфотографироваться, чтобы на память, долгую-предолгую.
В том, что Миша-Маша проживут вместе до гробовой доски, не сомневался никто из присутствующих на свадьбе. Пожалуй, за исключением Мишиной бабушки, утыкавшей костюм жениха и платье невесты не одной дюжиной булавок. «Зачем так много?» – удивилась Машенька, но сопротивляться не стала: надо так надо. Через минуту она уже об этом не помнила, а через час веселилась вместе с гостями с таким усердием, что со стороны могло показаться – завтра война. Правда, вместо сообщения о начале всеобщей мобилизации утром молодоженов Рузовых разбудил стук в дверь гостиничного номера, изначально предназначенного для иностранных гостей города – уж больно хороший вид открывался из его окон.
– Кого это черт несет? – изумился спросонья Миша и, обвернувшись простыней, поплелся к двери, вместо того чтобы по-хозяйски крикнуть: «Войдите!»
– Не открывай, – попыталась остановить мужа Машенька, но было уже поздно: в номер шагнула девица двухметрового роста, раскрашенная под африканского попугая и завернутая в мелкую черную сетку.
– Эльза, – представилась она и продефилировала, виляя задом, к разобранной постели в стопроцентной уверенности, что клиент к приему готов и уже следует за ней, облизываясь.
– Что вам нужно? – пискнула испуганная Машенька, на фоне «ночной бабочки» больше напоминающая выпавшего из гнезда растрепанного воробышка.
– За группу придется доплатить, – не удивилась появлению третьего лица Эльза и села на кровать в ожидании положительного ответа.
– Вы, наверное, номером ошиблись, – наконец-то подал голос впавший в полуобморочное состояние Миша.
– Девятьсот шестой. – Чтобы свериться, Эльза достала из-под пятки сложенную в несколько раз бумажку.
– Этого не может быть! – не поверила Машенька и протянула руку, чтобы удостовериться.
– Может, – не согласилась с ней Эльза.
– Нет, не может, – строго произнесла Маша и внимательно изучила комбинацию из трех цифр: – Девятьсот восемь! – торжествующе выпалила она и вернула бумажку с небрежно написанным номером: – Вот, смотрите…
По большому счету, последняя цифра все равно была больше похожа на цифру шесть, но теперь и самой Эльзе стало ясно, что пришла не по адресу.
– Молодожены? – безошибочно определила она и, развеселившись, послала присмиревшим новобрачным воздушный поцелуй на прощание.
– Спасибо, – поблагодарила в ответ оглоушенная визитом проститутки Машенька, и ровно через пару секунд до Рузовых донесся настойчивый стук в соседнюю дверь.
– Впустили, – прошептал жене Миша, а потом опомнился и с пафосом произнес: – Доброе утро, любимая.
– Доброе утро, любимый, – расплылась в улыбке та и похлопала ладонью рядом с собой: – Девушку заказывали?
– Заказывали! – включился в игру супруг и с удовольствием отдался порыву, мысленно представив перед собой Эльзу, поразившую его своим сетчатым одеянием и лакированной юбочкой, больше напоминавшей набедренную повязку.
Не отстала от мужа и Машенька. «Гетера!» – с восхищением подумала она о «ночной бабочке» и старательно зажмурилась: вместо нависшего над собой супруга со столь неромантичной внешностью ей вдруг захотелось увидеть кого-нибудь другого, высокого и обязательно брюнета.
В результате разыгравшееся воображение обоих заметно сократило время соития: супруги одномоментно вышли на финишную прямую и, не сговариваясь, одинаково выдохнули. Игра удалась, хотя о своих тайных предпочтениях ни Миша, ни Маша не сказали друг другу ни слова. Разве ж об этом говорят?!
Да и говорить стало некогда: квартиры нет, денег нет, работы нет. При этом «любовная лодка разбиваться о быт» не торопилась. Некогда. Все делом заняты: Миша машины гоняет из Прибалтики, Маша рукодельничает, то юбочку сошьет, то платьице. Сама не заметила, как на промышленные масштабы перешла, хоть помощников нанимай. «Не сейчас», – остановил жену Рузов и попросил еще годика два-три в таком режиме продержаться, денег подкопить, чтобы стало ясно: либо – в дело их, либо – в дом.
За три года, надо сказать, приличная сумма образовалась, посовещавшись, решили в дело пустить. Долго думали, в какое именно. Наконец, определились – ателье открывать будем. Даже название придумали: «Ruz House». Но не сложилось, выяснилось, что Машенька беременна.
«Значит, в дом», – решил Миша, перестал мотаться в Прибалтику и устроился на государственную службу «пенсию зарабатывать».
– Деньги небольшие, но надежные…
– И безопасные, – не удержалась Маша.
Боялась она за мужа: время лихое, мало ли что?! Одно дело – машину отнимут, другое – покалечат или убьют.
– Проживем, любимый! – приободрила супруга Машенька и жизнерадостно застрочила на швейной машинке.
С этого дня жизнь Рузовых стала еще лучше: супруги больше не расставались, началось строительство. Дом рос с какой-то сумасшедшей скоростью, так же быстро, как и Машин живот. Изменения своего тела Машенька радостно приветствовала, не забывая отмечать тот факт, что беременность делала ее все более и более чувствительной к Мишиной ласке. И она искала ее всегда, порой доводя мужа до полного истощения.
– Мне кажется, любимая, нам нужно быть осторожнее, – журил ее Миша и с нежностью похлопывал по увеличивавшемуся в размерах животу. – Вдруг двойня?
– Да хоть тройня, – игнорировала предостережения мужа Машенька и тащила его в постель. Мысль о сексе не оставляла ее ни на минуту, но в этом, считала она, не было ничего противоестественного: просто гормоны, гормоны и еще раз гормоны.
Примерно так же объяснял себе Машины странности и Миша, гордившийся тем, что его жена в отличие от других женщин не прикрывается беременностью и не считает ее болезнью. Просто вместо вкусовых извращений типа соленый огурец вприкуску с шоколадом она предпочитает другие, но для семейной жизни это даже полезно, потому что ничто так не укрепляет брак, как способность взглянуть на партнера по-новому.
– Представь, что я путана. И ты заказал меня к себе в номер, – требовала Машенька и распахивала черный прозрачный пеньюар с красной кружевной оторочкой, теперь еле сходившийся на огромном, по мнению Рузова, животе.
– Нет, – спорил с ней Миша, – беременных проституток не бывает.
– Почему не бывает?! – удивлялась Маша. – Очень даже бывает. Они же тоже женщины!
– Давай по-другому. – Мише хотелось воплотить в жизнь свой сценарий. – Я буду доктор…
– Гинеколог?! – взвизгивала в предвкушении Машенька. – А я пришла к тебе на прием?!
Потом они менялись местами: доктором становилась Маша, пациентом – Миша. Рузовы легко переключались с одной темы на другую до тех пор, пока у Машеньки не появилась бредовая идея записать их сексуальные игры на видеокассету.
– Зачем? – опешил Миша и с опаской посмотрел на жену.
– На память, – сразу же нашлась Маша, от возбуждения, похоже, совершенно переставшая соображать. – Неужели тебе не интересно, как это выглядит со стороны?
– Нет. – Миша при мысли, что увидит себя в столь неприглядном виде – без трусов и с беременной женой, – стал строгим и неприступным. – Мне абсолютно не интересно, как это выглядит со стороны.
– Ну и зря! – надулась Машенька, недовольная отказом. – В этом нет ничего предосудительного: ты же смотришь порно.
– Это совсем другое, – не согласился с женой Рузов и неожиданно для себя самого покраснел.
– Какой же ты закомплексованный! – разобиделась Маша и отвернулась от мужа.
– Зато ты чересчур раскомплексованная! – разозлился на нее Миша и перелег на пол.
В подобные моменты жена вызывала в нем жуткое раздражение, потому что напоминала о невысказанных желаниях и сбивала с праведного пути: перед его глазами всплывали картины, одновременно пробуждавшие и стыд, и вожделение. Но если для мужчины, считал Миша, сексуальная раскрепощенность абсолютно естественна, то для женщины – это все-таки перебор. «Нельзя быть такой озабоченной!» – подумал он с осуждением о Машеньке и еле сдержался, чтобы не наговорить ей снизу каких-нибудь гадостей. Остановило чувство вины: числился за ним грех, и не один.
«А все проклятая Эльза!» – Миша с легкостью переложил ответственность на ту, с которой он когда-то принял первое боевое крещение на стороне, причем спустя ровно неделю после свадьбы. Ее роковое утреннее появление оказало на Рузова столь сильное впечатление, что молодой муж не выдержал и, ведомый вожделением, отыскал ее в этом многоэтажном гостиничном улье, отвалив швейцару приличную сумму «за знакомство».
С первой встречи Эльза превратилась для Миши в главный ориентир всех любовных утех, которых он искал жадно и неутомимо, выбирая девушек, внешне похожих на нее: длинноногих высоких брюнеток с большой грудью и низким голосом, последнее – если повезет. На поверку Рузов оказался любовником очень требовательным, не торопившимся довольствоваться малым и в спешке. Его мужская природа требовала полного совпадения с желанным женским образом, поэтому он, не смущаясь, мог предложить избраннице надеть чулки в сеточку и черное белье с лакированными или кожаными вставками. «И больше ничего лишнего!» – снисходительно улыбался он, испытывая особое удовольствие, если ангажированная на вечер барышня вдруг от стеснения розовела и прятала глаза. «Тебе понравится», – многозначительно обещал Миша и щедро предоставлял в пользование свои запасы. И чулками, и бельем Рузов разжился во время регулярных наездов в Прибалтику, благо там магазины для взрослых – обычное дело.
Мише нравилось ощущать себя соблазнителем, уроки Эльзы не прошли даром: коллекция его множилась, а секс-атрибутика становилась все более богатой. Через какое-то время он даже начал делиться опытом со своей искушенной подругой, не забывая обязательно преподнести ей какой-нибудь неожиданный презент, который они вместе и осваивали. Несмотря на это, Эльза по-прежнему оставалась для него советчицей: он доверял ей не только тайны своей интимной жизни: о Рузове как о человеке она знала гораздо больше, чем кто-либо, – и по-матерински оберегала его брак от разрушения, постоянно напоминая Мише, что семья – это главное.
Благодаря Эльзе Рузов усвоил несколько простых правил: любовниц надо держать на расстоянии, «чтобы знали свое место», по именам не называть, «лучше – прозвища, во всяком случае, не ошибешься». Так с легкой руки тайной подруги в Мишиной жизни появились многочисленные Бусинки, Звездочки, Кисоньки, Лапочки и т. д. Но надо признать, что, как только Рузов переступал порог собственного дома, в его жизни оставалась только Маша, она же – любимая, единственная, верная и лучшая в мире жена.
Стоило Мише подумать о Машеньке в таком ключе, как тут же возникало настойчивое желание облегчить душу, признаться во всех грехах и начать жизнь с новой страницы. Но и здесь Эльза подсуетилась: «Пока за руку не схватит, не сознавайся! Себя не изменишь, а девчонке жизнь сломаешь».
«Не сломаю!» – поклялся Миша и замаскировался так, что комар носа не подточит. Иногда даже самому казалось, что все это не про него, потому что спроси: «Кого любишь?» – и все ясно: «Только Машу». Машу и еще раз Машу. А все эти чулки с кружевными трусами, бархатные маски и наручники в автомобильной аптечке вообще неизвестно откуда! «Враги подбросили!»
Они же, видимо, нечто подобное подбросили и Машеньке. Другое дело, что в конспирации здесь особой нужды не было – Маша была открыта для сексуальных экспериментов и с удовольствием практиковала все, что взбредет в голову и ей самой, и любимому мужу. Не удивишь ее ни чулочками в сеточку, ни трусиками разноцветными кружевными – все имеем, всем пользуемся. Но все-таки и у нее были свои тайны, пусть маленькие, но были. «Максимка, Игоречек, Славочка…» – мысленно перебирала она имена своих любовников, которых и любовниками-то сложно назвать. Так, недоразумения из прошлого. Где-то отказать не смогла, где-то настроение было соответствующее, где-то по старой памяти. Сошлись – разбежались, ничего серьезного, потому что не по любви. По любви – только с Мишей, поэтому все остальное не считается, русским же языком сказано: «Женщина изменяет не телом, а душою». А Машина душа мужу принадлежит, любимому, единственному, верному и самому лучшему. В общем, никаких оснований для беспокойства: не семья, а загляденье.
* * *
Не успели опомниться, девятнадцать лет пролетели, как летний отпуск. За это время жизнь вокруг изменилась до неузнаваемости: Интернет, компьютеры, сотовые телефоны, весь мир как на ладони – лети в любую сторону. Разве сравнить с девяностыми?!
Изменились и сами Рузовы: как-то очень заметно заматерел Михаил, вошла в особую женскую пору, став невероятно соблазнительной, Машенька, через два года дочь школу окончит. Одним словом – все прекрасно. Есть, конечно, шероховатости, но не критичные, терпимые, так сказать, не ухудшающие качества жизни. Например, до сих пор дом не достроен.
– Зато, – жизнерадостно восклицала Маша, – все в добром здравии и полмира объездили! На пенсии достроим. Куда торопиться?
Не отставал от нее и Миша:
– Сейчас жить надо. Сейчас! Когда ты молодой, когда на девок молодых смотришь и член в штанах шевелится.
Слова эти Машеньку ничуть не обижали. Заслышав их, она смеялась и мужу озорно подмигивала: «Мели, Емеля, твоя неделя!» А то она Мишку своего не знает, как он хвост на людях распускает и хорохорится. Все мужики так, особенно после сорока. Старости боятся, поэтому к молодым пристраиваются. Только Рузов, не в пример другим, приключений на стороне не ищет. Ему и дома хорошо: секс с годами все лучше и лучше становится. Был бы другой на его месте, сразу же засомневалась бы: не практикует ли с кем-нибудь? А про себя и говорить нечего: есть с чем сравнивать. Но опять же – в Мишкину пользу. Да много чего в его пользу могла Машенька перечислить, достаточно на их дочь посмотреть, на Ируську. Счастливая девочка, такой отец достался: нежный, заботливый, в рот ей смотрит, по первому зову бежит. Девчонке – пятнадцать, а она сызмальства приучена к особому обращению: цветы на праздник, руку подать, в комнату со стуком… «Вот и хорошо», – с благодарностью думала о муже Маша и наивно радовалась тому, что имеет, не допуская мысли, что этого чудо-мужчину имеет не только она.
«Но ведь не пойман, не вор», – рассуждал Рузов и ни на шаг не отступал от выработанных за столько лет параллельной жизни принципов: дом и семья – это святое. Хотя, случалось, так и подмывало сказать жене о том, что не все так просто и легко, как ей кажется, что порой разрывается он между всеми этими Звездочками и Бусинками…
Когда накатывало, выходил во двор и подтягивался на турнике до изнеможения, чтоб от усталости дурные мысли в голову лезть перестали. Если же и это не помогало, собирался и ехал к Эльзе, не забывая о том, что хороший любовник – это щедрый любовник.
В постели между Мишей и его наставницей, за девятнадцать лет успевшей превратиться из дорогой проститутки в респектабельную владелицу косметического салона, давно уже ничего не происходило. Но от этого отношения не обесценивались, наоборот, они становились все крепче и гармоничнее. Так получилось, что Эльза оказалась единственным человеком в жизни Рузова, кому он мог безоговорочно доверять то, чего нельзя было сказать Маше. И как знать, не будь его мудрой наставницы рядом, смог бы он так долго держаться на плаву и делать вид, что жизнь прекрасна?
– Это не вид, дорогой мой человек, – однажды грустно изрекла Эльза и строго посмотрела на Рузова. – Это настоящая жизнь.
– А твоя?
– И моя. Просто кому-то даны силы на одну жизнь, а кому-то – на две, три, а то и больше…
– Представляю, сколько ты уже отмахала, – сначала усмехнулся Миша, а потом – отвел глаза в сторону: – Полсоюза ведь обняла?
– Не знаю, не считала. Но я-то – по нужде, а ты ведь – по удовольствию? Есть разница?
Рузов промолчал.
– Знаешь, – продолжила Эльза и взяла Михаила за руку. – Иногда я о тебе думаю. И даже мне ты кажешься извращенцем. А иногда мне тебя жалко. Уж поверь, когда вкусного чересчур, появляется тошнота… Зачем так много? Кому и что ты доказываешь?..
– Никому я ничего не доказываю, – разозлился Рузов. – Просто живу. Сама же сказала – такая половая конституция. Спасибо маме с папой! И тебе, кстати, Эльза, тоже спасибо. Не заявись ты к нам с Машкой в номер, и все бы сейчас было по-другому.
– Не думаю. Вместо меня заявилась бы другая. И потом, если ты помнишь, это ты меня нашел.
– А я и не отрицаю…Просто я человек, влюбленный в жизнь.
– И в себя, – точно подметила Эльза и отвернулась.
– Раньше ты так не говорила! – опешил Михаил.
– Старею… – усмехнулась Эльза и с нажимом произнесла: – За все в этой жизни приходится платить. Цена только разная. Знаешь, чего я больше всего боюсь?
– Неужели божьего суда? – ехидно скривился Рузов, взбудораженный странным поворотом в разговоре.
– Нет… Я боюсь сдохнуть в собственной кровати жарким летом и раздуться, как жаба на дороге. Я потому и собаку не решаюсь завести, чтоб не обглодала меня от голода, пока я, дохлая, валяться здесь буду…
– Сколько тебе лет?
– Много, Миша.
– Хватит врать! – У Рузова затряслись губы. – Ты старше меня от силы лет на десять, не больше.
– Ну и что? – удивилась Эльза и собралась еще что-то сказать, Миша это видел, но так и не решилась.
– Договаривай, – потребовал Рузов и в ожидании замер.
– Все чего-то боятся: болезней, старости, одиночества. А ты? Ты боишься?
– Боюсь, – выдавил из себя Михаил.
– Все мужчины боятся смерти, – подсказала ему Эльза, ей показалось, что она знает ответ.
– Ошибаешься. – Голос Рузова стал глухим. – Больше всего на свете я боюсь того, что моя Машка вот так же, как я, по чужим койкам шарится.
– Кто? Машка?! – расхохоталась Эльза и уставилась на Михаила, как на умалишенного: – Ты и правда больной.
– Я нормальный, – оборвал ее Рузов и ушел, отчаянно ругая себя за откровенность: признаться в том, что ты, многократно неверный, ревнуешь собственную жену, было непросто.
«Главное, чтобы ни в кого не влюбилась», – попросил поблажки у судьбы Миша, после разговора с Эльзой все чаще и чаще задумывавшийся о неотвратимости расплаты за неправедный образ жизни. Эта же мысль омрачала и Машенькино существование, отчего та взывала к небесам с аналогичной просьбой: «Никакой любви мне не надо!» Одним словом, то ли не по адресу обращались, то ли преумноженный страх обоих сработал, как магнит, но случилось то, что случилось. В Машенькиной жизни появился Он, высокий иногородний брюнет, с тремя детьми и женой с модельной внешностью. Звали брюнета Феликс.
– Какое красивое имя! – млела в его объятиях Маша и обещала хранить верность. Муж при этом в расчет не брался, потому что муж – это нечто вроде хронического насморка – ничем не выведешь. Да и не надо, потому что его Машенька тоже любит и жалеет. Оказывается, можно любить обоих, а она, дурочка, не верила.
– Не верила, пока не встретила тебя, – прижималась Маша к Феликсу и плакала от невыносимого счастья.
– Не плачь, – уговаривал ее иногородний брюнет и, будучи на редкость сентиментальным, еле сдерживался, чтобы тоже не разрыдаться. – Ты принесла в мою жизнь радость. Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете. Ты и дети.
– А Майя? – Машенька относилась к жене своего любовника с подчеркнутым уважением, называла ее по имени и была чистосердечно признательна той за то, что сберегла любимого для нее.
– А Майя не в счет, – мрачнел Феликс и спутанно объяснял: – Понимаешь, это данность. Со счетов не сбросишь. Я человек порядочный: семью не брошу. Но люблю-то я только тебя. Веришь?
Сначала в словах любовника Маша сомневалась, а через полгода головокружительных встреч на нейтральной территории вдруг произнесла то же самое: люблю, мол, и жизни ни с кем другим теперь для себя не вижу.
– Переезжай в Питер, – попросил ее Феликс и пообещал взять на полное содержание.
– Не могу, – разрыдалась Машенька. – У меня же здесь Ируська.
– С Ируськой переезжай, – настаивал тот, полагая, что где трое детей, там и четверо.
– Не сейчас, – сомневалась Маша. – Пусть хотя бы школу окончит, а там посмотрим…
Пока смотрели, ситуация снова изменилась. И встречи стали реже, не больше раза в квартал. И класс гостиниц понизился, так сказать, эконом-вариант – «квартиры почасово». И совместные планы отодвинулись куда-то в далекое будущее, когда мир, а вместе с ним и Россия, выйдет из тотального финансового кризиса.
«Это временно», – успокаивала себя Маша и вела с Феликсом длинные разговоры по сотовому трижды в день. Что поделаешь, привычка к постоянному общению оказалась столь прочной, что Машенька легко позволяла себе, невзирая на присутствие мужа с дочерью или гостей, удалиться в другую комнату, чтобы обсудить с «вип-клиентом» ряд не терпящих отлагательства вопросов. Хорошо, профессия оказалась подходящей – страховой агент, лицо «по требованию».
– По-моему, это неправильно, – как-то возмутилась Ируська и неодобрительно взглянула на раскрасневшуюся после продолжительного разговора мать. – Может быть, стоит предупредить клиентов, что вечер – это время, которое нормальные люди проводят в кругу семьи? Например, ужинают или общаются.
– Может, – ласково ответила дочери Машенька и не менее ласково добавила: – Только при условии, что кое-кто проведет это лето в компании с комарами и мухами на нашем огороде, а не на пляжах Родоса, как это было запланировано. Какая, Ируська, тебе разница, где отдыхать?
– Мама права, – тут же поддержал жену Рузов и укоризненно посмотрел на дочь: – Чем больше у твоей мамы сделок, тем выше процент, следовательно, ее зарплата. Не ответить на звонок нельзя, потому что бывают самые разные ситуации, в том числе и…
– Пожар, ДТП, внезапная смерть, несчастный случай, падение самолета на приусадебный участок… – затараторила Ирина.
– Да что угодно! – оборвал ее отец. – Не думай, пожалуйста, что эти звонки приносят твоей маме огромное удовольствие. И потом – работа есть работа. Поняла?
– Поняла, – ехидно улыбнулась Мише его дочь и язвительно произнесла: – Как не понять, папа?! Это сообщения о смерти, ДТП и фиг там знает о чем вместе с падающими самолетами заставляют твою жену хохотать так, как будто ей анекдоты рассказывают!
Рузовы переглянулись.
– Хватит переглядываться! – взвизгнула их дочь и, опрокинув стул, бросилась к себе в комнату.
– Переходный возраст, – пожала плечами Машенька и, улыбаясь, протянула мужу руку: – Спасибо тебе за поддержку.
– Тебе спасибо, – автоматически ответил жене Миша и, заслышав звонок своего сотового, встал из-за стола. – Пойду отвечу…
– Конечно, – отпустила его Маша, не заподозрив ничего странного в том, что муж спешно уединился в комнате для гостей.
Ей на самом деле было не до него. Она скучала по Феликсу и не переставая ломала голову, как бы устроить свидание. Но в ближайшее время никаких командировок не предвиделось, а это значило, что ей вновь придется довольствоваться звонками и перепиской, часть которой, особо фривольного характера, она хранила в сотовом для того, чтобы перечитывать перед сном.
Примерно тем же самым был занят и Миша, но в отличие от своей жены он осуществлял ревизию эсэмэс за пределами супружеской спальни: либо в бане, либо в туалете: опасался не справиться с нахлынувшими эмоциями и выдать себя с головой. Приходилось считаться. Причем не только с женой, но и с дочерью, ревностно поглядывающей через отцовское плечо на экран его телефона.
Помнится, именно в тот злополучный вечер, возмущенная материнской готовностью бросить все ради разговора с «клиентом», Ирина впервые заявила родителям:
– Вы какие-то ненормальные!
– Почему? – одновременно ответили Рузовы, не отрываясь от своих сотовых.
– Да потому что вы все время в телефонах. Вам что, не о чем поговорить?!
– Почему не о чем? – удивилась Машенька и, отложив телефон, спешно прильнула к мужу. – Нам с твоим папой всегда есть о чем поговорить. Так ведь, Миша?
– Так ведь, Машулька, – обнял жену Рузов и поднял левую руку, показывая дочери, что готов и ее принять под свое крыло.
– Спокойной ночи, – отказалась примкнуть к родителям Ирина и снова скрылась за дверью в свою комнату.
Первой на поклон к дочери отправилась Маша, нацепив на лицо выражение полного смирения.
– Скажи мне, – Машенька попыталась придать голосу самую проникновенную интонацию, – у тебя что-то случилось?
– Нет. – Девочка явно не была настроена на разговор с матерью.
– Тогда почему я тебя так раздражаю?
– Потому что ты эгоистка! – прямо ответила Ирина и с вызовом уставилась на мать.
– И в чем же это, по-твоему, проявляется? – Маша была воплощением доброжелательности и спокойствия.
– Тебе совершенно нет никакого дела до нас с отцом, – упрекнула мать Ирина и приготовилась к ответному удару.
– Это неправда. – Маша не приняла вызов.
– Это правда! – Ирина распалилась и набросилась на мать с обвинениями: – Ты ничем не интересуешься. Только и делаешь, что болтаешь по телефону. Неужели тебе столько платят, что ты готова работать круглосуточно?! Да я никогда в жизни не поверю! А еще кто-то говорит, что он нас любит.
– А я и не отказываюсь от своих слов…
– Да ты посмотри, что происходит с твоим мужем!
– А что происходит с моим мужем? – растерялась Машенька, потому что в последнее время ничего особенного в поведении Миши она не замечала. – По-моему, все в порядке.
– Ну если человек часами сидит на диване, закрыв глаза, и ждет, когда кое-кто придет с работы, – это в порядке, то ладно… Скажи лучше, разлюбила, – саркастично усмехнулась Ирина и, не справившись с эмоциями, накрылась с головой одеялом.
«Плачет», – догадалась Маша, но успокаивать не стала. «Пусть выплачется», – решила она и с испорченным настроением вернулась к мужу.
– Ну что? – обеспокоенно поинтересовался у жены Миша.
– Да ерунда какая-то! – поморщилась Машенька. – Почему-то решила, что я тебя разлюбила.
– Что, прямо так и сказала?
– Прямо так и сказала, – подтвердила Маша и присела рядом. – Тебя, между прочим, жалеет.
– Меня? – недоумевая, вытаращил глаза Рузов.
– Тебя, – нежно ответила Машенька и перебралась к супругу на колени.
– А почему?
– Да откуда же я знаю? – удивилась Маша и поцеловала Мишу в уголок губ, перейдя на шепот: – Говорит, грустный, неразговорчивый, сидит, тоскует…
– Так прямо и говорит? – Рузов моментально проглотил наживку и с жаром поцеловал жену. Она по-прежнему была для него желанной.
– Так и говорит, – выдохнула Машенька и показала глазами на спальню.
– Расскажешь? – хитро улыбнулся жене Миша и, не спуская ее с рук, встал с дивана: – Не хочешь в бане?
Маша была не против. А сегодня особенно, потому что в сердце завелся какой-то странный червь сомнения, прежде ей не свойственного. Впервые она почувствовала себя предательницей по отношению к мужу и, чтобы избежать этого неприятного ощущения, отдалась ему с особой страстью. Правда, из головы все равно не шел Феликс, но это уже от нее не зависело. Привычка как-никак. Все-таки полтора года.
«Всего-то полтора», – вполне бы мог снисходительно улыбнуться Миша, если бы обладал способностью читать чужие мысли. Так же, как и его жена, он не переставал думать в момент соития о «посторонних», то есть о тех, с кем в последние лет пять-шесть, а то и больше регулярно делил ложе.
– Как же мне хорошо с тобой, Мишка, – искренне призналась мужу Машенька и мысленно попросила прощения у любовника, которому только что изменила.
– И мне с тобой, – не менее искренне подхватил Рузов, к чести его, надо сказать, всегда отстаивающий интересы жены в разговорах с любовницами.
Ночью супругам приснились почти одинаковые сны. Сначала – Мише, отчего тот проснулся в холодном поту и схватился за Машу, как грешник за икону. Померещилось, что и у Эльзы, и у всех этих Бусинок, и Звездочек, и иже с ними Машенькино лицо с веселой родинкой над верхней губой. Но только Миша знает, что они – это не Маша, но отличить нет никакой возможности, только на ощупь. И вот он щупает, щупает, а руки проваливаются в пустоту, и летит он в какой-то глубокий колодец, и точно знает, что разобьется, но не разбивается, а просто становится маленьким, как Иркины пупсы с одутловатыми лицами цирковых лилипутов.
– Что ты, что ты… – успокаивает мужа Маша и следом проваливается в свой кошмар, где вместо их с Мишей дома одна большая холодная комната, вдоль стен – стеллажи. «Погреб, что ли?» – думает во сне Машенька, но скоро понимает – не погреб, морг, а на стеллажах – покойники. К какому ни подойдет – Феликс. «Хватит, остановись!» – приказывает себе Маша, а сама не слушается и переворачивает одного за другим, ищет, потому что знает: есть еще кто-то. «Кто же?» – мучается Машенька и видит перед собой мертвых детей. «Не ходи!» – слышит она Мишин голос и не верит своим ушам: «Он-то здесь откуда?» «Отсю-у-у-уда…» – страшно воют в ответ младенцы, среди которых она замечает и маленькую Ируську… «И-и-ра!» – кричит Машенька во сне и просыпается в слезах в Мишиных объятиях.
– Что ты, что ты… – успокаивает ее муж и подтыкает одеяло, потому что та дрожит, словно от холода.
К утру вся хмарь развеивается, но почему-то и у Миши, и у Маши одновременно возникает предчувствие неотвратимо надвигающейся беды. «Надо что-то делать», – решают про себя оба, но не делают ничего, потому что жаль расставаться с мечтой об иной жизни. И вроде бы знают: никогда она не наступит, так и проживут, притворяясь, всю жизнь бок о бок, а все равно что-то для себя оставить хочется, пусть и неисполнимое.
– Какой прекрасный брак! – по-прежнему восторгаются Рузовыми и друзья, и родственники, и коллеги, в глубине души непритворно недоумевая, неужели так бывает?! – Что, и не ссоритесь? – хочется им услышать, потому что чем-то нужно оправдать свою жизнь, полную конфликтов и внутрисемейных дрязг.
