Татьяна Авлошенко
Никому не нужные люди

– Мокрида, я тебя люблю. А если еще подашь завтрак в постель…

– Обойдесси, алкаш малолетний!

– Это ты от Трэка научилась? Самой-то тебе сколько лет?

В этом моя ошибка. Повторять все слова Мокриды, ее предположения о моих умственных способностях и личной жизни, не буду.

Финальным аккордом хлопает дверь.

Черт. Мокрида обиделась. Зря я так с ней, конечно. Сколько бы не было лет соратнице, это ее собственное дело, а женщин вопрос о возрасте почему-то травмирует. Придется теперь извиняться.

Стучусь в дверь в соседнюю комнату.

– Мокрида, можно?

В ответ тишина. Значит, можно. Когда нельзя, то и Трэкула сносит.

Целительница сидит на подоконнике и, глядя в ручное зеркало, яростно терзает расческой свою буйную вороную шевелюру.

– Мокрида, прости дурака. Ляпнул, не подумав, теперь раскаиваюсь.

– Искренне? – покосилась на меня целительница.

– Со всей совести.

– Хорошо, за это прощаю. Условно-досрочно.

Всё хочу спросить, как выпускница юридического факультета оказалась в серых отрядах, но не решаюсь. О таком не говорят.

– Мокрида, а что вчера было?

– Это у тебя надо спросить, – пожала плечами блюстительница нашего здравия. – Мы с Трэком мирно заселялись. Спускаемся к ужину, а ты сидишь, один, но уже в хорошей кондиции. Пялишься в пустую кружку и воешь песню про черную птицу. Причем воешь в буквальном смысле. Ты что, совсем правила забыл?

Вопреки расхожему мнению и многочисленным легендам о буйных кабацких кутежах наемников, не вяжущие лыка бойцы серых отрядов встречаются на чаще, чем високосный год. Дело не в нашем высокоморальном облике, а в чистом расчете. Для человека, чья жизнь и благополучие напрямую зависят от способности быстро подняться и крепко держать оружие, смышлености и ловкости, бессознательное состояние недопустимо. Пока лежишь на солнце пьяный, легко прощелкать выгодный контракт и будешь потом сосать лапу в безмонетный сезон, или браться за совсем уж гнилые дела. А когда работаешь в команде, и необходимость куда-то бежать, соображая на ходу, может возникнуть в любую минуту, мало кто будет рад валяющемуся сосиской соратнику. Правила наемников возникли не по чьей-либо прихоти. Тот, кто ими пренебрегает, в серых отрядах надолго не задерживается. Да и в жизни тоже.

Но я-то вчера… И главное, по какому поводу сорвался. В дом родной вернулся, память о прошлом одолела. Думать меньше надо! Обо всяких давно минувших переживаниях. Как же, право, стыдно.

– Больно? – деловито спросила Мокрида. – Где?

– Исключительно в области совести.

– Значит, еще не отмерла. Рука, кстати, как? Дай посмотрю.

Ничего приятного в том, что тебе гнут, крутят и растягивают некогда сломанные пальцы нет, но после такой процедуры у Мокриды моя несчастная лапа начинает действовать гораздо лучше. А удовольствие подобное мне перепадает не так чтобы сильно часто. В общем, стоит потерпеть.

– А Трэка почему не видно? – спрашиваю я. И отвлекусь разговором, и информацию получу, потом время терять не придется. Делать несколько дел сразу – непременное умение наемников.

– Он в церковь пошел.

– В какую церковь?

– В обычную, – фыркнула Мокрида. – В храм божий. Ты бородача дольше меня знаешь, не в курсе, что он верующий?

В курсе, чуть ли не с первого дня знакомства в курсе. Только скаегет как тогда обозначил свои религиозные взгляды, так на эту тему больше и не говорил. За недостойное поведение ругает так, что хоть в лес беги, а вот безверием нашим ни разу не возмутился, о грехах не рассуждает, карами божьими не грозит, даже в церковь ходит так, будто это никого кроме него не касается. Но ведь это действительно так.

– Ну вот, так-то лучше будет, – Мокрида напоследок погладила мою руку большими пальцами. – Давно бы уже сходил к хорошему костоправу и не мучился.

– Ключевое слово – к хорошему. Где такого сейчас найдешь?

– Ты еще посетуй на дороговизну на рынке и скажи, что раньше такого не было. Ворчишь, как старый дед. По-моему, ты просто боишься врачей.

После того живодера, что правил мне пальцы в детстве, не только бояться будешь…

– Просто не люблю чувствовать себя больным.

– Сольв, это твое дело, но если однажды рука подведет тебя в бою…

– Похороните меня на высоком холме. Под правую руку положите верный меч, под левую – гитару, а на грудь стопку неизданных рукописей.

– В таком случае, – серьезно сказала Мокрида, – мой гроб будет по края засыпан театральными программками и всяческой цветной стеклянной чепухой.

– Что ж, по крайней мере, у нас будут веселые похороны.

В Туманном Озере нас встречал сам Ахиней, дядин денщик. Имя подлинное, закрепленное во всех документах. Родители хотели назвать отпрыска позатейливее, вот и отыскали в книге красивое слово. Жил бы мужик в своей родной глухой деревушке, и горя бы не знал, был бы уважаемым человеком. Но природная бойкость нрава и любознательность завели его на флот, а потом и на адмиральский флагман. И стал там Ахиней главной достопримечательностью. Был он, как уже сказано выше, любознателен, смышлен, исполнителен, с охотой брался за всякое хорошее дело, потому-то его часто поощряли и ставили в пример. А как громко и с пафосом произнесут имя отличившегося, тут же в строю раздаются неуставные смешки – молодые офицеры, а то и матросы, кто шибко грамотный, удержаться не могут. И такое нарушение дисциплины не где-нибудь, а под адмиральским вымпелом!

Когда дядя уходил с флота, он забрал Ахинея с собой. Знал: приемник на адмиральской должности такого рядом не потерпит, мигом загонит ни в чем не повинного моряка ниже трюма. А Ахинею что – в денщики так в денщики, на сушу так на сушу, главное при деле быть.

Встречая нас, Ахиней довольно улыбался. Он любит, когда приезжают гости. Но к его великому расстройству, такое в Туманном Озере случается не часто.

Дядя стоял в галерее, продолжая ряд семейных портретов. Типичный Лусебрун – крепкий, горбоносый, смуглый. Полная мне противоположность. И в смысле внешности я подвел семью.

Хорошо, что прочие родственники не соизволили явиться. Хотя нашими семейными сборищами заправляет тетушка Марджери. А я во время нашей прошлой встречи, когда она в очередной раз завела речи о моем долге продолжить славный род Лусебрунов, спросил, устроит ли семью бастард. Если да, то меньше чем за год обеспечу. После чего тетушка обозвала меня окончательно испорченным мальчишкой и всякое общение прекратила. Второй месяц уже держится.

Дядя был одет в адмиральскую форму, только без наград и регалий. Он так нарядился не для того, чтобы впечатлить наемников, всегда в ней ходит.

Трэк в качестве приветствия только мотнул своей бородищей. Но Мокрида-то, Мокрида! Какой исполненный изящества реверанс, какой трепетный взгляд из-под опущенных ресниц! Если только она вздумает окрутить дядю… Я не буду иметь ничего против.

Однако старый альбатрос почему-то не стал распушать перья перед нашей красавицей и умницей. Во время приветствия и знакомства торчал неподвижно, словно деревянная фигура, некогда украшавшая нос его корабля, потом, во время обеда, так же скованно сидел за столом. В ответ на учтивые речи Мокриды цедил что-то чуть ли не сквозь зубы. Даже обидно стало за нашу целительницу.

В среде наемников редко случаются не то что браки, даже быстротечные романы между своими. Во-первых, женщин в нашем ремесле мало. Во-вторых, все эти мускулистые свирепые девахи, весь смысл жизни которых в том, чтобы доказать всем без разбора, что они ни в чем не уступают мужикам, сильно на любителя. В третьих, трудно испытывать влечение к даме, самое волнительное воспоминание о которой – как подсаживаешь под сдобы лезущую через забор соратницу, а самого тебя вот-вот ухватит за штаны разъяренный сторожевой демон. Но вне исполнения контрактов жизнь бойцов серых отрядов отнюдь не похожа на монашескую. И если Мокрида до сих пор не замужем… А почему Мокрида до сих пор не замужем?!

Дядя чинно отложил столовые приборы в сторону.

– Солевейг, нам надо поговорить.

Ну, наконец-то. А я уже начал думать, что родич пригласил не столько меня, сколько моих соратников. Посмотреть, с кем драгоценный племянник проводит большую часть своего времени. Вполне возможно. Ведь ходили же мы с Трэком представляться Мокридиной маме.

В кабинете дядя указал мне на хозяйское кресло за столом, но я примостился на подоконнике. Не для демонстрации протеста, просто привычка всегда иметь возможность для быстрого отступления.

Родственник ничего не сказал, уселся в кресло сам. Хорошо он в нем смотрится, надежно, естественно.

– Солевейг, твоя часть доходов с Туманного Озера положена в банк.

Знаю. Каждый месяц дядюшка аккуратно пополняет мой счет теми деньгами, что удалось выжать из разоренного умирающего владения. Отдает честно, все три гроша. По мне не стоит оно тех сил, что приходится прилагать старику, продать бы оставшиеся земли и не мучиться, но предложить такое я не могу. Слишком дорого пришлось нам в свое время заплатить, чтобы Туманное Озеро осталось за мной. Не по деньгам дорого.

– Ты в любой момент можешь забрать свои деньги. Но лучше пока что оставить вклад нетронутым.

– Я знаю. Это всё?

– Нет. Через три дня на Соколином поле начинается турнир. Ты должен участвовать.

Турнир! Пусть сейчас это всего лишь развлечение, не имеющее ничего общего с реальным умением владеть оружием, от которого зависит жизнь, больше спорт, чем настоящее дело, но как же привлекательно выглядит. Развевающиеся на ветру штандарты с родовыми гербами, блеск старинных доспехов, дух рыцарства. Как же я хотел хоть однажды поучаствовать! В прошлом.

– Кому и почему я что-то должен?

Надеюсь, голос звучит достаточно твердо. Человек с принципами, а не вздорный щенок.

– Прежде всего себе. Ты же не собираешься всю жизнь наемничать? Рано или поздно придет старость. А если прежде будешь тяжело ранен, потеряешь руку или ногу? Вот тогда тебе и пригодится Туманное Озеро, всё-таки родной дом. А чтобы жить здесь как можно лучше, нужно уже сейчас зарабатывать репутацию у соседей. Чтобы о тебе думали не как о сыне твоей матери…

– Чтобы заработать хорошую репутацию, нужно рядиться в старые железяки и изображать шута на маскараде? Почему бы тогда вам самому не поучаствовать в этом действе?

Дядя кривится. Он воин, но он моряк. Я представил себе, как Сэульв Лусебрун, вооруженный морским тесаком, берет на абордаж конного рыцаря. Вот уж действительно клоунада.

– Я догадывался, что ты будешь упрямиться. Потому хочу предложить тебе и твоим соратникам контракт.

– Вы в своем уме?!

– Правила проведения турнира не запрещают участвовать в нем наемникам.

Ну что ж, раз так… То может, оно и к лучшему.

– У нас постоянный отряд. Контракт заключается только с согласия всех бойцов. Финансовую сторону вопроса вы можете обсудить с Трэкулом сыном Стензальта.

Я спрыгнул с подоконника и вышел из кабинета. Захотят соратники взять это дельце, и сойдутся Трэк с дядей в цене, тогда посмотрим. А нет, тогда еще что-нибудь придумаем, хотя бы на пару со скаегетом подрядимся в деревню дрова колоть, дело привычное.

Не успел выйти, как меня с двух сторон зажали в «клещи».

– Ну чего?

Я честно рассказал друзьям и о турнире, и о предлагаемом контракте, и о моем обо всём этом мнении. Дальше пусть сами решают.

Скаегет и целительница многозначительно переглянулись.

– А я бы непрочь взглянуть, – протянула Мокрида.

– Доспехи, говоришь? – почесал в затылке Трэк. – А править их и чинить тут есть кому?

– Это значит, что вы согласны. В том числе, полюбоваться на то, как я буду позориться на ристалище.

– Да какое позориться? – честно изумился Трэк. – Тебя ж первым копейным ударом из седла вышибут, а дальше пешие бои. А мечник ты – во!

Скаегет показал оттопыренный большой палец, а Мокрида согласно кивнула.

– Хорошо, но насчет контракта тогда договаривайтесь сами. Мне еще не хватало прослыть алчной скотиной, обирающей собственную семью.

Трэк понятливо кивнул и скрылся за дверью кабинета. Мокрида осталась.

– Сольв, – промурлыкала она медовым голоском. – А это ведь твой дом?

– Юридически мой.

– А ты не пригласишь своих друзей пожить здесь несколько дней? Отдельная комната с ванной, горячая вода, ростовое зеркало, чашки из одного сервиза. Понимаешь, девочкам иногда всё это очень нужно.

Она скроила умоляющую мину, похлопала глазками и тут же, сама не выдержав, рассмеялась.

– Да живите, конечно, пока турнир не закончится, а там видно будет. Кстати, Мокрида, давно хотел спросить: почему ты в палатке с нами спать не стесняешься, а в гостиницах всегда требуешь отдельную комнату?

– Потому, – фыркнула целительница, – что я хитрая, расчетливая и люблю комфорт. В палатке посреди леса втроем теплее и безопаснее. Ради этого можно даже потерпеть бородищу Трэка с одной стороны и твои патлы с другой. А в остальное время я ценю простые радости жизни – возможность спокойно помыться, поесть, поспать, поспать одной. К тому же вспомни запасную гномью палатку.

Случай из нашей совместной деятельности, можно считать давний. Мы тогда уже были знакомы с Мокридой, но дела с нами она брала через раз, и все городские. А тут нате вам, работа в поле, на несколько суток. Подрядились втроем, а Трэк, выдав нам снаряжение, на день задержался.

Прибыли на место, огляделись, начали организовывать лагерь. Я быстро поставил палатку для дамы и принялся возиться с другой, запасной. Замечательная вещь из личных запасов Трэкула сына Стензальта. Тип «Дружба». Для установки требуются совместные усилия как минимум двух разумных существ с высоким уровнем интеллекта. Трэк явно что-то недоговаривает, но я подозреваю, что палатка эта, купленная у гномов по дешевке, предназначена для сдачи молодыми жителями гор какого-то особо мудреного экзамена на выживание.

Мокрида, некоторое время понаблюдав за моими действиями, вежливо поинтересовалась, что вообще происходит, а главное – зачем? Объяснил как смог. Насчет чести дамы, и что мы еще не настолько с ней знакомы. С Мокридой, а не с её честью. Целительница хмыкнула и нырнула в свое убежище.

А ночью гномья палатка рухнула, приложив меня по лбу стойкой каркаса. И вырваться из плена было… Как из рухнувшей палатки. Кто пробовал, тот поймет.

Разбуженная Мокрида даже не стала выяснять подробности, а сразу велела, чтобы я прекратил придуриваться и забирался к ней в нормальную палатку. Я огрызнулся, что не сплю с боевыми товарищами. В ответ целительница заорала: «Тогда можешь считать себя жертвой изнасилования!», за шиворот вытащила меня из-под «обломков» и буквально зашвырнула в уцелевшую палатку на свободную половину. Еле успел увернуться от прилетевшего следом собственного меча.

В общем, хорошо выспались. После дня похода тебе уже безразлично, какого пола тело дрыхнет в соседнем спальнике, лишь бы оно не храпело и не лягалось. Нигде так не ощущается плечо, локоть, колено и прочие части тела друга, как в тесной палатке.

Хуже было, что утром явился Трэк. Нет, что скаегет к нам присоединился, было отлично, но какая скорбь по поводу падения нравов исказила его бородатое лицо, когда он увидел нас выбирающихся утром из одной палатки…

По части вопросов целомудрия, приличий и их соблюдения Трэкул обошел даже мою тетушку Марджори. Бородач согласится скорее ночевать под дождем в чистом поле, чем в корчме, хозяйка у которой женщина, пусть даже древняя карга. Слухи о невероятной мужской силе скаегетов и сладости утех с ними давно разносятся народной молвой. Беднягу Трэка атакуют и нежными вздохами и прямыми домогательствами. А потом кулаками и дубинами, это уже мужья и ухажеры прелестниц. Сейчас скаегет прикрывается Мокридой, а раньше, говорит, вообще было ой! Но иногда Трэкул до влюбленных дам всё же нисходит. Откуда иначе знакомство с госпожой Пандаурой?

К слову сказать, скаегет поначалу пытался отселиться в отдельное жилье, но в первую же ночь был погребен под руинами, проклял изделие гномов и больше о приличиях не задумывался.

Только успели похихикать над воспоминаниями, как вернулся сам Трэкул. Судя по довольной физиономии, запродал он меня на турнир весьма выгодно.

– Отлично! – потерла ладошки Мокрида. – Сольв, я буду за тебя болеть! И махать шарфом с трибуны.

– Спасибо, моя звезда. Только не забудь, что в руках у тебя будет полоска нежного воздушного шелка, и с гиканьем раскручивать ее над головой не совсем уместно.

От хохота трех наемнических глоток стены поместья не рухнули, но обитающие по углам пауки в панике разбежались.

Плох тот наемник, кто не хочет собирать информацию о предстоящем деле. Мы с соратниками без особого труда выяснили две интересные вещи: первое – турнир состоится уже через три дня, и второе – дядя заранее записал меня в участники. Был, ох, был соблазн в знак протеста тут же свалить из Туманного Озера, и пусть бы старый интриган выкручивался, как знает, но жалко стало денег, причитающихся Мокриде и Трэку. И потом… Скажу тихо-тихо: мне самому всё же хотелось поучаствовать в турнире.

Пока наша целительница полировала ногти, пыталась очаровать дядю и разглядывала витражи в окнах Туманного Озера, мы с скаегетом закопавшись в оружейной, куда мне наконец был дан доступ, подбирали и подгоняли доспех. Для семьи, почти все мужчины которой посвящали свою жизнь морю, коллекция оказалась на редкость богатой и разнообразной. С особо интересными деталями бегали к Мокриде, показывали. Целительница кричала, чтобы мы отстали от нее со своим железом, но потом всё-таки смотрела, по-матерински снисходительно говорила что-нибудь вроде «Тебе очень идет». Никогда прежде мне не было так хорошо в родном доме. Соратники еще успели подзаработать. Трэк проворил что-то по ремонтной части, целительница заговаривала ячмени и больные зубы. Не работа по контракту, а отдых с удобствами.

Так расслабился, что чуть не проспал турнир. Это при том, что паладину перед этим мероприятием надлежит бдеть в часовне над оружием своим. А нет, путаю, это перед посвящением в рыцари. Но, так или иначе, а дрых как медведь в берлоге.

На Соколиное поле съехалось общество со всей округи. Что характерно, с дядей, да и со мной, когда родственник меня представлял, здоровались и общались вполне охотно. Девы юные и дамы зрелые поглядывали с интересом. Как видно, ремесло наемника их не смущало. А ведь шестнадцать лет назад, после того, что сотворила маменька, Лусебруны не то что считались кем-то вроде прокаженных, но соседи изобретали самые изощренные способы, лишь бы не иметь с нами никаких дел.

Но я за несколько лет посетил родовое гнездо лишь один раз, и то, нос тогда из дому не высовывал, многое могло измениться.

Представив меня всем, кому было нужно, дядя незаметно куда-то скрылся, но вскоре обнаружился, мило беседующим с женщиной лет тридцати. Невысокая блондинка, ничего особенного, одета хорошо, но скромно, прическа волосок к волоску, чуть смущенная улыбка. Этакая серая мышка, добрая и добродетельная.

Но как на нее смотрел Сэульв Лусебрун, адмирал в отставке! Эх, Мокрида, Мокридочка, не судьба нам породниться.

Дядя припал к пальчикам собеседницы и предложил ей опереться о его руку. Но идиллия продолжалась не долго.

Наперерез парочке выдвинулся какой-то колоритный мужик. Похож на гнома, только увеличенного раза в три, при том сохранившего пропорции. Рожа такая, что и на большой дороге не часто встретишь. И, что особо занятно, в доспехе.

Я на всякий случай подобрался к дяде поближе. Но верзила воинственных намерений пока что не проявлял.

– Лусебрун! – рявкнул он громовым басом на всё поле. – Приперся-таки, старый пройдоха! Готов биться об заклад: если б ты не надеялся увидеть здесь мою сестру, то вряд ли вылез из своего вороньего гнезда! – и захохотал, довольный своей догадливостью.

От него слабо-слабо пахло какой-то травой. Наверное, моет голову отваром, как наша Мокрида, или полощет зубы. Он возвышался над дядей и его спутницей, но явной опасности не представлял, если только оглушит голосиной.

– Можешь забрать Бьянку хоть сейчас, – громыхал общительный сосед. – Только учти, Лусебрун, приданого за ней я не дам! Будете сидеть в вашем Озере, крыс разводить! Если угодно, то водяных! – и снова заржал.

Черт возьми, чисто сработано. Вон как дядя потемнел лицом. Но вызвать соседа на дуэль вроде не за что. Формально ничего оскорбительного он не говорит. Но хорошо бы выяснить имя грубияна и успеть ответить, когда он на турнире бросит вызов всем желающим. Или заставить его принять мой. Похоже, я не зря приехал в Туманное Озеро.

Верзила фамильярно хлопнул дядю по плечу и отвалил. Пожалуй, мне тоже стоит отойти подальше. Адмирала только что макнули в присутствии дамы, вряд и он будет рад тому, что его унижение видел еще и племянник.

Но родственник уже заметил меня.

– Солевейг, подойди.

Старших надо слушаться.

– Любезная Бьянка, позвольте представить вам моего племянника. Солевейг Лусебрун, законный владетель Туманного Озера.

Я поклонился, насколько позволили рыцарские латы.

– Сударыня, мое почтение.

– Бьянка де ла Нир, – представилась дядина дама сердца, робко улыбаясь и судорожно сжимая пальцами маленький расшитый бисером мешочек. – Мне кажется, я помню вас, Солевейг. Мы не могли вместе учиться в школе? Только вы были в младших классах, а я в старших.

А ведь Бьянка де ла Нир мне определенно нравится. Не мартышка, не жеманница. Большинство дам ее возраста, если и признались, что помнят меня по школе, заявили бы, что были моими одноклассницами, или, передернув, что это я готовился к выпуску, когда она еще числилась в первоклашках.

– Дорогая, вы позволите мне несколько минут поговорить с племянником конфиденциально?

Ух ты, боги света, какие слова наш морской орел знает! Не ожидал от него.

Дама с явным облегчением шмыгнула в сторону. Да, славная, но мышь. Очень серая. Исключительно зашуганное существо. Похоже, не мне одному не повезло с родственниками.

– Солевейг, я должен сказать тебе… – дядя многозначительно замолчал.

Ну что, свататься к своей Бланке или Бьянке собрался? Или уже женитесь? Так скажи прямо, я поздравлю и тихо разойдемся, а то вот-вот турнир начнется.

– Я благодарен, что ты решил выступать под гербом Лусебрунов.

Этого тоже не ожидал. Я, конечно, позор семьи, но считать меня скотиной настолько, что хватило окаянства замазать на щите гиппокампуса Лусебрунов и выйти на ристалище с пустым полем серых отрядов… Хотя я не знаю, что там намудрил с контрактом Трэкул. И дядя сам виноват, позвал меня, как наемника.

На мое счастье, как раз в этот момент прозвучали сигнальные трубы.

– После поговорим.

Выезжать на турнир мне предстояло на коне, выданным дядей – здоровенном вороном першероне, взирающим на окружающих с такой брезгливой скукой, будто не к славному племени лошадей он принадлежал, а был верблюдом, выбирающим, на кого бы плюнуть. Из какой только королевской конюшни свел Сэульв Лусебрун это чудо?

– Знатный зверюга! Не боишься? – спросил Трэк, задумчиво почесывая в затылке молотком, при помощи которого только что выправлял латы всем желающим, не озаботившимся осмотреть дедовские доспехи заранее.

– После того единорога мне уже ничего не страшно.

Ловить единорога нас подрядил один владетельный барон. Домашний любимец сбежал от его доченьки, далеко от привычного стойла не отходил, но в руки посланной за ним челяди не давался. Значит, нужно звать наемников. Дело казалось до обидного простым, особенно если не заморачиваться на поиски непорочной девственницы, которая, по слухам, одна только и может подманить чудесного зверя. Достаточно было взглянуть на хозяйку единорога, чтобы вся вера в легенду пошла прахом. Решили особо не мудрить: я в полной волчьей трансформе загоняю добычу в сеть, у которой караулят Трэк и Мокрида, дальше по обстоятельствам.

Свежим приятным утром отправились на лов.

Всё было чудесно. Пронизанный лучами восходящего солнца летний лес, пение птиц, прекрасный, как улыбка богов, единорог… Оказавшийся злобной скотиной, сразу укусившей меня. А потом еще решил не то боднуть рогом, не то лягнуть. Хорошо, что замешкался, выбирая, и я сумел унести ноги. Вернее, лапы. И драпануть по направлению к растянутой сети. Куда погнавшаяся за мной зверюга и влетела – я сумел проскочить под нижним краем.

Дело удалось? Как бы не так! Еще примерно час носились мы по поляне, уворачиваясь от беснующегося монстра, и швыряя ему яблоки и морковки, пропитанные отваром сон-травы, которые нисколько не отвлекали его от погони за врагами.

Наконец то ли зелье подействовало, то ли единорог устал. Некрасиво завалился на спину и, задрав копыта, заснул. Тут мы наконец смогли подкрасться поближе, опутать пленника рваной сетью и, с трудом взвалив на телегу, отвезти к заказчику.

Барон на радостях устроил пир. Но полакомиться нам не удалось. Пришлось быстро удирать от баронской доченьки. Очень уж мы ей приглянулись. Все трое.

– Да, единорог, конечно, посерьезнее будет, – соглашается Трэк. – Но этот тоже… Падай осторожнее. Сейчас подсадить?

– Копье подашь. Упаду – к Мокриде оттащи. Где она, кстати? В какую сторону копьем махать?

– В сторону противника, – ухмыльнулся Трэк. – Мокридка к лекарю в помощницы напросилась.

Это дело. Лекари и целители всегда как бы противопоставлены друг другу. У первых в ходу научные знания, медицинские инструменты и снадобья из аптеки, у вторых – народные верования, заговоры и травы. Но если представители двух разных лагерей объединяются, получается хорошо. Целительница может затворить хлещущую из раны кровь, что даст пострадавшему возможность добраться до хирурга, который всё зашьет.

– Сам-то поучастовать не хочешь? Тут на топорах тоже можно.

– Мне этого на контрактах хватает! – махнул рукой скаегет. – Поезжай уже. Не пуха!

– К черту.

Тронув коленями бока жеребца, я двинулся к огороженной канатами границе ристалища.

Хорошо, что я заранее озаботился и узнал правила турнира. Выяснилось, что участвовать во всех видах состязаний вовсе не обязательно. Есть, конечно, тут индивидуумы, которые не хотят пропускать ничего из многоборья, были бы соревнования по плаванию, и туда бы записались. Но с меня хватит поединков на мечах. Конь и копье понадобятся только в начале, чтобы гордо проехать мимо трибун, приветствуя зрителей. Ну, и может быть в конце, если выиграю, и надо будет выбрать королеву турнира и на острие копья преподнести ей корону. Я бы отдал награду Мокриде, не жалко, но она, обгрызая очередной леденец, удобно устроилась на травке возле лекарской палатки. Оттуда всё прекрасно видно, но вот верховому подъехать трудно. Ладно, вручу приз дядиной Бьянке, этикет позволяет.

И главное, не упустить ее братца. Имени грубияна я так и не узнал, но он скорее всего тоже де ла Нир, если только они не сводные. Надо было в детстве интересоваться соседями.

С трибуны, укрытой коврами, радостно вещал председатель общества любителей истории родного края из близлежащего городка Кортезьена. Так-так, а ристалище-то в этом году организовал Сэульв Лусебрун, за что все собравшиеся ему благодарны. Точно ведь, Соколиное поле пока еще наша земля.

Теперь понятно, почему дядя так хотел видеть меня на турнире, хотя бы и в качестве наемника. Как же, в таком деле и никто не понесет герб Лусебрунов. Самому организатору участвовать в боях невместно.

Я покосился на родственника. Дядя стоял невозмутимый, как бочка квашеной капусты, зато с какой радостью и восхищением смотрела на своего кавалера Бьянка де ла Нир!

Вот ради кого старый прижимистый краб разжал клешню.

Вообще всё происходящее мне начинает нравиться. Балаган, конечно, не серьезно, забава для мелкопоместных провинциалов. Зато какое удовольствие для владетеля дома, сада и огорода, завсегдатая чинных воскресных чаепитий в обществе, замученного детьми-троечниками, текущими долгами и кротом, поселившимся под грядкой с огурцами: извлечь из кладовки, почистить и починить древний доспех или за несколько лет собрать из подручных материалов свой, разучить основные приемы с оружием и, наконец, выехать на ристалище, ощущая себя настоящим рыцарем. Черт, да я сам фыркал и кривился только из вредности, потому как дядя записал меня на турнир, не спросив. А сейчас чувство радости и удовольствия такое, как в детстве, когда подергиваешь за нитку рвущийся в небо воздушный шарик. Их, эти шарики, тоже покупали на турнирах.

То, как было организовано мероприятие, мне тоже понравилось. В каждом виде состязаний было по несколько групп, по уровню подготовки. Если не наглеть и выбирать противника среди себе подобных, каждый участник имеет шанс на победу. Я выходил с мечом на поединки между профессионалами и еле сдюжил против городских стражников – крепкие ребята.

Покуда народ тыкал друг в друга древковым оружием, махал топорами и почему-то поставленными с ними в один список моргенштернами и прочими кистенями, я отошел к Мокриде. Рядом с целительницей уже сидел Трэк, мы просто посмотрели на бои, грызя конфеты, послушали комментарии скаегета, то язвительные, то вполне восхищенные.

Но много ж, однако, любителей истории родного края собралось на Соколином поле!

Солнце уже утомленно присело отдохнуть на верхушки окружающих ристалище деревьев, когда распорядитель объявил главное: начинаются бои вне категорий. Каждый из участников турнира, обладающий конем, копьем и полным доспехом, может объявить свой вызов, и любой, пусть даже новичок с привязанным к палке ножом, в праве его принять.

Наш прекрасный де ла Нир пока не участвовал ни в одном из состязаний, ясно, что бережет силы для эффектного выхода. Главное теперь наконец его подловить.

– Сольв, может, тебе хватит? – озаботился Трэк. – Сам же говорил, что все эти палки-скалки не твое.

– Особенно после того, – невинно поинтересовалась Мокрида, – как тебя в той деревне добры молодцы дрынами, выдернутыми из забора, отходить собирались? Ты тогда еще так выл.

– Солевейг выл для устрашения, когда этих дурней в пруд загонял, – обиделся за меня Трэк. – В промежуточной трансформе. Ты просто не видела.

– Промежуточная трансформа… Какая прелесть! И волчий вой я обожаю. Сольв, повторишь как-нибудь специально для меня? Только не стоит пугать мирных селян.

– Мирных селян? Они сами первые начали. Если б Трэк на помощь не прибежал… Не знаю, почему они ко мне прицепились.

– Конечно, не знаешь, – согласно покивала головой целительница. – Всего-навсего средь бела дня тащился по деревне к колодцу умываться недопроснувшийся, с растрепанными косами, в одну из которых была воткнута ромашка. А из-за заборов на тебя пялились деревенские девки. Сольв, это мы с Трэком знаем, что до полудня тебя будить бесполезно. На селе жизнь другая, если человек не вскочил с первыми петухами, то, значит, ночь напролет чем-то занимался. Хотя какая личная жизнь может быть у типа, к изголовью кровати которого прислонен ржавый двуручник. Ты бы его хоть закрепил как-то, что ли. А то рухнет в самый ответственный момент и набалдашником по лбу. Или по затылку…