Татьяна Андреевна Бердникова
Король Восточной долины
Последний, пораженный совершенно искренне, изумленный и ошеломленный сверх всякой меры, пользуясь паузой, медленно повел подбородком из стороны в сторону.
– И ты в самом деле решился на это… Черт возьми, Трес! – не в силах сдержаться, молодой человек сам вскочил на ноги и быстро прошелся по кухне, взъерошивая светлые волосы, – И это меня когда-то называли безрассудным! Ты же мог погибнуть!
– Но не погиб, – последовал совершенно невозмутимый ответ, и Кев махнул рукой, призывая собеседника вновь сесть, – Молчи и слушай, Диктор. Да, я был напуган, да, я не хотел умереть, утонув в океане. Не хотел умереть, будучи уверен, что мой брат, мои друзья (или те, кого я считал друзьями), да и вообще все люди, кто знал меня, пока я был лишь отражением Кевина, так и не узнают, что я наконец стал самим собой. Не хотел умереть, не пройдясь по земле Чикаго своими ногами, а не ногами брата… Это все мелькало у меня в голове, пока я стоял и смотрел на водную стихию. Мне было страшно до чертиков, затея казалась безрассудной и заранее обреченной, но, с другой стороны… Знаешь, я тогда понял, что выбор у меня невелик – или я рискну всем и переберусь на резиновой лодке через клочок океана, или я останусь на острове и буду мирно прозябать, сходя с ума от скуки, вплоть до самой смерти, которая придет довольно скоро. Я выбрал первое и об этом не жалею. Конечно, резиновая лодка – это не моторка, путь у меня занял много времени. Не единожды я был вынужден прекращать грести, давая себе отдохнуть. Помимо этого, будучи человеком, как оказалось, невероятно предусмотрительным, в путь я отправился без капли воды и без крошки еды, поэтому к концу его был совершенно изможден.
Однако, мне повезло. Пристать к берегу я умудрился в том самом месте, откуда мы отправлялись в путь, и там все так же стояла лодочная станция. Старик-лодочник при виде меня едва чувств не лишился, как и его дочь, а я сначала даже не понял причину этого. Попросил только глоток воды и немного еды, но, пока ел, они обо всем мне рассказали. Оказывается, полгода назад мой брат, Кевин, был здесь и вылечил девушку от укуса ядовитой змеи – болезни, от которой нет лекарства. О Кевине оба они отзывались с огромным восхищением, называли его великим целителем, а я знал от дикарей, что кто-то из моих спутников должен был обрести дар исцелять… я почувствовал гордость за брата. Правда, долго упиваться ею времени у меня не было. Конечно, туземцы, у которых я прожил полгода, не выбирались на большие острова, но, как уже говорил, я понятия не имел, как они поведут себя, увидев, что я сбежал. Я попросил подсказать мне, как можно добраться отсюда до материков, и с радостью узнал, что на острове есть причал для больших кораблей. Старый лодочник, видимо, ввиду огромного уважения ко мне, как к брату целителя (я признался в этом), сам лично отвез меня в порт. Там мы распрощались, и он долго извинялся, что больше ничем не может помочь мне. Я целиком и полностью положился на свою удачу и, очень надеясь, что мне все же не суждено погибнуть на Соломоновых, принялся прогуливаться по портовой площади, приглядываясь к кораблям у причала. Скажу честно – фортуна тогда мне благоволила. Минут через двадцать я буквально врезался в одного своего старого знакомого, которого сам в лицо знал, но который меня прежде никогда не видел. «Хэй, Джейк!» – окликнул я его, – «Вот так встреча! Не подсобишь старому приятелю?». Он поначалу радости не выказал – должно быть, принял меня за безбилетника, жаждущего попасть к нему на борт, но тут я добавил: «Помнишь свой последний рейс в Индию? Трес передает привет». В Индию он ходил только по моим поручениям, и я прекрасно это знал. Ну, а имя мое и вовсе подействовало на него сильно – он побледнел, занервничал и, судорожно озираясь, шепотом спросил, кто я. Я насмешливо хмыкнул, поспешно прикидывая, чьим именем мне представиться (сознаваться в том, кто я есть, я не хотел и, как оказалось, не напрасно). «Диктор», – наконец пришло мне на ум, и я честно попытался изобразить твою фирменную острую улыбку, – «Не забыл, надеюсь?». Я точно знал, что с тобой он знаком быть не мог – своих тузов для передачи поручений пешкам я никогда не использовал, но имя твое слышать был должен. Я не ошибся. Джейк нервно спросил, что мне нужно и, видимо, опасаясь за свою жизнь, прибавил, что все поручения Треса он выполнил, даже не взирая на то, что Трес, как говорят, мертв. Последние его слова меня заинтересовали, однако, я не подал и виду и, равнодушно пожав плечами, потребовал доставить меня в Чикаго. Не знаю, пришлось ли ему менять курс… но в Чикаго он меня доставил, а я пообещал ему благодарность, – парень ненадолго примолк и, глубоко вздохнув, кривовато улыбнулся, разводя руки в стороны, – Ну, а тут у меня начались другие заботы, Шон. Для начала я выяснил, что да, в самом деле, Чикаго уже полгода как оплакивает (или празднует) мою мнимую гибель, что особняк мой норовит занять каждый проходимец, и что ты «временно» занял мое место. Не скажу, чтобы меня это сильно расстроило – возвращаться к прошлому я больше не хотел, надеялся начать новую жизнь, которую для начала следовало бы продлить. Я предпочел не встревать в дела, ставшие теперь твоими и занялся своими проблемами. Будь я несколько более материалистичен, я бы, наверное, даже не подумал о таких способах… но после всего, через что я прошел, сохранить материализм в душе уже не получалось. Я, по примеру Цыгана, пошел по различным колдунам и гадалкам, расспрашивал, разузнавал… Мне повезло больше, чем ему. Мне довольно скоро дали наводку – не совсем шанс, но робкую надежду, довольно странную, должен сказать. Одна женщина вдруг высказала сомнение, что Перчатка и в самом деле могла дать мне только половину жизни (да, иногда приходилось рассказывать все, как есть), и посоветовала проверить это. Рассказала о какой-то загадочной, хрустальной чаше, скрытой в старом поместье далеко на Севере, объяснила, как добраться туда. В эту чашу, говорила она, нужно налить воду и подождать, пока она не остынет, но до того, как превратиться в лед. Тогда взглянувший в нее сможет увидеть свою судьбу, в том числе – в каком возрасте и когда суждено ему умереть. Я проверил ее слова несколько раз, спрашивал других колдунов и ведьм, и, наконец, убедившись, что смысл в этой ерунде все-таки есть, отправился на Север. Меня предупредили, что в чаше должна быть только вода, сказали, что, если в нее попадет что-то другое – она просто лопнет, разлетится на осколки. А я, собственно, и не планировал наливать в нее что-то еще. Я собрался в путь – это было непросто, денег у меня не было ни копейки, а к старым связям прибегнуть я не мог. По счастью, у меня все еще оставался счет в банке «Восточная долина», и кое-как, под конец рабочего дня, в тайне ото всех, я исхитрился пробраться туда и даже сумел убедить сотрудницу выдать мне некоторое количество наличных. Их хватило на дорогу, одежду и даже не провиант. Я взял с собой немного – налил во флягу вино, чтобы греться в холоде, да чуть-чуть еды, и отправился. На все про все у меня ушло два с небольшим месяца – сначала надо было туда долететь, потом доехать до места, потом я много дней бродил по снежной пустыне (сам не знаю, как не замерз!), пока, наконец, не наткнулся на пресловутое поместье. И, знаешь, что? – Трес сделал многозначительную паузу и значительно проговорил, – Чаша была там. Такая, как и говорили – хрустальная чаша, больше смахивающая на большую вазу, только и ждущая, чтобы в нее налили воды. Вода у меня была – всеми правдами и неправдами я сохранил ее жидкой, не дал замерзнуть, – и я налил ее туда… – он неожиданно сжал кулаки и резко выдохнул через нос, – И эта чертова стекляшка не показала мне ровным счетом ничего! Я заглянул в нее, но не увидел даже своего отражения – я видел только дно хрустальной чаши, и только! Я разозлился – путь был долог, я устал, а вместо радости получил лишь разочарование, – и, недолго думая, плеснул в эту треклятую чашу вино из фляги. Я надеялся, что она разлетится вдребезги… Но нет, нет, чертова посудина устояла! Вода в ней, смешанная с вином, как будто закипела, над чашей поднялся пар, принял на краткое мгновение изображение какого-то круга, или обруча, или я не знаю, чего – и растаял, – парень опустил плечи, – Я не знал, и до сих пор не знаю, должно ли это было значить, что жизнь моя будет длинной или короткой, и значило ли это вообще хоть что-нибудь. Я развернулся и ушел, и… не буду рассказывать, как вернулся в Чикаго. Здесь, к моему ужасу, меня ждали… – он куснул себя за губу, сцепляя руки в замок, – В аэропорту я краем уха услышал, как какой-то молодчик выспрашивал у сотрудников, не сходил ли с какого-нибудь самолета широко известный Трес. По счастью, внешность мою он описать затруднился, хотя рост назвал довольно точно и даже упомянул цвет волос! Мне, честно сказать, стало не по себе. Я поторопился убраться из аэропорта, отправился в город… Здесь поджидал новый сюрприз. Обо мне выспрашивали везде – начиная от дверей особняка и заканчивая «Восточной долиной», опрашивали чуть ли не каждого прохожего. Кто-то очень хотел… да и сейчас хочет найти меня, Шон. И я боюсь, не для того, чтобы пожать мне руку.
– Так, – Рэдзеро, несколько погребенный под слоем информации, пару раз тряхнул головой, приходя в себя. На то, чтобы осмыслить сообщенное, безусловно, требовалось немало времени.
– Мне понятно все… но как они узнали, что ты был в банке? Не думаю, чтобы ты там назывался как Трес.
– О, это самое интересное! – Трес взмахнул руками и широко, очень мрачно улыбнулся, – Дело в том, Рэдзеро… этого не знаешь даже ты. Этого не знает никто, и не мог знать, никогда не должен был узнать! – он сделал паузу и негромко, твердо вымолвил, – Я – хозяин и создатель «Восточной долины». Банк принадлежит мне и только мне, хотя… – парень на секунду задумался, – Я везде подписывался как «К. Хилхэнд», значит, Кевин тоже имеет на него право. Но в брате я уверен – он бы не стал задавать глупые вопросы обо мне, ему, в конце концов, тоже не было известно, что произошло! Он, наверное, грустил? – в голосе Кева появились печальные нотки: брата он любил искренне и причинять ему боль не желал. Шон безмолвно кивнул и дополнил кивок красноречивым вздохом. О том, как грустил Кевин, блондин знал не понаслышке.
– Плохо… – Трес сам вздохнул и, хмурясь, внезапно завершил рассказ, – Вот так все и повернулось, Диктор. Я вернулся в Чикаго – без денег, лишенный надежды, зато знающий, что на меня, по-видимому, началась охота. Теперь у меня есть только эти лохмотья… – он окинул себя красноречивым взглядом, – И человек, предавший меня ради Пола Галейна, но признавшийся, что всегда считал меня другом.
– Я угадаю – это тот самый человек, благодаря чьему имени ты сумел выбраться с островов, – невозмутимо отозвался Рэдзеро и, усмехнувшись, облокотился на стол, подпирая рукою подбородок, – Тот самый, кто совершенно не понимает цели твоего визита к нему среди ночи. Разве что тебе больше некуда идти, вот ты и решил поискать дружбы экс-подчиненного…
– Отчасти да, – Трес отвечал не менее спокойно, чем собеседник, – Но отчасти… Я пришел к тебе потому, что мне нужна протекция, дабы пообщаться с человеком, который знает все.
– Так-так, – Шон немного склонил голову набок, едва заметно сужая глаза, – Дело принимает интересный оборот. И что же тебе нужно от того, кому известно все? К слову, должен заметить, что знает он все-таки не все на свете, в чем не так давно мы имели возможность убедиться.
Собеседник его непонимающе нахмурился: о пережитых несколько месяцев назад приключениях блондина он не знал.
– Убедиться?.. – медленно повторил он, однако, тотчас же досадливо махнул рукой, – Ладно, убедиться. Не важно. Расскажешь потом. Да, Шон, я хочу видеть Дикса, хочу поговорить с ним! Узнать… сам подумай – у кого еще мне спросить совета? Может быть, ему известно что-то об этой чертовой чаше, известно, почему она не разлетелась в пыль, а показала мне какой-то круг? Гилберт, наверное, единственный человек, кто мог бы объяснить мне это. А я хочу знать! – он внезапно стукнул кулаком по столу, заставляя слушателя досадливо поморщиться, – Хочу знать, означало ли это хоть что-то хорошее для меня, или… – он сжал губы и обреченно махнул рукой.
Диктор вздохнул, не отвечая. Вести экс-босса к своему лучшему другу он пока не хотел, по крайней мере, не видел в этом особого резона – задать те же самые вопросы Гилберту он мог бы и сам.
– Хочу знать… – продолжил Кев, теперь уже говоря удивительно тихо, – Хочу, чтобы мне сказал цивилизованный человек, а не эти дикари, что мне и в самом деле осталось прожить лишь еще несколько лет, дней, часов… или минут. Хочу услышать из уст Дикса – да, ты обречен! Или… нет. Вот и все, чего я хочу.
– Вот и все… – задумчиво повторил Шон и, откинувшись на спинку стула, внезапно закинул ноги на стол, приподнимая левую бровь, – Все? А как же увидеться с братом?
Трес дернулся, как от удара током и, низко опустив голову, стиснул длинными пальцами столешницу, по которой только что ударил. Костяшки последних слегка побелели – вопрос собеседника произвел на молодого человека сильное впечатление.
– Он не будет рад мне, – ответ прозвучал отрывисто; парень опустил голову, не желая встречаться с собеседником взглядом, – Из-за меня у него только неприятности.
Блондин едва заметно улыбнулся и, опустив темные ресницы, выдержал небольшую паузу, собираясь с мыслями.
– Пожалуй… – наконец, медленно и очень весомо начал он, – Тебе тоже не помешает узнать, что́ случилось в пещере на Соломоновых островах, пока ты был без сознания, – парень приподнял подбородок, глядя на слушателя нескрываемо холодно, – Итак, была вспышка. Тебя выбросило из тела Кевина, он лишился чувств, а Пола отшвырнуло к каменному алтарю, ударившись о который, он тоже потерял сознание. Я не знал, кому первому оказывать помощь, и тут… мне явился царь Соломон. Он появился из Перчатки, что была на руке Пола, он как будто сам был Перчаткой, а теперь вдруг стал самим собой. Я говорил с ним, он наказал мне хранить жизнь Пола, и сказал… Тебе, должно быть, не будет приятно слышать это, но он сказал, что в награду за сделанное, за исполненное предназначение, моя жизнь будет продлена и срок моей старости отодвинут.
– Отдал тебе половину моей жизни, – сумрачно буркнул слушатель, – Не понимаю, к чему ты это.
– Соломон исчез, – невозмутимо продолжил рассказчик, – Я поспешил привести в себя Пола, а он помог мне привести в чувство Кевина. Когда тот пришел в себя… – Шон примолк, выдерживая еще одну паузу, – Первым, что он спросил, сказал, было «Где мой брат?»2*.
Кев замер, непроизвольно выпрямляясь; лицо его залило изумление.
– На его глазах были слезы, когда он понял, что тебя больше нет, – голос блондина стал безжалостным, – Всю дорогу до Бугенвиля он был сам не свой, и еще очень и очень долго после не мог прийти в себя. Да он так и не пришел до конца – несколько месяцев назад, когда мы шли по Эль-Чальтену3*, что в Аргентине, он вновь вспомнил о тебе. И в глазах его была тоска, Кев, в них была боль! Ты все еще думаешь, что он не будет рад видеть тебя живым?
– Увидеть живым, чтобы знать, что вскоре все равно потеряет? – парень тяжело вздохнул и обреченно махнул рукой, – Он не обрадуется.
Шон фыркнул и решительно поднялся на ноги.
– Довольно. Любопытное наблюдение – я лучше знаю твоего брата, чем ты, человек, проведший в его теле двадцать шесть лет! Хватит споров, босс, раз уж ты разбудил меня среди ночи – расплачивайся. Я оденусь, и мы поедем… для начала к Полу, так как ему Кевин скорее откроет среди ночи, а уж потом и к твоему брату. Мужайся.
***
Он на миг остановился на входе в зал ожидания аэропорта имени Кеннеди в Нью-Йорке и, тяжело вздохнув, огляделся. Ему не хотелось покидать город, ему осточертели путешествия. С тех пор, как бежал из тюрьмы, он только и делал, что слонялся по свету, не задерживаясь нигде дольше, чем на несколько месяцев, и смертельно устал от этого.
Чертов Ди-Ре. Угораздило же его связаться с этим бессердечным ублюдком когда-то, угораздило оказаться у него в долгу!
А ведь он собирался открыть свой ресторан, хотел стать респектабельным бизнесменом, хотел намертво завязать с прошлым! Но, видимо, ему не суждено оставить старую дорогу, видимо, он так до конца жизни и останется преступником.
Альфа медленно потянул носом воздух и, поправив воротник кашемирового пальто, направился к стойке регистрации. Путешествовать он всегда предпочитал налегке, не обременяя себя лишним багажом, особенно, когда летел с целью быстро выполнить дело и вернуться обратно, а деньги у него при себе имелись. Добыты они были, конечно, отнюдь не законным путем, и в этом тоже, безусловно, прослеживалось влияние прошлого.
Но этот его аспект преступника особенно не заботил – обчищал магазинные кассы он ловко, никого не убивая, разве что пару раз ранил слегка излишне храбрых охранников.
Зато теперь вполне мог считаться обеспеченным человеком, и осознание это грело ему душу.
Он уже почти приблизился к стойке регистрации, когда внезапно заметил краем глаза знакомую фигуру и, силясь остаться незамеченным, поднял повыше воротник пальто. На беседу, тем более беседу с этим парнем, он сейчас настроен не был.
Шаг, шаг, еще шаг…
– Арчи!
Дьявол. Арчи бессильно закрыл глаза, останавливаясь. Его все-таки заметили.
Молодой человек, безмерно радостный и удивленный встрече, торопливо подошел к нему, сияя улыбкой и приветливо протянул руку для пожатия.
– Рад тебя видеть, давно не встречались!
Альфа окинул придирчивым взглядом протянутую ладонь и, переведя его на парня, изогнул бровь.
– И за это время успели стать друзьями? – голос его звучал убийственно-холодно: Арчи хотелось сразу же остудить пыл собеседника, немного оттолкнув его от себя.
Не вышло.
Юноша, давно привыкший к его манере поведения, легко пожал плечами и убрал руку, не прекращая улыбаться.
– А ты все не меняешься, Арчибальд. Уже сколько, месяца два прошло с тех пор, как мы вернулись из Восточной долины? Или три?
– Два с половиной, – процедил в ответ мужчина и, выдохнув через нос, попытался обойти собеседника, – Я тороплюсь, Дерек.
Дерек заинтересованно прищурился, изучающе оглядывая его и, по-видимому, сделав для себя какой-то вывод, хмыкнул, качая головой.
– А Ник говорил, что ты вроде бы как собирался открывать ресторан. Почему же улетаешь? Далеко?
Арчибальд едва сдержался, чтобы не закатить глаза – бессмысленной болтовни он не любил, и слушать ее не желал.
– Дела в Чикаго требуют моего присутствия, Янг. Удовлетворен? Сам-то ты что здесь забыл?
Парень вновь легко пожал плечами.
– Поставки для ресторана, принимаю по описи и лично. Знаешь, после некоторых инцидентов перестал доверять наемным работникам… – он демонстративно вздохнул, – Если честно, я надеялся, когда ты откроешь ресторан, спросить у тебя несколько советов. У тебя в этом деле опыта больше, чем у меня.
– Если ты сейчас вспомнишь про метрдотеля Арчибальда Молле, я тебя пристрелю, – очень ровно и спокойно уведомил его собеседник и, неожиданно осененный какой-то мыслью, чуть склонил голову набок, сужая темные глаза, – Впрочем, ты можешь и оказаться мне полезен, Рик… Скажи, во время нашего прошлого путешествия, ты не слышал случайно, чтобы кто-то из наших чикагских друзей упоминал Треса?
Дерек, судя по всему, совершенно не удивленный таким вопросом, согласно опустил подбородок.
– Слышал. Шон говорил, обсуждали они что-то с Полом и Кевином. Он высказался в том смысле, что Трес был психом, но… не понимаю, что тебе за дело до него. Я помню, кто такой Трес, он держал в страхе весь Чикаго, но ведь он мертв!
Молле задумчиво кивнул и, быстро облизав губы, кривовато ухмыльнулся.
– А если нет, то мне придется ему помочь… – негромко молвил он, – Извини, Рик, время не ждет. Мне надо успеть зарегистрироваться на рейс.
– Полететь с тобой?
Неожиданный, но совершенно искренний вопрос застал мужчину врасплох – как отвечать на него, он сразу не сообразил. Дерек, видимо, понявший, в какое замешательство поверг старого знакомого, виновато улыбнулся.
– Честно говоря, я бы не хотел, чтобы ты опять убивал кого-то… Верь или нет, Арчи, но я до сих пор отношусь к тебе, как к другу, и вовсе не хочу, чтобы ты опять возвращался к старому! Чем тебе досадил этот Трес, если он вообще на том свете?
Арчибальд на мгновение замялся, а затем, повинуясь внезапному порыву, подался вперед, ближе к уху собеседника, шепча прямо в него:
– Об этом меня просил Ди-Ре, Рик. И ему я не могу отказать… – он отстранился и, хмыкнув, издевательски хлопнул явственно растерянного парня по плечу, – А тебе со мной нельзя, парень, ибо, если ты пострадаешь, Доминик спросит с меня. А с ним мне общаться не хотелось бы.
***
Мотоцикл летел по темным ночным улицам, разгоняя светом фары мрак перед собой. Шон, завзятый мотоциклист, твердой рукой вел железного коня вперед, абсолютно уверенный в собственных способностях и силах. Кев, сидящий позади, отчаянно цеплялся за его пояс, и тихо злился на бывшего подчиненного, у которого не нашлось даже дополнительного шлема. Сам Рэдзеро этим средством защиты не пренебрег, и при учете остального своего облачения – темной рубашки и светло-синих джинсов, – выглядел довольно впечатляюще, что, впрочем, не являлось для его пассажира синонимом безопасности.
Мотоциклов Трес не любил. Не любил никогда, предпочитая четырехколесный транспорт, а сейчас, зная, что жить ему осталось всего ничего, не любил еще сильнее.
Нет, он знал, знал прекрасно, что Диктор – отменный мотоциклист, очень умелый и опытный и, пожалуй, в его способностях не сомневался ни капли. Он не доверял самому себе – отнюдь не был уверен, что не вылетит из седла на очередном крутом повороте, поэтому в Рэдзеро вцеплялся с такой силой, что искренне надеялся оставить ему на память несколько синяков.
Ночная поездка, ночная гонка осталась в памяти парня странной смесью безумной скорости и собственных сумрачных размышлений. Впрочем, к его счастью, длилась она не слишком долго.
На месте они оказались за считанные минуты, и Кев, кое-как сползая с мотоцикла около красивого большого особняка, укутанного тьмой, мысленно перекрестился, благодаря каких-то невнятных туземских богов за то, что остался жив.
Шон легким движением перекинул ногу через седло мотоцикла и, установив железного коня на подножку, уверенно приблизился к тяжелым, массивным воротам особняка, запертым на кодовый замок. Он встал так, чтобы заслонять собою панель ввода и быстрыми, привычными движениями ввел нужный код.
Трес, успевший за это время удовлетвориться пребыванием на твердой земле, только покачал головой.
– Не думал, что Галейн настолько тебе доверяет, – задумчиво вымолвил он и тихонько вздохнул, размышляя, что сам в прошлом таким абсолютным доверием Диктора не баловал. А впрочем, что было, то прошло.
Он решительно направился следом за спутником в приоткрывшуюся створку ворот и, оглянувшись на беспечно брошенный прямо у ворот особняка мотоцикл, негромко хмыкнул, предпочитая это никак не комментировать.
До дома добираться пришлось в практически полной темноте, ежесекундно рискуя ступить мимо аккуратной дорожки, ведущей от ворот, мимо которой Шон велел ни в коем случае не наступать. Пол, по его словам, терпеть не мог, когда топчут траву вокруг.
Кев в ответ недовольно огрызнулся и, вглядываясь в сумрак под ногами, с демонстративной аккуратностью последовал за спутником.
На крыльце, поднялись на которое по трем ступеням, они остановились. Кев, от темноты успевший уже изрядно устать, запнулся о первую же из этих ступеней и, практически упав, удержался только упершись ладонью в верхнюю из них.
Рэдзеро, неодобрительно качнув головой, протянул ему руку, одним решительным рывком поднимая на ноги.
– А теперь слушай внимательно, Кев, – он быстро глянул на запертую дверь и нахмурился, – Пол терпеть не может, когда его будят среди ночи, поэтому вероятность того, что он будет не в духе, чрезвычайно велика. Не жди от него приветственных объятий, и лучше помалкивай. Говорить буду я, я же все и объясню.
Трес пробормотал в ответ что-то нелицеприятное относительно излишне самоуверенных личностей и, дождавшись появления на губах Диктора острой, как бритва, улыбки, недовольно кивнул, разводя руки в стороны и всем видом показывая, что выбора лишен.
Шон, вполне удовлетворенный этим, усмехнулся и решительно надавил на кнопку звонка.
Звонить пришлось долго – хозяин особняка, так не любящий просыпаться средь ночи, сейчас пробуждаться намерен явно не был.
Впрочем, Рэдзеро был настойчив. Минут через пять, когда Кев уже недовольно переминался с ноги на ногу и готов был возмутиться, дверной замок, наконец, щелкнул. Дверь открылась, в коридоре вспыхнул свет, и взглядам ночных гостей предстал хозяин особняка.
Сонный, взъерошенный после сна, замерший на границе света и тени в одних штанах, он казался еще более смуглым, чем обычно, а по-прежнему болтающаяся в мочке правового уха серьга придавала ему еще большее сходство с цыганом.
Он широко зевнул и, протерев ладонью правый глаз, пару раз моргнул, вглядываясь в ночной мрак. Глаза его, сейчас кажущиеся почти черными, неожиданно отразив какую-то часть света из коридора, полыхнули синими искрами.
– Шон… – Пол еще раз зевнул и, взъерошив и без того лохматую шевелюру, зябко поежился, – Какого черта, ты чего явился среди ночи?
– Я не один, – Рэдзеро быстро улыбнулся и, шагнув в сторону, кивнул на немного ссутулившегося Треса, – Вот причина.
Галейн перевел взгляд правее и, моргнув, недоуменно нахмурился. На лице его отобразилось изумление, сейчас же сменившееся беспокойством.
– Кевин?.. Что случилось, что…
Его прервал негромкий, мягкий смех. Спутник Шона, до этого мига глаз не поднимавший, едва ли не пополам сгибавшийся, медленно выпрямился и, бросив на хозяина дома откровенно насмешливый, отдающий полузабытой жестокостью взгляд, шагнул вперед, открывая, подставляя лицо свету. Изумрудно-зеленые глаза его чуть сверкнули, и Пол замер, недоверчиво в него вглядываясь.
– Все в порядке, – Кев мягко, хотя и кривовато улыбнувшись, легко развел руки в стороны, – Я просто решил поблагодарить тебя за помощь, оказанную мне на Соломоновых.
Лицо Пола ощутимо помрачнело. Шон, наблюдающий за происходящим пока что безмолвно, неодобрительно покачал головой.
– Ты пожертвовал своим желанием, чтобы оказать помощь мне, – продолжил, тем временем, парень, не переставая лучиться неискренней улыбкой, – Это был безмерно благородный поступок. Я даже не могу придумать нужных слов, чтобы отблагодарить…
– Мне кажется, у тебя было достаточно времени, чтобы придумать их… – медленно и очень настороженно проговорил Цыган и, вглядевшись в собеседника еще раз, негромко, но очень жестко прибавил, – Не правда ли… Кев?
Трес, сдерживая смех, пару раз стукнул себя указательным пальцем по так и норовящим растянуться в улыбке губам.
– Надо же… – в его голосе зазвучали какие-то ядовитые, насмешливые нотки, – Ты и правда отвратительно догадлив, Пол Галейн. И как же ты понял?
– Нашел ответ в твоих глазах, – холодно, почти грубо процедил мужчина и неожиданно рыкнул, – Где Кевин?!
Кев с готовностью прижал руку к груди.
– Где-то здесь, – вежливо отозвался он, – Хотя, конечно, может быть и не буквально здесь, но, в общем и целом…
– Довольно, – Рэдзеро, утомленный этой клоунадой, решительно шагнул вперед, немного оттесняя экс-босса плечом и поворачиваясь к нему, – Мы, кажется, договаривались, что ты не будешь устраивать цирк.
Кев криво ухмыльнулся. Сейчас он, впервые за эту ночь, вдруг вновь стал самим собой, вновь начал казаться преступником, «великим и ужасным» Тресом, опасным и насмешливым, способным довести человека до инфаркта одними лишь своими словами.
– Ни о чем подобном мы не договаривались, Диктор, – парень немного сузил изумрудные глаза, и они опасно сверкнули в падающем на крыльцо свете, – Или думаешь, среди нас ты единственный игрок? – здесь он нарочито медленно повернул голову, в упор взглядывая на бывшего подчиненного, явно надеясь деморализовать его.
Но он просчитался.
За прошедшее время Шон, с одной стороны, ставший почти законопослушным гражданином, а с другой – сведший знакомство с новыми опасными людьми, не только не растерял былых замашек, но, может быть, и сам стал опаснее, чем прежде. В конечном итоге, преступный конгломерат города, лишившись Треса, остро нуждался в лидере, и Рэдзеро, не особенно претендующий на эту роль, последние месяцы невольно исполнял ее, что не могло не сказаться и на его поведении.
Наткнувшись на ледяной взор голубых глаз, ощутив невольный холодок, пробежавший вдоль позвоночника, Кев спасовал. Он закусил губу, немного склонил голову, на доли секунды становясь похожим на упрямого мальчишку, а после, обреченно выдохнув, медленно опустил плечи, снова сутуля их.
– Ладно… – даже голос его зазвучал иначе, и Галейн, в безмолвном недоумении наблюдавший за происходящим, вновь нахмурился, – Хорошо. Я – не Кевин, Пол, – Трес поднял голову, взирая на мужчину теперь уже с другим выражением, – И нахожусь не в его теле. Я благодарен тебе, и это правда, благодарен за то, что, желая помочь тогда Кевину, ты спас меня. Ты не знал этого, этого никто не знал, но твое желание подарило мне свободу, оно подарило мне жизнь в отдельном, новом, моем личном теле! – голос парня немного возвысился, и он почел за лучшее перейти на шепот, – Прости, ты не мог бы пригласить нас внутрь? Не слишком удобно обсуждать такое… вот так.
Пол, безмолвно слушающий своего странного гостя и, по-видимому, не до конца верящий в его искренность, а может быть, просто не понимающий его слов, медленно отступил, делая неуверенный приглашающий жест в сторону прихожей.
Трес быстро улыбнулся и, благодарно склонив голову, поспешно вошел. Шон, выглядящий не совсем довольным, последовал за ним и, дождавшись, когда хозяин дома закроет за ними дверь, глубоко вздохнул, оборачиваясь.
– Он говорит правду, Пол, – медлить и тянуть время Рэдзеро не стал, – Я уверен, что это Кев, и уверен, что тело его принадлежит не Кевину. Извини, что мы среди ночи – он и ко мне явился в третьем часу. Мы долго разговаривали… и сейчас расскажем тебе, о чем. Он. Расскажет.
…Рассказ, во время которого рассказчики частенько перебивали друг друга, несколько затянулся, поэтому, когда Трес, наконец, объявил о конце повествования, за окном уже начало светать.
Пол, закусив губу, сидел, обхватив подтянутое к груди колено руками и, внимательно слушая Треса, параллельно размышлял, что же делать дальше.
