Татьяна Александровна Грачева
Босиком за ветром 1 книга
3 глава. Шинук
Город не принимал Славку, но и не отвергал, просто не смешивался с ней, как вода с маслом. Она устремилась в большой мир с воодушевлением и решимостью, готовясь принять все радости и чудеса, которые припас для неё шумный и многоликий мегаполис. Сюрпризов действительно было в избытке, правда, добавились и страхи.
Славка остановилась у перехода и, хотя горел зелёный, дождалась прохожих, которым тоже нужно было перейти на другую сторону, минуя рельсы. Самый страшный промежуток дороги – небольшая площадка между путями, ведущими в противоположные стороны. Там она никогда не ходила одна, суеверно подсовывала трамвайному богу других пешеходных жертв.
Славка торопливо догнала мужчину, подстроилась под его шаг и прикрылась его тучным телом, отгородившись от приближающегося трамвая. Свободно она выдохнула только на другой стороне улицы. Как назло, дорога в парк лежала через трамвайные пути, порой приходилось проходить их не единожды, Славка внутренне съеживалась, стискивала зубы и крепко сжимала кулаки, готовясь атаковать ненавистную металлическую гусеницу.
Еще этот глупый сон возродил чуть побледневший страх. Славка знала по собственному опыту – сны оставляют эмоциональные отпечатки, даже если стираются из памяти. Они просачиваются в подсознание и руководят нашими реакциями и настроениями. Трамвай гонялся за ней почти месяц, хотя в реальности она научилась подавлять этот постыдный детский страх. За воспоминанием о трамвае ниточкой потянулся её личный кошмар – Чахаох. Вспомнив мужчину без лица, Славка невольно приостановилась. Кто он? Может, отец, которого она никогда не знала? Поэтому обезличенный и молчаливый. Её несильно толкнули в спину, кто-то тихо ругнулся. Люди обходили внезапно возникшую преграду, пока она снова не влилась в движение.
Рассеянно разглядывая витрины, Славка вернулась мыслями к новому знакомому в парке. Почему-то встреча с ним оставила смутное беспокойство и никак не выходила из головы. С Вадимом они познакомились ещё в августе, когда Лука впервые привел её в парк. Подышать свежестью и побродить босиком. Он лучше всех чувствовал, как сильно ей не хватает леса. Тогда она и увидела этот странный вид спорта – триклайн. Славка не представляла, что можно ходить по линии шириной в пять сантиметров, а оказывается, можно на ней и прыгать, и раскачиваться, и сочетать это все в немыслимых комбинациях. Вызов земному притяжению и прыгучим белкам в парке.
Когда Вадим отрабатывал стойки и статические элементы, она поглядывала издалека, занимаясь вверенными ей птицами, но, когда он впервые выполнил трюк, беззастенчиво приблизилась к натянутому слэку и досмотрела выступление до конца. Парень, безусловно, выпендривался, откровенно заигрывал и даже не пытался это скрыть. Только Славку его внимание не трогало, она уже выбрала, кого любить, осталось только убедить Луку, что он тоже в неё влюблён.
Вадим то и дело говорил, что в паре трюки выглядят круче, скоро приедет его друг, и тогда она увидит самое настоящее чемпионское выступление. Он несколько раз упоминал, что они с Крисом похожи, словно братья, и предупреждал, чтобы она их не перепутала. Сегодня Славка увидела и парное выступление, и того самого друга. Она сразу же решила, что они абсолютно разные. Они ощущались по-разному, не как ночь и день, скорее как пряник и мех, вообще понятия из разных категорий. Несравнимые. То, что они оба были высокие и светловолосые, ещё сильнее оттеняло непохожесть.
Крис ее… напугал. Не обидел, не нагрубил и не показался высокомерным, скорее он был безразличным, но глубоко в груди, там, где обычно ёкает от восхищения или страха, встрепенулся первобытный ужас. И почти сразу появилось необъяснимое желание убежать из-под прицела серых глаз нового знакомого. Славка нарочно запомнила эту мысль и этот порыв. Интуиции она всегда доверяла больше, чем самым распрекрасным рекомендациям. Но почему она так отреагировала на Кристиана? Наверное, виной тому мамино предупреждение «остерегаться сероглазых мужчин», иначе с чего он вызвал такие неуместные эмоции?
Крис выглядел уставшим и одновременно удивленным, будто выдернутым из сна, на неё смотрел как на ужа, который вполне может оказаться ядовитой гадюкой, – с опасливой настороженностью. Когда он заговорил, во рту мелькнул металлический шарик, и Славка восхищенно застыла, пытаясь разглядеть пирсинг. А следующая мысль её саму порядком озадачила: интересно, как он целуется с такой фиговиной на языке? И тут же она рассердилась на себя за это. Какое ей вообще дело, как он целуется? У неё есть Лука и цель – вернуть его любовь. Просто новомодные модификации внешности до сих пор удивляли Славку: она беззастенчиво пялилась на татуировки, цветные волосы, необычную одежду городских. Восхищённо и изумлённо рассматривала город, а город в ответ изучал её и посмеивался над её дикостью.
Мостиком между ней и городом стал рыжий Лука. Расстались они ещё в марте, по его инициативе, но в июне на выпускном она его поцеловала. И он ответил! Не ожидал, растерялся, но всё равно поцеловал.
Даже квартирные обстоятельства оказались на стороне Славки. С тех пор как у Луки родилась сестрёнка, они делили одну комнату. Он спал на раскладном кресле, а Славке досталась его кровать. Теперь они каждый день видели друг друга сонными и полуобнаженными. Если Лука смущался и норовил переодеться в ванной, то Славка беззастенчиво ловила его на спущенные с плеч бретельки и тонкие футболки без нижнего белья. Лука реагировал ярко, заливался рдеющим смущением до самых плеч и безуспешно делал вид, что ничего не происходит.
Славка действовала прямолинейно, но очень эффективно. Осталось только напомнить, как хорошо им было вместе. И желательно поторопиться, пока влюбчивый Рыжик не увлекся другой девушкой или не вспомнил свою детскую привязанность. Эта «привязанность» постоянно таскалась к ним в квартиру, якобы на уроки музыки, и бродила под окнами, привлекая внимание. Лука вздыхал, расплющивался о стекло и рьяно отрицал воскресшую любовь. Славка видела все его неловкие попытки отречься от Лили. Её мама всегда говорила – первая любовь сродни привороту. Очень тяжело от неё избавиться, следы от неё, как от ветрянки, остаются на всю жизнь.
Еще в июне Лука принял решение вернуться в Краснодар и подал документы в КубГТУ6. Его отец в приступе душевной широты предложил Славке пожить вместе с ними в их городской квартире. Всё же не чужие люди. Даже перестав быть парой, они сохранили тёплые отношения. У дружелюбного Луки друзей водилось в избытке, у Славки же был только он. В родной деревне от друзей её ограждала колдовская репутация. Даже если бы она была обычной милой девочкой, наличие в родственницах ведьмы притупляло бы желание местных с ней водиться. А приезжие о ней узнавали заранее как о местной страшилке и сторонились.
Славка не выбирала одиночество, хотя оно её и не тяготило. Но границ деревни ей было мало. Она вообще терпеть не могла границы. Вот и сбежала. Не представляя, как будет скучать по настороженной тишине леса и журчащим переливам реки.
На предложение отца Луки Славка, естественно, согласилась. Ей предстояло поступать в педагогический университет. Краснодара она не знала и не думала, где жить и как добираться до места учебы. Лука познакомил её с городом, немного приучил к трамваям и несколько раз проехал с ней до института и обратно. Почти месяц она привыкала к дыханию большого города, свыкалась с его суетливым многоголосьем и постепенно подбиралась к Луке. Его она уверила, что чувства в прошлом, но рассчитывала возродить бессмысленно оборванные отношения. Как можно так просто вычеркнуть их из памяти и вынуть из сердца? Они же были первыми друг у друга!
Славке и в голову не приходило, что ситуация, в которой она оказалась, довольно пикантная и уж точно не стандартная, пока случайно не подслушала разговор родителей Луки. Маленькая Даша как раз уснула, они притихли на кухне, видимо, думали, что Славка в птичнике, обычно в это время она уходила туда.
Андрей Викторович отхлебнул чай и задумчиво постучал пальцами по столу.
– Люсь, а они там ляльку не заделают? Будет у нас тут детский сад. С нашей Дашуней почти погодки.
Людмила Георгиевна закашлялась.
– Что? Ты думаешь, у них все серьезно? Лука говорит, что они друзья.
– Лука говорит… Лука, хоть и рыжий, все равно мужчина. В одной комнате со Славкой даже он сломается.
Какое-то время тишину нарушали только стук вилок по тарелкам.
Заскрипели ножки стула по полу.
– И что нам делать? – заволновалась Людмила Георгиевна.
– Что-что? Презервативы ему куплю. Что ещё делать. Просто, Люсь, он уже попробовал, да и пора ему по бабам ходить. Восемнадцать как-никак, а Славка на год старше. Зато, считай, под нашим присмотром, – он громогласно, но наигранно засмеялся. И тут же затих, видимо, вспомнив о спящем в соседней комнате ребенке.
– Может, не надо им в одной комнате жить?
– А где?
На несколько секунд оба замолчали, напряженно обдумывая, где добыть ещё одну комнату.
– Давай шпингалет поставим им на дверь?
– Поставь, – она вздохнула, – когда он вырасти успел? Только бегал в спущенных колготках и делал вид, что стреляет из ложки для обуви.
– Да…
– Перед соседями неудобно. Пусть лучше думают, что они пара.
– Лопатина уже окрестила их женихом и невестой. Мы можем вообще молчать, пофиг. Бабули её веское мнение обмусолили на всех скамейках.
– А, ну пусть, так даже лучше.
Славка осторожно вернулась в спальню и тихо прикрыла дверь. Для себя она отметила главное: Андрей Викторович уверен, что Лука сломается. А он, как мужчина, лучше знает своего сына. Хотя… Лука гораздо больше похож на маму и внешностью, и тонко чувствующей натурой. От папы ему досталось только умение делать широкие жесты. Пожалуй, в этом он даже обошел родителя. Славка вспомнила, как он ради неё переплыл в октябре речку. Трясущийся от холода, худой, даже жалкий, как мокрый брошенный котенок, но не сдался, доплыл до берега. Тогда Лука совершенно точно был в неё влюблен.
Андрей Викторович любил прихвастнуть охватом бицепса, набором блесен и умением распознать сто тысяч оттенков в тарахтящем двигателе. В качестве комплимента ужину он издавал громкую отрыжку, собачился через окно со склочной соседкой по прозвищу Лопата и ненавидел, когда его выкорчевывали из туалетной комнаты раньше, чем через полчаса после начала заседания. С ним было просто. Если на работе в гаражах что-то не ладилось – он раздражался и мог прицепиться к любой мелочи. Если же пребывал в хорошем расположении духа, обязательно звал на кухню порассуждать вместе с ним «за жисть» и разбавить радость пивом.
Лука избегал этих бесед, а Славка, наоборот, частенько состязалась со старшим Ларионовым в нарды. Ей нравилась не столько сама игра, сколько бросать гладкие холодные кости и пытаться предугадать комбинации. Почему-то игральные кубики вызывали в ней странную тоску. Она не могла объяснить её и понять. Но стоило коснуться их граней, как накатывала смутная печаль, похожая на память перерожденной души. Славка не задумывалась над этими ощущениями, возможно, зацепила их из чужого сна. В детстве она неосторожно приносила «монстров» из чужих кошмаров, пока не научилась защищаться.
Славка с увлечением изучала будущего свекра. Всматриваясь в лицо, искала отпечатки его желаний и страхов, всего, что ночью сплетётся в кошмар или исцеляющий сон. Обнаженное подсознание не всегда выглядело привлекательно и порой удивляло больше чем трамвай, но бродить по снам Славке никогда не надоедало.
Андрей Викторович не баловал разнообразием кошмаров, чаще всего спал так крепко, что его сны напоминали вязкий, бессюжетный туман, другое дело, мама Луки. В её сны Славка ходила как в кинозал, правда, с каждым днём сеансы становились все печальнее и мрачнее. Людмила Георгиевна тонула в чувстве вины под печальные мелодии расстроенного горящего рояля. Пока Славка не вмешивалась. Вина была вполне заслуженной. В семье никто не обсуждал её вояж налево, но о нем все знали и переживали по-разному. Как ни странно, тяжелее всех было самой «подлой изменщице».
А Лука… он солнце, и этим все сказано. Славка мечтательно улыбнулась, вспоминая их встречи у маслобойни, крохи украденной на бегу нежности и единственную ночь в доме его тети. Знойное солнышко, ласковое.
Жаль, что его маме она не нравится. Хотя ей сейчас вообще никто не нужен, кроме Даши. Наверное, это нормальное состояние для женщины меньше чем через месяц после родов. Мир Людмилы Георгиевны замкнулся на дочке, стал её спасением от самой себя. Она не выглядела счастливой, напоминала треснутый бокал без пары. Пока никто не додумался плеснуть в этот бокал кипяток, и она держалась за реальность пеленками, бутылочками и детскими болячками.
Пока Семья Луки проживала собственную трагедию, Славка знакомилась с городом и наблюдала. Мама учила её смотреть глубже, не делать поспешных выводов и выуживать суть. Но вспыльчивая и порывистая Славка пока не научилась даже обуздывать собственные эмоции, чего уж говорить о выдержке и терпении.
Как ни странно, ритм города совпал с её собственным. Родная деревня отгородилась от мира петлёй реки, рядами подсолнухов и местными жутковатыми легендами. За руслом Капиляпы жизнь текла в несколько раз быстрее. Но люди везде были одинаковыми, и руководили ими те же слабости и желания.
Лука скормил Славке столько живописных рассказов о Краснодаре, что она, не раздумывая, ринулась навстречу приключениям. Вдохновленная, смелая, беззащитная и босая. Пришлось немного изменить свои привычки, как минимум приучиться к обуви.
Людмила Георгиевна не изображала радость от присутствия в их квартире бывшей девушки сына. Да и для Славки не было секретом, что она её откровенно побаивается. В отличие от Андрея Викторовича, она верила слухам о её ведьмовской родословной и на всякий случай раскопала на дне шкатулки серебряный крестик.
Ещё в августе, до рождения Дашки, с громким треском провалились три попытки окультурить дикую Славку. Та наотрез отказалась расстаться с любимыми платьями, привезенными из Старолисовской. Они достались ей от мамы, приятно ласкали кожу натуральными тканями и не стесняли движений. Немодные, некоторые поношенные, в основном не по размеру свободные. Лука назвал их винтажной красотой, а склочная соседка – цыганской гуманитарной помощью.
Чуть тише провалилась попытка украсить Славку косметикой. На защиту Славкиных естественных бровей и ресниц встал Лука. Людмила Георгиевна отступила без боя. Красить и без того яркую внешность не имело смысла, грозя превратить жертву моды в клоуна. Природа и без того расщедрилась на краски для Славки, особенно не пожалела чёрную.
С маникюром Славка тоже не подружилась, в принципе, эта затея с самого начала была обречена на провал. Славка грызла ногти. Так она боролась с волнением, а иногда со скукой. Вот и новенький алый маникюр съела в первую же встречу с шумным лифтом в торговом центре. Пришлось спрятать руки от мамы Луки, чтобы не дать лишнего повода для печального вздоха и брезгливого взгляда. А в августе Славка нарвалась на нравоучительную беседу. Вкуснейшие грецкие орехи оставили на пальцах несмываемые коричневые пятна.
Славка лопала их каждый год, сидя прямо на дереве. Расковыривала крепкими ногтями зеленую кожуру и доставала молодую мякоть. К сентябрю следы орехового пиршества постепенно смывались и абсолютно не беспокоили. Не грязь же и не кровь. Подумаешь, орехи! Но Людмила Георгиевна думала иначе. Никак не могла принять и понять наплевательское отношение Славки к собственной внешности и постоянно повторяла: «Мирослава, ты же девочка. Так нельзя».
Раньше никто не говорил Славке «нельзя». Она росла не просто свободной, а вольной. Избалованной теплыми ветрами, зачарованным лесом и всё позволяющей мамой.
После реакции Людмилы Георгиевны Славка опасалась идти на консультацию к учительнице Луки. Малика Андреевна взялась подготовить её к собеседованию – обязательному этапу поступления на факультет биологии. Декан не доверял результатам ЕГЭ и по старинке общался с абитуриентами самостоятельно. Прощупывал уровень знаний и умение рассуждать. На поступление это не влияло, а вот на его отношение – ещё как.
Лука привел Славку к дверям квартиры, перепоручил учительнице и оставил их наедине. Славка сцепила руки в замок и насупилась, ожидала очередной поучительной беседы о том, что можно и нельзя. Не дождалась. Малика Андреевна махнула деревянной лопаткой, предлагая входить, и вернулась на кухню.
– Сейчас Эдьке котлеты дожарю и будем грызть кору науки.
Славка прошла в комнату, мало похожую на уютное гнездышко Ларионовых. Словно сюда недавно въехали, мебель вся разная, занавесок нет, да и подоконник, судя по всему, использовался как место для сидения. Тут даже подушки лежали, хорошенько продавленные. Чисто, но не захламлено и немного безлико. Лука говорил, что незамужняя учительница не одинока и мужчина её не абы кто, а олимпийский чемпион Камарицкий.
Славка приметила на подоконнике потрепанную колоду карт и едва не пропустила мимо ушей вопрос:
– Есть хочешь?
– Нет. Котлеты не люблю.
– Я тоже. Но Эдька хищник, любит мясо.
Славка отодвинула стул и оглядела стол, заваленный книгами и тетрадями. Малика Андреевна перехватила её взгляд.
– Мои конспекты. Правда, столетней давности, – она достала горячие котлеты на тарелку, отправила на сковороду новую партию. – С Лукой все понятно, он мой ученик, но с тобой давай на «ты» и без отчества. Мне так удобнее.
– Хорошо, – легко согласилась Славка. Малика с трудом тянула на звание учительницы, невысокая, взлохмаченная, в растянутой футболке и свободных мужских шортах. На двадцать семь лет она точно не выглядела, а со спины могла сойти и за подростка. Причем хулиганистого и неформального.
Пролистав ближайшую тетрадь, Славка раскрыла её на изображении человеческого скелета и удержала страницу ладонью. Увидев потемневшие от орехового сока пальцы, напряжённо застыла и подняла взгляд. Малика тоже смотрела на её руку, но не гадливо, а с задумчивой ностальгией.
– О, руки негра.
Славка вздрогнула, эта фраза прозвучала знакомо и почему-то болезненно. Малика не заметила её растерянности, уточнила:
– Орехи?
– Ага. Зелёные.
– Я лимоном отмывала. Хотя мало помогало, немного бледнело, и всё.
Славка не пробовала отмывать, но на всякий случай запомнила совет.
– Само пройдёт.
– Пройдёт недели через две. Почему биофак?
Славка пожала плечами, широкий цветастый рукав съехал вниз, оголяя острую ключицу и тонкую руку.
– Лука придумал. Говорит, это моё.
Малика хмыкнула.
– Лука, значит. Друг?
– Нет. Я его люблю.
Малика дернула бровью и широко улыбнулась, демонстрируя крупные передние зубы. Эта черта добавляла её лицу детскости, окончательно стирая границу в возрасте.
– Ты же из этой самой деревни, Старолисовской, затерянной в беспроглядной чащобе? Он говорил, у вас там лес реликтовый, развалины поместья, древний музей, полный дворянского барахла, и самая настоящая ведьма. Зофья, кажется. Страховидно, наверное, то еще. Ты с ней знакома? Правда колдует?
– Колдует. Ещё как, – усмехнулась Славка и, предупреждая вопрос, добавила: – Это моя мама.
Малика на секунду застыла, а потом громко рассмеялась.
– Ну конечно! Как говорится, язык мой – зараза такая.
Славка улыбнулась, её удивило, что Малика не смутилась. Легко приняла свою оплошность. Даже радостно села в лужу.
– Она колдует и гадает, но может отказать.
– А ты колдуешь?
– Я не ведьма, – Славка на секунду замялась и кивнула в сторону подоконника, – даже карты не умею читать.
Малика верно поняла её взгляд.
– А я умею. Хочу с твоей мамой познакомиться. Ещё в июне собиралась в ваши края, Эдька все со своим чемпионатом, все планы мне перепутал. Самшиты хочу поглядеть и заводи с лотосами. Что там у вас ещё есть?
– Призраки, мерцающие тропинки и пироги с голубями и крапивой.
Малика сощурилась, пытаясь понять, шутит Славка или нет. Но та не улыбалась, глядела пристально, не мигая.
Малика выдержала её пронзительный взгляд.
– Тем более нужно ехать, пока всех голубей не сожрали.
Занимались они до прихода того самого Эдьки, оказавшегося по паспорту Кириллом. Он поймал по-обезьяньи прыгнувшую на него Малику и поверх её макушки поздоровался со Славкой.
– Привет.
– Привет, – Славка немного растерялась, заметив, что у нового знакомого глаза разного цвета, отчего казалось, что он как-то странно смотрит, словно насмехается и немного косит. Мама такие глаза называла волшебными.
Малика разжала объятия и сползла по телу Кирилла. Коснувшись пола, объятия не разжала, но оглянулась.
– Это Славка. Лука попросил натаскать её перед собеседованием с деканом.
– А Демьян Станиславович знает о ней?
Малика неожиданно разозлилась.
– Нет. Только попробуй ему сказать.
Смысл этого предупреждения Славка поняла гораздо позже, уже после того, как прошла это самое собеседование. А до него две недели бегала к Малике на учебу. Правда, чаще всего они занимались где угодно, но не за столом. В тренажерном зале, на летней площадке при школе, в кофейне и в Сафари-парке. Оказалось, у Малики тоже есть причина посещать Солнечный остров, там обитал её любимый ленивый бегемот, здоровенный лохматый конь «кинг-конгской» породы и частенько тренировался Кирилл. Именно Малика нашла для Славки работу в птичнике, время от времени она навещала страусов, а заодно и свою протеже.
Очередное занятие состоялось на соревнованиях по гребле. Славка кормила птиц и пропустила старт каноистов-одиночников. Застала уже только финиш и радостные вопли жены победителя. О том, что её статус поменялся, Малика сообщила между делом, сверкнув простеньким колечком.
– Ура! Вчера расписались. Эдька – чемпион. Эдька – машина!
Славка даже не удивилась. Малику в свадебном платье она не представляла. Вообще не видела её в роли добропорядочной супруги, хранительницы очага. Кирилла Славка видела всего пару раз, но и этих минут хватило, чтобы понять, что свою хулиганистую жену он боготворит, что не мешает ему беззлобно над ней подшучивать, а ей лупить его по лбу всем, что попадается под руку. Славка с трудом представляла, как Лука и другие ученики называют её по имени-отчеству. И как вообще эта странная особа умудрилась стать учительницей?
На собеседование со страшным и ужасным деканом факультета биологии и химии Славку провожали целой компанией, даже Лука приехал. Переживал больше всех. Славка нервничала, но больше из-за того, что знала за собой черту – неумение нарочно вызывать симпатию и быстро сближаться с незнакомыми людьми. Будущие однокурсники с ней практически не общались, держали дистанцию и втайне посмеивались над её манерой одеваться. Славка не знала их имён и не пришла ни на одну из кофейных посиделок. Из всей безликой массы первокурсников запомнила только старосту, и то только потому, что та съязвила по поводу её неухоженного маникюра и носила имя Катя. А Кать Славка с детства не любила. И как-то так получалось, что они отвечали ей взаимностью. Именное проклятие какое-то, не иначе.
А тут декан, о котором все говорили как о крайне строгом и придирчивом педагоге, способном довести до инфаркта и внезапной седины. Малика тоже отзывалась о нём с уважением, но, если о нём заговаривал Кирилл, почему-то сразу обрывала.
Камарицкие остались на улице и даже нарочно выбрали самую неприметную скамейку за кустами. Лука ждал в коридоре, он уже числился студентом, а потому расслабился и пришел поддержать Славку своим присутствием.
Зря Славка боялась, страшное собеседование сильно уступало по напряжённости походу к стоматологу и обернулось обычным разговором с внезапными вопросами, отдалённо относящимися к биологии. Демьян Станиславович присматривался, прислушивался и делал какие-то пометки в блокноте, закончил дружелюбным пожеланием хорошо провести последние дни августа и попросил её выйти из кабинета с испуганным лицом.
Славка не сдержалась, улыбнулась, как только захлопнула дверь. Лука первый поздравил её, обнял и не успел увернуться от жгучего поцелуя. Они вместе вышли на улицу и столкнулись с Маликой, покинувшей укрытие.
– Ну как?
– Нормально, – Славка перевязала крепче косынку, туже переплела косу. Волнуясь перед собеседованием, она растрепала волосы и даже немного погрызла прядь у виска. Ногти закончились ещё накануне, даже «некусайка», подсунутая Людмилой Георгиевной, их не спасла. – Я думала, будет хуже.
Малика приобняла Славку. Бросив взгляд за её спину, замерла и, медленно отстранившись, поздоровалась:
– Добрый день, Демьян Станиславович.
– Малика? А ты что тут делаешь? – он перевел взгляд на Славку. – Твоя протеже?
Малика фыркнула и неожиданно разозлилась.
– Вы же не знали, что я её готовлю, и она не знала, что мы… знакомы. И вообще, лучше нам всем сейчас разойтись, чтобы и другие не подумали, что она тут по блату.
Демьян Станиславович кивнул и присмотрелся к Славке пристальнее.
– Славка… Мирослава, наверное? Можно называть тебя Мира?
– Нельзя, – не раздумывая, откликнулась и даже не стушевалась.
Он усмехнулся.
– Теперь я понимаю, почему вы подружились. Ладно, идите. Я вас не знаю, и вы меня тоже.
Славка не стала расспрашивать и так по короткой беседе поняла, что Малика и её декан не просто знакомы, а, кажется, дружат. Видимо, она не хотела помогать ей удобным знакомством, верила, что Славка и без этого произведёт нужное впечатление.
Удачное собеседование праздновали в летнем кафе. Не нарочно разбились на пары. Славка беззастенчиво льнула к Луке, держала его за руку и всем своим видом демонстрировала, что дружба – это слишком мелко для их глубоких отношений. Он поначалу стеснялся, почему-то поглядывал на Кирилла, словно ожидая осуждения. Малика то и дело бросала на них странные нечитаемые взгляды. А Славка ничего не видела, просто наслаждалась близостью Луки, теплым днем и вкусным мороженым.
Наедине он удерживал дистанцию, а вот в людных местах и при свидетелях терялся, боялся поставить Славку в неловкое положение или случайно унизить. Она не только безошибочно нащупывала страхи в чужих сновидениях, но и интуитивно считывала реакции. Вот и с Лукой ловила подобные моменты нежности, прилюдные и часто поверхностные. Ей их было мало, очень мало, но пока приходилось довольствоваться крохами внимания и тенью былых чувств.
Ночью, уже лежа в постели, Славка рассеянно прокручивала в голове парное шоу на слэке и рассматривала профиль Луки. Он читал, подсвечивая страницу фонариком, и неосознанно шевелил губами. Светлые ресницы отливали золотом, на подушке расплылось пятно от влажных после душа волос.
Славка сползла со своей кровати и села на разложенное кресло рядом с Лукой, коснулась его лба, убрала в сторону медную прядь.
Он замер, отвел луч фонаря на стену и опустил на живот книгу.
– Не спится?
– Не-а.
– Ты какая-то странная, – он усмехнулся и сам же поправился. – Хотя ты всегда странная. Как там Петро и Дуся? Видел, ты принесла домой кучу перьев. Не клевали тебя сегодня?
– Пытались. Но не меня. Я с ними подружилась, – похвасталась Славка и придвинулась ближе. – Перья, кстати, лимонного фазана и цесарок. Жду, когда облезет хвост у Аргуса.
– Со страусами тебе проще подружиться, чем с одногруппниками.
– Пошли они! – вспыхнула Славка. – Очень мне нужна их дружба. Староста – дура, подлиза и ябеда. Ненавижу.
Он усмехнулся.
– Опять про твои ногти говорила?
– Нет, она сказала, что у меня руки волосатые.
Лука перевёл взгляд на её предплечье. В тусклом свете на её коже серебрился лёгкий пушок, после лета заметно выгоревший. До поездки в Краснодар Славка не брила даже ноги, Лука хорошо помнил её смуглую кожу, не тронутую цивилизацией. Его маме не удалось облагородить дикую Славку, а вот Малика сумела подсунуть ей эпилятор. Ненавязчиво, будто случайно и не обидно.
– Ты просто потопталась по её авторитету. Вот и всё. Она неплохая.
Славка фыркнула. Лука слишком добрый, а вот она недобрая и сегодня же заберётся в сон старосты и выудит на поверхность её страх.
Лука приподнял книгу, намереваясь продолжить чтение. Славка несколько секунд смотрела на него, а потом наклонилась и попыталась поцеловать. Он дёрнул подбородком, и её губы мазнули по его веснушчатой скуле.
– Ты же говорила, что всё в прошлом, – опешил он.
Славка пожала плечом. Ей надоело притворяться.
– Говорила. Но нет. Я тебя ещё люблю.
Лука молчал почти минуту, смотрел на её сцепленные руки.
– Не надо меня любить, пожалуйста.
Она склонила голову, чуть сощурилась и неожиданно улыбнулась.
– Давай займемся любовью.
Лука чуть приподнялся на подушке. Его щёки тут же залил яркий румянец. Такая прямота обескураживала. Другая бы девушка выглядела умоляющей и, может, даже жалкой, но не Славка.
Он сел, прижавшись спиной к стене, подтянул колени и выключил фонарик. Несколько секунд они привыкали к темноте. Постепенно в лунном свете проступили очертания мебели и их силуэты.
Лука нащупал её руку и сжал пальцы.
– Я не хочу снова делать тебе больно.
– Скажи.
– Зачем…
– Скажи, – потребовала Славка.
Он вздохнул.
– Я тебя не люблю. Прости.
– Вот когда скажешь «я люблю не тебя», тогда я, может быть, и поверю. А пока твоё сердце моё, – она придвинулась ближе и коснулась прохладными пальцами его плеча и снова повторила: – Давай займемся любовью.
Лука вздрогнул, но не отодвинулся.
– Что ты творишь?
– Что я творю?
– В соседней комнате мои родители, а за стеной Дашка только уснула.
– Я ей сплела хороший сон, она будет крепко спать.
Славка забралась на кресло с ногами и положила голову на плечо Луке. Её пышные волосы защекотали его щеку и грудь. Он непроизвольно вдохнул. От неё пахло горьковатой полынью, грозой и свежескошенной травой. Город не смог победить её природные ароматы и укутать в смог. Славка пахла лесом и свободой.
Она придвинулась вплотную. Её бедро прожигало сквозь тонкую простыню, Лука против воли ощутил проснувшееся желание и нехотя отодвинулся.
– Так нельзя, Слав.
Она взяла его руку и положила на свою грудь, сверху придавила ладонью.
– Я хочу нежности.
– Нет, не нежности ты хочешь, – он медленно высвободил пальцы, – ты хочешь страсти. Чтобы всё ревело, пылало, обрушивалось и клокотало. Тебе нужен тот, кто не целовать тебя будет, а кусать.
Славка резко встала, нервно одёрнула ночную рубашку.
– Нет, значит?
– Нет.
– Тебе будут сниться кошмары, – мрачно пообещала Славка.
– Я в этом не сомневаюсь, – Лука снова лег, но читать не продолжил, закрыл книгу и положил на пол. – Спокойной ночи.
Славка не ответила. Не хотела признавать, что Лука прав. Она его любила, но нежности ей было недостаточно. Ей хотелось больше, острее, глубже.
