Татьяна Александровна Грачева
Босиком за ветром 1 книга
– Кто это? Местный… дурачок?
– Скорее дурочка, – ляпнул Витёк.
Мальчишки тут же принялись воровато оглядываться. Миха ткнул Витька в бок и предупреждающе сдвинул брови.
– Славка.
– Так дурочка или дурачок?
Теперь уже зашикали на Криса.
– Дочка ведьмы.
– Ведьмы? Вы серьёзно?
– Зря смеёшься.
Машка понизила голос:
– Мы её как-то обзывали, больше шутили, она психанула и плюнула Джеку в лицо. Попала в щёку, а на следующий день у него огроменный флюс вздулся, пришлось зуб рвать.
Витёк кивнул и добавил:
– А дядя Вася как-то в неё початком кукурузы бросил за то, что она у него кур повадилась воровать. Она на него фыркнула, что-то прошептала, а после этого он начал ночами бродить по деревне. Лунатиком стал. Даже на площади у музея его один раз поймали, а потом он чуть с крыши сарая не упал. На краю разбудили. Так бы свалился точно.
– А помнишь, мы сказали, что её батя леший или водяной, – Джек многозначительно хмыкнул, сказал это именно он, на уроке математике нынче весной, – а через день заблудились на развалинах. Хотя знаем там каждый куст.
Крис недоверчиво приподнял брови:
– И что?
– Как что? Это Маугли наколдовала.
Крис не знал, как реагировать на их слова. Может, они шутят, а он уши развесил. Но Миха и Витёк точно не изображали страх. На всякий случай он включился в игру. Если что, скажет, что тоже притворялся.
– То есть с ней лучше не дружить?
– Дружить? С ней лучше вообще не общаться. Это как дружить с белкой или деревом. Мама говорит: она себе на уме. Её воспитали бурундуки и сосны. Натуральный Маугли.
– Сколько ей лет вообще?
– Так с Джеком в одном классе учатся, но она на два года младше вроде. Десять.
Несколько секунд постояли, постукивая палками и поднимая пыль. Витёк снова ушёл к банке, и игра продолжилась.
Все бросили палки, Крис зазевался и ринулся бежать, когда борьба с Пекарем уже кипела. Коля подцепил банку концом черенка, она снова улетела, и все бросились врассыпную, но Крис не успел преодолеть линию маршала и рассеянно застыл у кирпича.
Джек победоносно вскинул свою палку.
– О, вечный Пекарь нарисовался!
– Давай, Крыс, защищай свою норку, – съязвила Машка.
– Крис, – уже в пятый раз поправил он. В этот момент он решил, что зря был так великодушен и не переделал её имя как-нибудь обидно. Она-то явно не страдала муками совести.
– А точно. Кр-и-ы-ыс.
Крис бросил на Машку взгляд исподлобья, а она показала ему язык.
Джек не ошибся, а может, и напророчил, Крис действительно задержался в охранниках банки до самых сумерек. Даже Машка, что было обиднее всего, играла намного лучше него. Орудовала палкой ловко и бегала быстро. Била Криса нарочито безжалостно и даже не извинялась. Перед тем как ребят начали звать домой на ужин, она ткнула Криса торцом палки в губу. Сначала ему показалось, что во рту взорвалась петарда и раскрошила челюсти в труху, раскидав зубы, как зёрнышки граната. Губа лопнула от удара и сразу же распухла, как ожоговый волдырь. Это было очень больно и очень обидно. Крис побелел и зашатался, но палку не выпустил, продолжил воевать с генералами и маршалами за право вернуться в солдаты и продолжить военную карьеру. То и дело ощупывал языком зубы и вспухшую солоноватую губу.
Витёк бросил на Криса короткий взгляд и споткнулся. Тут же не сильно получил от него палкой по спине и вскинул руки.
– Запекарил!
Крис едва не завизжал от радости. Гораздо позже, прокручивая в голове этот момент, догадался, что Витёк просто его спас. Тогда же он был готов метать черенок лопаты до победного маршала, даже если ему снова предстояло стать Пекарем.
В быстро сгустившихся сумерках банка едва виднелась. Ребята начали расходиться, но Джек явно не торопился, а Витёк имитировал его равнодушную самоуверенность: типа ему тоже никуда не надо торопиться. Правда, стоило ему увидеть вдалеке тёмный силуэт, он тут же засуетился:
– Всё, мне пора. Завтра утром увидимся. Хотя нет, завтра я маме обещал помочь картоху прополоть. А потом можно и в «Пекаря». – Он снова воровато оглянулся и добавил: – Всё-таки она тебя убьёт.
Крис тоже оглянулся, теперь и он узнал в силуэте бабу Любу.
Убить его она не убила, но ругала сильно. Начала ещё на улице в присутствии Джека. Тот откровенно подслушивал и даже ухмылялся. Чужое унижение приносило ему удовольствие. Крису сразу же досталось несколько подзатыльников за грязные вещи и разбитую губу. А дома он получил и за неправильно собранную клубнику. Баба Люба не стеснялась в выражениях, соседи точно услышали громкую и низкую оценку умственных способностей Криса, поэтому, несмотря на жажду вечерней прохлады, прикрыли окна. Если где-то там в лесу бегала Маугли, тоже наверняка слышала, какой он «тупица, идиот, глаза бы его не видели!»
Крис выслушал всё с поразительным спокойствием, хотя единственное, о чем он думал, стоя под градом оскорблений, что ненавидит Бабу Любу и сбежит из чёртовой Старолисовской, завтра же. Может, в этот самый треклятый лес.
Кормить его точно никто не собирался, баба Люба не предложила даже холодную гречку с салом. А Крис не стал просить. Хотел гордо удалиться, но вспомнил про душ. Баба Люба оглядела его пыльную, ещё утром белую рубашку в пятнах подсохшей крови и грязные брюки.
– Изгваздался, как свинья. Завтра же всё постираешь.
Крис молча кивнул, он ещё не знал, что стиральной машинки тоже нет, в этот момент его больше интересовала возможность помыться. Но оказалось, в доме нет ни ванной комнаты, ни центрального отопления, только кран с холодной водой на кухне.
Крис побрел во двор. В рассеянном свете луны под уличным краном кое-как обмыл ноги, намылил шею и лицо. Холодная вода казалась студёной и плохо мылилась. Июньский вечер мало подходил для купания, скорее для закаливания. Намочив грязную рубашку, Крис обтёрся ею, постукивая от озноба зубами. Вернувшись в дом, он прошёл мимо бабы Любы и, не пожелав спокойной ночи, закрылся в выделенной ему комнате.
Засыпая, он прокручивал в голове дневные события: сбор клубники, запоздалый, но очень вкусный обед у Витька, игру в «Пекаря», агрессивность Машки, а потом и наказание от бабы Любы. Совершенно незаслуженное наказание. Крис всхлипнул, от злости и обиды горло снова сжало спазмом. Как просто она отпустила его спать голодным. Он весь день ковырялся на грядках и не заслужил даже яичницу. Чёртову яичницу! Из двух, нет, трёх яиц, с жидким желтком, но без «соплей», можно с помидорками и колбаской… от яркости нарисовавшейся картинки Крис застонал. Неужели его так и будут кормить? Да он с голоду окочурится уже к выходным. Раньше он не представлял, что бабушки бывают такие неправильные. Бабу Любу и бабушкой-то тяжело было назвать. Хорошо, что у Витька он узнал её отчество – Ильинична. Так что никакая она ему не родственница, а посторонняя женщина, бухгалтерша Любовь Ильинична.
Может, уйти в лес? Вряд ли она заметит его отсутствие. Хотя нет, заметит и обрадуется. Крис лёг на бок, обхватив себя руками, долго смотрел в окно, стараясь не обращать внимания на урчание в животе.
Когда он проснулся, баба Люба ещё не ушла. Крис достал из сумки свежие вещи, нехотя натянул на потное тело с разводами вчерашней грязи. В темноте ему казалось, что он вымылся вполне прилично, но при дневном свете напоминал бродягу.
На кухню он вошел крадучись, прислушиваясь к звукам. Баба Люба бросила на него сердитый взгляд и плеснула в кружку молоко.
– Трубочист проснулся. Это тебе не Краснодар. Если хочешь в теплой воде мыться, то грей чайник или днем ставь таз на солнце, – она подвинула кружку. – Пей.
– Я не люблю молоко.
– Пей, я сказала! Выискался тут привереда. Это не ем, это не пью. Дел у меня больше нет, нянчиться с тобой. Подкинули на мою голову.
– Гречка ещё осталась?
– Курам отдала. Есть сыр и пирог с крапивой.
– С чем?
Баба Люба не ответила, бросила взгляд на настенные часы и двинулась к выходу. У дверей остановилась.
– Черешню собери, а то воробьи поклюют. Только с хвостиками, не как клубнику. Я вернусь вечером, после работы ещё на поле буду кукурузу полоть.
Крис не стал пить молоко, налил себе чаю и попробовал диковинный пирог с крапивой. Он не знал, с чем сравнить этот странный вкус. Такого он точно раньше не ел. Крапива оказалась сладкой, как варенье, и мягкой, как разваренный щавель.
Первым делом он отнёс вещи к уличному крану, набрал в жестяной таз воды и оттащил его на солнечный пятачок у птичьей загородки. Куры громко кудахтали и суетливо били крыльями, один из петухов гонялся за несушками по всей площадке, создавая переполох. Вчерашние вещи Крис повесил на край забора, решив постирать сразу после купания. Может, он на черешне вымарается ещё сильнее, да и вода пока холодная.
Странно, но начало июня в Старолисовской ощущалось гораздо прохладнее, чем в Краснодаре, а уж вечер можно было назвать освежающе студёным. Со стороны леса тянуло насыщенной сыростью. Крис вспомнил, что деревню огибает река с чудным названием Капиляпа, возможно, этой морозной прохладой деревня обязана именно реке. Вчера Витёк его пугал местными страшилками, якобы в речке плавают трупы приезжих детей, которых топит местная ведьма. Они выходят из воды в полнолуние и ищут незапертые двери. А холодно так, потому что они выдыхают болотный мёртвый воздух. Витёк ещё успел рассказать про призрак Мёртвой девы, но как только появился Миха, замолчал. Крис так и не узнал подробностей. Если сегодня увидит соседа, обязательно расспросит.
Взяв ведро, Крис направился к сетчатой загородке с кроликами, черешня как раз росла посередине и накрывала тенью почти всю территорию крольчатника. Стоило скрипнуть калитке, зверьки кинулись в стороны, словно раскатившиеся по полу бусины, и тут же попрятались в норах. Выбрались, только когда Крис забрался на нижнюю толстую ветку. Лазить по деревьям ему не приходилось. Если бы ветка находилась чуть выше, осталась бы баба Люба без черешни. Древолаз из Криса получился неуклюжий и шумно сопящий. Отдышавшись, он одернул задравшуюся рубашку и оглядел спелые ягоды. Дерево словно протягивало их, умоляя освободить прогнувшиеся ветки от тяжелого изобилия.
Крупная, желтая черешня с розовыми боками напоминала скорее сливы, на вкус оказалась почти приторной и прозрачной, как мёд. Собрав полное ведро, Крис сел на ветку и спустил вниз ноги. Он устал и вспотел, снова проснулся утомительный голод. Он даже от молока бы сейчас не отказался, но категорически запретил себе его пить. Сказал, не любит, значит, не любит.
Он бросил взгляд на соседский двор: судя по всему, Витёк ушёл пропалывать неведомую картоху, а значит, вкусного обеда ему не видать. Внизу зашуршали кролики. Пока Крис сидел на дереве, они осмелели и выбрались на поверхность. Перебегали от норы к норе суетливо и быстро, будто играли в «Выше ножки от земли» и спешили занять безопасное место. В отличие от взрослых кроликов, малыши почти не прятались. Крис наблюдал за ними с радостным изумлением. Некоторым дал имена, задумал поймать хотя бы одного и потискать.
А вдруг мама разрешит взять крольчонка домой? Держат же кроликов в квартире, как домашних питомцев. Не успев дофантазировать, Крис застыл, пораженный неприятным воспоминанием: неизвестно еще, где будет его дом, когда он вернётся в Краснодар.
Закончив с черешней, Крис отнёс два полных ведра на кухню и вернулся к тазу. Пощупал воду и убедился, что она уже прогрелась. Раздевшись до трусов, он повесил чистые вещи на край сетчатой загородки, а грязные сложил кучкой на пенёк, сверху водрузил кусок корявого потрескавшегося мыла. Баба Люба выдала этот брусок ещё вчера специально для стирки и назвала его «хозяйственным». Мыло напоминало обрубок дерева и не внушало надежды, что им вообще что-то можно отстирать. Казалось, что его самого не мешало бы вымыть.
По размеру, да и по форме, таз напоминал детскую ванночку, в которой не так давно купалась его младшая сестра. Пару лет эта ванна висела на балконе, а потом куда-то пропала. Крис не задумывался, куда девалась их детская одежда и игрушки, когда они из них вырастали. Но перед исчезновением всё сначала пылилось на балконе – своеобразный перевалочный пункт, а может, телепорт в сказочный мир забытых и ненужных вещей.
Крис сел в воду и согнул ноги. Несколько секунд молча разглядывал три белые складки на животе, сильно увеличившиеся от нелепой позы. Как вообще в этом тазу можно нормально мыться, да ещё в таком положении? Между разведённых ног образовалась небольшая заводь. Он сложил ладони лодочкой и, набирая в них воду, принялся плескать на плечи и живот. Чувствовал себя до безобразия нелепо, хорошо, что его скрывали заросли крапивы и курятник. Вода быстро помутнела, после такого полоскания её стало заметно меньше. Из кучи грязных вещей Крис вытянул рубашку. Намылив кровавые разводы, окунул ткань в воду. Пятна чуть побледнели, но не отстирались. Крис чуть привстал, чтобы снова взять мыло, но, услышав шорох, замер в нелепой позе.
Внимательно осмотрев заросли крапивы, он медленно перевел взгляд на загородку для кур и плюхнулся в таз, стыдливо прикрывшись мокрой рубашкой. У сетчатой калитки стояла девчонка. Высокая, растрёпанная и босая. Волосы, небрежно скрученные в жгут, лежали на её плече, словно толстая лохматая змея. Из косы то тут, то там торчали пятнистые чёрно-белые перья. Полуденное солнце висело за спиной незнакомки и очерчивало её золотистым абрисом, затеняя черты лица и пронзая розовым светом оттопыренные круглые уши.
Она стояла абсолютно неподвижно, оттого развевающееся на ветру легкое платье и перья в волосах выглядели ещё более диковинно. Крис тяжело сглотнул, пальцы сильнее вцепились в воротник мокрой рубашки. Незнакомка не моргала, прожигала его глянцевыми глазищами, похожими на чёрные виноградины, и молчала.
Он неловко улыбнулся. Сидит тут в тазике, почти голый, мокрый и смешной, хуже ситуации и не придумаешь, хорошо ещё, что он трусы не снял.
– Ты… Славка? – Он едва не назвал её Маугли, в последний момент передумал.
Она кивнула.
– Ты зачем кур воруешь? – выпалил Крис первое, что пришло в голову.
Девочка усмехнулась и, подняв руку, покрутила пальцем у виска. А потом покачала головой.
Крис недоверчиво нахмурился, поймал взглядом вторую руку с пучком разноцветных перьев.
– Перья воруешь?
Немного помедлив, она кивнула и наконец-то моргнула. Крис уже подумал, что она вовсе не умеет моргать, или ей это не нужно, как рептилии.
Славка приблизилась к нему на шаг и, по-птичьи склонив голову, оглядела всего: от торчащих из таза ног до влажной макушки. Крис заёрзал и чуть отклонился.
– Ты почему молчишь?
Славка пожала плечами и снова не ответила.
– Ты не можешь говорить? Это, как его… немая?
Славка снова задумалась, но в этот раз не кивнула. Оглядела пучок перьев в руке и небрежно почесала оттопыренное ухо. Крис перевел взгляд на загородку и великодушно разрешил:
– Воруй. Хоть вместе с курами.
Славка засмеялась, развернулась, раскручивая полупрозрачный подол вокруг худых ног, и убежала в заросли крапивы. Судя по шевелению кустов, она добралась до границы участка. В зелени мелькнула её темная макушка – девчонка забралась на ветку липы и уже оттуда помахала рукой с зажатыми в пальцах перьями.
Крис встряхнулся, отбросил рубашку и выбрался из таза. Кое-как вытерся полотенцем и натянул сухие вещи. Достирывая брюки, то и дело обдумывал странную встречу. Так вот она какая, дочка ведьмы, с паучьими глазами, босая, лопоухая и немая. Что-то в ней действительно было от Маугли и не только во внешности, но и в общем ощущении. Словно её воспитали если не волки, то какие-нибудь барсуки или медведи. Может, поэтому она и молчит? Просто не умеет говорить на человечьем? Хотя Витёк сказал, что она в школе учится. С Джеком в одном классе. Значит, как минимум писать умеет.
Весь день Крис то и дело возвращался мыслями к этой встрече. Но Витьку почему-то не рассказал, что видел Маугли, хотя моментов для этого было предостаточно. Витёк снова накормил его столовской едой, контрабандой вынесенной его мамой через окно в коридоре. Он смело рассказывал об ухищрениях, на которые шли кухрабочие ради куска сливочного масла или булочек с изюмом. Столовая кормила и тех, кто работал на винодельне, и тех, кто трудился на виноградниках. Его бабушку побаивались, но все равно тащили столовские остатки, преодолевая всевозможные препятствия.
Витёк размышлял фразами, подслушанными из разговоров взрослых:
– Ну а чё? На обедах не экономят. Вкусно готовят, так же? – он дождался кивка Криса и продолжил: – А это все равно свиньям выбросят. Каждый день новое готовят. Просто баба Люба злая. Её послушать, так лучше свиньям, чем людям.
Мама Витька была поваром, и она же ежедневно ездила на пазике в компании огромных блестящих термосов с первым, вторым и компотом из груши-дички. Те, кто работал в полях, называли её кулинарной феей и ждали её появления с обедом, словно чуда. Витёк иногда бегал на обед именно туда, наедался гигантских котлет-кораблей, выходящих за края тарелки, и риса, политого юшкой борща. Его отец работал в Абинске и всю неделю жил там, приезжал только на выходные. О нем почти не говорили, потому что в повседневной жизни его и не было.
Витёк чистосердечно разболтал ему не только о своей семье, но и о семьях ребят, с которыми вчера играли в «Пекаря». Крис делал вид, что ему неинтересно, на самом же деле едва скрывал изумление. Не зря его мама называла Старолисовскую дырой в прошлое, а местных – пещерными жителями. Причем папа никогда не спорил, но и не соглашался. Предпочитал помалкивать. Пару раз Крис слышал и от него про колодец желаний на главной площади, и про проклятые драгоценности помещика Старолисова, давшего название самому поселению. Но это всё было настолько далеко и непонятно, он не ожидал, что ему предстоит увидеть своими глазами. Несмотря на близость к Абинску, деревня оставалась отрезанной от большого мира петлёй реки и какой-то невидимой глазу, но безошибочно угадываемой границей.
По словам Витька, тут до сих пор верили во всякую чертовщину и местные легенды. Вроде призрака Мёртвой девы, ищущей на развалинах своего убийцу, и чёртовых тропок, пронизывающих лес и ворующих время у путников. Криса эти сказки не интересовали, а вот отсутствие банальных удобств в виде современного унитаза и водопровода в доме сильно огорчало. Не привык он мыться в тазике и бегать по нужде во двор. Зато сегодня он раздобыл утюг. Слава Богу самый обычный, а не древний, с углями или чугунным дном. Наконец-то вещи из сумки перекочевали в шкаф, а некоторые он даже погладил.
А ещё он с сожалением убедился, что у Витька в доме и кухня есть, и даже телевизор. Это ему так не повезло. Баба Люба не планировала переезжать в новое тысячелетие, осталась где-то там, в каменном веке, где до сих пор существуют летние кухни. Что это вообще такое, летняя кухня? Почему она находится отдельно от всего дома? С уличным туалетом хотя бы понятно, там такое зловонье, что глаза режет, в доме этой выгребной яме точно не место. А почему кухню отделили от остального дома и ходят там в обуви, как в сарае?
В описании ежедневной рутины в рассказах Витька постоянно мелькало странное слово «зады». На «задах» у Джека валялись кости и кишки коров, растащенные енотами, на «задах» у Витька плавили свинцовые соты аккумулятора, а у бабы Любы «зады» и были лесом. Позже Крис узнал, что «задами» в Старолисовской называли всю территорию за домом, чаще всего неогороженную.
Про Миху Витёк рассказывал мало, видимо, они не особенно дружили, упомянул, что тот местный в десятом поколении и от этого пыжится, будто у него королевская родословная и дед его не мельник, а как минимум граф. А ещё Миха жутко суеверный, и при нем шутить про местную чертовщину нельзя, он верит во все и сильно обижается, когда другие не верят.
Машук, она же Машка, была единственной девчонкой в их компании, её пустили туда из-за родства с Колей. Если бы решили поспорить, он дал бы в нос каждому. Ему поручили за ней приглядывать с самого детства, так он везде и таскал её за собой хвостом, постепенно привыкли и забыли, что с ней нужно деликатничать. Да и не выглядела она как девчонка и вела себя как самый настоящий хулиган. Сам же Коля слыл драчуном и авторитетом среди сверстников. Его родители держали телят и свиней, между сараем и сеновалом построили небольшую бойню. За их домом постоянно валялись черепа разной степени обглоданности. Главу семейства регулярно приглашали «заколоть кабанчика» или «забить говядину». По рассказам Коли, его тоже уже допускали к умерщвлению скотины. Чем он и похвастался, предлагая пощупать вздувшиеся от такой сложной работы мышцы рук.
Крис слушал Витька, закусывая новые знания гигантской тефтелей. Про себя усмехался, когда тот неправильно ставил ударение или произносил какое-то слово типа «гарбуз» или «кулёк».
Вечернюю игру в «Пекаря» Крис пропустил. Разморенный сытным ужином и работой на солнце, он уснул за несколько минут до прихода бабы Любы. Не слышал, как она ворчала и недовольно гремела чашками у уличного крана.
Проснулся Крис на закате от знакомого уже звука – удара по полой тыкве. Сначала не мог сообразить, утро уже или вечер, таращился в окно, собирая ленивые мысли, голова казалась тяжелой, разбитая губа до сих пор пульсировала и торчала внутрь рта лохмотьями. Крис приподнялся на локтях и вытянул шею. Прямо под окном на веранде маячила макушка бабы Любы. Глухой удар повторился, а сразу за ним послышался дробный перестук капель.
Крис сел, не знал почему, но выглядывать в окно ему не хотелось. В приоткрытую створку потянуло чем-то одновременно сладким, солёным и влажным. Любопытство победило страх, и он встал. За несколько шагов догадался, что увидит, всё же треугольные распорки подтолкнули его мысли в нужную сторону. Только видеть, как бабушка забивает кроликов, он оказался не готов. Заморгал и замотал головой, но почему-то не отошел. Словно его заставляли смотреть. Пара зверьков уже висела вниз головой над вёдрами, кровь стекала из них сначала обильно, но с каждой минутой капала все реже и реже.
Баба Люба подняла за лапы белого кролика, примерилась и ударила его по затылку деревянной палкой, похожей на биту для бейсбола. Кролик резко дёрнулся и сразу же обмяк. Повесив его на крюк рядом с другими тушками, она выколола ему глаз и принялась сдирать шкурку с самого обескровленного, забитого первым. Крис досмотрел до конца, увидел, как баба Люба отрезала у кроликов передние лапы и сложила в марлю, а тушки без шкуры и внутренностей остались висеть напротив его окна, напоминая ошкуренных котов или младенцев без кожи.
Крис отступил назад в комнату, коснувшись кровати, тяжело рухнул на нее. Тефтели, съеденные у Витька, поднялись к горлу и перекрыли воздух. Крис несколько раз глубоко вздохнул и наконец-то отвернулся.
Из комнаты не вышел, даже когда его позвали ужинать – доедать пирог с крапивой. Через дверь крикнул: «Не хочу!»
Он думал, что после увиденного не уснёт, но усталость победила. Правда, сон точно не был исцеляющим. Крису приснился кошмар. Первый в его жизни жуткий-прежуткий сон. Снилась баба Люба, почти такая же, как в реальности, только выше и страшнее. Она равнодушно забила палкой его сестёр и повесила рядом с тушками кроликов. Во сне сестры были размером с новорожденных, но Крис четко осознавал, что это Дарина и Вика. Кожу она с них не сняла, но глаза выколола, а потом увидела в окне Криса. Обездвижила его взглядом и взмахнула палкой.
– Иди сюда.
Он отступил вглубь комнаты:
– Не трогайте меня. Я папе расскажу.
– Да кому ты нужен?! Папе он расскажет. Да хоть маме. Ты ещё не понял? Они тебя мне сдали навсегда.
Оставшуюся часть сна Крис убегал от бабы Любы по падающим в пропасть лестницам, с трудом переставляя ноги. Баба Люба шла за ним размеренным шагом, но, как бы он ни старался, расстояние между ними не увеличивалось, а пару раз он почувствовал её пальцы на воротнике, холодные, цепкие и сильные.
Она размахивала битой и повторяла:
– Жаль, шкуры мало, никудышный кроль, выбраковка, только на жаркое и пойдет.
