Полная версия:
Татьяна Скорнякова ОсенняЯ: истории, которые согревают
- + Увеличить шрифт
- - Уменьшить шрифт
Из глубины палатки доносится громкий, чуть диковатый смех.
За тентом – крашеная блондинка: облегающая футболка подчёркивает внушительные формы, юбка едва сдерживает буйство плоти. Она курит, будто пытаясь спрятаться, но её силуэт отчётливо проступает сквозь ткань – такие объёмы не укроешь.
Я иду. Всего три минуты пути, а кажется, будто брожу здесь уже третий час.
Удобрения, средства от комаров, цветы в горшках, рассада – бесконечная рассада. И пакетики с семенами…
Чего тут только нет! На упаковках – красочные картинки: розочки, гортензии, кабачки, баклажаны, капуста. «Супербыстрые», «самые суперовые» – цветущий рай в миниатюре.
Поднимаю глаза, чтобы разглядеть того, кто продаёт эту вереницу садовых грёз.
И замираю.
Передо мной – лицо удивительной тонкости, почти божественной. Пшеничные усы и бородка, алые губы, высокий лоб, а под ним – глубоко посаженные глаза, бережно укрытые пушистыми, невероятно длинными ресницами.
«Ну почему у мужчин всегда такие ресницы?» – мелькает мысль. Мы‑то мучаемся: красим, наращиваем… Но это уже потом, когда воспоминания нахлынут.
А в тот миг я увидела лицо Христа – тихого, сосредоточенного. Он аккуратно разглаживал и расставлял пакетики с семенами огурцов… или какой‑то другой огородной прелести.
Его руки… Длинные тонкие пальцы, изящные запястья – и в то же время ладони широкие, сильные. В них была какая‑то особенная, почти противоречивая красота: благородство линий и в то же время ощутимая, земная мощь.
Мне вдруг отчаянно захотелось прикоснуться – представить, как эти пальцы скользят по моей коже. От одной мысли мурашки побежали по спине, будто лёгкий электрический ток пробежал вдоль позвоночника.
Он работал сосредоточенно: сложил пачку купюр, обвил эластичной резинкой, положил на прилавок. Ни на кого не смотрел – словно существовал в параллельном мире, отделённом от базарной суеты прозрачной, но непроницаемой стеной.
И на меня не взглянул – только скользнул взглядом поверх моей головы, словно я была не более чем размытым силуэтом. Лишь на мгновение его губы тронула снисходительная улыбка – не мне, а какому‑то своему внутреннему видению.
«Может, он слепой?» – мелькнула глупая мысль. Но нет – он моргал, и его невероятные ресницы, длинные, пушистые, то опускались, то вновь взмывали вверх. Хитрец.
В груди что‑то дрогнуло – то ли вспыхнул огонёк, то ли, напротив, угас. Сердце забилось чаще, неровно, будто пыталось пробиться сквозь невидимую преграду.
А пакетики с семенами вокруг словно ожили: казалось, они тихонько перешёптывались, издавая едва уловимый писк. И вдруг стало тепло – удивительно тепло от этой мимолетной, почти нереальной встречи.
Он был чертовски красив. Не гламурной, выверенной красотой, а той самой, что рождается из контрастов: потрёпанная куртка, засаленная рубаха – и рядом старенький «Москвич». Всё как у обычного деревенского парня. Но в его чертах было что‑то библейское, почти неземное – будто сам ангел спустился на этот шумный базар, чтобы продавать семена.
С тех пор, стоит мне увидеть пакетики с семенами, я вспоминаю его. И каждый раз в голове звучит один и тот же вопрос: «Зачем, Господи, ты одарил его такой божественной красотой?»
И я покупаю семена. Покупаю не рассаду – покупаю воспоминание.
Покупаю любовь…
Ах, какие красивые ножки
На меня смотрели большие очки.
– Любушка, свежий номер газеты автору! – говорю любезно и с горделивой ноткой, особо выделяя слово «автор».
Беру газету. Очки – огромные, почти монументальные – не смотрят, а кивают. Чёлка скрывает верхнюю часть оправы, так что понять, удостоили меня взглядом или нет, практически невозможно. Руки хозяйки очков привычно скользят по страницам тетрадки – наверное, фиксируют выданный номер. Отчётность, скрупулёзность… Важные вещи, но не для меня. Я – автор. Моё дело – творчество и удачный снимок.
– Хорошего дня, – бросаю на ходу и, не получив в ответ ни слова, направляюсь к выходу из абонентского отдела.
Оборачиваюсь – любопытно всё‑таки, что там за очками? Может, и глаза ещё есть? Но из‑за стойки торчит лишь каштановый хвостик, небрежно собранный на затылке. А следом скрываются и очки. Пишут отчёт.
Такая сцена повторяется с завидной регулярностью – каждую неделю, в день выхода свежего номера. Каждый четверг я волнуюсь: как разместили мой материал? Хорошо ли сверстали? Чёткие ли фотографии? Не звонили ли возмущённые читатели, углядев какую‑нибудь, по их мнению, неточность? В воздухе – запах типографской краски и… Любашины очки.
А потом на семь дней я забываю и о газете, и уж тем более – о хозяйке выдачи.
Так продолжалось долго.
И вот однажды, во время вёрстки выпуска, мы сидим, выпиваем чай, вычитав полосу. Ворчим – на жизнь, на плохие дороги, на неурожайный год. Лопаем печенье, согреваемся горячим напитком: отопление ещё не включили, а за окном уже семь градусов. «Жилищники – враги народа!» – резюмируем мы.
Вдруг скрипит дверь. В приоткрытую щель проскальзывают мои дорогие свеженомерные очки.
– Девочки, я вам рекламу несу, очень‑очень просили разместить! – возвещают они, размахивая листочками.
– Любочка, да нет уже места! – вздыхает редактор.
Начинается торг. Конечно, реклама побеждает.
Успокоившись, что победа очевидна, Люба наконец протискивается в кабинет и с видом полновластной хозяйки вручает редактору текст.
А я замираю от неожиданного открытия. Забываю про очки. Вижу только одно: прекрасные, стройные ножки балерины. Юбочка удачной длины изящно подчёркивает точёный изгиб у коленей, а колготки под загар придают им кукольно‑фарфоровый вид.
«Жаль, – думаю, – что стойка в абонентском отделе скрывает это великолепие».
А может, и не стойка…
Бежецк.2017
Глаза парижанина
Я стою на деревянном мостике и смотрю вниз – туда, где в водах Остречины лежит мёртвая рыба. Вокруг – картина пронзительной красоты: живописные берега, ветви деревьев, упавшие в воду, далёкая гладь реки, в которой отражаются облака. Но прямо под срубами – безмолвное кладбище рыб.
В душе поднимается волна противоречивых чувств: сожаление, негодование, горькое возмущение.
– Написали бы об этом безобразии, – раздаётся над ухом дребезжащий голос.
Оборачиваюсь. Пожилая женщина с сумками. Остановилась, чтобы разделить со мной горечь от увиденного. В её глазах – боль и злость, направленная на весь мир. Я уже знаю, как пойдёт разговор: сначала упрёки властям – «развалили страну, разворовали всё, замусорили», потом неизбежная тема пенсий и квартплаты.
Я молчу. Слушаю. Хотя в глубине души и сама сгораю от вопроса: кто же отравил реку?
На мостике уже собралось человек пять. У каждого – своя версия, каждый уверен в своей правоте.
Вдруг сквозь толпу неравнодушных, словно стихийных защитников природы, пытается пройти рыбак. Всё при нём: непромокаемый костюм, капюшон, высокие сапоги, ведро с пакетом (наверняка с наживкой) и две удочки. Сначала я замечаю именно их – тонкие удилища, чётко очерченные на фоне сумрачного дня.
Не снимая капюшона, он говорит – спокойно, размеренно, без лишних слов. Объясняет собравшимся причину гибели рыбы:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
