Татьяна Дивергент (Свичкарь) Право на рай

*

Соня жила у самого моря. Ветхий домик стоял так близко к воде, что бабушка каждую весну говорила:

– Вот увидишь, еще несколько лет, и нам придется отсюда переселяться. Рано или поздно вода подмоет берег – сначала рухнет наш сад. А потом и дом.

Сад было не особенно жалко – всего-то и росло в нем, что яблони в высокой траве. Бабушка уже ходила с палочкой, ей трудно было заниматься землей, а Соню она не принуждала («Проснется если тяга, тогда сама…»)

Когда наступал сезон, яблоки в две недели осыпались дождем. И тогда бабушка пекла пироги, и варила варенье. И ставила яблочный сидр на всю зиму, а запах во всех комнатах стоял такой, о каком говорят – хоть ножом режь.

В детстве Соня думала, что не будет ничего страшного, если сад переселится на дно моря и достанется какой-нибудь Русалочке. Ведь у дочерей Морского Царя из сказки Андерсена были же свои сады?

Вот уж чего Соня не боялась – так это моря. Когда-то ее, крохотную, двухлетнюю, родители привезли сюда и отдали бабушке.

– У нее одна пневмония за другой. Врачи говорят: «Такие дети долго не живут» Разве что морской воздух спасет ….

Может, Соня действительно была так плоха. А может, ее родители искали какой-то «спасательный круг» для бабушки, только что потерявшей мужа. Бабушке снова нужно было отыскать для себя смысл жизни, и беспомощная внучка подходила для этой роли как нельзя лучше.

Анастасия Николаевна, сначала повинуясь чувству долга, а потом всей душой привязавшись к девочке, исполняла свои обязанности сверхдобросовестно.

Тут был и сон на свежем воздухе, и солнечные ванны, и обливания морской водой. А плавать Соня научилась будто сама собой. Хотела обняться с морем, а получилось – поплыть.

Анастасия Николаевна придерживалась строгих правил: дети купаются только на мелководье, и только под присмотром взрослых. А именно – без бабушки Соне запрещалось даже по краю воды ходить. И несколько лет правила эти строго соблюдались. Но потом появился Митя и все полетело в тартарары.

Митя был практически их соседом – жил в том же районе, только на несколько улиц дальше от берега. Познакомились они с Соней, когда ей было восемь, а ему двенадцать лет.

Митя спалил Соню «на горячем». Она выпускала рыбу. Бабушка объясняла внучке, что рыбаки уходят в море не просто так. Анастасия Николаевна подбирала понятные слова. Семьям рыбаков не обойтись без улова. Его или съедят или продадут, и на вырученные деньги будут жить.

Ну ладно, с этими большими рыбинами, что мужчины привозили в лодках, всё понятно, хотя их тоже жалко. Но вот эта мелочь, которая плещется в ведерках – ей же еще жить и жить. И что там, простите, есть или продавать?

И Соня подкрадывалась неслышно, на цыпочках, за спинами рыбаков, выхватывала из ведерка мелкую рыбешку – одну или несколько, как повезет – и неслась прочь, чтобы выпустить ее в море.

Чаще всего это удавалось сделать незаметно. Если рыбаки и замечали, то ругались, как правило, беззлобно. Все равно эту мелюзгу они по большей части отдавали кошкам, что дежурили поблизости в ожидании и надежде.

Но один раз Соня заметила, что за ней наблюдает смуглый мальчик, что загорал на камнях рядом с пирсом. Он сидел, обхватив колени, подставив дочерна прокаленную спину солнцу и внимательно смотрел на нее.

Соня метнула на него взгляд гневный и одновременно испуганный – она равно боялась, что он окликнет рыбаков и укажет на воровку, и в то же время не хотела унижаться перед ним, делать умоляющий знак, чтобы он этого не делал.

Но мальчик лишь смотрел на нее – и только. А потом другой пацан, у которого Соня утащила рыбешку, заметил это, взъярился, п погнался за ней. Он мог бы и не догнать ее – Соня бегала быстро, неслась как ветер. Но тут дорогу пацану заступил тот, черноволосый мальчик. И Соня издали смотрела на их разборку. Вот один схватил другого за рубашку, вот они гневно говорят что-то друг другу, вот белобрысый парень ослабляет хватку, и возвращается на пирс, где осталась его удочка…

Соня приблизилась к мальчику, вступившемуся за нее – осторожно и нехотя. Надо было поблагодарить, но она боялась услышать что-нибудь грубое. Например, что она ведет себя как ду-ра.

Но он сказал только:

– Рано или поздно тебя побьют.

Соня дернула плечом. Что ж делать, такова плата, и она на нее подписывается. А потом она заметила, что на камнях рядом с мальчиком лежала зеленая резиновая маска со стеклом. Соня давно о такой мечтала, но бабушке даже заикаться не стоило. Анастасия Николаевна не умела нырять. А кто проследит за ребенком под водой?

– Ты с ней плаваешь? – спросила она едва ли не с благоговением, – А можно мне….посмотреть.

По версии бабушки – Соня сейчас играла на детской площадке, той самой, где качели и алюминиевая ракета – в парке, в одном шаге от дома. Бабушка варила варенье и отпустила внучку под честное слово.

Но сейчас девочка забыла обо всем. Нагретую солнцем и вместе с тем еще мокрую маску она надевала с таким чувством, будто ей протянули корону. Соня даже заходить в море далеко не стала – дно здесь понижалось круто, и ей хватило нескольких шагов от берега, чтобы стало – по грудь.

Она опустила лицо в воду.

И пропала.

Исчезли звуки – море будто ладони к ушам приложило, делая знак: слушай только меня. Исчезло небо, люди, все… Был голубой, чуть туманный мир, гладкие камни на дне – такие яркие и крупные… Все точно во сне.

….Кто-то рывком поднял голову Сони. Мальчик смотрел на нее с искренней тревогой.

– Ты утонула, что ли? Вторая минута пошла, а ты – лицом в воду…

– Я и не заметила.

Когда мальчик убедился, что с ней все в порядке, тон его стал недоуменным:

– Да на что тут смотреть-то… Вода и камни. Тут же пляж. Ни водорослей, ничего, даже рыбы не заплывают, медузы только если… Вот на диком пляже…

– Ты мне его покажешь? – спросила Соня, глядя на мальчика, как на божество.

Да так оно и было. Мальчика звали Митей, и на все последующие годы детства и юности Сони, он стал для нее не только непререкаемым авторитетом, но и тем, кому она едва ли не поклонялась.

Позже бабушка познакомилась с Митей и сделала вывод, что ему можно доверять. Воспитанный мальчик, из хорошей семьи – родители интеллигентные люди. Митя старше Сони, голова не плечах есть…Бабушка лишь самой себе могла признаться, какое испытала облегчение – есть с кем отпустить девочку погулять, не нужно теперь сопровождать ее всюду.

Знала бы Анастасия Николаевна, что эта парочка ее безбожно обманывает! Нет, Митя и Соня гуляли и по городу, выучив его до последнего камушка, до того, что – глаза им завяжи – они пришли бы туда, куда им нужно, безошибочно, не споткнувшись. Они катались на аттракционах, и просиживали по два сеанса подряд в открытых кинотеатрах. Но все же главной страстью их было море, и скоро не было бы такого подводного уголка у берега, который бы они не изучили.

Начиная с ранней весны и до поздней осени, каждую свободную минуту они проводили, если не на самом берегу и не в воде, то где-то поблизости. Как другие девчонки скрывают от близких запах табака, когда начинают курить, так и Соне приходилось нюхать свои вещи, и поспешно бросать их в стирку, так как тянуло от них этим непередаваемым запахом моря – йода, рыбы, водорослей – а нечего бросать шмотки, где придется, если вам приспичило именно тут нырять.

Потом Митя окончил школу и уехал учиться далеко, на север, в Питер. Соня же в старших классах подрабатывала тем, что сопровождала туристов на «подводных экскурсиях» – показывала начинающим дайверам, где лучше нырять, чтобы увидеть что-то красивое или хотя бы необычное. Если не затопленный корабль, то живописные подводные скалы или пещеры.

Летом Митя приезжал – такой незнакомый и такой родной – высокий, раздавшийся в плечах, в черной куртке с заклепками. С новой татуировкой дракона – от запястья до плеча. И первая же их встреча заканчивалась тем, что они бежали к морю, чтобы заново встретиться – уже на глубине.

Зимой, конечно, купаться было нельзя. Да и к той поре, когда Соня возвращались из школы, светлого времени оставалось всего-ничего. Вот-вот должно было начать темнеть.

Но и зимою жить было можно, особенно, когда сделаешь уроки и уляжешься на ковер возле камина – самую большую комнату в доме Анастасия Николаевна не позволяла называть «залом», она так и именовалась «большая комната».

Соня читала. Бабушка сумела привить ей любовь к книгам. А если приходил Митя – он утраивался рядом, то есть, плюхался на ковер – и они немедленно начинали строить планы. На следующее лето центр дайвинга, где подрабатывала Соня, хотел открыть новую подводную экскурсию – к тому месту, где в восьмидесятые годы затонул корабль. Ребятам это было давно известно, и Митя отнесся к плану скептически.

– Фиг-ня, – сказал он, – Во-первых, это довольно далеко от берега, значит, придется всех этих лопоухих туда на катере везти. Во-вторых, сорок метров. Ну и сколько они у тебя там пробудут? Восемь минут? Десять? Сколько среди них будет подготовленных? Кто будет готов идти на такую глубину? А поплавать над корабликом, посмотреть на него сверху не получится. Всегда найдется кто-то, кому нужно нырнуть, руками потрогать, что-то на память приволочь. Тебе это надо – нести за таких кр-етинов ответственность?

Соня пожала плечами. Ее саму глубина в сорок метров не пугала, она уходила и на большую. Но друг был, конечно, прав. И ладно бы еще туристов сопровождал сам Митька – он мог любого поставить на место – и словами. А если надо – то и взяв за грудки. Соню же туристы часто воспринимали, как бесплатное приложение к навигатору. Спасибо тебе, девочка, привезла на место, а дальше мы сами разберемся, что к чему.

– Я в Испании нырял, я в Турции нырял, я Египте нырял, – зло передразнил Митя, – И чего я, в нашем Черном море не нырну, что ли?

И добавил:

– Как ты их потом вытаскивать будешь?

Соня еще не дала согласие тем, кто предложил ей поработать в этом проекте. Единственный аргумент «за» был тот, что плату предлагали уж очень заманчивую.

Митя перевернулся на спину, лежал, положив руки за голову, рассматривал посверкивающие подвески хрустальной люстры.

– Мой тебе совет – никаких пещер, никаких глубоководных погружений. Вон, катерок на отмели лежит, да еще музей подводных скульптур – и хватит с твоих туристов за глаза. Пусть ош-иваются по барам и пьют. Это – да, это – по теме.

Тут Митя не мог рассуждать спокойно, потому что в прошлом году, в Италии, в подводной пещере погиб его троюродный брат. Дайвер-любитель, в одиночку сунувшийся туда, куда соваться не следовало. Акваланг зацепился, освободиться самостоятельно парень не сумел. Единственный сын у матери был, между прочим…

Анастасия Николаевна сидела в кресле и вязала. Ребята забывали о ее присутствии, потому что бабушке и в голову не приходило включить телевизор, или начать болтать просто потому, что иначе – скучно. Анастасия Николаевна обычно думала о чем-то своем, только чуть слышно позвякивали спицы. Но в этот раз она прислушалась к разговору молодых людей.

– Я знаю это место, – сказала она, – Там иногда не просто не вытащишь, там и не найдешь человека.

Два лица поднялись к ней. Ребята смотрели на старую женщину с откровенным удивлением. Никогда прежде она не вмешивалась в их «морские темы».

– Подводные течения? – предположил Митя, – Тела уносит?

И добавил, обращаясь, к Соне:

– Твои парни из центра окончательно рехну-лись, выискивая «интересненькое». Пусть сами туда плавают… Хоть с туристами, хоть без. И ныряют хоть с камнем на шее.

Бабушка опустила вязание на колени.

– Я даже не знаю, Митя, в течениях ли там дело. Ведь я еще помню времена, когда тот корабль, о котором вы говорите, спокойно плавал по морю, и не было никакого интереса дайверам в том районе нырять. Обычное морское дно. И все же желающие находились, и кое-кого из них самих потом не нашли. Причина в миражах…

– В чем? – Соне показалось, что она ослышалась. Миражи – это про пустыню, море-то тут причем…

– Время от времени, очень правда, редко – один раз в двадцать-тридцать лет, а то и еще реже, люди видели над этим местом что-то вроде миража, – пояснила бабушка, не обращая внимания на скептическое выражение лиц молодежи.

Анастасия Николаевна поднялась, хотя ей и через комнату перейти было уже трудно.

– Бабушка, что тебе подать?

Она сделала знак рукой – мол, все в порядке, я сама. Добралась до старинной этажерки из потемневшего дерева, и в стопке журналов отыскала тот самый. А когда вернулась в кресло, открыла журнал на месте, где у нее, оказывается, и закладка лежала.

"Из ночного моря поднялся город, – читала она с выражением, – Он светился различными цветами, словно ночная радуга, опустившаяся на землю. Возносились многоцветные стены и башни, словно россыпь драгоценных камней была брошена со звездного неба на землю. Но даже отсюда было видно, что от многих дворцов остались одни руины. И все это окружал некий сложный клубок эмоции, будто время иных миров царило здесь. Нам казалось, что мы слышим странный пульсирующий звук – тихую погребальную песню, несущуюся над волнами и над этим волшебным городом.

Он был то мягким и нежным, то становился яростным и вызывал боль. Звук нарастал, делался невыносимым, а затем замирал. Но даже тогда ощущение скрытого ужаса не пропадало. И в сиянии города, всё, что было лишь легендами для нашего мира, становилось реальным, рождая страх и некую древнюю ненависть.

Этот город пропал так же внезапно, как и появился. Но у нас с этой ночи начались неприятности…"

Вот с той поры туда и влечет ныряльщиков. Все думают, что может быть, там что-то было…когда-то. Действительно, древний город, своего рода Атлантида, и на дне можно найти его следы. Но там, скорее, Бермудский треугольник…Если хотите, я потом расскажу вам продолжение этой истории. Не сейчас, попозже. Вы сначала это переварите. Я вижу, что вы мне не верите….

Соня смотрела на Митю, на выражение его лица, на котором явно читался скептицизм, но парень был слишком хорошо воспитан, чтобы сказать что-то язвительное пожилому человеку.

– Честное слово, детка, – сказала Анастасия Николаевна, – Ты сейчас – моя главная и единственная радость, но мне было бы легче на душе, если бы родители в свое время забрали тебя. Когда тебе исполнилось лет семь, и ты перестала болеть. Но ты же в курсе, Митя, как у нас все получилось…К той поре отец и мать Сони развелись, потом делили квартиру, была неустроенная личная жизнь. Дальше отец женился, потом моя дочь снова вышла замуж, родились дети. И теперь уже ясно, что Соня останется со мной. Но это море…Я уже точно знаю, когда я умру – во время ваших очередных погружений.

Соня кинулась возражать, но сама себя поймала на том, что теперь решение отказаться от погружений к кораблю – не казалось ей таким уж окончательным.

*

До девяти часов утра – времени, когда открывался офис – Юлька успела.

Принять душ и вымыть голову. Подружки говорили, что этим выбеленным цветом она погубила волосы, теперь они мертвые. Но Юлька ничего не могла с собой поделать – это были ее, именно ее – цвет и прическа, с другой головой она не могла себя вообразить. И теперь мыть длинные, жесткие точно у куклы пряди приходилось долго – с разными масками и лечебными составами.

Еще Юлька успела выпить литр кофе. Она могла позволить себе пить его сколько хочется – хоть с сахаром и сливками, хоть с пирожными. Тонкая в кости, она оставалась худенькой, почти бесплотной, что бы ни ела. А сейчас кофе ей был необходим. Хоть адреналин еще и переполнял ее, но ко второй половине дня это спадет, а работать с чугунной головой будет трудно.

Основная работа Юльки была – на телефоне, уба-лтывать клиентов. Но когда клиенты приходили в офис, их тоже часто получали ей – особенно если речь шла о мужчинах. Изящная, красивая блондинка, которая – от недалекого ума – готова, кажется, к самым рискованным приключениям – заставляла даже самых почтенных из них, почувствовать себя мачо. И вот уже очередной дядька лет шестидесяти готов был не только арендовать машину или автодом, но и приглашал Юльку провести с ним отпуск.

В самом начале, когда она только пришла сюда, ей пробовали поручить и работу с бумагами, как и прочим сотрудникам, но быстро убедились в ее полной неспособности к этому. Юлька не только считать не умела, над ее ошибками коллеги ржали украдкой аки кони. Написать «Египет» черед «б», а не через «г» – это было еще самое невинное. Но клиентов она притягивала как магнитом, поэтому и не волновалась, что ей рано или поздно укажут на дверь.

…И вот она уже сидела на своем месте, поворачивалась то туда, то сюда на вертящемся офисном стуле. На ней было черное мини-платьице «чуть ниже стри-нгов» и бархотка с крестиком на шее.

– Это ты так понимаешь «строгий деловой стиль»? – спросила Галя, проходя мимо с папками, – Гляди-ка, черный надела… Перед новым начальством хочешь предстать в лучшем виде?

Юлька захлопала ресницами. Она не понимала, что тут плохого, и что она сделала не так. Во всем мире черный считается строгим цветом. А нарядов длиннее этого у нее собственно и не было. Крестик, вот опять же, в тему…

Вместе с тем Юлька чувствовала, что то самое чувство полета, сопутствовавшее ей с раннего утра, постепенно покидает ее. Хорошее настроение сменяется плохим.

Она сломала ноготь. И думала еще об одной чашке кофе, хотя сердце уже билось где-то в горле. Но тут оно сделало скачок и остановилось. Потому что в офис вошел Олег.

Юлька сразу решила, что он пришел за ней. Как он ее нашел? Мог ли он и вправду в нее влюбиться, и совершить ради этого хотя бы такой подвиг – отыскать ее в незнакомом городе? Она-то в него влюбилась почти с головой. Но до этого момента прекрасно понимала, что безнадежно всё. Что для таким как он- такие как она – это девушка «на один отпуск» или «на одну командировку».

И вот теперь он здесь.

Выглядел он так, словно и не было этой почти бессонной ночи. Свежая голубая футболка, джинсы…выбрит… «Наши девчонки будут пи-сать кип-ятком», – подумала Юлька мрачно. И наверняка какая-нибудь из них начнет клеить Олега прямо здесь.

Юлька смотрела на Олега неотрывно, а он будто не чувствовал ее взгляда – говорил с Галей «первой после Бога». Галей, которая была заместителем и правой рукой прежнего хозяина фирмы.

Галя повернулась к коллегам, сказала, трогая дужку громоздких очков.

– Представляю вам нашего нового начальника. Олег Викторович…Думаю, сегодня-завтра он с каждым из вас познакомится лично, поэтому представлять вас не буду. Пока занимайтесь той работой, которая у вас есть, а потом поговорим о новой концепции….

Олег чуть сморщился – его раздражали такие слова. И тут он заметил Юльку, которая даже чуть приподнялась, так ей хотелось поймать его взгляд. Но странное выражение приняло его лицо – брови сдвинулись, он смотрел на нее вроде бы с тревогой.

Может, не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что у него завязался спонтанный роман с одной из подчиненных. А может – Юльке это впервые пришло в голову – он…обвинит ее в воровстве? Неужели он пересчитывал с утра деньги, и заметил отсутствие той несчастной зеленой бумажке? В конце концов, она потратила на него вчера весь день…не считая ночи. Неужели он такой жмот? Кстати, сколько она у него все-таки свистнула? В пересчете на отечественные рубли?

Юлька не могла сосредоточиться на делах. Ей нужно было позвонить как минимум полудюжине клиентов, а она то брала телефон, то клала его на место, пока Наташа, сидевшая за соседним столом, не спросила ее удивленно:

– Да что с тобой сегодня?

Олег вместе с Галей сидел у себя в кабинете, и она вводила его в курс дела. Девчонки по этому поводу хихикали, хотя уж заподозрить Галю во флирте с руководством – мама дорогая, придумали бы что-нибудь поостроумнее!

Наконец, оба вышли, и вот тут-то Олег направился прямо к Юльке. Она уже откровенно нервничала. А он, видимо, прикидывал – поговорить с ней прямо здесь или лучше наедине. Решение он принял быстро.

– Пойдем ко мне в кабинет, – сказал он.

Юлька поплелась за ним покорной овечкой, и, хотя комнату эту знала, как свои пять пальцев, не решилась даже сесть на стул, а замерла у двери. Она всей шкуркой своей чувствовала, что речь пойдет не о том, кто в кого влюблен, ох, не о том.

– Юля, ты взяла фероньерку?

– Чего? – она распахнула глаза.

– Ну ту… штучку… на железной цепочке. С камнем. Верни ее, пожалуйста.

Щеки Юльки загорелись – ее таки уличили в воровстве. Будь побрякушка при ней, она немедленно выложила бы ее на стол и постаралась бы отшутиться. Но что она могла сделать сейчас?

– А что я? Почему я? – лепетала она.

– Я знаю, что это ты. Юля, ее надо вернуть.

– А что… она дорога тебе как память? Или.. ты ее сам украл? – Юлька даже фыркнуть попыталась.

– Это очень опасная вещь. Я даже не могу объяснить тебе – настолько. Поверь мне на слово.

Если бы Олег знал, что Юлька окажется одной из его будущих подчиненных, то не допустил бы этой случайной связи. Всю вину за то, что произошло, он брал на себя. Это ему захотелось погреться пусть даже у такого маленького костра человеческого тепла. Это он счел Юльку пустоголовым мотыльком, который беспечно полетит дальше, когда они расстанутся.

И вот она сидела здесь, эта девочка, хлопала ресницами, такими тяжелыми от слоев туши, что казалось – они сейчас обвалятся. К тому же ресницы были уже мокрыми. И как ей было все объяснить, причем так, чтобы не напугать, и при этом она его послушалась?

Когда Оксану перестали искать уже все – остались лишь выцветшие, изорванные объявления на столбах и строчки где-то в отчетах – Олег пошел к экстрасенсам, ясновидящим – всем тем, кого он обычно считал шушерой, что наживается на страдании людей. Друзья видели, что он не совсем в себе, и, в конце концов, один из них принес телефон той самой тетки.

– Говорят, она не совсем безнадежна, – пояснил он, – То есть, не окончательная аферистка. Кое-кому реально помогла.

И Олег пошел. Оказывается, экстрасенсы тоже ведут прием «для своих». По рекомендации эта самая Надежда приняла его не в «магическом кабинете», куда к ней стекались клиенты, и где были свечи разных цветов, и хрустальные шары, и благовония, и черные карты, и прочая ерунда.

Тетка позвала его к себе домой. Это оказалась самая обычная квартира, и сама она была самая что ни на есть обыкновенная. Грузная, не накрашенная, в халате. Даже открыла ему не сразу – только что помыла голову и замывала мокрые волосы красным махровым полотенцем, укладывала его в импровизированный тюрбан.

Надежда провела его в комнату, они сели в кресла друг напротив друга, между ними был лишь низкий журнальный столик.

– Расскажите мне то, что вы знаете, – попросила экстрасенс.

Кивала, слушая его рассказ. А потом попросила дать ей фотографию Оксаны и что-нибудь из ее вещей.

Олег был готов к этому, и достал из бумажника снимок – один из последних, где Оксана смеялась, и в помине не было никакой тревоги, никакого отчаяния. И платочек – легкий как лепесток, сине-голубой, который она любила носить на шее, он принес. И вот это самое украшение, которое было с ней почти до конца.

Надежда долго смотрела на снимок – то касалась его пальцами, то просто держала над фотографией ладонь. Потом то же самое проделала с платком. Машинально, не глядя, потянулась к цепочке – и отдернула руку. Будто перед ней паук, или змея – или чего там еще априори до потери пульса боятся женщины.

– Уберите это! – велела Надежда.

Она сдерживала страх, но он звучал в ее голосе. И Олег тогда тоже испугался.

– А что? Это как-то связано…, – начал он.

– Нет-нет, эта вещица не уби-ла вашу подруга…но это ужасная вещь… слишком сильная. Уберите ее из моего дома…Ладно, хорошо, сидите… Я вам сейчас скажу, то, что я вижу…А потом вы сразу уйдете, и ее унесете.

Экстрасенс говорила взволнованно, протягивала вперед руки с растопыренными пальцами. Точно защищалась. Олег спрятал украшение обратно, нагрудный карман. Но еще несколько минут потребовалось женщине, чтобы овладеть собой.

Она стала рассказывать про Оксану, но всё банальное – о том, что не видит девушку мертвой, что та, возможно, потеряла память и прочее, прочее. Надо не отчаиваться, надо искать. Олег не был экстрасенсом, но он чувствовал – до какой же степени женщине хочется, чтобы он ушел и унес с собой то, что сейчас лежало у него на груди.

И только тогда он заинтересовался самой фероньеркой. В одну из бессонных ночей он неожиданно вспомнил, где Оксана купила ее – это было в Греции, в маленькой лавочке, куда они случайно зашли. Оксане хотелось серьги, Олег же убеждал ее не покупать золото у кого попало, практически у уличных торговцев. Надо найти хороший магазин, где, во всяком случае, все изделия из драгоценного металла, без подделок…..

Но ей глянулись серьги с бирюзой, которые торговец отдавал за малую плату, а ведь еще можно было поторговаться. И Олег не стал возражать, а когда сделка свершилась, старик, загорелый настолько, что его кожа казалась черной, достал словно из ниоткуда – эту самую цепочку с камнем и вложил Оксане в ладонь, сжал ее пальцы.