bannerbanner
Татьяна Дивергент (Свичкарь) Право на рай
Право на рай
Право на рай

5

  • 0
  • 0
  • 0
Поделиться

Полная версия:

Татьяна Дивергент (Свичкарь) Право на рай

  • + Увеличить шрифт
  • - Уменьшить шрифт

Софья только покачала головой. Потом, шаркая тапочками, она все же принесла ему свое «сонное лекарство»

– Покрепче тебе развела, право слово, как коньяк, – и она помогла ему выпить темно-коричневую жидкость из рюмки.

Вскоре его действительно стало клонить в сон, и он сам не заметил, как оказался в другой реальности. И вот тут он увидел маму.

Это была мама, и будто не совсем она. Мама сидела почему-то в пещере, у костра. Незнакомая пещера, он точно знал, что никогда тут не был. Лицо у мамы было такое строгое, что ясно – ее нельзя обнять, ее нельзя позвать, попросить вернуться. Она вся – там, погружена в свои мысли.

Говорят, те, кто уже умер, если привидятся во сне живым – не дают к себе прикоснуться. Неужели….

А потом между ними точно повисла завеса. Дымка. Заколебался воздух, точно над костром. Антон опустил глаза на свои руки и увидел, что они горят. Но никакой боли он не чувствовал. Уже давным-давно не было ни дня, ни ночи, чтобы у него ничего не болело.

Но у каждого чуда есть цена.

– Мама, вернись, – попросил Антон.

Она взглянула на него, и опять он подумал – мама ли это?

– Вернись!

– Теперь у тебя все будет хорошо, – услышал он, – Засыпай!

И последним, что он осознал, перед тем, как погрузиться в сон, это его вопрос – маме: «Ты будешь мне хотя бы сниться?»

…Антон проснулся и понял, что уже поздно. Всё тело ныло, точно он залежался, так бывает, когда сон глубок, и не шевелишься несколько часов подряд.

Антон сел и с наслаждением развел руки в стороны, потягиваясь так упоенно, как это могут делать, пожалуй, только кошки. До кончиков пальцев. Очень хотелось кофе. Они с мамой позволяли себе эту роскошь – покупали кофейные зерна, сами мололи их, потом ставили на огонь турку. Кофе получался таким крепким, что казался густым. Но сейчас сошел бы и растворимый.

Антон начисто забыл, что недавно самым большим его достижением было – приподнять голову от подушки.

Молотый кофе нашелся в той самой баночке, коричневой, жестяной, где хранился всегда. В холодильнике обнаружился сыр. Антон поставил на огонь сковороду, растопил кусок масла, разбил яйца…Накрыл всё крышкой, и она тут же стала запотевать.

Послышались частые шаркающие шаги – Софья почти бежала на кухню. Наверное, она подумала, что в квартиру ворвался кто-то чужой. Она застыла в дверях. Софья забыла, как надо креститься, но рука сделала все сама.

*

К счастью, Майе удалось купить билет на поезд. Последний билет. Плацкарт. Боковая верхняя полка у туалета. Сосед снизу настроился на то, что толком поспать ему не дадут. Возле уха кто-нибудь будет все время хлопать дверью.

Сосед вышел на первой же станции, где поезд стоял четверть часа, и вернулся с пивом и рыбой. Проводница сделала вид, что закрыла на это глаза. Дяденька, видимо, тихий, и сидел от нее далеко. Если что – можно сделать вид, что проводница знать ничего не знала, ведать не ведала.

Зато пассажиры, ехавшие напротив, поглядывали на мужика, который чистил чехонь и наливал себе пенное – с завистью, сожалели, что им это не пришло в голову.

По вагону пошла женщина с сетчатой корзиной, предлагая – соки, минералку, шоколад, печенье… Мерным голосом. Никто ничего у нее не брал.

– А шампанского у вас нет? – спросила Майя, резко садясь на своей верхней, и с опозданием понимая, что она сейчас стукнется головой, – Б-лин…

Она потерла макушку:

– Когда следующая станция? – спросила она.

– Через два часа, – откликнулся дяденька снизу, – Давай вдвоем рванем. Ты за шампусиком, я за пивасиком. Эту полторашку я к тому времени уже приговорю. А то ты больно скромная, так и на поезд опоздаешь. Рыбки хочешь?

Есть Майя не могла. На следующей станции они с попутчиком успели добежать до продовольственного магазина на привокзальной площади, дядечка прорвался к кассе с их покупками первый:

– Я шофер «скорой», меня в машине ждут… Скорее-скорее, сейчас с мигалками поедем…

– А шампанское для кого?

– Так для больного же…. Что б не мучился.

Хорошо, что их не побили.

Майя купила две бутылки игристого, то есть, того суррогата, что проходит под этим видом. Она пила его чашками, как лимонад, и проводница, в конце концов, забеспокоилась, не упадет ли она ночью с полки. Предложила пристегнуть ремнями, как маленькую

Ночью Майя стояла в тамбуре, потому что не могла ни спать, ни даже лежать. Денег у нее осталось – только на проезд в автобусе: от вокзала до дома Антона. Но в кармане у нее лежал ключ, самое главное сокровище. Она то сжимала его в руке, то отпускала, и лишь слегка касалась пальцами, но все время помнила о том, что он есть.

…Она была тут только один раз, но вспомнила и дом, и подъезд, и лестничную клетку. Казалось даже собака, что гуляла во дворе, узнала ее.

Тихо и легко повернулся ключ в замке…. В конце концов, даже если Антон никогда не встанет, они все равно вдвоем смогут все. Даже парить на парашюте. Она будет его держать. А парашют станет парить над ними, как расписные ангельские крылья.

….Живой и здоровый Антон стоял посреди комнаты. Укладывал вещи в сумку.

– О, – сказал он, как будто они расстались вчера, – А я к тебе собрался! Позвонил, понимаешь, твоим родителям. Говорят – тебя нет, гостишь у бабушки. Адрес мне почему-то не дают. Ты мне когда-то письмо оттуда присылала, искал-искал конверт….

– Нашел?

– Не-а. Зато вспомнил название деревни. Думаю – приеду, поспрашиваю, мне покажут, где бабушкин дом…

– Слушай, – сказала Майя, – Я страшно хочу есть. Двое суток только пила. В смысле бухала.

– Ты? – поразился он.

– Короче, я пошла ставить чайник.

В кухне сидела пожилая женщина и плакала. Майя прикрыла дверь и глазами спросила Антона – это кто?

– Она, понимаешь, жалела, что в жизни мало верила. А сегодня поняла, что Бог есть.

– Пойти, что ли, к ней присоединиться? – задумчиво спросила Майя сама себя, – Кстати, держи, это тебе от бабушки. Сама удивляюсь, как дотащила.

…Вечером они остались в квартире одни. Сидели, пили чай с вареньем из морошки.

Помнил ли Антон что-нибудь о прошлом? Майя знала, что не спросит его об этом, пока он не заговорит сам.

– Слушай, какой ветер за окном, – сказал он.

– Это что! – живо возразила она, – Вот когда такой ветер бывает там, где бабушка, мне всегда кажется, что он подхватит наш дом, ну как у Элли с Тотошкой и унесет куда-нибудь на край света

– А на краю света мы еще так и не побывали….

– Зато мы были на других планетах. Мне всегда казалось, что все эти пейзажи, которые мы видим под землей – это своего рода космос. Или вообще другое измерение… А может быть, совсем рядом – ад.

Среди ночи Майя проснулась. Ветер стих, и Антон рядом крепко спал. Они забыли выключить радио и где-то далеко, в глубине квартиры пела Ирина Богушевская:

…Ведь там опять зима с этим белым огнём.

Оставь меня в раю, средь любви, средь печали.

Я всё тебе спою, что узнаю о нём.

Глубина

Ему до отвращения не хотелось начинать жизнь с чистого листа. Но это происходило будто помимо его воли, само собой. Он сидел в парке и пил пиво. Просто тупо сидел и пил из бутылки, а вокруг была сказочная красота апрельского приморского городка.

Он подумал, что хотел бы остаться тут, в этом маленьком парке возле двухэтажного белого Дома культуры. Здесь не было ни одного человека, только теплый ветер, запах хвои, и свежая легкая горечь распустившихся тюльпанов. Сидеть тут до самой ночи… А потом пойти вон в тот двухэтажный дом – типичная «сталинка», но эта чуть потрескавшаяся старая штукатурка, виноград и розы, оплетающие стены наводили на мысли о Шекспире. На этом балконе легко было представить Джульетту, и она стояла бы здесь в самый глухой час, когда уже погасли все огни в окнах, и лишь светлячки вились бы вокруг нее как звезды.

Он отхлебнул еще.

Вместо этого придется идти в отель – в безликий дорогой номер, а завтра выходить на работу. Откуда взять силы?

Он вспомнил старый-старый фильм. Измученная балерина, репетиция идет уже не первый час. Наставники, жалея, дают ей передохнуть. А после – получается еще хуже. И тогда они говорят ей:

– В танце отдохнешь…

И ведь находит балерина в себе что-то, что позволяет ей – и ритм, и нужные черты сценического образа.

«В танце отдохнешь», – так говорил он себе, когда покупал в этом городке фирму. За этим было желание – уехать подальше, чтобы ничто не напоминало. Нужно будет думать и о своем доме – не век же в гостинице жить…

Он бросил опустевшую бутылку в урну – стекло звякнуло о железо, но не разбилось.

Теперь Олег сидел, закрыв глаза, подставив лицо солнцу – бесцельно, бездумно. Вот чего он хотел меньше всего – так это думать.

…Это случилось восемь месяцев назад. Они с Оксаной договорились ехать в Питер вместе. Они часто так куда-нибудь срывались. Это называлось – протестировать. Это был их бизнес – автодома. Аренда, продажа…Время от времени они брали одну из «яхт на колесах» и уезжали куда-нибудь, чтобы проверить машину в деле. Бывало, что и за Полярный круг гоняли, и на Дальний Восток. Тогда было больше сил, и романтики в душе.

А тут они нацелились на Карелию. Но за две недели до поездки Олег слег – с ветрянкой. В тридцать четыре года, ага. Бог знает, как он избежал этой хвори в детстве, но тут заболел – от пацана во дворе, разукрашенного зеленкой как индеец.

Через несколько дней Олег случайно коснулся шеи, нащупал волдыри. Он не чесался, не мучился – только температура зашкаливала и в зеркало на себя хотелось смотреть через вуаль, будто он – какая-нибудь дама из девятнадцатого века.

Оксана настроилась на поездку и не могла скрыть раздражения. Понимала, что Олег не виноват, и все равно злилась. Потом смягчилась настолько быстро, что он понял – она что-то задумала.

– Котик, я поеду одна…

– Ты не поедешь одна, – сказал он спокойно, – Я тебя не отпущу. Если тебе приспичило отдохнуть, бери билет на самолет и бронируй номер в гостинице. Но не в одиночку – на этой колымаге, по нашим дорогам.

Оксана и тут уступила. И даже сделала как в вальсе – и раз-два-три – третий шаг навстречу. Решила не замахиваться на Карелию, а поехать к шапочной подруге, бывшей однокласснице, которая работала на турбазе под Питером.

– Одиннадцать дней, – поклялась Оксана, – Вместе с дорогой – две недели. И я вернусь.

Она не вернулась. Исчезла, не доехала до этого клятого Рощино. Испарилась. У Олега было чувство, что ее и не искали толком. В полиции ему намекнули – а не решила ли ваша девушка бросить вас, молодой человек? Вы ей просто, знаете ли, надоели…

Олег нанял частного детектива. Всё, что тому удалось узнать ценою долгих стараний – Оксана приехала в Питер уже затемно, поезд опоздал. И решила не добираться в этот поздний час до базы отдыха. Иди-от-ка, вместо того, чтобы снять хотя бы койку в хостеле – повелась на настойчивые предложения одной из теток, что стоят вдоль платформы:

– Квартира на ночь!

– Комната на сутки…

А утром Оксана ушла из этой комнаты, куда глаза глядят, оставив свои вещи. Даже сумочку, в которой лежал кошелек, карточки, немного налички, и футляр с украшением, которого Олег не помнил. Потом у него всплыло в памяти название– фероньерка.

Странный желтый камень, в центре которого свет сужался как зрачок – держался на цепочке. Цепочка обвивалась вокруг головы, а камень лежал на лбу. Эту побрякушку Оксана купила где-то на Востоке. В Китае? А может, в Египте.

Сыщик пожал плечами, передав Олегу вещи и забирая гонорар:

– Больше ничем не смогу вам помочь. Дальше все следы обрываются.

Все эти месяцы Олег жил, не веря в произошедшее, не слишком ясно соображая. Ночами он почти не спал, а днем чугунную голову впору было поддерживать руками.

– Рви когти, – сказала ему Марго, старшая, не знай-сколько-раз – многоюродная сестра, – Поезжай туда, где ты еще не был, и считай, что прошлого у тебя нет.

И вот – приехал. Олег сам не знал, почему выбрал именно этот городок. Что вообще за привычка такая у людей – лечиться морем? Нет, не привычка – что-то сродни инстинкту. Как птицы безошибочно знают, что им надо– на юг. Так и люди. Когда на душу надвигается зима, чтобы не заледенеть, чтобы выжить – добраться, доползти, припасть головой к этой первородной колыбели, чтобы волна трепала волосы и пела: «Ш-ш-ш-ш».

Еще когда он подъезжал – после бесконечных степей его встретила полоса гор – невысоких, теснящихся, покрытых ярким зеленым бархатом далекого леса – дорога закружилась серпантином, и появилось чувство, что горная гряда отделила его – от прошлого, от прежней жизни. А впереди ждало море – не знающее забот, живущее своей жизнью, беспечное и исцеляющее.

– Э-э-эй, – услышал Олег.

Голос был нежный, почти вкрадчивый. Олег не заметил, как подошла девушка. Когда он открыл глаза, она стояла перед ним, поставив ножку на край скамьи, опершись локтем на колено, и опустив подбородок на открытую ладонь. Девушка улыбалась. У нее были жгучие черные глаза, выбеленные волосы до плеч, и челка почти до бровей. Красивое лицо. Но эти яркие краски – глаза, ресницы, брови – говорили о том, что она, скорее всего, нерусских кровей. Армянка, может. Тут много армян.

– Что-то рано вы к нам приехали, – продолжала девушка, по-прежнему улыбаясь ему так, словно он единственный в этом мире, – Купаться еще нельзя, холодно. Может быть, вы приехали ко мне?

Олег бездарно пропустил этот комплимент – он же намек – мимо ушей.

– А почему вы решили, что я приезжий? – спросил он.

Девушка слегка присвистнула, как будто он задал ей вопрос элементарный, вроде того – день сейчас или ночь.

– Хотите сказать, городок этот так мал – что вы знаете всех в лицо?

– И не только людей. Я тут могу с каждой собакой поздороваться. Но мне удивительно, что вы забрались в этот район. Обычно народ, который к нам приезжает – это или командировочные, они обычно селятся в гостиницах вдоль трассы, или курортники – эти выбирают поближе к морю. Они и не видят ничего, кроме набережной и прилегающих улиц. И экскурсионные автобусы туда за ними приезжают. А это местечко, оно, так сказать, только для своих.

Олег хотел сказать, что тоже уже почти свой. Но что-то удержало его.

– Я живу в гостинице у моря, – сказал он, – В «Флибустьере».

Она вскинула соболиные брови – видно, немногие из ее знакомых могли позволить себе там остановиться. Впрочем, сейчас, когда сезон еще не начался – цены были божеские.

– Меня зовут Юля, – сказала девушка, стоя все так же, не меняя позу – и глаза ее жгучие были совсем рядом.

Это певучее имя ей подходило.

– Хотите, я покажу вам город таким, каким вы его не увидите? Я тут родилась, и тут выросла – я облазила тут все горы, все крыши домов, босиком прошлась по здешней реке…

Олег видел, что она принимает его за туриста, которого через несколько дней в поселке уже не будет. Значит, девушка не рассчитывает на долгий роман. Сам он, впрочем, и короткого не хотел.

– Ты похож на кастри-рованного кота, – без обиняков говорила ему Марго,– И что, оставшаяся жизнь пройдет у тебя под знаком Призрака Оксаны?

Почему он вспомнил про кота? Потому что Юлька напомнила ему кошку. Которую – гони не гони, она продолжит тереться о ноги, виться между ними, мурлыкая и игнорируя то, что тебе не до нее.

– Хорошо, – сказал он, – Покажи…

С ней просто невозможно было говорить «на вы». Она заулыбалась еще пуще, и протянула ему тонкую руку, делая вид, что способна поднять его со скамейки. И весь дальнейший путь она просто не способна была идти рядом с ним – забегала вперед, пританцовывала, и руки ее не знали покоя – то она взмахивала ими, как крыльями, то указывала на что-то, то касалась плеча Олега, будто ласкала его.

…Действительно, таким город он бы без нее не увидел. Юлька провела его и по местному Арбата, где первые этажи были сплошь – стеклянные витрины магазинов, и по маленькому крытому рынку – почему-то в этот день там было почти пусто, торговали только сыром – самодельным, зато с травами и орехами. Потом Юлька сворачивала в какие-то переулки, чтобы показать ему дворы – она знала, в которых из них сейчас особенно пышно цветут цветы. Даже на одуванчики указала, ткнула пальцем:

– Гляди, какие они, как звезды на на траве – завиваются в спирали…Будто золотые галактики. На зеленом небе.

Она тоже перешла «на ты».

Они забрались на склон горы – и Олег подумал, что именно тут была бы лучшая смотровая площадка. Городок лежал внизу, и видно его было – от края до края. И не только городок.

– Смотри, – говорила Юлька, – Если приедешь к нам еще, уже по теплу, упаси Боже, не ходи на общий пляж, особенно туда, где впадает в море река. Ф-фу… Хочешь отдохнуть здоровым – не ходи. Вон – по той дорожке идешь себе и идешь, огибаешь мыс, и будет тебе такой дикий пляж, что закачаешься. Там сначала отмель, а дальше… Вода прозрачная-прозрачная, и подводные скалы… На них можно сидеть, на них можно стоять. И с берега покажется, что ты святой – ходишь по морю…

Потом они сидели в чебуречной, которая тоже была «только для своих» – в каком-то подвальчике. Всего четыре столика умещалось тут. И огромного роста чернобородый хозяин принес им чебуреки, вкуснее которых Олег не пробовал в жизни. Юлька обмакивала поджаристые края в острый соус, улыбалась гордо – знай наших! Больше всего, Олег был благодарен за то, что она ни о чем не расспрашивает его.

Спросила только:

– Ну как?

И это относилось к чебурекам.

Когда они вышли из подвальчика, солнце стояло уже низко, и Олег знал, что закат тут будет быстрым, молниеносным. Только что было еще светло, и вот – уже ночь.

– А теперь, – сказала Юлька, – Я бы хотела взглянуть, как выглядит «Флибустьер». Я там никогда не была.

…Она не надеялась, что утром ей удастся уйти так, как этого хотелось – еще до того, как ее новый знакомый проснется. Но все получилось. Был шестой час утра, а Олег спал крепко, как мертвый.

Юльке казалось, что он устал – страшной какой-то усталостью, смертельной, запредельной, той, что не дает уснуть. И только после этой ночи, проведенной с нею, его, наконец, отпустило.

Юлька нечасто позволяла себе такой праздник души и тела. Она действительно родилась в этом городе и прожила тут двадцать с лишним лет, «варилась в собственном соку».

Давно уже стало тесно здесь ее беспокойной натуре, но уехать она пока не могла – на то были свои причины. Время от времени у нее случались «курортные романы», но вчера она вовсе не была настроена ни на что такое. Обычно к Юльке клеилась – одинокие курортники так просто напропалую. Если не в настроении – только успевай отбиваться и шлепать по рукам.

Но этот красивый парень ничего от нее не хотел. Он просто сидел, откинув голову на руки, и подставив лицо солнцу. Даже не смотрел на нее. Почему же ее повело к нему как магнитом?

И странно – еще несколько часов назад она не думала, что сможет его «отогреть». Да, он шутил и приветливо говорил с нею, но где-то в глубине души – был замерзший как ледышка. Юлька уж не надеялась, что он и в гостиницу ее позовет. Разве что она приклеится к нему намертво, сделает вид, что не замечает отказа.

Юлька перевела дыхание, когда – будто заболтавшись – вошла вместе с Олегом в роскошный вестибюль отеля. Они поднялись по лестнице. Он отпер номер…

Юлька знала, что его занесло в их городишко (который лучше назвать поселком) – ненадолго. Пара дней, от силы – неделя, и Олег исчезнет. И черт знает что, она сама от себя такого не ожидала, но все, что накопилось у нее в душе за эту долгую зиму, все одиночество, всю тоску по чему-то яркому, прекрасному… всю жажду любви, которой она еще собственно и не знала толком – все досталось ему в эту ночь. Ей хотелось, чтобы под этим теплым душем – ее рук, ее губ, прикосновений – он оттаял хоть немного. Давно ей не хотелось ничего с такой силой. И давно ей самой не было так хорошо – пронзительно хорошо, до слез.

Лучшей наградой ей было то, что он уснул. И вот теперь она собиралась выскользнуть из номера на цыпочках, чтобы не разбудить его. И чтобы никогда – никогда он не сказал ей этих слов: «Ну что ж, прощай»…Он не должен был расстаться с ней вот так, по доброй воле. Лучше уж по-английски.

…Она знала, что на улице в этот час слишком холодно для ее тоненького как чулок платьица. Но делать было нечего.

Она шла к двери на цыпочках, держа в руке туфельки на каблучках-шпильках. И вдруг увидела приоткрытый сейф.

Позже Юлька не смогла бы объяснить, что заставило ее заглянуть в глубину сейфа. Она не была воровкой, хотя к вещам и деньгам относилась легко. Могла забыть, что брала у кого-то в займы, или наоборот – давала кому-то в долг. Одалживала у подружек вещи, или что-то из косметики, бижутерии. Бывало, что и без спроса. Но никогда ей не пришла бы в голову мысль кого-то обокрасть.

Она увидела аккуратно сложенные пачки денег. Валюта, вроде бы – доллары. Так сложилась жизнь, что иностранные деньги Юлька в руках еще не держала. С математикой же у нее вообще был полный ш-вах. Мать даже не надеялась, что дочка сдаст выпускные экзамены.

– Хуже то, что тебя будут обсчитывать в магазинах, ты не сможешь расплатиться за коммуналку…Тебе ж без разницы – пять умножить на пять или пять плюс пять – ты всё одно двадцать пять насчитаешь. – вздыхала она.

Юлька искренне хлопала ресницами.

– Но в телефоне же есть калькулятор….

Экзамен по математике Юлька сдала против всяких правил. Ей нужно было получить хотя бы минимум баллов, одолеть «базу». А директору школы намекнули: если кто-то из его учеников завалит ЕГЭ, школу возглавит другой человек. В экзаменационной комиссии нашлись те, кто симпатизировал Анатолию Юрьевичу – молодому, обаятельному, из хорошей семьи.

И Юльке каким-то чудом умудрились подсказать, так что она заработала баллов – на «тройку».

И сейчас, хоть режьте ее на месте, не смогла бы она сказать, сколько вон та зелененькая бумажка будет в пересчете на рубли. А если две бумажки?

И без всякой задней мысли Юлька решила воспользоваться случаем. Осторожно вытянула купюру, полюбовалась на нее, даже на свет посмотрела (а интересно, водяные знаки там есть?) и сунула банкноту в сумочку – больше на память, чем из расчета.

А потом Юлька заметила еще кое-что интересное. Коричневый кожаный футляр. Из него высовывался край какого-то украшения. В этом Юлька разбиралась лучше, и навскидку определила, что вещица дешевенькая – вряд ли стоит даже пару тысяч, рублей, конечно.

Металл, из которого сделана цепочка – даже на серебро не тянет, а камушек – соколиный глаз, что ли…или тигровый… Что-то в этом роде. За эту фи-гню уже точно никто не будет в претензии. Юлька даже сомневалась, что вещь принадлежала Олегу. Может, побрякушка уже лежала в сейфе, кем-то забытая, когда он перекладывал туда деньги.

Не трогая футляра, Юлька осторожно подцепила кончиком длинного ноготка цепочку, и украшение тоже перекочевало в ее сумочку. В качестве «памятки» о встрече – оно годилось даже лучше, чем доллар.

…Выйти из гостиницы удалось без всякого труда.

Утро было чудесное – солнечное. Воздух еще чистый и прохладный. Юлька шагала по набережной широким танцующим шагом. Она почти не спала ночью, но это всё была ерунда, она знала, что сегодня ей будет сопутствовать чувство полета: расправь руки – и лети.

На набережной никого почти не было, только Наташа готовилась уже открывать киоск, раскладывала товар. Никто из ее соседей-торговцев еще не пришел.

Юлька не стеснялась Наташу, впрочем, сейчас она бы никого не стеснялась. Она закружилась, переступая, постукивая каблучками по каменным плиткам – закружилась грациозно, как в вальсе. Наташа засмеялась – и окликнула ее:

– Откуда идешь?

Но Юлька – обычно открытая душа – на этот раз лишь головой покачала – мол, не скажу, чтобы не завидовала. И неожиданно для себя предложила.

– Давай, я у тебя что-нибудь куплю. Я сегодня счастливая, у тебя торговля хорошо идти будет.

У Наташи, как у большинства других торговцев, был настоящий мини-маркет. Тут можно было купить все – начиная от никому не нужных «магнитиков», и до кремов от солнечных ожогов, пользовавшихся громадным спросом. Шляпы и платки, мыло ручной работы и специи в ярких баночках, сувениры и украшения из ракушек, отдельно раковины всех размеров, подушечки и саше с душистыми травами.

Юлька, падкая на духи и вообще все яркие цветочные запахи, облюбовала маленький пробник, аромат которого показался ей каким-то неземным.

– Вроде жасмин…а может, и ладан. И еще какая-то горьковатая нота…Будто райский сад, куда только после смерти и попадешь…

Юлька вытащила из сумочки зеленую бумажку.

– Я вот таким вот расплачусь, ладно? Все равно мне его, у нас, деть некуда. Возьмешь?

А вот чего не заметила Юлька, пряча склянку с маслом, это того, что неплотно застегнула замочек. И когда забежала домой – надо же было переодеться перед работой – сколько ни перетряхивала она сумочку, но так и не смогла найти побрякушку. Выходит, на память об Олеге, и об этой ночи у нее не осталось ничего, совсем ничего.

1...678910
ВходРегистрация
Забыли пароль