Татьяна Дивергент (Свичкарь) Право на рай

Дети стали над ним ржать. Не смеяться, а натурально ржать, как над дурачком.

– Ты что, правда в такие сказки веришь? Да отец тебя просто бросил! Нафиг вы ему с матерью не нужны оказались! Или мать у тебя вообще не знает, чей ты сын!

…Антона отняли соседки. Он кинулся бить мальчишек, а они, естественно кинулись всей толпой бить его. Маша смывала кр-овь с разбитого лица сына, смазывала зеленкой синяки и ссадины и плакала.

– Ради Бога, не связывайся с ними больше, – просила она.

– А то еще кто-нибудь случайно ударит камнем в висок, – подхватывала бабушка, закоренелая оптимистка в больших-больших кавычках, – Они маленькие, им ничего не будет, а мы тебя потеряем…

– Но я же не смогу слушать, когда они так говорят про папу. Про тебя и папу, – Антон был непривычно серьезен, а Маша смотрела на его ресницы. Они были длинные-длинные. Совсем как у Женьки.

Антон не унаследовал судьбу отца. Женю тянуло в небо, его сына – под землю. Маша потом думала, что страсть ко всяким «каменюкам» зародилась у мальчика, еще когда они ездили к морю.

Маша работала в школе, вела русский и литературу, у нее был длинный учительский отпуск. Маша брала сына, и они отправлялись куда-нибудь в тихий приморский поселок, совсем не модный и «не раскрученный». Им мало было нужно. Море, горячий южный воздух, который пах хвоей и розами, и общество друг друга.

Если бы дать Антону волю – он не вылезал бы из воды. Маша понимала – так нельзя. Морские ванны, солнечные ванны – всё должно чередоваться. В здоровье сына заключалась ее жизнь.

Когда Антон был совсем маленьким, она говорила ему:

– Посиди немного на берегу. Посмотри, какие красивые камушки… Видишь, на них белые разводы – следы волн…. Построй замок из песка и камней.

Маша сама не заметила, как сын увлекся всем этим каменным миром. Даже больше – для него это было каменное царство. Сказка. К Антону в руки будто сами собой приходили сердолики и янтарь. Когда он научился хорошо плавать и нырять, он мог нырнуть за камнем, поманившем его со дна. Из глубины.

В школе, когда ребята ходили в походы, рюкзак Антона по возвращении был гораздо тяжелее, чем у прочих. Маша любила сидеть рядом с Антоном по вечерам, когда сын показывал ей отпечатки древних раковин, в невзрачных с виду камушках, и прозрачный кварц, и другие диковинки, которые ему удалось отыскать.

И как у отца, у Антона после школы не было сомнений – тот в небо, этот – в глубины. Геология и только геология. А еще с настоящей страстью, стал Антон заниматься спелеологией – изучать пещеры. Сначала это привело Машу в полный ужас. Ей казалось, что сын невероятно рискует – каменные своды над головой. Каждый раз, отправляясь с товарищами в пещеры, они будто играют в квест «Замурованы заживо».

Не доходило до нее, что Антон уже не ребенок – высокий красивый парень, что он влюблен в свои пещеры так, как иные бывают влюблены в женщину. Он приезжал из института летом и зимой – на каникулы. И почти всегда с кем-нибудь из друзей. В квартире становилось весело и шумно. Маша стояла у плиты, ей казалось, что молодежь всегда голодна. Что они там едят, в своем общежитии? Ей хотелось, чтобы дома они ели непрерывно.

А по вечерам, они гасили в комнате свет и смотрели слайды. Это были запечатленные моменты подземный путешествий. Огромные залы, и тесные «шкуродеры», сталактиты и сталагмиты, светлячки на стенах, превращающие пещеры в подобия галактик, подземные озера и реки. И Маше пришлось согласиться – это завораживающий мир. И он навсегда покорил ее сына.

И красотою неземной, и неприступною стеной.Когда тебя со всех сторон сожмут тиски холодных стен Ты не грусти таков закон земля испытывает всех И темнотой, и теснотой, и ревом рек, и тишиной,

И холод недоверчивых глубин!И если ты все это испытал Без сил не лег, сорваться не сглупил Тебя своим признает темнота

… В тот год сын привез с собой девушку, Майю. Неприметную пчелку, которая – похоже – стала его спутницей в этих походах.

Маша видела сына меньше, чем обычно. А она так ждала Антона! Каждый день с ним был для нее драгоценен.

Но теперь сын с утра отправлялся куда-нибудь вместе с Майей. То показать ей город, то на какую-то окрестную турбазу, то просто в кино или в кафе.

И Маша плакала, засыпая по вечерам. Молодежь до полуночи пила в кухне чай, ребята смеялись, а Маша поворачивала подушку так, чтобы под щекой она была сухой, а не мокрой от слез. И вспоминала те, уже практически забытые слова акушерки: «Вот еще одна одинокая женщина».

Нельзя было мешать сыну – у него своя жизнь, но всё же, когда Антон сказал, что не приедет на зимние каникулы – отправится в очередной поход, куда-то в очередные пещеры, Маша спросила только, скрывая ревность:

– С Майей?

– Нас целая группа пойдет…

Тогда Маша думала, что ее боль – на пределе возможности. Почти такая, как тогда, когда она потеряла мужа. Теперь в свою жизнь уходил и сын.

А потом ей позвонили – случилось несчастье. В пещерах, куда отправились ребята – обвал. Есть погибшие. Антон жив, но в тяжелом состоянии. Лежит там, за тридевять земель от нее.

И, похоже, уже не встанет.

О Майе не прозвучало ни слова. Маша и не спрашивала. Ей было жутко. Хотела сына привязать к себе? Судьба сказала: «Получи». Ходить он больше не сможет. Всегда будет с ней. Пока жив. А сколько он проживет после такого?

В пещере жил дух. Нет, пожалуй, не дух – ведь это не так страшно. В пещере жило некое Существо. В облике человека, но не человек. Майе казалось, что она узнала это в самый первый раз, когда ее привезли к бабушке в далекую сибирскую деревню. Сколько ей тогда было? Три года?

Мама была против:

– Зачем тащить Майку через полстраны, в такую глушь? Она – кроха. Мало ли что случится…. Там ещё, пойди, до врача доберись.

Хотя речь шла – минуточку – о ее маме, бабушке Майи.

– Ладно тебе, – папа, как всегда, был беззаботен, – Она крепкая девочка! Зато какое путешествие, сколько впечатлений!

И был поезд, и несколько дней пути. Маленький резиновый пупсик, чьи наряды Майя упаковала в спичечные коробки. Верхняя полка, плывущие за окном пейзажи, покачивающаяся подушка, и особые сны, когда из одного – чуть проснувшись – проваливаешься в другой. Никогда больше Майя не спала так крепко, как в дороге.

Потом год за годом родители привозили ее бабушке, несколько дней наслаждались воздухом – настолько чистым, что с непривычки кружилась голова. Шли на речку, но вода в ней была холодной, это вам не южные моря. Пытались собирать грибы, но безбожно путались в съедобных и ядовитых, бросали эту затею – и возвращались в свою городскую жизнь, пообещав Майе приехать за ней к концу лета.

Бабушка Анастасия не сдувала пылинки с городской внучки, не пыталась ей угодить. Майя мигом вливалась в компанию ребят – сверстников, что играли не деревенских улицах. И, набегавшись за день, жадно, как волчонок, ела и рассыпчатую кашу, и грибную похлебку, и картофельные лепешки – всю эту нехитрую бабушкину еду. А, став постарше, даже научилась у бабушки готовить прозрачные леденцы на палочках, то грошовое лакомство, которое так ценится детьми во все века.

Но Майя, едва ли не с самого начала стала осознавать, что жизнь в этой деревне отличается от привычного отдыха других ребят – в селах, у своих бабушек. Во-первых, здесь лес вокруг стоял такой густой, и тянулся на такие расстояния, что все – и дети, и взрослые – понимали: с ним шутить нельзя. В тайге не составляло никакого труда заблудиться, а в холодную пору – и замерзнуть за считанные часы. Тут можно было провалиться в одну из рек, нешироких, но чертовски глубоких – с обрывистыми берегами и быстрым течением. Не выберешься ведь без помощи! Да и с помощью еще неизвестно как обернется. А еще здесь реально было забрести в болото, никак не обозначенное на карте. Встретиться с медведем или волками.

Но самым загадочным – в всяком случае для Майи – были пещеры. Одна из них особенно манила – как местных жителей, так и приезжих. Но войти в нее можно было только с воды. И, как ни странно, это природное препятствие кое-кому сохранило жизнь. Не каждый добирался на лодке до скалы,, стоявшей над рекой. Вход в пещеру был лишь чуть выше уровня воды. Это – летом. Зимой в ту глухомань никто не отваживался забраться, а весной пещеру полностью затапливал паводок.

Если же вы были достаточно упёрты и обзаводились лодкой, то могли доплыть до черной зияющей пасти, войти внутрь, и обнаружить там череду невысоких камер, которые соединяли меж собой – лазы. Представьте этакие бусы наоборот, где вместо бусин – как раз пустоты. Каждая следующая камера была меньше предыдущей, а еще к поверхности из них тянулись узкие «колодцы», недоступные для человека, и «органные трубы» – воронки, промытые водой. Было тут и немного сталактитов, но не особенно живописных – о них и говорить не стоит.

Но в шестой, предпоследней камере вас ждало подземное озеро. Вроде бы совсем небольшое, метра четыре. Но не стоило пытаться пройтись по нему, как по луже. На дне озера был еще один ход – и он резко уходил в глубь, в седьмую камеру, полностью затопленную. И вот там-то, согласно местным легендам, хранились сокровища.

Один раз сюда приезжали спелеологи, попробовали добраться до седьмой пещеры с аквалангом, но помучились, и решили не рисковать – слишком узок длинный ход, легко застрять в нём, вода мутная, очень опасно.

– Да и вряд ли там есть что-то интересное, – говорили они местным ребятам, которые жадно их расспрашивали, и так надеялись, что в «Семёрку» все же хоть кто-то да проникнет.

В легенды о сокровищах спелеологи не верили напрочь.

– Ага, – скептически сказал один из них, Роман, – Откуда им тут взяться, подумайте сами. Раньше ни телевизора, ни интернета не было, вот народ и придумывал себе занятие – искать клады. А че? На халяву обогатиться совсем-таки неплохо. У нас, где я живу – тоже чего только не нагородили – на Волге, имею в виду. Там и клад Стеньки Разина в ста разных местах закопан. И инопланетяне геомашину запрятали в Жигулевских горах. Крутая штука – может тебя в другие галактики перемещать. И ледяная пещера где-то есть, там мамонты стоят окоченевшие. И древняя амеба под Волгой лежит, а внутри нее есть подземный ход с одного берега на другой. Слушайте больше!

Местные были разочарованы донельзя. Спелеологи уехали, а на следующее лето Васька Фёдоров всё же нырнул на дно Шестой – и неожиданно для всех достал обрывок старинного украшения. Четыре рубиновые подвески на золотой цепочке…Как они ему попались – Бог весть. Что золото и настоящие камни, не лажа какая-нибудь – это всё подтвердилось. Подвески вроде бы передали в городской краеведческий музей, а только в экспозиции потом их никто не видел. Исчезли.

Ну и, конечно, Васькина находка на короткий срок положила начало настоящему подводному паломничеству. Когда каждый надеялся чем-то разжиться на дне, а может – чем черт не шутит – добраться и до Семёрки. Но через несколько недель случилось то, что было неизбежно при таком подходе – Мишка Киселев утонул, зацепившись за что-то в подземном – и одновременно подводном – ходе.

И с тех пор, хотя Мишку давно уже похоронили, другие ребята в этом месте нырять уже опасались. Родилась новая легенда – что клад теперь сторожит утопленник. Мол, сам погиб и других погубит. Что же касается клада – его приписывали то ли местным разбойникам, то ли тем, хитромудрым, кто скрывал часть растекшихся по миру драгоценностей Царской Семьи.

Бабушка Анастасия к разговорам про эту пещеру относилась снисходительно. Один лишь раз сказала Майе, глянув на внучку поверх очков.

– Ну, ты же у меня умная девочка, не пойдешь туда?

Майя закрутила головой, что значило «нет, конечно» – тем дело и кончилось.

Но вот в другой раз…. Тогда девочке нагорело сильно. Она впервые видела бабушку Анастасию напуганной донельзя.

Случилось это, когда ребята пошли за ягодами. Сопровождали их два неизменных родительских наказа – на болота не забредать, и глядеть под ноги. Гадюки, знаете ли… Дети тогда забрели непривычно далеко, но влетело Майе не на это. Когда все поняли, что устали уже сильно, а до дому добираться еще несколько часов – решили сделать привал. Можно было только удивляться, что городская девочка оказалась более неугомонной и выносливой, чем деревенские ребята.

Три девочки и два мальчика – устроились на отдых на берегу реки – на импровизированном маленьком песчаном «пляжике». Тут можно было и выкупаться – холодная вода смывала усталость, и перекусить. А потом ребята просто лежали, прикрыв глаза, подставив лица солнцу. Майю же заинтересовала речка – она вьется, изгибается то туда, то сюда. Так что там – за следующим поворотом?

Майя пошла, не сказав никому ни слова, да еще так быстро и тихо ушла, что никто не заметил. Девочка шла по узкому бережку – завернула туда, потом сюда, скоро полоска берега стала почти исчезать: обрыв и дальше река – и Майя хотела уже было вернуться. И тут заметила, что чуть выше на берегу – засохшее дерево, напоминает человека, воздевшего в небо руки. А прямо за этим деревом – вход в пещеру – невысокий и узкий, скорее, щель, полузаросшая травой.

Майя решилась. Она подошла, раздвинула траву, и встала «на пороге». Сзади ее спину грело солнце, а тьма впереди – дышала холодом, сыростью – и даже вроде бы ветром, который приносило откуда то из глубин. Тьма была густой, плотной, как живое существо. А у Майи с собой – ни фонарика, ни даже спичек.

И тут девочка услышала, что ее зовут ребята, причем голоса были испуганные. Майя отлично понимала почему. Она – маленькая, она – городская, она – даже не горошина, а маковое зернышко в этом лесу. Если потеряется….

Поэтому она откликнулась сразу – закричала так громко, как только смогла, и поспешила назад к ребятам. Пока добиралась – они всё время окликали друг друга. Но когда Майя вернулась – на нее накинулись разом. То, что она «дура набитая», и ее больше никто никогда с собой не возьмет – это были самые мягкие выражения. Она пробовала оправдаться, рассказывая про пещеру, но ее никто не желал слушать.

На обратном пути старшая девочка, Зоя, демонстративно вела ее за руку, но при этом никто из ребят не желал разговаривать с Майей. Бойкот, все понятно.

Ну и, конечно, дома Майя не могла не рассказать обо всем этом бабушке. Главной была обида на ребят, и девочка плакала. Но про пещеру, и дерево с воздетыми вверх ветками-руками, она тоже не забыла.

Анастасия Николаевна ахнула, схватила внучку за плечи и встряхнула так что у Майи голова мотнулась

– Никогда! Никогда больше туда не ходи! Не приближайся к этому месту! Никогда! Лучше гадюки и медведи, Господи прости….

– Бабушка, – сказала потрясенная Майя, – У тебя у самой сейчас глаза светятся как у волка….

– Это от страха. И от слез…

Бабушка отпустила Майю, села, оперлась на руку, чтобы скрыть от внучки лицо. Но Майя заметила, что она действительно плачет.

Девочка немедленно забыла обо всем, забралась бабушке на колени, и попробовала силой оторвать ее руки от лица.

– Майка, слезь, у меня колени больные…

– Скажи, чиво там такое страшное? – потребовала Майя.

– Ты не поймешь! Ты мне можешь просто поверить?

– Я пойму…

И тогда бабушка сдалась, и рассказала то, что было действительно похоже на страшную сказку. Может, другие и не знали её. Но бабушкина семья жила в этих краях всегда. Прадеды и прабабушки, и их прадеды и прабабушки… Никто из их рода не помнил других мест и не покидал этих. Мать Майи – первая отсюда уехала. И вот все эти пра, и прапра, и прапрапра знали, что эта пещера как нить клубка – тянется далеко-далеко под землей. Никто не дошел до ее конца. Потому что там на пути – и обрывы, и обвалы, п подземные ручьи. Шестая и Седьмая пещеры это просто детская песочница по сравнению с этой.

Но если кто-то доберется до самого конца – увидит там огонь. Огонь загорается, если в самой глубине, в исходной точке – появляется живая душа. Белое его пламя возносится ввысь не просто так. Пока оно горит – живой может говорить с мерт-выми.

Предки не просто верили в священный огонь, они считали это – столь же достоверным, как то, что по утрам встает солнце, а за зимой приходит весна. Но никто даже не пробовал добраться до потаенных глубин. Это – путь для особенных, для героев, куда уж простым смертным…

А потом одна из женщин решилась туда войти. Никто уже не помнит, как ее звали. Она была вдовой. Ее единственного ребенка украли, а может, он заблудился в тайге. И мать ринулась в эту пещеру, находясь в том отчаянье, когда уже просто мечтаешь наложить на себя руки. Но это грех, и надо, чтобы это сделал кто-то другой.

Женщина была уверена, что ее ребенка уже нет в живых, и хотела – если ей это будет позволено свыше – еще раз поговорить с ним перед собственной см-ертью.

Никто не сомневался в том, что женщина не выйдет из пещеры. Но прошло время, может год, а может, два – и охотники заметили у входа – высокую фигуру в черных лохмотьях – остатках траурного платья. Волосы у женщины были тоже черные – длинные и спутанные. Охотники решили, что увидели то ли призрака усопшей, то ли духа горы – и в испуге бежали.

Но позже Женщину видели еще многие, и кое-кто осмелился заговорить с ней. Она никогда не появлялась, если люди шли специально для того, чтобы увидеть ее. А потом снова стояла у входа в пещеру и смотрела прищуренными глазами на свет, от которого, наверное, давно отвыкла.

Как стало известно, что женщина теперь умеет колдовать? Она склонилась над стариком, который заблудился, и изнемог от голода и раны, полученной на охоте. Склонилась, и шептала что-то, и старик твердил, что это ему не привиделось – ее жесткие черные волосы, касались его лица.

И он встал, и обрел силы, чтобы добраться до людей. С тех пор ее так и звали – реже Колдунья, чаще – Черная женщина. К ней ходили, когда отчаивались получить исцеление другим способом, или если изнемогали от душевной тоски, так что жизнь казалось постылой.

Не всегда ее удавалось увидеть, и никто не стал бы искать ее в глубине пещеры, но когда Черная женщина выходила – она помогала. И люди жили еще долго после того, как она произносила над ними свои слова.

Люди старались отблагодарить ее. Кто-то нес ей одежду, кто-то вышитый цветной пояс, нож или что-то из еды. Но из рук в руки ей никто ничего не передавал. Она подходила лишь к тем, кто был на пороге смерти, чья душа уже витала между мирами.

Люди оставляли свои подношения на большом камне. Иногда они исчезали на другой же день, а иногда лежали долго – и тогда их забирал кто-то другой.

Но годы шли, и все понимали – что Колдунья, если она еще из плоти и крови – неизбежно состарится и сама уйдет в мир теней.

И тогда одна женщина принесла ей ребенка. Свою маленькую дочь, которую она родила от заезжего цыгана, и много претерпела от этого позора.

– Возьми мое дитя, – взмолилась она, – Все равно моя дочь не нужна никому, она отверженная. Пусть она со временем сменит тебя, и продолжает делать добрые дела.

Потом несчастная говорила, что это был единственный случай – когда Черная женщина вышла – и взяла ребенка у нее из рук.

Но страшное началось именно после этого.

– Бабушка, – Майя готова была умолять, – Расскажи, что было дальше!

– Не к ночи об этом вспоминать, – твердо сказала Анастасия Николаевна, – Завтра. Соберусь с силами и расскажу. Но ты обещаешь мне, что никогда-никогда больше не подойдешь к тому месту. Забудешь, что оно вообще существовало.

– Бабушка, так что там с колдуньей?

Анастасия Николаевна лепила пельмени. Она всегда готовила их сразу много, впрок. И Майе разрешалось помогать. Она уже научилась класть фарш ровно, сколько надо – одну чайную ложечку. А прежде шарахала столько, что не помещалась начинка в один кружок теста, и приходилось добавлять еще один, и еще…. Выходили пельмени-Голиафы. Но сейчас доски уже заполнились симпатичными маленькими пельмешками, на плите в кастрюле кипит вода, пахнет лавровым листом. Скоро они сядут обедать, а бабушка молчит. Раскатывает последнюю колбаску теста.

– Ну, – Майя ёрзала на стуле.

Анастасия Николаевна вздохнула. И, видимо, решилась покончить со всем этим, чтобы больше к разговору не возвращаться.

– В тех местах… недалеко от пещеры … стали находить останки животных. Растер-занных… ну просто зв-ерски. Извини. Находки такие случались нечасто, а может, люди не всегда их замечали. Что ж, природа жестока. Удивляло только одно – именно тут никогда прежде не встречали крупных хищников.

Прошло время, и Старую Колдунью уже никто не видел. Не появлялась она ни в прошлом году, ни в следующем. Что ж, у всего бывает свой срок, и, наверное, она ушла в Мир теней, с которым уже давно была «на ты», а теперь стала частью этого мира.

Но кто-то в пещере был. И люди, когда шли туда просить о своем, теперь брали с собой жертву. Ты еще не знаешь этого, но когда-то во многих религиях было распространено. Нужно было принести с собой хоть что-то, хоть живого петуха….Потому что новая Хозяйка пещеры считала, что желания людей сбываются лишь тогда, когда в дело идут не только те загадочные слова, что она произносит, но и кровь. А может быть, Хозяйка была просто голодна. И ей нужна была не просто еда, а еще и с-мерть живого существа, вот этот самый дух смерти. Он ее питал.

Все это было давно… и я знаю это только по рассказам тех, кто слышал… из поколения в поколение пересказывали… Говорили, что если войти в эту пещеру, там можно увидеть тела не только животных… но и людей. и все они сухие, точно высосаны гигантским пауком… И у того места есть своя музыка… Эолова арфа звенит струнами на ветру, ветер играет свою мелодию. И тут ветер тоже играет, только не струнами, а сухими костями, древними как белый огонь. Это – завеса, и никто не пройдет ее, не сойдя при этом с ума.

Я знаю лишь об одной женщине, которая на моем веку решилась войти в пещеру. Заметь, что шли туда только женщины – те, что потеряли своих детей или любимых.

Никто не знает, удалось ли ей что-то увидеть, сбылось ли ее желание – поговорить с ус-опшим. А только всем стало ясно, что она помешалась. Это случилось еще до того, как появилась на свет твоя мама. Женщину увезли в психиатрическую больницу, и назад она не вернулась.

С тех пор – ничего. Никто не знает, что происходит там, внутри. Может быть, хранительницы огня сменяют друг друга. Когда одна старится – на смену ей приходит другая. Или последняя из них превратилась в дикое существо и живет охотой. Кто об этом расскажет?

Тем, кто еще помнит всю эту историю – остается одно, радоваться, что пещера так далеко, что она почти неприметна постороннему глазу. Собственно единственный опознавательный знак – это дерево с руками-ветками. Кажется, оно всегда было сухим – о нем рассказывали все, кто ходил к пещере. Ведь это дерево – дуб, а дубы живут сотни лет. Пещера скрыта в лесу, и очень мало шансов, что кто-то отыщет ее и шагнет внутрь. Но как же вы с ребятами далеко забрались в тот раз… Ты понимаешь теперь, почему я так испугалась?

У Майи холодок по спине прошел. И с тех пор на эту тему они больше никогда не говорили. Но теперь девочка знала, что в лесу, не так уж далеко от их деревни – за полдня дойти можно, где-то в глубинах пещеры, живет кто-то – может быть женщина, а может, некое существо, которое связывает живых с мертвыми, но берет за это страшную плату.

Позже Майе стало казаться, что она знала это всегда.

**

Геологический факультет она выбрала не потому, что интересовалась тайнами, которые хранит земля. Она пошла, если так можно выразиться, «за Наташей». Была у нее в старших классах подруга Наташа, на которую Майя смотрела восторженными глазами, ходила за ней тенью, и не представляла себе, что после школы они расстанутся – и разъедутся в разные стороны.

Наташа, по мнению Майи, умела все. У нее тоже были деревенские корни, и золотые руки. Уезжая летом к своей бабушке, она помогала ей не только в традиционных женских работах – в доме, на огороде и на скотном дворе, но бралась за что угодно. Бралась переложить печь, помогала перекрывать крышу, копать погреб… И всё у нее получалось. Вернувшись в город, Наташа ходила в конный клуб, на время прибилась к уличным фокусникам, научилась у них разным штукам. Она никогда не проигрывала в карты, лучше всех – из тех, кого знала Майя – играла на гитаре и пела, могла сшить бальное платье, и заморочить голову любому принцу. Так что он плюнул бы на свое королевство – и ушел бы вслед за Наташей бродить с какими-нибудь фокусниками или шутами по городам и весям.

Наташа выбрала геологию, мужскую, в общем-то профессию, ее не пугала жизнь в экспедициях, жажда приключений переполняла ее, и уместить мятущуюся Наташину душу в обычную человеческую жизнь – было все равно, что попытаться море перелить – и уместить – в какую-нибудь чашку.

А потом как-то сам собой к учебе приплюсовался еще спелеологический клуб. И были пещеры Урала – Сугомакская мраморная, напоминающая чертоги Снежной королевы, и пещера Сказ – с ее волнистыми стенами и зеркальным полом, точно тут поработала фантазия великого Антонио Гауди.