Посвящаю эту книгу самой себе. Помню, как сидела в темноте перед мерцающим экраном и мечтала именно об этом. Храбрость превыше идеального исполнения. Так держать!
А еще посвящаю ее Джеймсу Акастеру из шоу «Лучший пекарь Британии», произнесшему фразу, актуальную для каждого творца:
«Начал готовить, получил нервный срыв. Приятного аппетита!»
Tarah DeWitt
SAVOR IT
Перевод с английского Юлии Хохловой
Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © Sandra_M, karakotsya / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com
© Хохлова Ю., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. Издательство «Эксмо», 2024
Эта книга полна тепла, любви и юмора, но в ней также встречаются более тяжелые и чувствительные темы. Главная мысль, которую я вновь и вновь поднимаю в своих произведениях: ее величество Жизнь порой вмешивается в наши тщательно выстроенные планы и рушит их до основания. А бывает, что затраченные усилия все же приносят долгожданные плоды, но успех не доставляет радости, ибо с каждой достигнутой целью мы все сильнее ощущаем груз ответственности и забываем насладиться свершениями.
В книге затронуты следующие темы, которые могут вызвать дискомфорт:
– скорбь;
– потеря близкого человека (происходит за пределами книги);
– профессиональное выгорание;
– физическая травма (происходит за пределами книги).
Надеюсь, мне удалось подойти к этим вопросам с деликатностью и уважением. Буду рада, если история Фишера и Сейдж найдет отклик в вашей душе.
Сейдж
– Весьма… неожиданно, – говорю я.
С виду недвусмысленно напоминает фаллос. Пятнадцатиметровая башня, увенчанная куполом, горделиво вздымается ввысь, резко выделяясь на фоне ясного июньского неба.
Рен, моя лучшая подруга и самый замечательный человек на свете, если не считать ее почти взрослого сына, сдавленно хихикает.
– И как его подняли так быстро? – интересуется она и заливисто хохочет. – Да уж, шутки просятся сами собой.
– Ты родила Сэма в шестнадцать. Должна бы знать, как это делается, – подкалываю я. Рен ошеломленно хлопает глазами, и мы обе сгибаемся от неудержимого смеха.
– Вижу, дамы, вы заметили нашу новую архитектурную достопримечательность, – говорит Афина Сирилло, безуспешно пытаясь скрыть веселье. Она неторопливо подходит к нам по парковой дорожке. Утренний бриз раздувает ее белоснежные волосы. – Только вчера сняли леса.
– Доброе утро, Кочанчик, – обращаюсь к брюссельскому грифону, которого Афина держит под мышкой. Песик моргает влажными глазками-бусинками.
– Ты знаешь, что здесь будет? – спрашивает Рен, кивая в сторону башни. Хозяйка книжного магазина, богиня знаний маленького городка, всегда в курсе местных сплетен.
Афина отрицательно качает головой.
– Единственное, что мне известно, – по документам объект предназначен для общепита или розничной торговли.
Мы с Рен понимающе хмыкаем и вновь обращаем взоры к удивительному сооружению. Старое кирпичное здание рядом с парком никогда на моей памяти толком не функционировало и выполняло роль общественного центра городка Спунс, штат Орегон: в тени крытого дворика по выходным устраивали фермерский рынок, во внутренних помещениях хранились праздничные вывески и украшения. Однако несколько месяцев назад площадку полностью сровняли с землей, на обширной зеленой лужайке аккуратными кучками разложили стройматериалы, а через пару недель началось строительство.
– Ставлю на общепит, – добавляет Афина. – Торговые центры обычно размещают рядом с другими магазинами, а отдельно стоящее здание больше подходит для ресторана. Марта, конечно, в бешенстве. Впрочем, это не поможет. – Она выразительным жестом указывает на сооружение и вздыхает. – Ладно, пойду открывать книжный. Хорошего вам дня, дамы. Берегите себя.
Попрощавшись с Афиной, продолжаем созерцать нашу новую достопримечательность.
– Хм… – При мысли о ресторане в моей душе зажигается искорка восторга. У меня дома хранится целая коллекция кулинарных журналов с рецептами замысловатых блюд. Вряд ли мне когда-нибудь доведется приготовить хоть одно из них, тем не менее пальцы зудят от желания попробовать нечто новенькое. Например, запеченные баклажаны с сыром.
– Действительно, хм, – вставляет Рен.
Не выдержав, громко фыркаю, и вот уже мы обе бьемся в припадке истерического смеха.
– Нет, ну правда, – говорит моя подруга, утирая слезы с глаз. – Как этот фаллос-палас, – она указывает на эрегированное сооружение, – вообще одобрили? О’Дойл никогда бы такого не допустила.
– Чего я не допустила бы?
Сдавленно ахаем, выпрямляемся, расправляем плечи. К нам неторопливо приближается миссис Марта О’Дойл, владелица универмага «Продукты и промтовары О’Дойл», в котором можно купить все что угодно, от корма для кур до спортивных товаров. Судорожно хватаю Рен за руку. Та храбро вздергивает подбородок.
– Меридиан, – цедит самопровозглашенная диктаторша радетельница за сохранение культурного наследия. В ее устах фамилия Рен звучит словно проклятие. Они питают друг к другу взаимную неприязнь с тех самых пор, как два года назад О’Дойл подала жалобу на рождественское оформление пекарни, ибо витрина с эльфами вступала в непримиримое противоречие с ее изысканным чувством прекрасного.
– О’Дойл, – в тон ей отвечает Рен.
Звучит музыка из вестерна. Но прежде чем раздалась стрельба, в разговор вмешиваюсь я:
– Вы никогда не допустили бы, чтобы у нас в Спунсе возвели такую… – прикусываю щеку изнутри, сдерживая смех, – громадину. – Марту лучше не злить: это здание для нее больная тема. Она отчаянно боролась против строительства, заваливала власти мелкими жалобами – все оттого, что по какой-то нелепой случайности ее мнения не спросили.
– Вы о чем вообще? – Хозяйка универмага и гроза застройщиков медленно поворачивается к вздымающейся в небеса башне. Толкаю Рен в бок, побуждая бежать без оглядки. О’Дойл поднимает взор к куполу. Рот ее беззвучно раскрывается от ужаса.
– Бог ты мой, да у нее сейчас апоплексический удар приключится, – говорю я, еле сдерживая веселье.
Рен дергает меня за рукав.
– Вчера ты спросила Сэма, не случалось ли ему впадать в сплин, а теперь вот это. Хватит вещать в духе готических романов. Где энергетика молодой современной женщины? Нас, позитивных красавиц до тридцати, не так много осталось.
– Тебе уже тридцать один, подруга. – Вообще-то, тридцать два, но Рен предпочитает об этом не вспоминать, а я подыгрываю. – Ладно, ладно. – С виноватым видом потираю нос. – Признаю, я малость переусердствовала, заучивая умные слова для викторины. Раз ты не хочешь со мной участвовать, надо же как-то использовать новый вокабуляр.
Рен со смехом качает головой.
– Сильно сомневаюсь, что на викторине будут спрашивать про старинные словечки.
– Отнюдь! Обычно вопросы крутятся вокруг периода основания города, и каждый год добавляются новые.
Рен терпеливо вздыхает.
– А твои братья не хотят составить тебе компанию? Ты всех троих просила?
– Не хотят. Да мне и самой неохота выступать с братом. Так еще более унизительно. – Лукаво смотрю на нее. – Точно не желаешь принять участие?
– Терпеть не могу конкурсы. К тому же мама просила помочь в пекарне. Кстати, о маме… – Ее лицо становится печальным.
Меня охватывает паника. Сердце испуганно колотится о ребра.
– Что с ней?!
– Прости, Сейдж. С мамой все в порядке. – Рен ободряюще сжимает мой локоть. Медленно выдыхаю, стряхивая оцепенение, вызванное ужасом.
Когда в юности теряешь родителей, как это случилось со мной и братьями, в глубине души постоянно остаешься начеку в ожидании очередной утраты.
– Вчера к нам заходили Иэн и Кэссиди, – поясняет Рен.
– А чего ты хотела? – старательно принимаю равнодушный вид. – В городе всего одна пекарня. Естественно, они пришли к вам. – Непринужденно, хотя и чуть скованно, пожимаю плечами. – Даже будь у нас целая дюжина пекарей, Сэвви – лучшая.
– Мама отправила их восвояси.
– Не может быть!
– Ну не напрямую. Она под благовидным предлогом ушла в кладовую, обозвала Кэссиди вероломной стервой, вернулась в зал, спросила Иэна, не начал ли он лысеть, принялась перечислять болезни, вызывающие выпадение волос, – его аж закоротило, – и под конец объявила, что у нее нет возможности принять заказ.
Выдавливаю хриплый смешок.
– Не верю ни единому твоему слову. Саванна Меридиан – святая. – Ни разу не слышала от нее ничего крепче, чем «дрянь».
– Вот именно! Значит, ни в коем случае не передумает.
– Мы с Иэном расстались год назад. Как бы ты себя почувствовала, если бы я отказалась общаться с Эллисом?
Рен вскидывает голову, тряхнув карамельного цвета кудряшками.
– Это совсем другое дело. Во-первых, Эллис – твой брат. Во-вторых, он же не бросил меня после пяти лет отношений, не переметнулся к моей подруге и не сделал ей предложение всего через год. – Рен отводит глаза и добавляет: – В том, что наш брак распался, виноваты мы оба.
Меня так и подмывает сказать: «Тогда вы можете его восстановить», но я воздерживаюсь и переключаюсь на собственную неудавшуюся личную жизнь.
– А ты – моя лучшая подруга. Более того, единственная. Получается, в моей аналогии я автоматически становлюсь той, другой женщиной. Н-да, похоже, пример оказался неудачным. – Поднимаю с земли обертку от мороженого, выкидываю в урну. – Все нормально, Рен. Еще не хватало, чтобы вы с мамой теряли из-за меня заказы. – Глядя ей прямо в глаза, продолжаю: – Ты и сама отлично знаешь: у медали две стороны. Наш городок слишком мал, чтобы люди приняли мою… особенно учитывая, что папаша Иэна – мэр.
Мы плюхаемся на скамейку в конце парка, которую облюбовали еще с младенчества Сэма. Когда он родился, мне было двенадцать, и я помогала за ним присматривать – по выходным или после школы гуляла с коляской за тридцать центов в час, пока Рен работала в пекарне у Сэвви. Другую няньку Рен и Эллис в те времена не могли себе позволить. Несмотря на четыре года разницы и кардинально отличающиеся жизненные пути, мы с Рен стали лучшими подругами. Даже развод с Эллисом не смог поколебать нашу дружбу.
На самом деле все, у кого была возможность, им помогали. Именно тогда я поняла – при необходимости жители Спунса почти всегда находят способ сплотиться.
Некоторое время мы молча сидим, глядя на волны и слушая крики чаек. Собираю волосы в пучок, подставляю лицо теплому солнышку, хоть и чувствую, как на коже проявляются веснушки. Несколько прядей падают на лоб, но я тут же заправляю их на место и с блаженной улыбкой прикрываю глаза.
Обожаю начало лета на тихоокеанском побережье – особенно здесь, в старом городе, на вершине скал, где воздух солон и свеж. Полуденное солнце разгоняет облака, однако море приносит достаточно прохлады, не давая размякнуть от жары. Задумчиво оглядываю изгороди из плавника, огораживающие парк, и пешеходные дорожки, исчезающие в секвойевой роще, отделяющей Мейн-стрит от домов на прилегающих скалах.
Рен с грустью смотрит на меня.
– Что?! – со смехом восклицаю я.
– Все-таки это ужасно несправедливо.
Ясно. Продолжаем обсуждать моего бывшего.
– Еще как несправедливо. Ведь именно я снизошла до него. – Краем глаза замечаю довольную усмешку подруги. – Испеки ему этот чертов торт. Карверы наверняка закатят пир на весь мир. Получишь хорошую рекламу.
– Посмотрим, – неохотно бурчит Рен. – У нас и так дела неплохи, а во время фестиваля пойдут еще лучше. – Она бросает взгляд на экран телефона. – Пора открывать магазин. Хочешь со мной? У меня остался кусочек белого шоколада от кокосового торта.
– Не могу. Надо закупить продукты и подготовить дом Андерсенов. Арендаторы сегодня заезжают.
Рен закатывает глаза.
– Андерсенам следовало бы нанять управляющую компанию, как делают все владельцы курортной недвижимости.
– Они уехали на полгода, а управляющие компании заключают договоры только на целый год. Кроме того, их дом всего на расстоянии футбольного поля от моего. – Заявляю с полной ответственностью. Летом после седьмого класса я измерила луг между нашими участками. Это был особенно неудачный год.
– И вот еще что мне не по душе, – Рен наставляет на меня указательный палец. – Вдруг там поселится какой-нибудь извращенец? На окраине города кроме него и тебя – никого. И вообще, зачем снимать дом на целое лето? Фестиваль только через два месяца. Туристы приезжают в августе, не раньше.
Все окрестные поселения славятся достопримечательностями. В Юс-Бэй пляжи теплее, дома больше и красивее, к тому же рядом винодельни и плантации новогодних елок, а соседний городок Гэндон в сто раз более колоритный и живописный, чем наш.
Спунс расположен на склоне высокой скалы, которая обрывается прямо в море; в результате легкая прогулка оборачивается настоящим горным восхождением. Гавань слишком мала для больших рыболовецких судов, зато вмещает множество мелких лодок. В июне у нас стоит типичная орегонская погода – облачно и влажно, День независимости мы отмечаем не так пышно, как соседи. Остается только август – единственный месяц, когда наш городок, построенный на ошибках и вопреки здравому смыслу, способен показать себя во всей красе, а местные предприниматели – заработать большую часть годовой прибыли.
– Как мы уже обсуждали, понятия не имею, – отвечаю я. – Мне нетрудно пару раз в месяц прибраться и присмотреть за домом, пока я в отпуске. – Не желая вдаваться в долгие обсуждения, встаю со скамейки, заключаю подругу в объятия. – Ну все, не опоздай.
– Увидимся завтра. – Рен машет мне на прощание. Посылаю ей воздушный поцелуй.
Выйдя из парка, неторопливо бреду мимо до боли знакомых магазинов, приветствую местных жителей, которых знаю всю жизнь.
На Мейн-стрит висит баннер с надписью: «Фестивалю Спунса 150 лет». На каждой свободной поверхности – листовки и плакаты с фотографиями: десятки байдарок у мыса Основателей, парк, заполненный зрителями и участниками. Целая стена универмага «О’Дойл» увешана изображениями песчаных лабиринтов: каждый год местные энтузиасты выходят на пляж и рисуют граблями на песке замысловатые узоры. Большая часть снимков посвящена самому фестивалю: гонки на каноэ, маскарад, кулинарные конкурсы… Да, и непременный атрибут выставки, – отдельный стенд с портретами победителей прошлых лет. Эти самые большие, в рамках: их невозможно не заметить.
Иэн и Кэссиди торжествующе смотрят на меня с прошлогоднего снимка, пока я несу пакет с песочным десертом на кассу. Рядом – две фотографии Иэна с моим средним братом Сайласом; тогда они были неразлучны. Потом, шесть раз подряд – Иэн и его отец, мэр Иэн Карвер-старший. Иэн побеждает на фестивале с восемнадцати лет. В этом году будет десятый раз.
По обыкновению, целую кончики пальцев, прикладываю к фотографии двадцатилетней давности – на ней мои мама и папа, в год, когда они выиграли главный приз.
Забираю сдачу, прощаюсь, загружаю продукты в пикап. Стоит сесть за руль, в голове вновь начинает играть заезженная пластинка.
Как ни странно, я совершенно не ревную Иэна к Кэссиди. Пусть забирает. Лучше она, чем я.
Но вот что меня терзает: говоря себе «лучше она, чем я», неизбежно подразумеваю «она лучше, чем я». Кэссиди – врач, из семьи врачей и юристов. Целые поколения ее родственников уезжали из Спунса, приобретали многочисленные регалии, вершили великие дела, а если и возвращались, то лишь из уступки или чувства долга. Типа: «Ну я же не могу бросить маму, а школьный округ в графстве таком-то (указывается одно из соседних) имеет очень хороший рейтинг!» Будто бы остаться в родном городе – громадное одолжение.
Но это не про мою семью. И особенно не про меня.
Вообще-то дело вовсе не в том, что Иэн ушел к Кэссиди. Испепеляющая ревность давно остыла. Просто Спунс и мой город тоже. Я вступила в оргкомитет по подготовке к грядущему фестивалю два года назад. Рассылала статьи в крупнейшие региональные издания, дабы привлечь внимание к нашему мероприятию. Занималась маркетингом, вела социальные сети. Учила местных предпринимателей – тех, кто ранее активно отвергал новые технологии, – использовать наши странички в соцсетях для продвижения их бизнеса. Приложила руку к превращению местечкового праздника в самую значимую туристическую достопримечательность за последние десять лет.
Черт возьми, я даже завысила оценки своим выпускникам, чтобы они записались в волонтеры! Понадеялась на их честность; неизвестно, пойдет ли кто-нибудь на фестиваль на самом деле.
Наверное, мне просто хочется маленькой победы. Не одолеть Иэна, но хотя бы составить ему конкуренцию, чтобы меня считали достойным соперником.
Бесит, когда со мной обращаются как с маленькой. Я безумно от этого устала, встречаясь с Иэном. Мне постоянно внушали, что я должна быть благодарна судьбе. Надо же – сам Иэн Карвер снизошел до несчастной убогой сиротки, заурядной серой мышки, чей удел – не создавать неприятностей и довольствоваться малым. Какое счастье.
В результате чувствую себя полной неудачницей, и это меня достало. Надоели жалостливые взгляды за спиной. Я просто хочу хоть раз выиграть. Что тут такого?
У меня никогда не было выдающихся амбиций. Имелись мечты, но все они измельчали и свелись к простым желаниям. Я хочу быть счастливой, и, если широко взглянуть на вещи, вполне счастлива. Мне нравится преподавать и работать с детьми. Учеников в классах немного, я знаю каждого чуть ли не с рождения. Благодаря страховке, полученной после смерти родителей, не плачу ипотеку за дом, а по достижении совершеннолетия выкупила у братьев их доли. Десять тысяч долларов, приз за победу на фестивале, – хороший куш, однако я не бедствую и с удовольствием наслаждаюсь летним отпуском. Люблю свой сад и домашних животных, наш город и его жителей.
Ах да. Я хотела бы найти вторую половинку, но отсутствие партнера не помешает мне радоваться жизни. Было бы славно разделить судьбу с тем, кто ценит и любит меня такой, какая я есть.
При виде родного жилища расплываюсь в улыбке. Здание двухэтажное, хотя и довольно маленькое; cпереди аккуратное крыльцо, сзади – моя любимая веранда. Прошлогоднего заработка на фермерском рынке хватило, чтобы выкрасить дом в белый цвет, так что теперь его видно издалека сквозь деревья.
Со стороны участка Андерсенов по лугу мчится здоровенный волкодав, без труда перемахивает через изгородь. Моя улыбка тает.
– ЛАСКА! – с упреком говорю я.
Зверюга замирает, пригибает голову и вновь пускается по лугу, стараясь двигаться как можно неприметнее.
– Я тебя вижу! – кричу я, но напрасно. Нина Андерсен и так боится мою собаку. Если она узнает, что Ласка способна перепрыгнуть через изгородь, то построит трехметровый забор.
Паркуюсь, разгружаю продукты. Громадная псина уже разлеглась на крыльце, свесив голову с верхней ступеньки. Воплощенная невинность.
Приподнимаю бровь, испускаю осуждающий вздох. Ласка тяжко вздыхает в ответ.
– С кем поведешься, от того и наберешься, – невольно улыбаюсь я.
Остаток дня проходит в мелких заботах. Убедившись, что дом Андерсенов прибран, опускаю ключ в почтовый ящик. Несмотря на беспокойство Рен, мне нравится, что все лето по соседству будут жить одни и те же люди. Гораздо лучше, чем видеть, как дом два месяца стоит пустой. И в августе не придется по сто раз представлять себя и своих животных новым жильцам или неловко сталкиваться у сарая на границе участков.
Переодеваюсь в купальник и шорты, намереваясь насладиться солнышком, но все же накидываю на плечи халатик, дабы поберечь кожу. Яйца у кур собраны, коню-тяжеловозу Бутону задан корм и почесан нос. Ласка ненамеренно пугает гусей, а я включаю наушники на полную громкость и принимаюсь ухаживать за домом и садом. Главное – занять руки и голову, не оставляя места ни для чего, кроме маленьких сиюминутных радостей. Я радуюсь огромной собачине, слоняющейся рядом, и вредному трехногому коту, приковылявшему с луга. Хромоног бьет Ласку по морде и тут же присваивает себе лучшее местечко на крыльце под солнечными лучами.
Все, что мне нужно, – любимый дом.
Моя жизнь прекрасна. Пусть я одна, но не одинока, ведь меня окружают те, кого я люблю, – и люди, и животные.
После ужина крашу ногти на веранде. К этому времени темнота окончательно окутывает наш маленький холм. Приятно утомленная, с наслаждением опускаю голову на подушку.
Похоже, вскоре мне предстоит познакомиться с арендаторами. Среди ночи Ласка принимается скулить, через пару мгновений раздается вой сирен. За окном мелькают огни полицейской машины и пожарного грузовика и тут же скрываются в дорожной пыли.