Талия Хибберт
Лови намек, Дани Браун!
Talia Hibbert
TAKE A HINT, DANI BROWN
Copyright © 2019 by Talia Hibbert
© Маргарита Петрова, перевод, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
* * *
Посвящаю это всем безнадежным романтикам и самой себе
Пролог
Наступило полнолуние, самая подходящая ночь для ведьмовских дел, и грудь Даники Браун была намазана медом. Конкретно левая.
– Ради всего святого, – пробормотала она и стерла его.
– Витаешь в облаках во время ритуала? Так-так.
Лучшая подруга Дани, Сорча – яркая женщина с карими глазами, густыми темными волосами и кривой ухмылкой – сидела за крошечным столиком, который служил им алтарем.
– Я не витала в облаках, – возразила Дани, хотя так оно и было. – Просто моя грудь всюду сует свой нос.
– Ну, черт подери, конечно. – Сорча закатила глаза и изобразила акцент Дани с пугающей точностью. – Ой, бедная-несчастная я и моя потрясающая грудь, которой я все равно не намерена ни с кем делиться…
– Не думаю, что смогла бы поделиться с тобой частью своих сисек, Сорч.
Сорча сверкнула глазами:
– А если бы могла, то дала бы мне немного?
– Нет. Потому что, как ты верно заметила, они у меня потрясающие. А теперь заткнись и сосредоточься.
– Самовлюбленная, жестокосердная женщина. Тщеславная, насквозь пропитанная эгоизмом…
Сорче не было равных в изобретении креативных оскорблений.
Ее самозабвенное бормотание звучало фоном, в то время как Дани отодвинула горшочек с медом и поставила блюдо, которое наполняла, ближе к центру стола. За этим блюдом, спиной к спине с Черной мадонной Сорчи, стояла маленькая золотая статуэтка богини Ошун.
Как и любое уважающее себя божество любви, красоты и изобилия, Ошун была покрыта драгоценными камнями и ничем более – если не считать пчел и копны волос. У Дани, напротив, волос было мало, а пчел совсем не наблюдалось, как и привычки обнажаться на публике; она также не уделяла никакого внимания романтическим отношениям, поскольку эмпирические исследования показали, что это лишь пустая трата энергии, которая отвлекает от профессиональных целей. Но тот факт, что Дани и ориша[1] не сошлись во мнениях по этой конкретной теме, не имел никакой важности. Золотая статуэтка была семейной реликвией, полученной от дорогой покойной бабушки Дани – той самой женщины, которая однажды сказала ей: «В знаниях, передаваемых из поколения в поколение, есть сила, содержатся ли они в ваших книгах или устах старейшины».
Даника полностью разделяла это мнение. Плюс к тому, следовать по стопам бабушки-ведьмы было весело и совершенно естественно. Скорее всего, веселье было как-то связано с затейливыми ночными ритуалами и историей упорного женского неповиновения.
– Ну, пора, – скомандовала Сорча, очевидно закончив перечислять пороки Дани.
И вот за столом, на котором соседствовали два разных идола, в комнате, где лениво сливались отблески свечей и сияние полной луны, Даника взяла свою подругу за руки и замкнула круг.
– Ты первая, – прошептала Сорча.
– О, дорогая, ты уверена?
– Не начинай. Я знаю, что тебе не терпится вызвать хоть что-нибудь.
Ну да. За тот месяц, что прошел с тех пор, как закончилась ее последняя «связь», вагина Дани затянулась паутиной (упомянутый орган, к сожалению, был склонен драматизировать), и она надеялась, что ритуал положит конец этой несправедливости.
Она вздохнула и начала.
– Привет, Ошун. Надеюсь, с близнецами все в порядке. В этом месяце у меня есть заявка, которую ты, надеюсь, одобришь: мне нужен новый трах-приятель.
Глаза Сорчи распахнулись.
– Подожди. Ты уверена, что это хорошая идея?
– Заткнись, – строго велела Дани. – Не мешай мне.
Но Сорча не была бы Сорчей, если бы хоть что-то могло ее остановить.
– Мне казалось, ты все еще расстроена из-за Джо?
Дани бросила на нее испепеляющий взгляд:
– Я никогда не была расстроена из-за Джо. Расстраиваться – значит проявлять бессмысленные, отнимающие много времени эмоции, которых я стараюсь избегать.
– Неужели? – Слово источало скептицизм подобно тому, как свечи, стоящие на столе, истекали воском. – Потому что я могла бы поклясться, что, когда она бросила тебя…
– Она не бросала меня. Мы не были парой, и это факт, который она хотела изменить, а я – нет.
– Когда она бросила тебя, – как ни в чем не бывало продолжила Сорча, потому что была настоящей засранкой, – ты купила коробку смеси для торта, вбила туда яйцо и съела все это в сыром виде из большой старой миски…
– Я просто очень люблю сладкое, – холодно отрезала Дани, что было абсолютной правдой.
Сорча вздохнула.
– Ты же понимаешь: нехорошо, когда ведьма настолько не в ладах со своими чувствами?
– Чушь собачья. Я в полной гармонии со своими эмоциями, благодарю покорно.
– За исключением тех случаев, когда ты не знаешь, как справиться с тем, что кто-то, с кем ты спишь, влюбляется в тебя, отчего ты окунаешься в пучину обжорства.
– Это было не из-за Джозефины, – упрямо повторила Дани. – Должно быть, у меня был ПМС или что-то в этом роде.
Потому что Даника Браун не хандрила – или, по крайней мере, не хандрила из-за межличностных взаимоотношений. Ни разу с того дня, когда застала свою первую любовь, счастливо трахающуюся с другим, и никогда впредь. Джо хотела романтики, а Дани не могла представить себе нечто менее соответствующее ее характеру, поэтому они просто завершили свои отношения и мирно разошлись в разные стороны.
Правда, с тех пор они больше не разговаривали.
Ни разу.
– Не пытайся сбить меня с толку, – твердо заявила Дани, потому что, очевидно, единственным способом закончить этот ужасный разговор было проявить твердость. – Я знаю, что делаю и чего хочу. Я взрослая женщина с развитым интеллектом, которой, согласно контракту, предстоит активно вкалывать в течение следующих пятнадцати лет и которая нуждается в регулярном оральном сексе, только и всего. Так что заткнись и дай мне попросить об этом.
– Ну и пожалуйста, – буркнула Сорча. – Валяй. Проси.
И произошло чудо: она закатила глаза, неодобрительно вздохнула, но в конце концов закрыла рот.
Отлично. Всегда нужно уметь извлекать выгоду из внезапной божественной милости.
Дани закрыла глаза и начала снова.
– Ошун, мне нужен постоянный источник оргазмов. – Она подумала о Джо и добавила: – Кто-то, кто не будет ожидать от меня большего, чем я могу дать. Предпочтительно разумный тип с красивой задницей, сосредоточенный на своих собственных целях. Сама я пока не очень преуспела на этом поприще, так что, если ты знаешь кого-нибудь, кто соответствует критериям… просто… укажи мне направление. Дай намек.
Когда Дани закончила, ее охватило теплое ощущение невероятного покоя, словно она погрузилась в воды прогретой солнцем реки, как будто богиня услышала и пообещала сделать все, что в ее силах. Она позволила робкой улыбке коснуться своих губ, греясь в лучах тишины.
Тишины, которую тут же нарушила Сорча:
– Господи, типичный стрелец.
– Убийство. Я собираюсь совершить убийство.
Дани открыла глаза и встала на колени, тщательно изучая стол. Следует ли треснуть свою лучшую подругу по голове идолом – что можно расценить как неуважение – или здоровенной восковой свечой? Свеча была зажжена, поэтому статуэтка была предпочтительнее. Когда она потянулась за ней, что-то выпало из многочисленных потайных карманов ее платья и с грохотом упало на алтарь.
Предмет приземлился у ног Ошун, найдя идеальное равновесие на тарелке с медом.
Дани предположила, что это знак. Скорее всего, послание, в котором говорилось: «Пожалуйста, не убивай Сорчу, ты потом пожалеешь об этом, и вряд ли тебе понравится в тюрьме».
В мерцании свечей было видно, как Сорча прищурилась, нисколько не напуганная потенциальным свиданием со смертью.
– Подожди, это что, мюсли-батончик? Я проголодалась.
– Протеиновый батончик, – поправила Дани, поднимая его и передавая подруге.
– С каких это пор ты ешь протеиновые батончики? – Крошки летели во все стороны, когда Сорча отламывала кусочки пальцами, как невоспитанная язычница, коей и являлась.
– Не знаю, откуда он. Кто-то дал его мне. Боже, Сорч, ты устраиваешь ужасный бардак, а мы еще не закончили ритуал. Разве ты не хотела попросить помощи для писательского конкурса, в котором участвуешь?
– Сомневаюсь, что это помогло бы, – хихикнула Сорча. – Мы паршивые ведьмы.
Дани фыркнула.
– Говори за себя. Я сосредоточена на настоящем и готова впустить магию в свою жизнь.
– С каких это пор?
– С тех пор как я послала запрос, и теперь жду знака!
Сорча бросила пустую обертку от протеинового батончика на стол.
– Зная нас, ты, скорее всего, его проморгаешь.
Глава первая
Пять месяцев спустя.
Университетская кофейня напоминала плохую поп-песню: мучительно повторяющуюся и неестественно оптимистичную. Молоко бурлило, имена выкрикивались, а бариста лучились позитивом, словно это входило в их обязанности (что, несомненно, было неправдой). Дани опаздывала на работу, и грохот кофейных зерен служил фоновой музыкой для ее фантазий о том, как бы укокошить всех вокруг.
Надо сказать, в последнее время она довольно часто подумывала об убийстве. Возможно, ей следует поговорить с кем-нибудь по этому поводу – а может, это естественный побочный эффект от жизни на планете Земля.
– Господи, – пробормотала Сорча, размешивая полкило сахара в своем латте. – Люди всегда так шумят?
– Сейчас март. Конец семестра уже близок. Они, – Дани позволила своему взгляду скользнуть по чрезмерно самоуверенным студентам, заполняющим зал, – полны надежд.
– Кто-то должен излечить их. Это проявление неуважения к утру понедельника.
Прежде чем Дани смогла всецело согласиться, бариста поставил на стойку два стакана навынос.
– Зеленый чай и черный кофе для Даники?
– Спасибо. – Дани схватила напитки и кинулась к выходу.
– Черный кофе, – пробормотала Сорча, когда они пробирались сквозь массу тел. – Это для твоего роскошного дружка из службы безопасности, не так ли?
– У него есть имя.
– И я хотела бы простонать его.
Дани чуть не подавилась смехом:
– Сорча, ты лесбиянка.
– Приятно, что ты заметила. Вообще-то, Дэн, это просто обычная шуточка под кофеек. Девочки такие девочки! К слову, ты сама признаешься во всяких грязных вещах, которые ты хотела бы проделать со своим так называемым другом Зафиром.
Дани нахмурилась, услышав это имя – в основном потому, что если бы она этого не сделала, то могла бы улыбнуться, а это Сорча, разумеется, неправильно истолковала бы:
– У меня нет грязных мыслей насчет Зафира. Он славный.
– Славный? – Сорча выплюнула это слово будто ругательство. – Заф? Зафир Ансари? Этот огромный сварливый долбак, который наводит ужас на половину вашего здания?
Дани отхлебнула зеленого чая.
– Он милый, стоит только узнать его поближе.
– Милый? – еще немного и от ее крика начнут лопаться стекла.
Возможно, она была права: «милый», вероятно, было некоторым преувеличением. Но Заф был добрым, а Дани всегда питала слабость к добрым мужчинам: они были невероятной редкостью.
К сожалению, Заф избегал смотреть на грудь Дани с такой титанической старательностью, которая предполагала либо незаинтересованность, либо избыток рыцарства – а Дани терпеть не могла рыцарства в мужчинах. Это часто приводило их к принятию опрометчивых решений, как то: пригласить ее поужинать перед сексом или застрять в ее кровати и болтать после секса.
– Заф, каким бы чудесным он ни был, – не вариант. Я жду знака, – напомнила она Сорче. – Поэтому буду просто предаваться сексуальным фантазиям о его бороде, пока мой идеальный трах-приятель не материализуется.
Сорча на мгновение задумалась над этим, прежде чем пожать плечами.
– Резонно. К слову, об аппетитных, но недоступных штучках: хочешь пообедать со мной позже в той пиццерии с горячей официанткой-натуралкой?
– Не могу. Работаю.
– Вечно ты, мать твою…
Прежде чем Сорча смогла закончить это несомненно справедливое утверждение, на их пути, как крот из-под земли, возник мужчина. Дани моргнула и резко остановилась:
– Ой. Простите.
Мужчина, казалось, не слышал. Он был высоким, светловолосым и обладал мягкой красивой улыбкой, которая говорила о том, что ее хозяин никогда не встречал преграды, которую не мог бы преодолеть, используя тактику бульдозера. И тут же доказал это на деле.
– Доброе утро, – промурлыкал он, его глаза остановились на груди Дани как ракеты, наведенные на цель. – Не хотел вас беспокоить…
– Но это вас явно не остановило… – вздохнула Сорча.
Высокий, Светловолосый и Безмозглый мужественно игнорировал ее.
– …но, когда я вижу женщину с красной помадой до девяти утра, – он подмигнул, – что ж… Я просто должен вознаградить ее.
Дани уставилась на него.
– Вознаградить меня? Как же? Я, видите ли, принимаю только книгами или едой.
Вспышка раздражения на лице незнакомца наводила на мысль, что ответ Даники не вписывался в его блестящий сценарий. Но он достаточно быстро пришел в себя.
– Еда подразумевается. – Блондин улыбнулся. – И точно будет, если ты позволишь мне пригласить тебя на ужин.
Дани печально покачала головой и повернулась к Сорче.
– Как думаешь, это хоть раз сработало? Наверное, ведь в противном случае они вряд ли продолжали бы так делать?
Сорче удалось напитать один вздох целым ведром отвращения, чему Дани всегда завидовала.
– Может быть. Или, может, они просто недостаточно умны, чтобы установить связь между своим вмешательством в беседу двух женщин, и тем, что ни одна из них никогда добровольно к ним не прикоснется.
Мужчина вздрогнул, хмурая гримаса исказила безупречный лоб.
– Подожди, – рявкнул он, – ты говоришь обо мне?
– Совершенно очевидно, что так оно и есть, – мягко подтвердила Дани.
Блондин некоторое время брызгал слюной от возмущения, прежде чем выпалил: «Жирная гребаная шлюха» – и умчался прочь.
– О боже, – вздохнула Дани. – Он думает, что я жирная шлюха. Ранил меня в самое сердечко.
Сорча закатила глаза.
* * *
Голос в ухе Зафира Ансари прошептал:
– О чем ты думаешь?
– О том, как сильно я тебя хочу.
– Тогда возьми м…
Заф поставил аудиокнигу на паузу, и звук из единственного наушника прервался. Иногда можно было послушать книжку на работе. Но этот отрывок явно не подходил для такого.
Он отсоединил наушники, обмотал вокруг телефона и засунул его в карман. Все это время Заф внимательно следил за входом в здание «Эхо» и сразу нахмурился, увидев, как худой словно тростинка паренек, одетый во что-то похожее на пижаму под толстовкой, попытался проскользнуть мимо, не предъявив удостоверение личности, как все остальные.
– Эй, ты. – Как и большинство реплик Зафа, эти слова прозвучали будто камнепад в горах. – Ну-ка иди сюда.
Парень остановился и поднял руки, в которых в данный момент были телефон и… рогалик.
– Я не могу дотянуться до своего удостоверения личности, – сказал он извиняющимся тоном и направился дальше, как будто это было в порядке гребаных вещей.
– Ну-ка. Иди. Сюда, – повторил Заф.
Затем он встал, что, как правило, заставляло людей прислушиваться к его словам, поскольку Зафир был бывшим фланговым игроком в регби.
У паренька глаза полезли на лоб, он сглотнул и приблизился, как нашкодивший щенок.
– А теперь, – терпеливо продолжал Заф, – положи свое барахло на стол.
И телефон, и рогалик обреченно шлепнулись на столешницу.
– Вы только гляньте! Эти руки свободны. – По-прежнему одним глазом поглядывая на вход, где утренний поток людей спал до слабой струйки, Заф приказал: – Удостоверение личности.
Пыхтя и отдуваясь, парень проверил тысячу карманов, прежде чем предъявить студенческое удостоверение личности, в котором говорилось, что он, возможно, находится здесь все же не для того, чтобы стащить труп или украсть взрывоопасный газ.
– Я опоздаю, – пробормотал парнишка, передавая охраннику документ.
– Не моя проблема. – Заф взял карточку и приложил ее к автоматическому устройству проверки на своем столе. – Знаешь, что я мог бы сделать? Я мог бы заставить всех вас выстроиться в очередь и проверять каждого по электронной системе. Но я ведь хороший парень. – Не совсем так, но и полным козлом Зафир тоже не был. – Поэтому вместо этого я использую свои глазные яблоки. Это упрощает жизнь и мне, и тебе. Но только если ты предъявляешь мне удостоверение. В противном случае ничего не получится, у меня ведь нет рентгеновского зрения. Позволь мне кое-что тебе показать. – Проверив карточку, Заф поднял ее за синий шнурок с логотипом университета. – Ты знаешь, для чего это? Чтобы ты мог носить ее прямо на шее. Тогда тебе не придется выбирать между тем, съесть ли рогалик или вывести меня из себя. Договорились?
– Я не могу надеть его себе на шею, – пролепетал паренек. – Я буду выглядеть как придурок.
– Ты идешь в лабораторию в пижаме «Время приключений», приятель. Ты уже выглядишь как придурок, и через пять минут твой профессор скажет тебе об этом.
– Я – что? – Он посмотрел вниз. – О, нет! Вот дерьмо.
– Наклонись. – Заф накинул шнурок на голову растрепанного паренька. – А теперь вали отсюда.
Бросив на охранника несколько свирепых взглядов и еле слышно пробормотав пару комментариев, парень отвалил.
Справа от Зафа раздались замедленные саркастические аплодисменты, которых ему хватило, чтобы понять: в здание вошла его племянница.
Он повернулся к ней – обычное плохое настроение испарилось:
– Пушистик! Что ты здесь делаешь?
Она предупреждающе распахнула подведенные глаза, многозначительно мотнув головой в сторону компании девушек позади нее.
Заф прочистил горло и сдержал улыбку.
– Прости. Я хотел сказать Фатима. – Он слегка помахал девочкам. – Привет, друзья Фатимы.
– Ты можешь расслабиться? – прошептала она. – Ты меня смущаешь.
– А хотел раздражать. Придется мне еще постараться.
Она зарычала на него, как маленький лев, и повернулась, чтобы махнуть девочкам рукой.
– Встретимся наверху, хорошо? – Когда они кивнули и растаяли, Фатима снова повернулась к Зафу: – Теперь я понимаю, почему ты выбрал эту работу. Здесь можно набрасываться на людей в рамках профессиональных обязанностей.
– Мечты сбываются, – сухо ответил Заф и сел.
За высоким столом охраны был спрятан стол, который он использовал для работы на самом деле. Заф постучал по клавиатуре компьютера, чтобы узнать время… Хотя не сказать, чтобы он ждал какого-то конкретного часа. У него не было абсолютно никаких причин делать это.
– Ты выглядишь усталым, – сказала Пушистик. – Мама считает, что ты доводишь себя до изнеможения и пожалеешь об этом в старости.
– Добавь это в список. И я не выгляжу усталым, я выгляжу загадочным.
– Загадочным, как зомби.
– Ты жутко грубая девчонка. Прояви уважение к старшим.
Она сощурилась, насмешливо наклонила голову и жеманно прошептала:
– Пожалуйста, дорогой Чача, спи по восемь часов в сутки вместо того, чтобы писать письма в благотворительные организации или что ты там делаешь, и не исключено, что тогда ты не будешь на работе выглядеть как мертвец, иншалла.
Такая же, как ее отец. Эта мысль была горько-сладкой.
– Я подумаю об этом. А почему ты здесь? Что-то случилось? – За несколько месяцев, прошедших с тех пор, как Фатима поступила в университет, Заф видел ее в кампусе лишь мельком и издалека. Обычно он блестяще исполнял пантомиму под названием «Неловкий дядюшка», а она убегала, метая глазами кинжалы в его сторону. Но теперь племянница почему-то очутилась здесь, в его здании.
Зернышко тревоги зашевелилось в его груди, всегда готовое перерасти в нечто большее. Роль «Оберегающего дядюшки» была еще более напряженной, чем роль «Неловкого дядюшки».
Но Фатима закатила глаза – она чересчур увлекалась этим – и вздохнула:
– Нет, Чача. Все в порядке. Я только что перешла в класс панджабского языка 1-го уровня.
Заф поднял брови:
– Твой панджабский в порядке.
– Вот именно. И я с нетерпением жду отличной оценки. Конечно, я не знала, что семинар по литературе будет, – она сморщила нос, оглядывая фойе с явным отвращением, – здесь.
«Эхо» было невысоким серым пережитком архитектуры на середине Юниверсити-роуд, и в нем студенты-медики делали странные вещи с мертвыми телами и органами животных.
– Здесь все не так уж плохо, – весело сказал Заф племяннице. – По крайней мере, теперь ты будешь чаще видеться со своим любимым дядей.
– Я вижу тебя почти каждый день, и ты мой единственный дядя, – возразила девушка, перекладывая сумочку из левой руки в правую.
Он бесчисленное количество раз говорил ей носить рюкзак для равномерного распределения веса, но Фатима была маленькой модницей, как и ее мать.
– Ворчи, сколько хочешь, Пушистик. Я знаю, что ты меня любишь. А теперь поторопись на занятие, иначе опоздаешь.
– Поучения, поучения, поучения. Вот и все, что я получаю за то, что беспокоюсь о тебе? – Еще раз трагически закатив глаза, она повернулась, чтобы уйти.
– Племяшка, – крикнул он ей вслед, – будь умницей и принеси мне в следующий раз завтрак.
Она проигнорировала его, ускорив шаг.
– Перекус тоже сойдет, Пушистичек! Слышишь меня?
Взмах ее платка через плечо невербально ответил: «Да иди ты».
А потом Фатима исчезла, и Заф остался один – осознание этого заставило его снова нажать на кнопки клавиатуры. Будь он одним из тех парней, которые зациклены на женщинах, он мог бы заметить, что кое-кто опаздывает, но он таким не был и потому не заметил ничего. Вместо этого Заф потер короткую бородку, щелкнул языком по зубам и проверил электронную почту. Руководитель группы напомнил о запланированных на сегодня учениях по эвакуации, потому что в «Эхо» хранились не только кучи странных органов, но и тонны опасных газов. Было еще одно электронное письмо от университетской команды по регби, приглашавшей его поиграть, но, как бы ему ни хотелось, это могло навлечь на него неприятности. Теперь Зафа редко узнавали из-за бороды, и прошло почти десять лет с тех пор, как он в последний раз играл профессионально. Но выход на поле с местными фанатами регби может пробудить чью-то память, и если кто-нибудь скажет ему: «Эй, разве ты не тот парень, чья семья погибла в автокатастрофе?», то может случайно схлопотать по лицу.
Пока он со вздохом удалял это электронное письмо, автоматическая дверь «Эха» медленно открылась. Боковым зрением Заф заметил знакомую фигуру, и что-то внутри него успокоилось. Бдительность. Голод.
Он обернулся и увидел Данику Браун.
Она мягко двигалась вперед своей плавной походкой, изучая пустое фойе кошачьими глазами, в которых у него была дурная привычка тонуть. Ее темная кожа красиво светилась под флуоресцентными лампами, которые заставляли всех остальных выглядеть призрачными, желтушными или серыми. И хотя он тысячу раз говорил себе, что сохнуть по знакомой – знакомой по работе – знакомой по работе, которая может быть лесбиянкой – было в лучшем случае пошло, а в худшем – мерзко, страсть тут же зажала Зафа в тиски.
– Я опоздала, – заявила Даника, которая редко здоровалась или прощалась. Ее длинное черное платье развевалось по мере приближения к Зафу, а струящаяся ткань липла то к бедру, то к талии, то вновь к бедру. Конечно, он не пялился на нее, потому что это было бы неуместно.
– Вот, пожалуйста, – сказала она, двигая стакан по столу, который их разделял. – Один очень горячий, очень черный, очень горький кофе для нашего местного князя тьмы.
– Твое здоровье, принцесса, – бросил он в ответ, и Дани наградила его улыбкой на миллион долларов.
От одного вида этих мягких алых губ у Зафа по венам побежал электрический ток. Он продолжил в том же духе:
– Много подростков выбесила за последнее время?
– Напугал до смерти каких-нибудь старушек? – мило поинтересовалась она.
– Старушки меня любят.
– Вау, да ты горячая штучка.
Заф покраснел, надеясь, что цвет кожи и борода это скроют.
– Эм… потому что я подстригаю их газоны и все такое. Вот что я имел в виду.
Она ухмыльнулась.
– Все интереснее и интереснее…
– Отвали.
Обычно после этого Дани ухмылялась и шла, куда ее послали, торопясь приступить к работе. Но сегодня она рассмеялась и провела рукой по коротким розовым волосам, от бритых висков до более длинных завитков на макушке. Ее волосы были черными в пятницу. Синими в прошлом месяце. Красными в первый день, когда он ее увидел.
А еще-е-е-е-е ему, вероятно, следует меньше времени тратить на наблюдение за цветовой палитрой волос этой женщины и больше на… ну, всякую там важную фигню. И ведь не сказать, чтобы ему было нечем заняться: практикумы ждали своего написания, цели своего достижения, некоммерческие организации – предложений о сотрудничестве.
Но потом Дани вздохнула, и все здравые мысли снова вылетели у него из головы.
– Чертовски тяжкий вздох, – пробормотал он, потому что так оно и было.
– Еще бы, – рассеянно ответила она. – Я ведь и есть чертовка.
В самую точку и так типично для Даники, но ее взгляд был отстраненным, а мысли витали где-то далеко. С прищуренными глазами и поджатыми губами она казалась необычно… взволнованной, и это терзало Зафа сильнее, чем следовало бы.
Если бы она разозлилась из-за «предвзятых культурных исследований» или «двойных стандартов в отношении феминизма», он бы услышал об этом в ту же секунду, как она вошла в здание. А значит, ее беспокоило что-то другое, – возможно, что-то серьезное, – но она не упомянула об этом, так что это явно не его дело.
Он не станет спрашивать. Он не будет совать нос в чужие дела. Он не станет…
– Все в порядке? – выпалил его дурацкий огромный рот.
Дани вздрогнула, как будто он вырвал ее из глубокой задумчивости.
– Ну… просто… – Она колебалась. – Мне, наверное, стоит пойти наверх. Ты же знаешь, я стараюсь приходить на занятия пораньше, чтобы создать впечатление всемогущества.
Иронична, как всегда. Самоуверенна, как всегда.
Ему захотелось улыбнуться, как всегда.
Заф противостоял соблазну, как всегда.
– Резонно, – сказал он. – Ну, тогда увидимся…
Она испустила еще один вздох, больше подходящий для сцены, и объявила:
– Ладно, прекрасно, ты меня расколол…
– Неужели? – невозмутимо поинтересовался Заф.
– Я бы посоветовала тебе не быть столь саркастичным, но не думаю, что это в твоей власти. Нет, теперь уж молчи, ужасный человек, и слушай мои стенания. Ты сам спросил.
– Именно так. – Черт, как же ему нравилась эта женщина.
– Ты не поверишь, что случилось со мной возле кофейни.
Зафир неспешно потягивал свой кофе, как будто его не распирало отчаянное желание узнать:
– Можешь рассказать мне, когда сочтешь нужным. Ведь с момента начала нашего разговора прошло всего лет сто, не больше.
Она одарила его ледяной улыбкой и продолжила:
– Какой-то придурок пригласил меня на ужин.
Следующий глоток, казалось, обжег его внутренности:
– Надеюсь, ты послала его в задницу.
– Ну да. – Должно быть, он угадал с ответом, потому что ее взгляд стал теплым и сладким как патока. – Да, именно так я и сделала.
– Хорошо.
Хорошо, потому что женщины заслуживают возможности заниматься своими делами без того, чтобы на них пускали слюни ни свет ни заря; нехорошо, потому что Заф не хотел, чтобы какой-то ублюдок приглашал Данику на ужин. Это было странно, эгоистично и бессмысленно, потому что абсолютно его не касалось. Иногда у него возникало жгучее желание сделать так, чтобы это его касалось, но ему довольно хорошо удавалось подавлять это желание, чтобы оно не вышло из-под контроля.
Чего Заф действительно хотел, так это быть счастливым, и он прочитал достаточно любовных романов, чтобы знать, как это сделать. Во-первых, надо достичь своих целей и все такое прочее (он работал над этой частью). Во-вторых, найти чудесную женщину, которая вдохновляла бы на грязные мысли, и жить с ней долго и счастливо.
Дани была чудесная женщина, из-за которой в его голове роились всякие реально грязные мысли, но он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что «долго и счастливо» не предвидится. Им не светит даже «жили-были». Во-первых, потому, что она много говорила о том, как занималась сексом с некой Джанель Монэ, и, когда он спросил, что она думает об Идрисе Эльбе (всем, кто увлекается парнями, нравится Идрис Эльба, верно?), все, что она сказала, было: «Он великолепен. Мне очень понравился „Лютер“». А во-вторых, если верить сплетням, ходившим среди персонала (а Заф, конечно же, не одобрял подобных сплетен, причем категорически), Даника Браун была королевой одноразовых отношений. И Заф не имел понятия, что делать в случае, если она будет одной рукой тыкать ему в лицо толстой инструкцией по одноразовым отношениям, сжимая в другой его пенис.
Так что она была предназначена не для него, а он не для нее, они – просто друзья, и ему не следовало даже думать об этом. Вот почему Заф проглотил свою нелепую ревность и пошутил:
– Надеюсь, этот парень упадет в канализационный люк или что-нибудь в этом роде.
– Твоими бы устами, – промурлыкала она и подмигнула ему.
Двух мнений быть не может. Она посмотрела на него и просто… вот дерьмо, подмигнула. Внезапно он почувствовал легкое головокружение. Тепло и возбуждение разлились по всему его телу. Пожалуй, перебор для утра рабочего понедельника.
Заф прочистил горло и взял себя в руки. Очевидно, для одного дня Даники ему было уже достаточно.
– Ну, тогда… Ты опаздываешь, не забыла?
Ее глаза постепенно выпучились, как у сонного котенка:
– Ой. О, черт! Да, точно.
– Подожди.
Заф полез в карман за утренним протеиновым батончиком Дани – привычка, которая появилась с тех пор, как она стала работать в «Эхо» несколько месяцев назад. Это было справедливо, потому что она всегда приносила ему кофе. И кроме того, у нее никогда не было времени позавтракать – открытие, которое он сделал, увидев, как она проглатывает пакетик «Скитлс» в 9 утра. И, кроме того, она была сердобольной вегетарианкой, которая могла скончаться от недоедания, если бы не он.
– Спасибо, папочка, – сказала она и хихикнула, протягивая руку в привычном жесте.
Заф фыркнул. То, что он нащупал в кармане, было твердым, холодным и не богатым белком – его телефон. Не тот карман. Когда он вынул руку, помещение наполнилось звуком:
«Тогда возьми меня. Я умираю от желания, и ты это знаешь».
О, черт.
Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Конечно, каким-то образом он запустил аудиокнигу. Заф схватил телефон и начал изо всех сил дергать наушники, обернутые вокруг него, – те самые наушники, которые не помешали ему нажать кнопку воспроизведения, но теперь действовали как долбаный непроницаемый щит, защищающий кнопку паузы. Должно быть, он очутился в одном из собственных подростковых кошмаров, потому что его руки действовали куда медленнее и неуклюжее, чем обычно. Рассказчик в аудиокниге предостерег: «Если я только прикоснусь к тебе этим вечером – ты станешь моей», и через стол Даника издала сдавленный звук – ужаса?
Да, наверное, ужаса – и закрыла рот рукой.
– Заф, – почти взвизгнула она, – это порно?
– Нет! – прозвучало слишком громко для правды. – Нет, – повторил он сквозь стиснутые зубы, стараясь казаться спокойным, разумным человеком, а не выведенным из себя извращенцем.
