Тала Тоцка
Тайный наследник для миллиардера
Глава 1
– Это не ребенок, а настоящий монстр! – полушепотом делится с нами Альбина, детсадовский методист. – У нее ни одна нянька дольше двух недель не выдерживает. Ну все теперь, кабздец нам, девочки.
Мы, я и Лизка, наш хореограф, смотрим туда, куда показывает Альбина. Я никакого монстра не вижу, вижу маленькую девочку со светлыми пышными волосами, заплетенными в две косички. Она стоит возле воспитателя и исподлобья следит за бегающими детьми.
– Почему сразу монстр? – заступаюсь за девочку. – Просто недолюбленный ребенок.
– Ой, Полинка, молчи! – машет рукой Альбина и с приклеенной улыбкой кивает поздоровавшейся с ней мамочке. – У тебя все хорошие, тебе всех жалко. А эта девчонка всего лишь разбалована до невозможности.
– Ты сама сказала, у нее нет матери, – возражаю, тайком разглядывая девочку, – может поэтому отец и растит ее как принцессу. Но без мамы и принцессам плохо.
– Ладно тебе, Альбина! – поддерживает меня Лиза. – Представляю, если бы ты была дочкой Тимура Арсанова. Своей короной все деревья вокруг бы посносила!
Мы с ней прыскаем в ладони, но Альбина не обижается.
– Ну уж нет, девочки, я на такое не подписывалась! – решительно мотает она головой. – Вы Арсанова видели? Имя ему Тестостерон, на кой мне хотеть к нему в дочки? Я не против сразу в кровать, но там в очередь станешь и не дождешься. Хоть бы в первую сотню втиснуться! Я слышала, абонементы в спортивный клуб, куда ходит Тимур, перепродают за бешеные деньги.
Сама не знаю, почему, но мне становится еще жальче маленькую дочку Арсанова.
– Иди в няньки к малой Арсановой, Альба, – советует Лизка, – а сама к папаше подкатывай. Он на тебя западет и женится, как в том турецком сериале, помнишь, ну как его? Забыла название.
– Ага, – мрачнеет Альбина, – думаешь, Арсанов смотрит турецкие сериалы? Это у турков в кино богатые мужики на няньках женятся, а в жизни такие сумасшедшие папки еще хуже своих деток. Чуть что, под зад коленом и привет.
Она осматривает меня с головы до ног.
– Вот Польку к ним можно. Она у нас бывшая модель, мечта любого отца-одиночки!
Я модель не бывшая, а несостоявшаяся – это раз. У меня есть свой сын – это два. Но я не вступаю в спор, ясно же, что Альбина болтает просто так. Предпочитаю сменить тему.
– Что с ее мамой? – спрашиваю. – Она умерла?
– Да нет, живая вроде, – пожимает плечами Лиза. – Может, свинтила от них?
– От Арсанова? Девочки, не смейтесь! – фыркает Альбина. – От таких по своей воле не уходят. Подозреваю, он сам ее выпер и материнских прав лишил. У Сони по документам нет матери, я лично видела. И нигде о ней никаких упоминаний, я весь интернет прошерстила. Про самого Арсанова инфы полно, про жену его – ни полслова.
Соня. Ее зовут Соня, София. Если бы у меня была дочь, я бы тоже назвала ее Софией.
– Может, он дочку у любовницы отобрал? – интересуется Лиза.
– А кто его знает, – вздыхает Альбина, – такой может все. Но как будто жена была, в интернете написано, в браке с такого-то года по такой, потом развод. Долго женат был, лет семь или восемь. А развелся четыре года назад. Выходит, как дочка родилась, так и развелся.
– Вполне возможно, кстати, – задумчиво говорит Лиза, – если у них детей столько лет не было.
– Да, так бывает, – соглашаюсь с ней, – когда у людей все есть, миллионы есть, квартиры, машины и дома, а детей нет.
– Если бы миллионы! – невесело вздыхает Альба. – Арсанов миллиардер. Уже год как.
– Я смотрю, тебя замкнуло на Арсанове, – толкает ее локтем в бок Лизка.
– Ну да, – подхватываю я, – изучила все начиная от жизнеописания и заканчивая состоянием счетов. Иди к нему биографом, Альбиш!
– Ой, девочки, – мечтательно закатывает глаза Альбина, – да я к нему и в уборщицы пошла бы. Обожаю таких мужчин. Он на тебя только смотрит, а ты уже течешь…
Мы обе переглядываемся и давимся от смеха.
– Чего вы? – подозрительно щурится Альба. – Пошлячки две. Таешь, я хотела сказать. Таешь, как мороженко.
Болтаю с коллегами в ожидании начала рабочего дня, а взгляд без конца возвращается к девочке. К Соне.
Она не подходит к детям, по-прежнему стоит возле воспитательницы и настороженно смотрит по сторонам из-под светлой челки. Точно так же ведет себя мой сын, когда напуган или расстроен. Может, поэтому меня это волнует?
Не отец девочки точно. Я незнакома с Тимуром Арсановым, о знакомстве с ним не мечтаю в отличие от Альбины. И больше, чем уверена, что даже если он со мной заговорит – в теории все возможно, ведь я буду заниматься с его дочерью иностранными языками, – то забудет о моем существовании, как только я исчезну из поля зрения.
Коллеги оставляют в покое Арсанова, а мне не дает покоя его дочь. Смотрю на поджатые губки и растерянный взгляд девочки – слишком взрослый взгляд для ребенка ее возраста.
Пусть меня простят отцы всего мира, но представить, как это без папы, я могу. Я сама выросла без отца, с отчимом, который отцом мне так и не стал. Мы с Бодькой тоже живем вдвоем почти пять лет, с самого его рождения.
Как нам ни бывает трудно, мы справляемся. Но когда я представляю, что у него нет меня, мне становится плохо.
Чтобы иметь возможность быть рядом с Богданом, я пришла работать сюда, в детский сад. Элитный, закрытый, потому что мне пообещали высокий оклад, а нам с сыном нужны деньги. Очень, очень много денег.
Деформация в области сросшегося перелома, нарушение двигательной функциональности, хромота и начинающаяся мышечная атрофия – медицинская карта моего сына под завязку забита такими записями.
Чтобы мой сын снова смог ходить, нужна операция. Я нашла клинику в Германии, нас готовы принять, но это очень и очень дорого. И я откладываю каждую заработанную копейку.
Конечно, мне хочется, чтобы у Богдана был отец, который его любит и переживает о нем так же, как я. От финансовой помощи я тем более отказываться бы не стала. Только это невозможно. Никак.
Бодькин отец не подонок и не мерзавец, который нас бросил. Мой сын – только мой ребенок, его отец не знает о нем. Потому, что я сама не знаю, кто отец моего сына.
Пять лет назад
– Попробуй, Полина, что ты теряешь? – Лео настойчиво двигает визитку по поверхности стола, а я смотрю на нее, как на жирного мохнатого паука – с ужасом и с ощущением полной безысходности.
– Ничего, Лео, – шепчу как зачарованная, – ничего, потому что уже все потеряла.
Мой мир рухнул два часа назад, когда я застала своего любимого мужчину с другой. И все эти два часа Лео пытается вернуть мне вкус к жизни с помощью лучших сортов кофе в кофейне напротив нашего агентства. Точнее, теперь уже моего бывшего агентства.
Настоящее имя Лео – Леонид, но всем по большому счету все равно. Лео так Лео. Он фотограф в модельном агентстве, где я работала до сегодняшнего дня. Лео лучше всех умеет подобрать ракурс, поймать кадр, и на его снимках я всегда получаюсь худая.
Но это не потому, что мы с ним дружим, он просто классный фотограф.
– Я не представляю, как это – продавать яйцеклетки, – выдавливаю с трудом. Лео выжидательно смотрит на меня и нетерпеливо теребит в руках зубочистку.
– А почему нет? – удивляется он. – Представь, что ты фермер, выращиваешь, к примеру, кукурузу. Часть оставляешь себе, а остальное продаешь. Это называется избытки, подруга, почему бы не поделиться избытками?
У приятеля все же получается вызвать у меня улыбку, хоть улыбка и выходит довольно жалкой.
– Какая кукуруза, Лео! Как это можно сравнивать?
– Неважно, – отмахивается он, – ну сколько ты используешь яйцеклеток за всю жизнь? Две? Три? А остальное пропадает. Вот и продай их людям, не жадничай.
– Но… – у меня даже слова поначалу нужные не находятся, – это же будут мои дети, Лео!
– Слушай, Полинка, – морщится он, – ну какие это дети? Это технологии, детка. Биотехнологии. Которые, кстати, помогают людям стать счастливее. А были бы все как ты, мир был бы другим. Несчастным.
Оживает экран, и я цепенею. Роберт. Он уже два часа пытается дозвониться, а у меня не хватает духу отправить его в черный список.
Роб был для меня всем. Моим продюсером. Моим любимым мужчиной. Он стал моим первым. Он называл меня своим ангелом после того, как я получила допуск к кастингу «ангелов» для «Victoria’s Secret» – им мои параметры подходят идеально. Восемьдесят пять/пятьдесят девять/восемьдесят пять при росте сто восемьдесят один сантиметр.
И сегодня он предал меня с той, которую я считала подругой.
В агентство я пришла раньше, в университете не было пары, и до съемок оставалась уйма времени. Не стала звонить Роберту, захотела сделать сюрприз. Прошла в его кабинет, а там оказалось, что сюрприз ждет меня. В виде Роба с расстегнутой ширинкой и Дарины, стоящей перед ним на коленях.
Я даже не сразу сообразила, стояла и смотрела на них, а они меня не замечали, так увлеклись. Повернулась и пошла обратно, не чувствуя под собой ног. Роберт догнал меня на выходе.
– Подожди, малыш, ты все не так поняла, – он держал меня крепко, а мне казалось, если отпустит, я рухну безвольной куклой. – Не надо так серьезно относиться, это обычный рабочий процесс.
– Не трогай меня, Роб, – попыталась отцепить его пальцы.
– Не дури, Полина. Я просто расслабился, смотри на это шире. Ты все равно моя малышка…
Только когда запекла ладонь, я поняла, что ударила Роберта. Со всего маху приложила его по щеке, будто хотела передать с этой пощечиной всю свою боль.
– Я. Не. Твоя, – процедила и оттолкнула опешившего мужчину.
– Ах вот как, – мстительно сузил он глаза, – ну тогда забудь о контракте, святоша. Зачем ты пришла в модельный бизнес? Иди в монашки и там ищи себе такого же. И о Нью-Йорке забудь, туда Дарина поедет…
Он еще что-то говорил, но я уже не слышала. Шла, не разбирая дороги, пока меня не поймали в шаге от проезжей части.
– Куда на красный? – Лео оттянул меня от перехода и увел в кофейню. Там и выдвинул предложение стать донором биоматериала для частного репродуктивного центра.
Сбрасываю звонок и блокирую контакт, сохраненный в базе как «Любимый». Надо переименовать…
– Откуда у тебя их визитки? – спрашиваю, чтобы Лео не начал рассуждать о полигамности мужчин. Это его любимый конек.
– Они давно у нас пасутся на самом деле, – отвечает приятель, – подбирают базу. Клиника очень крутая, там богатые люди обслуживаются. А они хотят красивых детей. И требования к донорам у них высокие. К примеру, многим важен интеллект, знание языков, привычки и хобби. Считается, что это все может передаваться генетически.
– Ты серьезно, Лео? – переспрашиваю шокировано, для меня это за гранью. Как можно выбирать ребенка, будто мебель в магазине?
– Вполне. Это ты еще не сталкивалась с рынком эмбрионов, Полька, вот где самый трэш!
– Разве это трэш, Лео? Это дикость и уродство!
– Это биотехнологии, детка, еще раз повторюсь. Людям нужны дети, тебе нужны деньги. Люди готовы платить деньги – оп, и клиника вас сводит. Дальше все зависит от тебя, дорогая, – Лео откидывается на спинку диванчика и машет баристе. – Дайте нам еще два моккачино.
– Я все, – отрицательно качаю головой, – меня уже от кофе тошнит.
– Тогда белый чай. Белый же? – заглядывает в глаза Лео, и я устало соглашаюсь. – Сделайте нам на две чашки.
Кладу голову на сложенные на столе локти и перевариваю сказанное приятелем. Это правда, мне нужны деньги, и я надеялась заработать их показами. Контракты дали бы мне возможность продолжить учебу за границей. Британия или Швейцария, я еще не выбрала, но больше склонялась к Лондону. А Роб пообещал сделать так, что со мной не станет работать ни одно агентство.
Но ведь я могу сама поехать на кастинг, без Роберта. Портфолио у меня есть, и Лео поможет с новыми фото. Только на поездку тоже нужны деньги, они везде нужны. Неухоженная модель будет востребована разве что для съемки дешевых рекламных роликов. Так что…
– Ладно. Схожу, посмотрю, что там, – беру визитку двумя пальцами, будто она меня укусит. – Если не понравится, уйду.
– И правильно, – соглашается Лео, – попытка не пытка. Пробуй, Полинка, кто стучится, тому и открывают.
Глава 2
– Проходите, Ольга Ивановна вас ждет, – в приемной меня встречают с улыбкой, а я так и не придумала, зачем могла понадобиться главному врачу центра репродуктивной медицины «Эдельвейс».
Прохожу в кабинет, сажусь в удобное кресло. Смотрю вокруг с интересом и некоторым опасением. Сама не знаю, что ожидаю увидеть. Колбы с заспиртованными человеческими зародышами? Или замороженные эмбрионы?
Но ничего такого здесь нет, обычный кабинет руководителя с дорогим интерьером. Здесь во всей клинике так – много белого глянца и стекла. Везде стерильная, безупречная чистота, поверхности сверкают в прямом смысле слова.
О том, что я в кабинете главврача, говорят разве что рекламные буклеты с логотипом клиники и несколько постеров с детьми.
– Здравствуйте, Полина, я очень рада, что вы откликнулись на мою просьбу, – Ольга Ивановна выглядит так же безупречно, как и ее клиника. – Вы догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить?
– Если честно, то нет, – признаюсь чистосердечно, – не имею ни наименьшего понятия.
– Тогда я, с вашего разрешения, поясню. Наш центр славится не только технологиями, – она глянула на меня как будто я заваливаю экзамен, – наша клиника делает все, чтобы каждый пациент получил желаемый результат в максимально полном объеме. Вы догадываетесь, что я имею в виду?
– Нет, – честно отвечаю я.
Я правда не догадываюсь. Я пришла сюда три дня назад, заполнила анкету, меня поблагодарили и отправили домой. Сказали, что позвонят.
Позвонили вчера и сказали, что меня хочет видеть главный врач клиники. Причину не назвали, я и не расспрашивала. Хотя…
– Может, вам нужна модель для рекламы «Эдельвейса»? – осеняет меня, но Ольга Ивановна отрицательно мотает головой.
– Нет, не для рекламы. Вы же понимаете, что клиенты «Эдельвейса» – это очень и очень состоятельные люди? – смотрит на меня выжидающе и повторяет с нажимом: – Очень и очень!
– Конечно.
– А теперь представьте, что эти люди хотят воспользоваться услугами нашего центра. И услуги эти связаны не только с оплодотворением. Помимо этого, у нас действует программа суррогатного материнства, и спектр предоставляемых услуг в этой сфере весьма широк.
Я помалкиваю, потому что до сих пор не могу понять, к чему она клонит.
– Поверьте моему опыту, Полина, у людей, которые хотят воспользоваться услугами суррогатной мамы, требований столько, что мы иногда впадаем в ступор. Но несмотря на это, стараемся всех их удовлетворить. Этого требует престиж и деловая репутация, даже если мы, – тут она прокашлялась, – как бы выразиться поделикатнее, не всегда следуем установленным ограничениям. Зато и контракты такие имеют стоимость на порядок выше…
– Что вы хотите мне предложить? – перебиваю увлекшуюся Ольгу Ивановну.
– Я хочу предложить вам стать суррогатной мамой, – она мигом переключилась и даже тон сменила на более деловой. – С самой высокой оплатой контракта в истории нашей клиники.
В кабинете повисает тишина. Я поначалу пытаюсь оправиться от шока, а потом начинаю напряженно думать. Ольга не мешает, молча крутит в руках карандаш и наблюдает за мной.
Я на такое не подписывалась. Мало того, я еще даже не решила, собираюсь ли быть донором биоматериала. Думала осмотреться и на месте принять решение. Так что тема суррогатного материнства даже не поднималась.
– А разве наличие одного ребенка не является обязательным условием? – припоминаю что-то знакомое из фильмов и книг.
– Я уже говорила, что мы стараемся удовлетворить любое пожелание клиента, – мягко объясняет Ольга, – и если заказчики хотят, чтобы ребенок был первым, то всегда можно пойти навстречу. Мало того, у нас бывают случаи, когда обязательным условием есть девственность суррогатной мамы перед пересадкой эмбриона.
– И что? – спрашиваю шокировано.
– Мы находим исполнительниц, им хирургическим путем вскрывают девственную плеву и подсаживают эмбрион. В итоге заказчик получает желанного малыша, а суррогатная мама за полученный гонорар покупает квартиру и машину. Полина, – она доверительно наклоняется ближе ко мне, – причины, по которым люди желают воспользоваться чужой маткой для вынашивания своего ребенка, далеко не всегда носят медицинский характер. И, как я сказала, там действует совсем другой ценник. У меня как раз сейчас есть заказчица, которой вы в роли суррогатной мамы подходите идеально. Вот поэтому вы здесь.
– Но… Но… – беспомощно хлопаю глазами, а Ольга Ивановна не сводит с меня внимательного взгляда.
– Вы подумайте, Полина, – она что-то быстро пишет на листке бумаги и двигает по столу ко мне, – здесь сумма, которую она предлагает в качестве гонорара. Сюда не входит содержание и покрытие всех расходов во время беременности.
Смотрю на сумму, написанную на листе, и стены кабинета опасно шатаются, а пол и вовсе исчезает из-под ног.
Этих денег хватило бы на все. Полностью на все обучение. Плюс перелет и несколько месяцев вполне безбедного проживания, это если в кампусе. На остальное я заработаю сама, даже если никогда не стану «ангелом» для «Victoria’s Secret».
От открывшихся возможностей начинает кружиться голова. Но потом приходит мгновенное отрезвление.
– Ребенок. Что я буду делать с ребенком?
Похоже, я задаю этот вопрос вслух, потому что Ольга с неизменной доброжелательностью отвечает:
– Но это будет не ваш ребенок, Полина. Вам не придется думать, что с ним делать. С вами будет работать психолог, который научит вас относиться к тому, что будет у вас в животе, как к чужой собственности, для которой вы лишь временное пристанище. Дом. Поверьте, это проверенные методики, которые очень хорошо работают.
Облизываю вмиг ставшие сухими как пергамент губы.
– Если я соглашусь, то?..
– То мы, во-первых, проведем полное обследование за счет заказчика. Во-вторых, вы пообщаетесь с ней – естественно, анонимно. Вообще, весь процесс будет максимально закрытым и непубличным. Ну и, если вас обеих все устроит, зайдете в программу.
Поднимаюсь на задеревеневших ногах.
– Мне надо подумать.
– Конечно, Полиночка! Думайте. Но не забывайте, что второго такого шанса может не быть.
– Какого такого?
– Видите ли, есть люди, которые верят, что ребенок наследует не родительский геном, а перенимает многое от выносившей его женщины. С научной точки зрения это не выдерживает никакой критики, но на практике… Чего только мы не видели в нашей практике, – неожиданно говорит она совсем другим тоном и машет рукой. – Так что именно вас выбрала наша клиентка, и я бы очень советовала вам не упускать этот шанс.
Меня даже не хватает, чтобы нормально попрощаться. Вываливаюсь из кабинета и спешу к выходу, потому что здесь мне ощутимо не хватает воздуха, чтобы нормально дышать.
***
– Не понимаю, почему ты делаешь из этого такую трагедию, – Дарина сидя на подоконнике наблюдает, как я собираю вещи. – Надо ко всему относиться проще.
Я не отвечаю, молча запихиваю вещи в чемодан. Замечаю, что вещей стало втрое больше – некоторые бренды после показов дарили нам демонстрационные образцы.
С Дарой мы познакомились при подготовке мероприятия, посвященного открытию бутика известного бренда. У нас схожие параметры, поэтому нас обеих отобрали организаторы. Потом были съемки, потом еще показы, так и подружились.
Мы с ней вдвоем снимали однокомнатную «студию». У меня особые отношения с отчимом, поэтому, как только я стала зарабатывать, сразу съехала на квартиру. Самой платить было дорого, и квартиру я сняла в складчину с Дарой.
С Дарой комфортно, даже находясь в одной комнате мы умудрялись друг другу не мешать. Зато когда нужно, она умела поддержать, и при этом никогда не лезла с советами и не грузила. И в нашей квартире-студии такие огромные окна с удобными, широкими подоконниками…
– Ты можешь со мной не разговаривать, – продолжает Дара, – но знаешь, я бы на твоем месте, если бы вошла и засекла Роба с телкой, быстро закрыла дверь и сделала вид, что ничего не видела.
Выпрямляюсь и смотрю на бывшую подругу. Меня будто простреливает – а ведь правда, если бы я сделала вид, что их не видела, я бы не потеряла подругу. Роб для меня в любом случае умер.
Сердце давит от боли, я даже глаза закрываю. Я не смогла бы делать вид, что ничего не случилось. И больше не смогла бы ей доверять.
– Зачем ты это сделала? – спрашиваю негромко, чтобы не было заметно, как у меня дрожит голос. – Ты же знаешь, как я его любила.
– Знаю, – Дарина слезает с подоконника, достает из холодильника сок и наливает в стакан. Бросает лед и поворачивается ко мне. – Мне позарез нужны контракты, Поль. Это тебе хорошо, у тебя тут родители, и любовник денег подбрасывает. А мне помощи ждать не от кого. И если ты не хочешь знать, что Роберт имеет все, что шевелится, кто тебе виноват? Ты понимаешь, что не я, так кто-то другой? Кто угодно. Ему никто не отказывает, никому не нужны проблемы. От нас не убудет, а трудности, которые может создать Роб каждой из нас, могут стоить карьеры.
– Что он может сделать, если мы сами подписываем контракты? – непонимающе смотрю на Дару.
– Да что угодно, – пожимает плечами Дарина, – сказать, что ты неадекватна, непунктуальна, склонна к булимии. Что ты сидишь на наркоте. Ты и знать не будешь. Проще пять минут поработать с Робертом-младшим и быть в шоколаде. Должна сказать, он у него впечатляющий, я бы тебе даже позавидовала, если бы не знала, сколько там было желающих.
До меня доходит, что она имеет в виду, и кровь приливает к щекам. Господи, неужели она говорит правду, а я была настолько слепой и наивной? Как же они смеялись надо мной, наверное…
Дарина все читает по моему лицу и хмыкает, отпивая сок.
– Ясно. Для тебя это новость. Ну прости, – разводит она руками, и я застегиваю чемодан. Вышло вместе с ним еще две объемные сумки.
Вызываю такси по приложению и тащу сумки к двери.
– Ты уверена, что не передумаешь? – спрашивает Дара, когда я открываю дверь. – Ну нормально же уживались! Так не хочется кого-то искать, а сама я не потяну.
– Ничего, – говорю, вытаскивая сумки на площадку, – тебя теперь контрактами засыплют, не будешь успевать.
Она что-то говорит в ответ, а я бросаю ей ключ и захлопываю дверь. И представляю, как захлопываю дверь в сердце, за которой остались любовь к мужчине и вера в женскую дружбу. Придавливаю ногой и несколько раз проворачиваю ключ.
***
– А чего ты с сумками? – спрашивает мама, когда я втаскиваю их в узкий коридор. – Опять на съемки едешь?
– Мам, я поживу дома немного, у меня пока с работой проблемы.
– Так что, ты теперь нам на шею решила сесть? – спрашивает отчим, выглядывая из-за маминого плеча.
– Вова, подожди! – отмахивается мама. – Поль, но у нас же негде, Андрюшка в своей комнате, мы с Вовой в зале. Нет, ну несколько ночей ты можешь, конечно, на кухне переночевать. Но жить…
– Разве я не могу в Андрея комнате пожить, мам? Я же оплачивала все это время за себя коммуналку, – пробую возразить.
– Поля, ну что ты такое говоришь! – всплескивает мать руками. – Андрюшка учится, ты будешь ему мешать.
– А прописка у тебя просто так нарисована, за бесплатно? – снова влезает отчим.
– Вовка, ну не горячись ты, – уговаривает его мама, – я сама с дочкой своей разберусь.
– Знаю я, как ты с ней разбираешься, – бубнит отчим, – все ей позволяла, теперь вон задом крутит перед людьми. Столько работы, иди не хочу, вон у нас кассиры в супермаркет нужны, хоть завтра на стажировку.
– И правда, Поль, – поворачивается ко мне мама, – может, пускай Вова за тебя поговорит?
– Я же учусь, мам! – не верю своим ушам. – Как я буду там работать?
– Так за ночную смену доплата идет, удвоенный оклад, – сообщает отчим, и я прислоняюсь к стенке.
– Хорошо, – говорю устало, – я недолго поживу, обещаю. Хоть на кухне. Но сегодня мне совсем некуда идти.
Поздно ночью, когда все засыпают, давлюсь слезами, лежа на раскладушке в проходе кухни. Если бы отец не погиб, мать никогда бы не вышла замуж за этого урода Вовку.
– Папочка, ну почему ты меня бросил? – шепчу, вытирая щеки. – Ты мне так нужен…
Отец работал в государственной службе чрезвычайных ситуаций и погиб на пожаре, когда на спасателей обрушилось горящее здание. И если бы можно было загадать желание, я бы загадала, чтобы отец остался жив, и даже не стала бы просить, чтобы вместо него здание обрушилось на отчима.
