Тала Тоцка
Неверный

Глава 5

Рустам

– Я все похерил, брат, – говорю, сцепив перед собой пальцы. – Все провтыкал…

Замолкаю. Рус тоже молчит, смотрит на меня исподлобья. Барабанит пальцами по столешнице.

Не могу сидеть, поднимаюсь и начинаю ходить по кабинету. Стенка, разворот, снова стенка. От одной стены к другой. И обратно. Тупая цикличность. Гребучая последовательность.

Раньше это помогало прокачать мозги. Всегда срабатывало, но только не сейчас. Мозг и так работает как заведенный. Ищет выход, ищет. И не находит.

Потому что выхода, сука, нет. И я сам, сам себя закопал.

Рубит меня, как по живому режет.

Чувствую себя зверем, загнанным в клетку. И по кабинету кружу, как зверь. Хотя, когда жизнь летит к чертям, похер, кем себя чувствовать.

Но не могу остановиться. Меряю шагами расстояние от стенки к стенке, только чтобы не разрывать себя изнутри в клочья. На долбанные куски дерьма, в которое я превратил свою жизнь.

Сам. Я все уничтожил сам.

– Ты был у нее? – Рус осторожничает, а зря. Меня это не спасает.

– Она не хочет меня видеть, – упираюсь в стенку. Разворот.

– Телефон?

Качаю головой.

– Сообщения?

– Я в черном списке.

– Понятно…

Конечно, ему понятно. Он у нас правильный.

Черт, я не должен злиться на брата. Он хочет помочь. Проблема в том, что помочь мне нереально.

– Я подослал к ней ее мать.

– Веру? – Рус выгибает брови.

– Она у Сони одна, – снова завожусь, но брат делает вид, что не замечает. Когда-то я выскажу ему, как я за это благодарен.

Мы оба знаем цену Сониной матери. Все пять лет наших отношений я поражаюсь, как такая выдра смогла родить такого ангела как моя Соня.

– Я пообещал купить ей автомойку, – говорю, глядя в потолок.

– Зачем? – не мигая, спрашивает Руслан.

– Чтобы ее купить, Рус, – теряю терпение. – Чтобы она поговорила с Соней…

– И ты решил, что Соня простит тебе ребенка от другой женщины? – не сводит с меня буравящего взгляда брат. – Ты разрушил все, что у вас было, Рус. Ты разрушил свою семью. И откупаешься сраной мойкой?

– Я знаю, что сделал, – невидяще пялюсь в стену. – Сам ненавижу себя за это.

– Ладно, не горячись, – Рус перестает барабанить и начинает постукивать по столу ладонью.

Это значит, он сам завелся. Мы с ним с детства на одной волне. Я его читаю как книгу, и он меня тоже.

– Я не знаю, что мне делать. Соня не хочет со мной разговаривать, она собирается подать на развод.

Мне хочется самому затолкать эти слова себе в глотку. Только не это. Только не развод.

– Соня одумается. Она тебя любит, у вас семья…

– Ты говоришь как мать, – не даю ему договорить, – вы оба так и не поняли. Она не простит.

– Ты ошибаешься.

– Нет, это ты ошибаешься. А я ее знаю. Она моя жена.

– Как тогда… – брат снимает очки и трет глаза большим и указательным пальцем, – как ты допустил это, Рус?

– Что именно? – оборачиваюсь. – Превратил свою жизнь в дерьмо? Или втащил в него Соню?

– Влез в чужую бабу. И потом, у тебя отшибло память настолько, что ты забыл о презервативах?

Руслан умеет быть тактичным. Но сейчас не тот случай, и я с ним согласен.

– Были презервативы, – упираюсь руками в спинку кресла, – все было. Я их помню. И девку помню. А вот зачем она мне сдалась, не помню.

– Ты уверен, что это твой ребенок?

Еле сдерживаюсь, чтобы его не послать. Но сдерживаюсь. Я сам попросил его приехать.

– Первое, что я сделал, это тест. Он мой.

Молчим. Я останавливаюсь у окна и упираюсь в подоконник.

– На что ты рассчитывал? – спрашивает брат. – Ты думал, Соня ничего не узнает?

– Да, – киваю отрывисто, – я не хотел ей ничего говорить.

– А ребенок? Это же твой сын.

У Руслана жена тоже беременная, она тоже ждет сына. У него все по-людски.

– Я ничего… – говорю хрипло и прокашливаюсь, – ничего не чувствую к нему, Рус. Меня от матери его выворачивает. После родов думал сделать еще тест. А вдруг… Но если он мой, забрать и отдать родственникам матери на воспитание. И ничего не говорить Соне.

– С ума сошел, Рустам? – теперь Руслан встает из-за стола. – Это твой сын, кем бы ни была его мать. Он ни в чем не виноват.

– Ты не понимаешь, Рус. Соня. Она потеряла ребенка.

И от этих слов хочется завыть раненым зверем. Перед глазами стоит Соня с расползающимся пятном крови. Я весь в этой крови был, когда схватил ее на руки. Пока нес ее в манипуляционную, где ее к операции готовили. И мне казалось, она из моего сердца текла, эта кровь.

Почему умер именно этот ребенок? Если бы я мог изменить, отмотать назад.

Если бы я знал, не поехал бы в этот день в офис, не уехал бы на это долбанную стройку, не застрял там на весь день. И не бросил бы в машине разряженный телефон, на который звонила Соня…

– Это я его убил, Рус, – тихо говорю брату, – я.

Он долго молчит, шокированный. Потом отмирает.

– Дело сделано, уже ничего не изменить. Ты виноват, априори. Ты это признаешь. Теперь главное – понять, чего сам хочешь. Ты должен сделать выбор. Не выйдет иметь обеих женщин и счастливую семью одновременно. Решай, что для тебя важнее.

– Хочу все вернуть, – не говорю, выдыхаю. – Я не смогу без нее. Жить без нее, дышать без нее. Что угодно, только не развод.

– Тогда придется отвечать по полной. А для начала ты должен дать ей время.

– Я на все готов, – утыкаюсь лбом в холодное стекло. – Только с ней.

– Значит нужно добраться до Сони. Ползи, умоляй ее простить тебя, говори, что любишь ее и хочешь быть с ней. Надо, под окнами ночуй.

– Там главврач с заведующей в сговоре. Я пробил, они муж и жена. Денег предлагал даже дворнику, никто не берет. Пока ее не выпишут, я ее не увижу.

– Тогда найди способ, как достучаться до нее, как показать, что ты на самом деле раскаиваешься. Возможно, стоит написать ей письмо?

Письмо… Сука, какой же я имбецил.

Разворачиваюсь к брату и трясу его за плечи.

– Письмо, Рус! Почему я сам не догадался? Я сейчас закажу и отправлю матери цветы за то, что у меня есть брат.

– Да отпусти ты, бешеный, – он меня отталкивает, но его глаза выдают облегчение.

А цветы я обязательно отправлю. Не знаю, что бы я делал без своего брата. Младшего за меня на пятнадцать минут.

***

Соня

Каждую ночь я просыпаюсь ровно в три часа и лежу до утра, не смыкая глаз. Не знаю, почему именно в три, а не в два, и не в четыре. Но внутри будто срабатывает будильник.

И каждый раз первой приходит мысль – мне все приснилось. Приснился жуткий кошмар, в которой муж мне изменил. Я проснулась, и теперь все будет как раньше.

Но спасительная амнезия длится совсем недолго. Я вижу в темноте очертания больничной палаты, и реальность накрывает как цунами.

Измена мужа, его беременная любовница мужа – все оказывается правдой. И единственным лучиком света в этой беспросветной реальности остается мой малыш.

Я без конца прокручиваю в голове, что я сделала не так. Где я ошиблась. Говорят же, что когда в семье наступает разлад, в этом виноваты двое.

Я по дням пытаюсь отследить свою жизнь, чтобы понять, когда именно Рустам меня разлюбил. Именно разлюбил, потому что для меня нереально когда любят одну женщину, а спят с другой. В моей голове это не укладывается.

И я точно знаю, что поначалу Рустам меня любил. Любил, а не только хотел. Для меня два эти понятия и вовсе никогда не существовали отдельно.

Он был и моим мужем, и моим любовником. Первым и единственным.

Для меня секс это не только про тело, и Рустам это знает.

Наша с ним близость была неотъемлемой частью моей жизни, и мне физически больно когда я представляю, что ничего этого больше нет и не будет.

Потому я и поверила Лизе, сразу. Безоговорочно. Знаю, каким умеет быть Рустам, когда считает что-то своим. Именно таким, как она говорила.

Любовь мужа ко мне выражалась не только словами, а и поступками. Он делал все, чтобы моя жизнь была комфортной и безопасной. И я видела, что ему нравится заботиться обо мне.

Поначалу я не могла это принять, я привыкла заботиться о себе сама. Отец бросил нас с мамой, когда я была маленькая, и с тех пор маму больше интересовала своя личная жизнь, чем я. Я настолько привыкла обо всем думать сама, что забота Рустама поначалу даже напрягала.

Она проявлялась в самых мелочах – он отвозил и забирал меня сначала в университет, потом после работы. Когда Рустама не было в городе, меня возил его водитель.

Муж заботился о моем здоровье, выбирал для меня подарки не которые хотел сам подарить, а которые точно понравились бы мне. Рядом с ним я чувствовала себя счастливой и защищенной.

В какой момент все это перестало быть правдой, а стало лишь внешней оболочкой? Привычкой. Или еще хуже, ширмой?

А главное, зачем? Если муж меня разлюбил, что помешало ему просто со мной развестись?

Может, Лиза говорит правду, и всему виной то, что я так и не смогла забеременеть за эти три года?

На первых порах я не особо переживала по этому поводу. Я работала, муж работал – все казалось на своих местах. Но Рустам старше меня, и я видела как растет его желание стать отцом.

Через год он первым предложил сходить в клинику и обследоваться. Обоим. По его словам, чтобы убедиться, что у нас все в порядке и чтобы мы еще интенсивнее работали над этим вопросом.

Я согласилась, мы прошли обследование. У меня обнаружилась небольшая проблема, по словам врачей легко устранимая. Я прошла курс лечения, но с тех пор стала с завистью обращать внимание на молодых мам с маленькими детками. А еще на то, как смотрит на них Рустам.

Он проявлял особый трепет к детям, особенно к маленьким. Это было хорошо видно на семейных праздниках, куда приезжали родственники с детьми. И даже когда мы проходили мимо детских площадок с играющими детьми, Рустам останавливался и наблюдал за ними с улыбкой на лице.

Очередное обследование показало, что я полностью восстановилась, но беременность так и не наступала. Доктора советовали мне отдохнуть и расслабиться, и когда Рустам осторожно намекнул, что может мне стоит уйти с работы, я не сомневалась ни минуты.

Передо мной встал выбор, работа или ребенок, и я сделала его так как велело сердце. Я была уверена, что когда он родится, Рустам будет любить его так же сильно и преданно, как он любил меня.

Но последний год стал для меня настоящей катастрофой. Каждый месяц, когда начинались месячные, это была трагедия. Я чувствовала, будто часть меня отмирает, утекает, уходит. Но я старалась не показывать мужу, как я страдаю.

Я его щадила, думала, он тоже переживает как и я. А все оказалось проще. Рустаму надоело ждать, и он нашел мне замену.

Он теперь не надышится на своего сына. Я представляю, как он разговаривает с животом Лизы, и у меня сердце сковывают адские тиски.

Не позволяю себе скатываться в омут слез и страданий. Там совсем рядом под сердцем мой ребенок. Не наш с Рустамом, а мой. О котором он никогда не должен узнать.

Глава 6

Соня

Я пересилила себя и написала маме, чтобы она принесла мне чистую одежду. Если бы не карантин, то не стала бы этого делать. Мама не будет молчать и снова начнет уговаривать меня не разводиться с Рустамом.

Достаточно того, что она постоянно об этом пишет. Не хочу ни читать, не слушать. Я уже готова была попросить Анну Анатольевну купить мне что-нибудь новое в магазине. Уверена, она бы не отказала.

Но карантин избавил от общения с родительницей, и я этому только рада. У меня с собой есть и карта, и наличка, только сейчас не время тратить деньги зря. Они мне скоро понадобятся и в немалом количестве. Очень сомневаюсь, что при разводе мне хоть что-то достанется.

Карта пока не заблокирована, но не удивлюсь, если Рустам перекроет доступ к деньгам. Не могу назвать мужа мстительным, он никогда не ограничивал меня в тратах. Скорее наоборот. Но судя по его действиям, развод почему-то его не устраивает. Иначе он не стал бы подкупать маму.

В любом случае я описала маме свою просьбу, и она связалась с Рустамом, чтобы взять ключи от квартиры.

Мама приходит к нам домой, набирает меня по видеосвязи, и я объясняю ей, что где лежит и что нужно взять. Она перебирает одежду, а у меня появляется смутное чувство, что Рустам приехал с ней, что он дома.

Может, решил проконтролировать лично, чтобы она ничего не вынесла ценного по моей просьбе? Очень зря, мама не из тех, кто нарушает условия сделки. Автомойка для нее дороже, я никогда не обманывалась в ее чувствах. Последний человек, которого я стану просить помочь мне сбежать от Рустама – собственная мать.

Ничего, я сделаю это сама.

Зато я не один раз предупредила, чтобы мама не предпринимала никаких попыток нас свести. Она перебирает вещи и шумно вздыхает. Значит, я не ошиблась в своих предположениях, мама изо всех сил демонстрирует зятю свою лояльность.

Ощущаю присутствие мужа через экран смартфона. Думала, я достаточно себя настроила и подготовила. Но стоит увидеть знакомую обстановку, в горле снова образовывается ком, а к глазам подступают слезы.

Мама ходит по гардеробной, собирает вещи в пакет, а я смотрю на аккуратно сложенные стопки одежды, ровный ряд отутюженных рубашек Рустама, свои выглаженные платья, и снова как по живому.

Это была моя жизнь. Может кому-то она показалась бы скучной и однообразной, но я видела в этом смысл. Наводить порядок, раскладывать все по местам. Я как птичка вила свое гнездышко и мечтала, что мой ребенок родится в уюте и любви.

Мне казалось, муж это ценит, для него это всегда было важно. Хоть убей не могу представить Лизу, приводящую в порядок одежду Айдарова. Раскладывающую его вещи по полкам и ящикам.

Зато легко представляю ее, раскладывающую по стопкам детскую одежду.

Я думала, что моя жизнь такая же упорядоченная, как мой дом. А на деле моя жизнь оказалась рядовой помойкой.

Пиликает телефон – сообщение из банкинга. Открываю и ахаю от удивления, на карту упала приличная сумма денег от Рустама.

Прекрасно понимаю, что муж таким образом рассчитывает откупиться, только сейчас от этих денег отказаться не могу.

Мне не хочется брать у него деньги, но пока у меня нет источника дохода. С работы я ушла по просьбе мужа, тогда ему, наверное, еще нужны были от меня дети. И если не я, то мой ребенок точно имеет право на его помощь.

Одного не могу понять. Зачем я ему, если у него есть вторая семья?

Мама привозит одежду подозрительно быстро, и это укрепляет меня в мысли, что ее подвез Рустам. Медсестра приносит пакет, и я пишу маме, сообщение, где благодарю за помощь.

«А что передать Рустаму?» – спрашивает мама.

– Вам тут еще кое-что передали, – медсестричка вносит роскошный букет моих любимых белых орхидей. По глазам видно, как она мне завидует.

Только для меня этот букет теперь как похоронный венок. Не хватает только ленточки «Любимой жене от любящего мужа».

– Отнесите, пожалуйста, в кабинет заведующей отделения, – прошу девушку. Она удивленно моргает, но не комментирует, молча уносит букет.

«Передай, что заведующая отделения осталась довольна», – пишу маме и откладываю телефон. У меня нет в планах поддерживать диалог.

Разбираю одежду, и из пакета на колени выпадает конверт. Сердце пульсирует ударом и замирает.

Я не знаю, что там, но знаю, от кого.

Смотрю на конверт, как на ядовитую змею. Страшно, но перестать смотреть не могу.

Не хочу открывать, но и выбросить не читая тоже не решаюсь.

А вдруг там условия по разводу? Я готова подписать все, что он хочет, если только получу свободу. И сама поражаюсь, с каких пор этот брак стал для меня удавкой.

Тянусь к конверту, открываю. Внутри сложенный вчетверо лист бумаги. Разворачиваю.

«Соня, нам надо поговорить. Я не могу тебя отпустить. Я тебя люблю».

И листок выпадает их моих рук.

***

Уже довольно поздно, но мне не спится. Письмо Рустама не дает покоя, оно лежит на тумбочке, прижатое телефоном, и все мои мысли крутятся вокруг него.

У меня десятки, нет сотня вопросов, на которые может ответить только он, мой муж. Кажется, чего проще, достаточно вернуть его из «черного» списка и нажать на дозвон. Даже не нужно встречаться, потому что я все еще не чувствую в себе сил увидеться с ним лицом к лицу.

Протягиваю руку к телефону, но натыкаюсь на лист бумаги, и мою руку обжигает огнем. Это отрезвляет.

Как я пойму, скажет он правду или снова обманет? И с ужасающей ясностью осознаю: так как раньше больше не будет. Никогда. Я никогда не смогу ему верить.

Какой смысл тогда задавать все свои вопросы?

Единственный вопрос, который я могла бы задать: «Это твой ребенок?» Но ответ на него я знаю и без Рустама. Мой муж никогда не стал бы лично заниматься тем, что не имеет к нему отношения. Поэтому смысла в разговоре как не было, так и нет.

Взгляд снова натыкается на письмо, и я сую его под подушку. Я его выброшу, завтра. Обязательно. Порву на мелкие клочки и выброшу. Пусть еще немного поживут эти слова, хоть они и написаны просто на бумаге, а не в сердце.

К вечеру холодает. Встаю, чтобы закрыть створку, стоящую на проветривании, и рука застывает, не дотянувшись до ручки.

Внизу под окном стоит знакомый внедорожник, а рядом знакомый мужской силуэт. Широкие плечи, которые я узнаю наощупь. В руках мужчина держит телефон, и включенный экран освещает его хмурое напряженное лицо.

Рустам будто чувствует, поднимает голову, и я отшатываюсь от окна, прижавшись к стене. Он пристально вглядывается в темные окна палаты, и мне кажется, муж меня видит. Он не отводит взгляд, и я тоже смотрю на него.

Этот взгляд проникает в самую душу, и я перестаю дышать, намертво приклеившись спиной к стене больничной палаты. Сердце давит и проворачивается в груди.

Мне больно его видеть, мысли в голове беспорядочно кружатся, мешая сосредоточиться.

Казалось, я нашла в себе силы, чтобы справиться с этой ситуацией, но стоило увидеть мужа, и они куда-то исчезли. Я снова чувствую себя слабой и уязвимой. Не понимаю, как смогу преодолеть эту боль и вернуться к нормальной жизни.

Все накатывает по новой, и я осознаю, что не смогу жить дальше, если Рустам будет рядом. Пусть мы разведемся, пусть я смогу вернуться на работу и найти жилье. Но не представляю, как оставаться с ним в одном городе.

Ходить по улицам, постоянно оглядываясь в страхе, что мы можем пересечься? Что он может меня увидеть? Сначала беременную, потом с ребенком. И дело не в том, что я собираюсь посещать те дорогие рестораны и клубы, которые любит Рустам, нет.

За эти три года у нас появились любимые места, где мы вдвоем с удовольствием проводили время. Новый эко-парк на берегу реки, зона отдыха с контактным зоопарком. Туристический комплекс с красивейшей зеленой зоной.

Как я смогу гулять там с малышом в постоянном страхе встретить его отца?

Мы можем случайно встретиться в одном из торговых центров. Да он может меня просто из окна автомобиля увидеть!

А самое страшное в том, что он может быть не один, а со своей новой семьей. Со своим сыном и женой Лизой.

Представляю Рустама с маленьким мальчиком на плечах. Он придерживает его за коленки, малыш цепко держит отца за голову. А рядом идет счастливая и улыбающаяся Лиза.

Она постоянно оборачивается к Рустаму, что-то ему говорит, он в ответ улыбается или отвечает. Лиза с гордостью посматривает по сторонам, потому что знает – они привлекают внимание.

Любящие и светящиеся счастьем семьи всегда заметны. И она гордится своим мужчиной и ребенком, которого ему родила.

Сама не замечаю, как пальцы бессильно скользят по гладкой стене, а слезы текут по щекам. Я особенно остро чувствую себя сейчас так же, как в своей выдуманной сцене – брошенной, одинокой и беззащитной.

Я не хочу это переживать наяву. Не хочу видеть их счастливую семью и его сына. Пусть у меня будет девочка, я очень хочу дочку. И еще я хочу никогда больше не пересекаться ни с Рустамом, ни с его новой семьей.

А чтобы этого не случилось, я должна уехать. Вырвать с корнями из себя любовь не только к Рустаму, а и к этому городу. К своей прошлой жизни, ведь и до мужа у меня была жизнь.

Вот только как мне это сделать, я не имею ни малейшего представления.

Осторожно выглядываю из своего укрытия – внедорожник все так же стоит под моими окнами, но Рустам видимо уже сел в машину. Закрываю окно, возвращаюсь в постель и натягиваю одеяло до подбородка.

Подавляю порыв включить телефон, достать Рустама из блока и прочесть все его сообщения. Мне долго еще предстоит бороться с собой, но я должна справиться.

Письмо жжет сквозь подушку, но я его не убираю. Ничего, может, быстрее высохнут слезы. Главное, я приняла решение, и от этого как будто немного становится легче.

Зажмуриваюсь, чтобы быстрее уснуть, уже сквозь сон слышу как за окном заводится двигатель. И только утром понимаю, что ночью не просыпалась.

***

Рустам

Стою под зданием городской больницы и вглядываюсь в окна Сониной палаты. Там темно, как и в других окнах. И такая же черная темнота у меня внутри.

Моя Соня, наверное, спит. Не знаю, на что я надеялся, когда Вера вышла из отделения и отчиталась, что передала медсестре пакет с одеждой.

Я отсчитывал секунды, представляя, как жена достает одежду, перебирает ее, перекладывает – Соня любит, чтобы все было идеально. И как потом она увидит мое письмо.

Сам не знаю, почему, но я верил, что она его не выбросит. Я писал его целый день в офисе, а потом еще весь вечер дома.

Я наверное уже целую книгу написал за это время. Полпачки формата А4 точно перевел. Писал, перечитывал, рвал на мелкие клочки и выбрасывал.

Не то, все не то. Я хотел написать так, чтобы сразу в цель попасть, а получались жалкие оправдания, недостойные Сони. Жаль, что когда пишешь от руки, нельзя вставить ни смайлик, ни эмодзи, ни стикер.

Когда отправлял в мусорное ведро очередную порцию, поймал себя на том, что разучился держать в руках ручку. Я сейчас только документы подписываю, все остальное набиваю на клавиатуре. На ноутбуке или на телефоне.

С другой стороны, разве это так важно?

Если бы Соня достала меня из черного списка, ей бы сутки понадобились, чтобы прочесть все, что я ей написал. Так зачем сейчас много текста?

Выбросил очередную исписанную простыню, написал, что я ее люблю, что не могу без нее и что мы должны поговорить. Все.

Веру высадил за поворотом, сам уехал в офис. Телефон из рук не выпускал, ждал, что она достанет меня из гребучего списка и хоть одно сообщение просмотрит.

Не достала и не просмотрела. Моя упрямая гордая жена.

В офисе досидел допоздна, а когда сел за руль, понял, что домой не поеду. Не могу быть в квартире один, без нее. Так тихо и пусто, что выть хочется.

Я любил приходить домой, когда Соня меня встречала, она умела угадывать мое настроение. То на шею бросится, то ластится если у меня настроение ни к черту. Или наоборот молча к ремню прикоснется, и у меня уже тормоза срывает…

Я правду в письме написал, я не могу ее отпустить.

Рус говорил, что Соне нужно время, что не стоит ее торопить, но я не могу отделаться от ощущения, что у меня совсем мало времени. Оно утекает как вода, я пытаюсь его удержать, а ничего не получается.

Поэтому я не могу ждать. Приехал под окна больницы, и теперь вглядываюсь в темные окна, как будто там есть ответы на все мои вопросы.

Бесит, что я со всеми своими деньгами не могу обеспечить своей женщине нормальное лечение и уход. Если бы я не поехал на долбанную стройку, Соня бы мне дозвонилась, и я бы отвез ее в хорошую клинику. Лучшую.

Я и так собирался ее туда везти, когда на руки поднял всю в крови. Но влетела та бешеная врачиха и чуть ли не матом поперла.

– Куда вы ее несете, вы в своем уме? Хотите, чтобы она кровью истекла? Ее надо срочно в операционную, кладите ее на каталку. Вот так, аккуратнее… Лучше скандалистку свою невменяемую увезите, пока мы ее сами не выставили.

Я отвез Лизу и сразу вернулся. Гнал по городу как по трассе, повезло, что не встретился по дороге ни один полицейский патруль. А когда приехал, мне сказали, что она не хочет меня видеть…

Просматриваю сообщения и краем глаза замечаю движение в окне. Вскидываю голову, всматриваюсь в темноту, но никого не вижу? Мне показалось, что Соня подошла к окну и протянула руку?

Несколько минут смотрю, замерев, потому что вот сейчас, в этот момент я ее чувствую. Пусть между нами несколько этажей. Целые тонны кирпича, бетона и стеклопакетов. Но я ощущаю на себе ее взгляд, чувствую ее аромат, слышу ее дыхание и гулкий стук сердца.

И я готов стоять так всю ночь, только чтобы все это слышать и чувствовать.