Древнее как мир противостояние, превращающееся время от времени в фарс, а порой и приносящее вот такое вот горе – борьба «бессмертных» и охотников. Да, всё как в плохом кино. Есть вампиры, есть ведьмы, есть оборотни, а есть те, кто охотится на них. Точнее, на нас. И это даже не простая «внутренняя полиция», которая, к слову, тоже есть и уделяет внимание правонарушениям, связанным с так называемыми «иными». Нет, это просто группа мужиков, которые почему-то решили, что они должны нас по максимуму истребить. Договориться с ними почти получилось, но где-то раз в сто-двести лет появляются опять вот такие фанатики, истово верующие в то, что мы зло во плоти.
Ага, а добро должно быть с кулаками, конечно.
В общем, сейчас возродились вот такие «полурелигиозные» течения, в которые вступает всё больше фанатиков. Но выследить хорошо шифрующиеся семьи мохнатых трудно. Значит, кто-то слил Глеба.
И я, черт побери, даже понимаю, кто.
Все мы под защитой, пока в семье или в клане. Одиночки тоже, в целом, не под угрозой – их попробуй, выследи.
Только если этот одиночка не перецапался со своей семьёй и не был безжалостно слит.
И кто же у нас недавно ругался с семьёй?
Правильно, Глеб.
– Они теперь меня не оставят в покое. Я же больше не с ними. А значит, я против них.
– Ты не с ними. Ты теперь с нами. – Отец ухмыльнулся, дымя сигаретой. – И пусть только попробуют ещё раз сунуться – клыки обломают. В полнолуние жду в семейном доме. Войдёшь в нашу семью, и пусть только тявкнут.
Он нехорошо рассмеялся, явно готовясь накрутить кому-то хвост.
– Я попробую сам разобраться в этом…
К нам незаметно подошёл наш, «внутренний», полицейский.
– Сам ты в этом утонешь, парень. Они нарушили закон – человеческий и иной. Значит, ответят за это. Уж поверь, поймать фанатиков и своих крыс, сотрудничающих с ними – дело важное для всех. Сегодня они выдали тебя, завтра ещё кого-то. Их свои же сожрут с костями теперь.
Глеб прикрыл глаза и кивнул.
– Спасибо.
Он протянул руку папе, и тот без колебания пожал её.
– Добро пожаловать в наш мир.
Я обняла обоих, улыбаясь.
Хорошая всё-таки у меня семья.
И Глеб, кажется, всё ещё не верит, что из семейного гадюшника попал в нашу ехидную, но крайне дружную семейку.
Думаю, в скором времени госпожу Изольду ждет жидкий стул. И кашель.
Папа всегда любил посплетничать, в конце-то концов. А мама очень мстительная ведьма. Глеб ей понравился явно, а уж своих в обиду у нас не даёт никто.
Пусть привыкает к куче родственников и поддержке.
После того, как было составлено два протокола – для полиции и для внутренней полиции, Глеб отправился за город, чтобы забрать машину. А я – к себе домой, чтобы освободить полку в шкафу и в шкафчике в ванной.
Не думаю, что он сейчас быстро найдёт квартиру или остановится в гостинице.
Оборотень смущённо помялся на пороге, после распаковал пару футболок, рубашек, классические брюки и джинсы – всё, что нужно хотя бы на первое время.
Очень даже удобно, когда дома есть дополнительная рабочая сила – и даже на стул не приходится так часто залезать, чтобы достать что-то с верхних полок.
Глеб оказался идеальным соседом – чистоплотным и аккуратным, а ещё внимательным и спокойным. Просто прелесть.
Мы сидели на балконе, когда он неожиданно притянул меня к себе, уткнулся носом в шею, как он любит, и пробормотал тихонько:
– Я тебя так люблю. Прости, не могу уже молчать. Люблю тебя.
Я застыла, как мешком пристукнутая. Ну, конечно, я этого ожидала, это было заметно по его поступкам, прикосновениям, взгляду, теплому и нежному, желанию быть ближе и принятию того, что я не слишком люблю тактильный контакт, хотя сам он обожает когда к нему прикасаются, гладят, и сам любит обниматься.
Но я не ждала, что это будет сказано вслух.
Потому что про себя я могла ещё признать, что да, я, кажется влюбилась в этого оборотня, да мне уже нравится то, что я его пара.
Но не вслух же!
Сразу вспомнился лис из Маленького принца». Мы в ответе за тех…
В ответе. Опять ответственность.
Я шумно вдохнула воздух, непроизвольно напряглась. Глеб, конечно же, это почувствовал. Вышло так, что раньше я о своих страхах и «фобиях» ему ничего не говорила. Про грозу он и сам всё понял – не догадаться было сложно. А вот про моё нежелание какой-либо ответственности я молчала, не желая казаться… Глупой? Странной? Какой?
На глаза почему-то навернулись слёзы. Вот что со мной не так?
– Что такое? – Глеб осторожно потянул меня за плечо, разворачивая к себе. Я некрасиво шмыгнула носом. – Сань, не плачь! – Он стёр пальцем скатившуюся по щеке слезу, – Ты чего?
Я обняла его, утыкаясь носом в плечо. Пахнет лесом.
– Я боюсь…
– Меня?! – Он аж подпрыгнул, пытаясь заглянуть мне в лицо и недоумённо моргая глазами. А я что? Я реву, не мешай!
– Нет… От-от-отве-е-етственности!
Тут Глеб впал в ступор, не понимая моей логики.
– Сань… Ответственности бояться, вообще-то, должен я… А я не боюсь. – Он вздохнул, гладя меня по голове. – Не плачь, солнце. Всё будет просто прекрасно. Я понимаю, что времени прошло мало, я рад уже тому, что ты не посылаешь меня, как в первые дни… А ты знаешь, как я нервничал, что не понравлюсь тебе ни капельки? Во-о-т…
Тихий голос успокаивал, убаюкивал, слёзы высохли сами собой.
Ну, а чего я боюсь? Он уже показал, что для него мои чувства и желания – важны. Он не сделает ничего против моей воли, не торопится, даёт мне всегда время.
И нравится мне, да.
Нравится его ворчание, нравится даже «бессмертная» манера водить машину. И реакция на мои подколы.
И то, что он постоянно на них ведётся.
И даже то, как он хмурит брови, сверкает зелёными глазищами перед полнолунием. Даже «внутренний мир» у него вежливый и воспитанный.
А самое главное, если я в один момент скажу «нет, стоп», он услышит. И послушает.
Я это уже знаю.
Так почему бы и нет? Что мне мешает сказать ему об этом?
– И я… Я тебя… Ну, это самое, тоже.
Да уж, Санёк, бьёшь рекорды красноречия.
Меня обняли крепче, но я заворчала о необходимости личного пространства, и меня тут же отпустили.
Всегда отпускает, даже если хочет ещё пообнимать.
А я понимаю, что ему нужен этот контакт, и часто специально жду, пока порыв «обнимай меня, я плюшевый мишка» пройдёт.
Прекрасно.
Через какое-то время нас сдёрнули в участок. Нашлись новые улики по делу о поджоге. И да, нашлись виновные.
Не только охотники-маньяки.
Но и одна достаточно симпатичная леди, что удивительно. Девушка, по виду не старше меня, надо сказать. Тёмные, почти чёрные волосы, стрижка-каре и злые холодные глаза.
Мне показалось, что она хочет меня препарировать. Судя по её лицу, я угадала мысли, которые крутились в этой голове.
Мисс Алёне Рубник было восемьдесят три года.
И она с детства была влюблена в сына подруги матери. И родительницы, сплетничая длинными зимними вечерами, пророчили её в невесты Глебу.
Я невольно зашипела.
Мой валенок!
Да-да, только вот она была совершенно другого мнения. А мы были настолько беспечны, что ругались слишком громко.
Точнее, громко говорили его родители. Они тоже давали показания, и я чуть расслабилась, видя бледное лицо Изольды Алексеевны. Всё же они не причастны к поджогу, а это уже хорошо. Страшно жить и думать, что от тебя хотели избавиться родители, а Глеб будто выдохнул, когда понял, что они не виновны.
А вот Алёна очень даже виновна.
Услышав наш разговор тогда, она поняла, что не видать ей Глеба – как своих ушей. И по доброй традиции решила: «Так не доставайся же ты никому».
И вышла на связь с охотниками, умело разыграв бедную девушку, которую преследует жестокий оборотень. На этих словах «жестокий и ужасный» изумлённо смотрел на Алёну, явно не понимая, как ей вообще могло прийти в голову подобное.
Я вообще не понимала, есть ли у неё голова.
Суд состоялся, она, вместе со своими подельниками, села в тюрьму. И долго оттуда не выйдет, уж пушистые постарались.
Но Глеб с родителями всё равно до конца не помирился. Слишком уж много накопилось обид.
Хотя, думаю, со временем всё перемелется – мука будет.
А пока мы были в кафе, наконец-то собравшись всей семьёй. Отмечали завершение уголовного процесса и вступление Глеба в «пушистую братию» нашей семьи.
Внезапно все замолкли и посмотрели на меня. Отвлёкшись от необыкновенно вкусного мороженого, я поняла, в чём дело.
Глеб стоял на одном колене, делая мне предложение.
Не утерпел всё-таки, валенок меховой.
Он признался, что готов был подарить мне кольцо уже на вторую неделю общения – у оборотней с влюбленностями быстро – раз, и готово. Влип.
Но он боялся, что я его пошлю. Правильно боялся. Я бы и сейчас его послала. Однако не стала. Что, собственно говоря, я теряю? Всё равно же уже решила – «моё».
Так что на пальце поблёскивало колечко с гравировкой, а рядом излучала флюиды счастья одна возмутительно радостная меховая тапка.
Нужно предложить ему лимончик, точно.
Пожалуй, это десятилетие можно записать в разряд удачных.