Т.К. Касумов
Век агрессии, вопросы начинания. Чувства и мысли, поведение и действия
И здесь же кратко сформулируем обсуждаемые в книге проблемы агрессии, связанные с традиционным подходом и пониманием Века агрессии. Но прежде заметим, что имеются два основных подхода в понимании и определении агрессии. В одних авторы исходят из того, «что вызывает агрессию» (инстинкт или социальное); в других – что производит агрессия (здесь, однозначно, урон, как физический, так и вербальный). И есть третьи интеллектуальные силы, которые пытаются их совместить. Мы же станем исходить из позиции «что есть что в агрессии, выявленное в традиционных подходах, и что есть что в агрессии, связанное с пониманием Века агрессии».
В традиционном понимании, агрессия – это, прежде всего, особый тип человеческого поведения (что), сущностью которого является нанесение субъектом агрессии (личностью, группой, государством), в первую очередь физического урона другому или множеству людей (есть что). Сюда же входит вербальный урон, осуществляемый на личностном уровне и больших масс людей (есть что). Последнее имеет место, главным образом, в пропагандистской войне с использованием СМИ. Вопрос в том, что то, что вызывает агрессию, на наш взгляд, есть особый исследовательский вопрос, и на него надо отвечать, не загружая определение агрессии. Забегая, опять же вперёд, отметим, что для нас истоки агрессии, то, что её вызывает, есть вопрос интегральности агрессии. Нам предстоит окунуться в проблематику агрессии, находить там аргументы «за и против» в вопросах её интегральности и выстраивания новых положений согласно пониманию «Века агрессии» и его определения.
Придерживаясь истории вопроса, разберём вначале сам термин агрессия, и здесь этимология слова поможет нам прояснить, какие действия способствовали возникновению данного понятия и в какой мере они (эти действия) сохранили свои определяющие значения.
Слово агрессия (от лат. aggredere – приблизиться) у древних означало вторжение (приблизиться, чтобы напасть и захватить чужую территорию и получить из этого ожидаемые выгоды и богатства). Такие действия в массе своей сопровождались разрушениями, захватом и уничтожением имущества, жестокостью и насилием. Надо полагать, что со временем весь этот груз зла не мог не осесть в языке вместе со словом агрессия. А коллективное сознание и развивающиеся насильственные практики в ещё большей мере способствовали её широкому использованию и распространению. Агрессией стали называть класс явлений, присущих определённому типу поведения, где главным было напасть, переступить запретное (что само по себе уже является агрессией) с тем, чтобы нанести урон. Так возник шаблон агрессии, удобный для словоупотребления в различных контекстах, связанных с политикой государства, поведением человека и группы.
Однако для выявления сущности агрессии, формализации её как научной категории потребовались уже годы усилий многих учёных. Благодаря философам, социологам, юристам и в большей мере психологам, данное понятие обыденного сознания и враждебных (межгосударственных) практик было наполнено рациональным содержанием, отражающим взгляды исследователей на предмет его изучения. Ныне существует огромная литература,13 где агрессия представлена доминирующей силой, источником существования которой по праву считается не только сам человек, но и среда. Однако полной ясности по поводу природы и детерминации данного феномена пока нет. Так, соглашаясь с тем, что агрессия – это сила (сущностная характеристика), одни считают её обусловленным свойством человека и подчёркивают её инстинктивно-генетический характер (фрейдистская традиция). Другие полагают, что это обычная жизненная сила, которая, проявляясь в определённых условиях действия раздражителей (стимулов), получает специфическое звучание и окрас (бихевиористская традиция). При этом психологи, рассматривая агрессию, делают упор на субъективное (внутреннее) начало, а социологи – на объективное (внешнее). Если для первых источником агрессии в большей мере является внутренний мир (инстинкты, психологические процессы), то для вторых – внешние факторы среды (масс-медиа и др.). Следует также отметить, что в силу складывающихся в мире обстоятельств, агрессия, как фактор насильственных изменений в мире, должна вызывать особый интерес в международном праве. При том, что здесь правовая разработка проблем агрессии в межгосударственных отношениях отстаёт от существующих практик, и потребуются принципиально новые интеллектуальные усилия, чтобы она была на уровне велений времени.
Не менее важным по значимости будет роль базы агрессии во внутренней жизни человека, то, что мы назвали агрессиумом как социально-биологической составляющей агрессии, которая, имея биологическую основу, в процессе социализации индивида развивается и обогащается социальными признаками и опытом агрессивных действий. В таком качестве агрессиум служит агрессии прежде всего как резервуар, механизм запуска и воспроизводство паттернов агрессивного поведения.
Одновременно надо отметить, что Век агрессии в своём единстве больше говорит на основании развитости многих чувств, апеллирующих к агрессии, и чувство любви, вероломное её разбиение здесь не будет исключением.
Обобщая сделанные суждения об агрессии в мире людей, начатые ещё с нашего краткого экскурса, и помятуя о том, что агрессия, по существу, выражается как действие во имя зла, обрисуем схематично поэтапный путь и основные Вехи агрессии от стихийной протоагрессии в древности к Веку агрессии как надличностной сущности на основе ключевого понятия «разрушение». Это будут этапы и вехи с типизацией характерных черт, видов разрушений, таких как:
– природная предрасположенность к разрушению в период дикости как этап протоагрессии (такая предрасположенность не ведёт к насилию в современном понимании как личностно окрашенному, разрушение происходит по естеству, как если бы это имело место в мире животных);
– властная склонность к разрушению, как этап, протекающий во многих веках от древности (на этом этапе утверждается имя собственное «агрессия» как нападение в введении войн и обогащаются действенные, захватнические возможности самой агрессии);
– угроза разрушения мира агрессией в Век надличностной агрессии, как этап всепоглощающей агрессии, независимой от воли субъекта, но при сохранении его как носителя и жертвы.
Каждый этап вбирает в себя «сгустки» проблем, но не все даже поставленные проблемы удастся нам в полной мере осветить, однако те вопросы, которые определяют существо авторского подхода и связаны с понятиями, раскрывающими смыслы и значения Века агрессии в контекстах, прежде всего, надличностных сущностей агрессии, чувств и мыслей, мы постараемся исполнить в должной мере. Для этого нам понадобится прояснить в истоках агрессии те сущностные моменты, которые по смыслу связаны с достижениями целей. Отчасти мы начали их различать, когда вели речь о переходе от предрасположенности разрушать к действенным началам, связанным с нападением. И тогда же было показано, что разрушение как смыслообразующее агрессии начинает входить в свою активную фазу, когда уже не готовность, какой бы она ни была, а фактически само нападение определяет её суть как действие. И что, получив возможность разрушать, агрессия будет отдаваться в полной мере своей природе. Правда и в том, что в своей действительности сложно будет различать нападение от разрушений, чувства от мыслей, потому что их в равной мере объемлет и станет выражать то, что можно было назвать природой агрессии, а точнее «действием во имя зла». И не это ли предрекали классические теории агрессии, показывая агрессию силой «на вырост»? И не эти ли мысли должны получать своё развитие в новых теориях? Мы станем рассматривать эти вопросы, исходя из классических и современных теорий агрессии, определяясь, одновременно, и со своим авторским подходом.
5. Классические теории агрессии (З. Фрейд, К. Лоренц и Э. Фромм) и их развитие в психологии и социальной психологии
Классику в агрессивном следует начинать с теории агрессии Зигмунда Фрейда (1856 – 1939), чьё творчество, вылившееся в учение психоанализа, своеобразного симбиоза научности и художественности, стоит особняком в истории психологической науки уже в силу определения бессознательного как источника поведенческих актов, и многого из того, что должно было этому послужить. Фрейд мог умело сочетать научность с художественностью, а последнюю делать не только объясняющим фактором, но и выразительным средством.
Известно, что таким образом кроме знаменитой теории либидо, которую он называл своим мифом, Фрейд создал и парадигму агрессии,14 по лекалам и супротивно которой создавалась гуманистическая теория Эриха Фромма, а также разрабатывалась фрустрационная (Л. Берковец, Дж. Доллард, Басе) и прочие концепции агрессивного поведения. Сам Фрейд сформулировал сугубо инстинктивистскую теорию агрессии как органическую часть своего психоаналитического учения, где указал прежде всего на неиссякаемую силу агрессии и её близость к смерти. И мы это понимаем так, что агрессия обречена выходить победительницей в противостоянии с либидо, ибо всё завершается «в смерти», которую агрессия предрекает, в стремлении человека вернуться в состояние неорганики. Правда, самому Фрейду было бы сложно в этом признаваться, ибо движущей силой его психоаналитического учения было либидо, половой инстинкт, порабощающий все другие инстинкты человека. Но с позиций существа Века агрессии всё выглядит иначе, поэтому мы полагаем, что агрессия всё же берёт верх над либидо.
В противостоянии агрессии и либидо мы прежде исходили из того, что в психоанализе поведение человека определяется множеством неосознаваемых инстинктов, среди которых Фрейд выделяет две основные группы: инстинкт жизни (Эрос) и инстинкт смерти (Танатос). Они находятся в постоянном напряжении, противостоянии друг другу как силы любви и вражды, созидания и разрушения, добра и зла. Движущей силой Эроса является либидо, а движущей силой Танатоса – агрессия.
Инстинкт жизни служит самой жизни, её сохранению, упрочению и развитию (размножению), что достигается за счёт сексуальной энергии либидо. Инстинкт же смерти служит мёртвому, пытается разрушить организм, низвести его в состояние «неорганики», что отвечает естеству организма, стремящегося вернуться в своё первоначальное существование – вернуться в неорганический мир. Такое достигается на основе агрессии. В борьбе двух сил – Эроса с Танатосом, на помощь Эросу приходят другие психические структуры (механизмы смещения и пр.), которые направляют разрушительную силу Танатоса от «Я» во вне, на других. Если инстинкт смерти вступает во взаимодействие с сексуальностью, то это находит выражение в садизме (причинение боли и страданий другим) и мазохизме (причинение боли и страданий себе), последнее, правда, воспринимается должным образом как удовольствие. В повседневной жизни агрессия в своих мягких формах рассматривается скорее, как разрядка напряжения и освобождение чувства тревоги, страха и беспокойства.
Таким образом, агрессивная энергия (импульс, влечение) как нечто «вмонтированное» природой в организм с целью его разрушения и возврата в состояние неопределённости, согласно Фрейду, проявляется в основном как действие агрессора (субъекта), наносящего вред другому (объекту), жертве агрессии. Эта разрушительная сила неудержимо стремится вырваться наружу, она не подчиняется воле человека, а следовательно и не управляется. Последнее обстоятельство, звучащее как вердикт, существенно снижает эвристическую и практическую ценность теории Фрейда. Получается, что человек агрессивен по своей природе, и тут уже ничего нельзя поделать. Но с таким выводом можно согласиться лишь по отношению к инстинкту как части агрессии. Агрессия же в общей сложности есть интегральное явление, в неё входят и другие составляющие, посредством которых представляется возможным в какой-то мере воздействовать на агрессию в целях управления и контроля. При всём при том мы не можем так однозначно судить уже в силу того, что происходит в мире, и как воцаряется «Царство агрессии». Но не зря Фрейд в аллегорической форме говорил о Танатосе как стремлении человека к смерти. И это, возможно, было его предупреждение людям о том, агрессивная энергия окончательно выйдет из-под власти человека и захватит мир людей. И что в своём стремлении сохраниться человечеству уже некуда будет сбрасывать свою агрессивную энергию. Таким мы увидели Фрейда в его работах.
По мнению Конрада Лоренца (1903 – 1989) – известного этолога, одного из основоположников науки о поведении животных, человеческая агрессия точно так же, как и влечение у Фрейда, имеет биологическое происхождение, питается из постоянного энергетического источника и не всегда является результатом реакции на некое раздражение. Однако у Лоренца агрессия – это не инстинкт разрушения, как у Фрейда, а инстинкт, как движущая сила борьбы за выживание и адаптацию организма к социальной среде. Если так, то, как быть с разрушительными войнами, с массовой жестокостью и насилием? Сам учёный связывает это с нарушением функций инстинкта агрессии, который в принципе должен был бы поддержать жизнь, а он её разрушает. И виной тому, считает Лоренц, являются издержки культуры, которые давят на человека и не дают осуществляться естественному выходу агрессивной энергии. Решение этой проблемы учёный видит в разрядке агрессивности на замещающий объект. «Переориентирование агрессии, – подчёркивает К. Лоренц – это самый простой и самый многообещающий способ обезвредить её. Она довольствуется замещающими объектами легче, чем большинство других инстинктов, и находит в них полное удовлетворение»15.
Если Лоренц прав, то среди спортсменов, к примеру, не должно быть насильников, ведь они имеют возможность в спортивных тренировках и состязаниях давать выход своей агрессивной энергии естественным путём. Увы, но это не так (спортивные навыки всё чаще используются в рэкете, насильственных действиях), а значит одних усилий по переориентировании агрессии будет явно недостаточно, чтобы искоренить насилие.
Для понимания «живучести» и механизмов обновления агрессии применительно к новым условиям жизни важное значение имеют психологические теории социального научения. Её начал разрабатывать американский психолог Джулиан Роттер (1916 – 2014), проработавший длительное время клиническим психологом. Он создаёт теорию социального научения и теорию локуса контроля. Джулиан Роттер пытался вывести формулу прогноза человеческого поведения на основе «генерализованных ожиданий», сделав предположение о том, к чему приведёт то или иное поведение. Отсюда и введённое им в рамках теории социального научения понятия «локус контроля», то есть, приписывание причины событий внешним или внутренним факторам. Для нас это понятие будет значимым в том, как происходит приписывание причин политическим событиям в широких слоях общества.
Другой автор теории социального научения, противостоящей теориям инстинкта Фрейда и Лоренца, был канадский и американский психолог Альберт Бандура (1925 -2021). В его теории социального научения16 пути умаления значимости и распространения агрессии в большей мере определены в упрощённой форме. Ведь выявление причины событий Джулиана Роттера представляется не простым делом, хотя само понятие «генерализованные ожидания», несомненно, добавляет когниции в исследовательский проект.
Согласно же теории Альберта Бандуры, социальное научение есть результат научения посредством простого наблюдения. Здесь важно прежде обратить внимание на саму агрессию, затем сохранить такое наблюдение в памяти и суметь впоследствии воспроизвести её, то есть агрессивное действие. Словом, человек в процессе социализации агрессии видит, наблюдает и берёт на вооружение образцы агрессивного поведения. Бандура обращает внимание на то, что в таком процессе социализации, то есть социальном научении агрессии, важен поощрительный момент со стороны родителей, ближайшего окружения.
Так, используя в полной мере результаты своих наблюдений как инструменты целедостижения, человек надеется получить желаемое или избавиться при необходимости от неприятного и даже опасного. В таком понимании агрессия представляется всё более усвояемой. Ведь с «вывихами» социализации, если они есть, можно что-то делать и как-то бороться. И с «плохими» генами пока ничего не поделаешь, их просто нельзя изменить (сегодня это всё ещё находится за пределами возможного). В то время как при научении посредством наблюдения, агрессия может усваиваться просто как образец для подражания.
Есть ещё одна крайняя позиция на понимание роли агрессии. Дело в том, что ряд исследователей особо настаивают на позитивных началах агрессии, считая её жизненно необходимой доминантой. Человеку без агрессии нельзя, убеждает нас пространно Ролло Мэй, так как она служит жизненным ценностям, способствует самоутверждению и самоуверенности.17 Мы бы не стали на этих аргументах так настаивать. Есть и другие авторы, которые вообще оспаривают данный тезис, полагая, что такая «оправдательная» позиция может вести к спонтанной легитимизации агрессии. Да и потом, кто станет определять позитивность агрессии? Правда в том, что человек имеет право на защиту, однако, если защиту он берёт в свои руки, то надо ещё доказать в правовом порядке, что это была защита.
Более полному и обстоятельному анализу феномен агрессии подвергнут в работе Эриха Фромма (1900 – 1980) «Анатомия человеческой деструктивности». Исследование агрессии здесь ведётся комплексно, с широких социально-философских позиций и с использованием теории Фрейда и новейших данных нейрофизиологии, психологии животных, палеонтологии и антропологии. Фромм пытается преодолеть ограниченность различных психоаналитических, психологических и социобиологических концепций. Философ занимает примирительную позицию по отношению к двум основным парадигмам агрессии: инстигтивистской, возводящей всё разрушительное в человеке к животному началу, и бихевиористской, выводящей деструктивность из социальной среды. Человек – существо биосоциальное, он одновременно и биологический индивид, и личность как представитель конкретного социума. Отсюда, действительно, было бы верно агрессивное поведение связывать с двумя началами: врождённым (внутренним) и социальным (внешним), рассматривая это как методологический принцип в исследовании агрессии. В этой связи Фромм предлагает различать два совершенно разных вида агрессии: доброкачественную (оборонительную) и злокачественную (деструктивную, жёсткую). Первый вид роднит человека с животными и выполняет биологическую функцию защиты организма; второй – деструктивность, присущ только человеку и является продуктом социума. Фромм особо подчёркивает, что только человек является убийцей в отличие от животных. В соответствии с этим он вводит такие понятия как «биофилия» и «некрофилия». Биофил стремится ко всему живому, растущему, а некрофил – к мёртвому, механическому, разлагающемуся. Яркий пример некрофила – Гитлер, чья деструктивная личность подробно анализируется Фроммом в названной выше работе.
Предложенные Фроммом понятия теории агрессии, несомненно, являются броскими, яркими и легко запоминающимися, что и делает их приемлемыми при структурировании и типологии данного явления. Однако они мало что дают для разработки проблемы контроля и управления агрессией. Кроме того, возникают вопросы: если доброкачественная агрессия станет в целях защиты также использовать всё то, что обозначает агрессия, то будут ли в этом случае какие-то ограничения? Так, при освобождении заложников (доброкачественная агрессия) одновременно погибают жертвы насилия и сами похитители. Понимать ли это так, что доброкачественная агрессия перешла вдруг в свою противоположность и стала злокачественной по отношению к жертвам? Думается, что здесь сложность объяснения связана с понятием «доброкачественная агрессия». Агрессия просто по природе своей не может быть доброкачественной. Да, агрессия может быть ответной по принципу «око за око» или «зуб за зуб», но от этого природа её не меняется, она продолжает оставаться разрушительной силой, и определение «доброкачественная» здесь явно будет не к месту. Ведь есть же другие понятия, противоположные агрессии.
Создатель индивидуальной психологии Альфред Адлер (1870 – 1937), то есть единой и неделимой психологии личности, ибо сам человек един в своей психической жизни, определяет агрессию, агрессивную устремлённость как желание преодолеть чувство неполноценности.18 В последующем Адлер использует уже понятие «борьба за власть» или «стремление к превосходству», в которых мы также угадываем присутствие агрессии как средства достижения власти. Преодоление комплекса неполноценности, борьба за власть и стремление к превосходству нуждаются в особой силе, и такой силой является агрессия. Прочтение автора в таком ключе, отслеживая агрессию, будет близка и понятна здравому смыслу и будет в большей мере говорить о реальной значимости агрессии.
Сторонники бихевиористских теорий, а они, надо заметить, ближе всех подошли к исследованию социальных практик агрессии, считают, что агрессия, как и другие формы поведения, является благоприобретённой и определяется взаимодействием человека и среды. Так, в фрустрационной теории Дж. Долларда утверждается, что агрессивное поведение возникает как реакция на фрустрацию (блокирование целедостижения) и, следовательно, фрустрация, как правило, равняется ожидания минус достижения. Она усиливается, когда наши цели имеют сильную мотивацию, когда мы ожидаем получить «нечто», а нам чаще всего достаётся «ничто». Если исходить из этой теории, то в современной России, скажем, все пенсионеры сплошь и рядом будут фрустрированы. Потому что они ожидали по праву иметь в старости безбедную жизнь, а получили жалкое существование. Однако фрустрация – это не просто депривация, лишение чего-либо, а результат, как утверждают социальные психологи, сравнительной депривации. Только сравнение с чем-то может способствовать обращению фрустрации в агрессию. Если, к примеру, наш пенсионер, проработавший всю жизнь на благо общества, сравнит своё существование с материальными возможностями молодого менеджера, преуспевающего на ниве посреднических услуг, то надо полагать, что на этом печальном для него фоне дремлющие силы, вызванные фрустрацией, могут при известных обстоятельствах перейти в «ползучую агрессию» (раздражение, неприязнь, злобный взгляд) или косвенную агрессию (клевета, сплетни и пр.). Для других, более активных форм (например, физической агрессии) у нашего пенсионера, скорее всего, не будет сил.
Следует также отметить, что в отдельных случаях фрустрация вообще ведёт к состоянию дремлющей агрессии. Так, сталкиваясь на рабочем месте с блокированием возможностей служебного роста, не получая ожидаемого повышения, человек болезненно реагирует на несправедливость со стороны руководства. В такой ситуации он может впасть в состояние так называемого «карьерного анабиоза», для которого характерны застой, отсутствие всякого желания что-либо делать в плане трудовой активности. Однако при определённых обстоятельствах такой человек может выйти из своей вынужденной «спячки» и начать проявлять агрессивность. Апатия сменится тогда активным негодованием по отношению к своим недоброжелателям. В приведённых примерах значимой будет уже не столько фрустрация, взятая сама по себе, а сколько ситуация, в которой имеет место элемент социальной несправедливости. При всём этом, конечно же, играет роль и характер человека, и то, как он станет интерпретировать факты, его эмоциональная сдержанность, материальные условия и прочее.
Известный психолог Леонард Берковец19 в своей модификации теории фрустрации обращает внимание именно на эти обстоятельства. Он исходит из того, что схема фрустрация (внешние условия у Дж. Долларда) – агрессия срабатывает лишь тогда, когда есть эмоциональная реакция (гнев) и соответствующая интерпретация фрустрирующей ситуации. В последующем и эта концепция была уточнена и расширена (Басе и др.) за счёт включения в концептуальную схему ряда социальных факторов (интенсивность, частота случаев, социальные нормы и др.), детерминирующих развитие агрессии.
Отмеченные нами моменты в исследовании агрессии говорят, прежде всего, о том, что в противостоянии инстинктивистской теории агрессии и социальной (в основе которого лежит давний спор по поводу того, существует ли коллективная психология или можно говорить только о психологии индивидуальной), верх одержали сторонники социального подхода. Социальным психологам удалось отстоять свою правоту, ныне это самостоятельная научная дисциплина со своим предметом исследования. Они также одержали верх в споре о сущности агрессии в том плане, что агрессия сегодня больше изучается как социально-психологическое явление, чем как явление индивидуальной психики. А значит и в объяснении причинности агрессии и её развития предпочтение отдаётся в большей мере социальному, а не индивидуальному. Эти обстоятельства могут свидетельствовать также и в пользу нашего подхода в исследовании агрессии как интегрального явления. Ведь смысл социальной психологии как научной дисциплины состоит в том, чтобы изучать феномены, которые стали возможными благодаря особому взаимодействию «психического» и «социального». Правда и сторонники индивидуальной психологии окончательно не сдались, они отстаивают свою правоту, опираясь на новые данные генетики, генной психологии, пытаясь выстраивать объяснительные теории на хромосоме агрессии, но об этом позже по мере доказательности научных фактов.
Здесь же подчеркнём ту мысль, что, будучи первоначально свойством элементарной живой системы (биосистемы), агрессия в процессе длительной эволюции приобретает черты интегральности, ибо вбирает в себя особенности нарождающейся психической и социальной жизни. Поэтому вполне справедливо, что современная агрессия, остающаяся в главном причастной своему прошлому, должна как целостность рассматриваться с позиций интегрализма, объединяющего различные направления и традиции в исследовании данного феномена. В этой связи открываются широкие возможности для междисциплинарных исследований с участием прежде всего таких дисциплин, как эволюционная и социальная психология. Если эволюционная психология изучает влияние биологической эволюции на развитие и формирование агрессивных черт личности, то социальная психология исследует агрессию как феномен жизненного мира.