Сон в красном тереме (в 3 частях) – Цао Сюэцинь

Когда у мировых лидеров (монархов или президентов) рождаются наследники, знаете что делают китайские правители? Дарят младенцам, а точнее их ничего не подозревающим родителям подарочные издания этой книги. Такой вот заход издалека. Национальное достояние. Все равно как если французы подарили бы книгу в трех томах про сыр, вино и любовь, итальянцы про оперу, пасту и моду, россияне про водку, медведей и спецслужбы, англичане про монархию, виски и дождь, немцы про сосиски, порядок в полисадниках и добротное машиностроение.Пожалуй, добавлю – три увесистых тома в стихах по большей части. Кроме того, несвязно между собой. Стих про то, стих про это. А потом – о-о!, сыр хорош к вину, мода в опере, медведи под надзором, виски в дождь, а сосиски в дорогу. Все это прекрасно, но только представьте: тысячи и тысячи страниц. Была я как-то в китайском дворце-городе. Целый день бродила по павильонам-пагодам. От одного к другому мощенные дорожки, запруды, а через них горбатые мостики. В запрудах золотые рыбки с жадными ртами и толстыми боками бурлят воду. Ветвистые деревья. Каменные драконы с нефритовыми глазами. Беседки. Иногда идешь-идешь и тупик – стена с лепниной. Обойдешь, а за ней еще квартал павильонов, дорожек, водопадов, искореженных деревьев. А за кварталом еще квартал. Дальше еще. Зачем так много? Теперь поняла. Это для всей родни. Для бесконечных сестер и братьев. Для тетушек. Для армии обслуживающего персонала. Для услады глаз. Для уединения. Что бы не опошлять бытие словами. Рифмой что бы изъясняться. Бабушки балуют внуков, любовь не бывает лишней. Девочек холят, их сила в красоте, хитрости и практичности. Отцы третируют сыновей, что бы оправдаться непонятно перед кем. Старые няни устраивают дедовщину молодой прислуге. Выросшие девочки берут хозяйство в свои руки и их не проведешь. Выросшие мальчики прожигают жизнь. Все пьют настойку из женьшеня и других экзотических растений. Это когда заболевают. В обычной же жизни – чай, вино и молоко. Периодически друг друга все подкупают. То за молчание, то за должность. Мало того, что подкупают – продают сами себя или покупают кого-нибудь себе. Есть родственники богатые, есть бедные. Знай свое место среди них! Все знают свое от самого рождения. Если без денег и звания – значит страсть без стихов – чистая физиология. Со стихами – возвышенная любовь – в силу положения, оно обязывает, зря что ли изучали Дао и искусство? Рифма имеет значение. Скорбь тут осенняя, волнения весенние. Рыдания вечерние, стоны утренние. Что к чему непонятно. Жизнь как жизнь. Только во дворце с миллионом условностей в странном режиме, в шелковых одеждах и украшениях из камней и посреди толпы народа с разной степенью важности. Но кто сказал, что должно быть понятно? Главное – гулять, гулять по бескрайнему саду с павильонами, беседками и запрудами. Любоваться сегодняшним цветом неба, улавливать настроение листвы на деревьях и ряби на воде и описывать это все немногословной рифмой. Что же такое Китай? О чем смогут узнать наследники мировых лидеров и мы с вами, прочитав эту культовую вещь? Много народу. Не перечесть, имена похожие. Субординация на генетическом уровне. Шелк и яшма. Терема, терема… Палаты безрассудных влечений.

«Снился мне сад…»В дни юности младой всем сердцем полюбила китайскую поэзию. Началось это с книги Золотые яблоки Гесперид и Ду Фу, о чём отдельная история (которую никак не соберусь написать), но не об этом сейчас речь. Поэзию Китая – а в дальнейшем Вьетнама, Кореи, Японии – продолжала читать-восхищаться, а вот проза мне никак не давалась, невзирая на неоднократные попытки. И дело даже не в именах, – и вот тут уместно будет с несколько садистским удовольствием процитировать нынешний первоисточник:В зале присутствовали Цзя Шэ, Цзя Чжэн, Цзя Лянь, Цзя Чжэнь, Цзя Жун, Цзя Цян, Цзя Чжи и Цзя Лань. Не было только Баоюя, он не пришёл, сославшись на болезнь, и оставался всё время в комнатах матушки Цзя, и ещё Цзя Хуаня, вообще не любившего появляться на людях…:) а в каком-то роковом несходняке психологии. То есть совершенно невозможно было понять, что движет этими людьми (людьми?), вот это вот всякое «госпожа никогда не простит мне, что я не захотела стать наложницей её мужа»; почему они поступают так, а не этак, какова будет их реакция на те или иные слова и события… Почему, ну почему они такие разные?!.. (Не они и мы, а стихи и проза Поднебесной.)

Загадка по-прежнему остаётся без ответа, но «Сон в красном тереме» прочитан, спасибо ДП, это было страшновато, непонятно, любопытно, мучительно и просто здорово!Один отдельно взятый маленький Китай, состоящий из дворцов Жунго и Нинго и примыкающего к ним сада Роскошных Зрелищ, напоминает улей/муравейник: по сложности устройства, регламентированности масштабных церемоний, иерархической структуре, где во главе матка (она же матушка Цзя), а количество рабочих особей (слуг) во много раз превышает число весёлых или поэтически настроенных трутней. «Терем-теремище, персонажей тыщи», – делюсь с друзьями. Друзья сочувствуют, но у них свои тыщи персонажей: они тоже читают китайские средневековые романы, только другие.

На самом деле «Сон в красном тереме», по подсчётам специалистов-красноведов, включает в себя почти пять сотен персонажей, из которых около четырёх десятков – главные. И, слава вышним, количество прочитанного помаленьку переходит в качество понимания, кто все эти люди и что, собственно говоря, происходит :) появляются свои любимцы или объекты пристального и не всегда доброжелательного внимания.

Дальше…Уже упомянутая матушка Цзя – та ещё затейница. При своих восьмидесяти она не чурается доброй выпивки, разнообразных игр и развлечений, пристрастна к близким и этим последним очень человечна и наиболее близка нам. Порою она словно спохватывается, что ведёт себя не больно-то по-китайски :)Матушка Цзя слушала и тяжело вздыхала.

– Ты с чем пожаловала? – спросила матушка Цзя, увидев госпожу Ю. – Как себя чувствуют Ли Вань и Фэнцзе?

– Им лучше, – ответила госпожа Ю.

Матушка Цзя кивнула, и у неё снова вырвался вздох.

– Хватит нам разговаривать о постороннем. Подумаем лучше, как пятнадцатого числа будем любоваться луной.Её невестки тяжело больны, но это «постороннее», а вот любование луной – действительно важное и нужное дело, ну да. Но в то же время, замечу, что в других эпизодах романа всякое «любовался цветами и ивами» почему-то является негативной характеристикой, вместе с «пьянствовал», «бездельничал» и т.п. Непостижимые китайцы.

Фэнцзе, она же Ван Сифэн, холодная колючка и та ещё лиса (если бы действие происходило в Японии, я со страницы на страницу ждала бы, что она в кицунэ превратится, то есть ею окажется), домашний экономист и кадровик, сурово применяющая НОТ – мастер многоступенчатой интриги. Жалоба в суд, подкуп, втягивание третьих лиц, скандал, управляемая истерика – всё идёт в дело. В результате замороченные ею жертвы ещё и восклицают: «Какая же вы добрая! И мудрая!» *facepalm* Один из самых интересных образов, созданных автором.

Сяо Пань (грубиян, неуч, а впоследствии и преступник) и старуха Лю показались мне вполне шекспировскими комическими персонажами. А вот Цзя Чжэн, номинально глава дома, огорчителен: то и дело костерит сына (а сам доволен его успехами). Это тоже, видимо, традиция такая, хотя фрагменты всё равно неприятные. В чиновничье-разъездной жизни Цзя Чжэну выпадает немало огорчений и злоключений. Но поскольку он аристократ, с него и спрос строже.

И всё-таки странно ведут себя все эти превозносящие мудрость, спокойствие, утончённость и хорошее воспитание :( Такое иногда выкомаривают… Я порою не понимала, где заканчиваются национальные традиции и начинаются собственная злонамеренность, дурной нрав, жестокость, грубость, снобизм…Движимая любопытством, Дайюй, неслышно ступая, пошла к тому месту, откуда доносился плач, и увидела большеглазую девочку с густыми бровями. Это была служанка.

Дайюй подумала, что её хотят выдать замуж насильно, и она пришла сюда выплакаться.

«Но какие чувства могут быть у этой глупышки! – Дайюй даже стало смешно. – Ведь это простая служанка для чёрной работы. Видимо, кто-то из старших служанок ей дал нагоняй…»Линь Дайюй, она же бедная сиротка, болезненное создание и возвышенная сочинительница стихов и надписей, достала по полной. Эта слезоточка всем настроение портит, а её терпят. Нельзя обижать сиротинушку, однако. Даже странно, что эта бледная немочь, эта злая девочка представляется наречённой Баоюя, самого очаровательного персонажа «Сна в красном тереме» (но о Баоюе позже, томительно приберегаю его «на сладкое»). С другой стороны, Дайюй действительно самая талантливая поэтесса из числа «золотой молодёжи» дворца и сада. Очень тронули сцена, в которой она учит Сянлин стихосложению, а также эпизод с чтением книг в саду и после него, когда Дайюй слышит репетицию девочек-актрис и задумывается о содержании пьесы, а не об игре актёров, на которую обычно и обращают внимание.

И тут (бросив в сторону молчаливо ждущего Баоюя умоляющий взгляд) уместно переключиться на литературную составляющую романа.

Цао Сюэцинь поразил моё воображение. На страницах «Красного терема» – множество прекрасных стихов, причём написанных от имени разных персонажей. В них виртуозно сохраняется баланс между литературными традициями:Я слышал, ещё предки говорили: «Для описания того или иного места лучше брать старые изречения, чем сочинять новые; в резьбе – подражать старинным узорам, а не придумывать новые»– и особенностями каждого из их «авторов», причём в отдельных случаях можно увидеть, как растёт мастерство персонажа или как на его творчество повлияли жизненные перипетии. Потрясающе.

А кроме того, в книге множество литературных игр, куда там нашим ДП-астрологам :)) такие задания я ни в жизнь не выполнила бы! Дворцовая молодёжь и вовсе организует поэтический клуб «Бегония», где они не только в сочинительстве упражняются, но и фактически в буриме играют. Я уж не говорю про стихотворное домино, цветочное лото и… да, и застольный приказ :)

Практически две трети романа похожи на большую роспись по шёлку: бледные цвета, изящные линии, где-нибудь в стороне от рисунка ветви сосны или цветов сливы – цепочка иероглифов. Хочется читать не торопясь и немного завидуя обитателям сада Роскошных Зрелищ… кстати, названия – отдельная тема, читавшие согласятся; лично мои кумиры: дворец Больших Стилистов, монастырь Чистейшей Пустоты, зал Счастливой Тени, брод Заблуждений :)

Позже интонация повествования ощутимо меняется, словно на лаковую миниатюру накатываются грозовые тучи. События выплёскиваются за стены сада, в куда более суровый мужской мир. Сильнее становится и мистическая составляющая, а прежде виртуозные сюжетные линии, схожие с чётками из бусин-эпизодов, необъяснимо обрываются (например, так и осталась неизвестной судьба монахини Мяоюй, очень интересного и неоднозначного персонажа)… Недоумевала до тех пор, пока не узнала, что последняя треть романа написана вообще другими людьми >_<

Но вернёмся к Баоюю, избраннику Цао Сюэциня и читателей (читательниц) «Красного терема».

С самого рождения отмеченный необычайным, он вырос в малиннике (да-да, я помню про улей/муравейник, но одно другого не исключает) – в дворцовых покоях, среди прекрасных пейзажей волшебного сада, окружённый прелестными и покорными (по большей части) женщинами и юными девушками. Он весёлый, безалаберный, нежный. Он самозабвенный лентяй и божественный поэт. Судьба не всегда милостива к нему, и в середине романа его ждёт умопомрачение – мелодраматичное, но достоверное (как определил лекарь, «в результате сильной боли»). Баоюй наиболее из всех персонажей связан с мистическим: недаром ещё в двенадцать лет его ждёт путешествие по воображаемому (?) с феей Цзинхуань. Во всяком случае, изображения и стихи, которые видит там Баоюй – где-то за гранью. Возвращение героя на этот потусторонний уровень происходит ближе к финалу.

Интересна тема двойника, несколько раз набегающая на страницы, как случайная волна. Есть, оказывается, два Баоюя: Цзя и Чжэнь, похожие, как родные братья. К чему бы это? «Цзя» значит «ложный», не случайно автор дважды заостряет на этом внимание. «Чжэнь» – двойник Баоюя – наоборот, «истинный». При этом он предельно земной, обыденный, скучный, «официальный», в отличие от главного героя романа. Это и есть истина? Такими Чжэнями мы должны стать, покинув поэтический мир юности? Как всё это грустно.

Баоюй напомнил мне Ганнеле, героиню Гауптмана, тоже проходящую по грани между мирами реальным и фантастическим, загробным. А ещё вспомнился персонаж давней пьесы Розова «Гнездо глухаря»:…самые счастливые – камни! Я бы хотел быть камнем. Существовать миллионы лет, всё видеть и ни на что не реагировать.Мальчик-яшма, ты стал камнем «в результате сильной боли». Или небожителем. Шшшшш, пусть у тебя ничего не болит – ни душа, ни сердце. Спи. Баю-бай, Баоюй. Я буду вспоминать тебя.

Как много ещё хочется сказать. Но всё, пора закончить этот свиток.Прибавлять строки к уже написанному всё равно что приделывать змее ноги.

Перелистнув последнюю страницу этой огромной истории мне хочется: во-первых, бегать и советовать эту книгу каждому встречному (но существует вероятность, что человек испугается объема и запустит в меня этим кирпичом) и во-вторых, начинать читать книгу заново: потому что всю гениальность данного произведения не постичь за одно прочтение.

Для себя я сделала мысленную пометку, что китайская литература – это всё-таки моё и я могу с чистой совестью погружаться в те десятки историй, которые заполонили наш книжный рынок.

Краткая история данного романа такова: некий Цао Сюэцинь задумывает написать огромную по масштабу историю одной семьи. Если верить некоторым исследователям, то за основу писатель берет именно историю своей семьи, но к ней он приплетает большое количество поэтических вставок и различных сказочных (или в жанре магического реализма) историй. К сожалению, автор не успевает завершить свою работу – полностью окончены 80 глав из 120 задуманных. Но позднее издатель Гао Э заканчивает это колоссальное произведение используя многочисленные заметки автора и руководствуясь подсказкой, которую приводит тот в главе про сон Бао Юя.

Роман огромен, но читается очень легко и стиль изложения максимально соответствует современному. Что мне очень понравилось, это уловка автора по отношению к окончанию глав (данный прием часто можно встретить и в современных романах): он всегда заканчивает главу на чём-то весьма интересном. Таким образом какой бы скучной не была история перед этим – но яркий момент и обещание чего-то увлекательного заставляют читателя двигаться всё дальше и дальше.

Фактически – это история одной семьи: очень большой и могущественной. Но поскольку в ней большинство хотело развлекаться и жить в свое удовольствие, то постепенно весь род терял богатство и влияние. Конечно, некоторые представители просто стали жертвами беспощадной судьбы, но в целом -ничего удивительного в подобном финале нет.

Когда в начале романа я столкнулась с перечислением всего рода Цзя – я поняла, что тут нужно записывать. Иначе просто беда! Лучше всего – это пользоваться генеалогическим древом семьи Цзя ( в интернете есть несколько вариантов, но они не совсем полные) и желательно записывать имена второстепенных героев. Не думайте, что если вы встретили в первой главе маленькую девочку, которую похитили неизвестные, то вы больше ее никогда не встретите. В этом романе так не работает: вы будете встречать многих героев не раз и не два. У читателя пройдут главы, у персонажей года, но вы непременно встретитесь снова.

Мне очень помогали ориентироваться мои заметки – у меня полнейшая беда с китайскими именами. А так я находила имя, выписанное раннее, и несколько слов о персонаже: кто такой, что делал и т.д. Больше всего эта книга мне напоминала некий бразильский сериал: страсти кипят, деньги тратятся, любовь-ревность-предательство. Огромное количество героев, где каждый как-то связан с другими. Один персонаж сделал какую-то мелкую глупость, а это потом аукнулось через время (а возможно и другому человеку).

Немного необычным для меня был магический реализм: вещие сны, общение с богиней, и пр. Но в итоге невозможно не оценить ту красоту и образность таких сюжетов – так что в целом никаких претензий к истории у меня нет.