Сэм Альфсен
Рассеивая сумрак. Бессонная война
Нуска хотел уже прервать затянувшийся монолог, но от этого смеха у него зашевелились волосы на затылке, и он решил промолчать.
– Верно, Нуска, – кивнул сам себе Жеро, а затем залпом опустошил чашу и уставился в зеленеющий полог листвы с лёгкой улыбкой на лице. – Мы отличаемся от других людей. У каждого из них есть своя судьба и свой путь. Но как же так? Неужели вдруг духам захотелось посмотреть, что будет, если выплюнуть на свет горстку людей, способных не только повелевать собственной жизнью, но и ломать чужие?
Лекарь мог только догадываться, что́ пытался донести до него Жеро. Качнув головой, он всё же потребовал:
– Выражайся яснее.
– Хм-м, – вновь протянул арцент и с легкомысленным видом повторно наполнил чашу. – Так и быть. У каждого ныне живущего человека есть своя судьба. А ты – один из немногих, у кого её нет. И один из немногих, кто может сломать не только собственную жизнь, но и чужую. Так понятнее?
Лекарь уставился вниз, судорожно соображая.
– Нет! Ни бездны непонятно.
Тогда Жеро, казалось, разозлился. Он допил вино и швырнул чашу над водоёмом – посудина влетела в дерево и разлетелась на мелкие осколки.
– Нуска! Ты способен перевернуть с ног на голову ход любых событий в этом мире. И никто для тебя не указ – ни люди, ни сурии, ни аристократы, ни даже духи. Никто не в силах остановить тебя.
Лекарь так не вовремя вдруг решил почесать голову, а затем с не менее глупым выражением лица уставился на Жеро.
– Но ведь я не один такой? – переспросил Нуска.
– Да, так и есть. Я тоже один из избранных козлов отпущения. Эрд – тоже. Потому и резня, которую он устроил в лесных племенах, навсегда останется на его совести. Он не может винить в том проступке никого – ни других людей, ни духов, он сам…
– А что, если… А может… – вдруг затараторил Нуска, вскинув руки. Капли воды взлетели в воздух и даже долетели до Жеро. – Ведь другой из избранных… может тоже влиять на судьбу?
Арцент вдруг замолчал. Его лицо посерьёзнело, а челюсти, казалось, стиснулись так сильно, что зубы вот-вот потрескались бы от напряжения.
– Ты хочешь сказать… что знаешь ещё кого-то, кто обладает подобной силой? – уточнил он.
– Я не уверен. Но одна хаванка…
– Нет-нет, Нуска. Все избранные являются представителями разных народов. Раз ты хаванец, то не может быть второго хаванца, – отмахнулся Жеро.
– Но почему ты так уверен, что я – тоже избранный?! – не выдержал Нуска.
– Твоё имя. Оно особенное. И между нами есть еле уловимая связь. Я ненавижу людей, Нуска, не мог так просто довериться кому-то без причины.
– Если тебе нужно имя… Её зовут Тиама. Скажи, может ли она иметь ко всему… ко всему этому отношение?
Нуска нахмурился и уставился на Жеро. Тот вдруг медленно приподнялся, а затем приблизился. Лекарь не успел ничего увидеть, просто через секунду лицо арцента оказалось всего в паре сантиметров от его лица, а налитые кровью глаза прожгли насквозь.
– Её зовут… Тиама?
– Да, я уверен.
– Но это… невозможно, – мотнул головой Жеро. На его лице одно выражение быстро сменялось другим, а затем он и вовсе принял совершенно сокрушённый и растерянный вид. – Это имя кажется мне знакомым. Необходимо как можно скорее посетить библиотеки Хаваны и узнать о предыдущих…
– Предыдущих?.. – одними губами переспросил Нуска.
– Верно. О предыдущих носителях имён. Самым известным из них был Энлиль. Именно он развязал войну с драконами и уничтожил их, – кивнул Жеро.
– Но как с ним связана Тиама? Я не понимаю…
– Я тоже не понимаю, Нуска. Потому что Энлиль жил более семи тысяч лет назад. Никто из его окружения не мог дожить до наших дней, даже хаванка, – покачал головой арцент и вздохнул.
Кажется, они оба оказались в тупике. Но Нуска всё же решился кое-что рассказать:
– Эрд Син не принимал решение об истреблении лесного народа. С самого начала он находился под контролем Тиамы. Именно она вынудила его это сделать. Возможно, если я загляну в твоё прошлое…
– Погоди-погоди, – усмехнулся Жеро. Его плечи вдруг дёрнулись вверх, а на лице отразилась насмешливая улыбка. – Ты хочешь сказать, что и я убил всех членов своей семьи под воздействием какой-то Тиамы? Ни за что! Я никогда этого не признаю, что бы ты ни увидел в своих снах.
Нуска судорожно сглотнул. Вот и ответ. Вот почему Жеро является единственным обитателем дворца, вот почему Нуске никогда не приводилось встречать ещё кого-то из семьи Герье.
Этот арцент собственными руками…
– Почему ты так смотришь на меня, Нуска? – Жеро скосил взгляд в сторону лекаря и, криво улыбнувшись, развёл руками. – Да, я убийца. Да, я отцеубийца. И я бы убил каждого из них ещё сотни тысяч раз, если бы мне позволили. И я бы каждого из них заставил пройти через то, что выпало на долю моей сестры. Но, Нуска, даже я… Даже я не настолько омерзителен. Поэтому я просто убил их.
Пальцы Жеро в нервном жесте потянулись к лекарю – и коснулись его волос, медленно перебирая светлые, отросшие до плеч пряди.
– А тебе придётся что-то с этим сделать, если хочешь покинуть Арценту в ряду воинов, – вдруг сменил тему Жеро, а его лицо вновь стало спокойным, как мирно поблёскивающая гладь озера.
Глава 58. Сон о сожалении
Они вдвоём вернулись в поместье. Жеро в какой-то момент просто перестал говорить на волнующие Нуску темы. Казалось, сознание арцента просто отключилось, пока сам он медленно пересекал улицы, пугая рабочих одним своим видом.
Нуске так и не удалось проникнуться сочувствием к этому аристократу. Слишком легко он убивал, слишком прямо говорил о смерти всей своей семьи и слишком высокомерно относился к окружающим. Почему Син должен ежедневно страдать от чувства вины, в то время как Жеро наслаждается жизнью, распивает вино и помышляет лишь о мести?
Рассказы об избранных и возможностях менять судьбу… Нуска не мог поверить в них так просто, но Жеро, казалось, и не намеревался никак доказывать свою правоту. А лекарь не был из тех, кто принимает на веру слова медленно съезжающего с катушек, не контролирующего свой гнев малознакомого аристократа.
Они вновь оказались в поместье. Жеро молча поманил Нуску рукой, приглашая лекаря пройти в свои покои.
«Скажите честно, здесь что, произошло стихийное бедствие? Или военные действия с северной границы зачем-то перенесли во дворец Герье?» – мысленно вопрошал Нуска, хотя очень бы хотел задать эти вопросы вслух.
Первой бросалась в глаза кровать с кроваво-красным балдахином. Плотная, свисающая с потолка ткань покачивалась на ветру, демонстрируя смятую простыню. Стеклянные балконные двери были открыты нараспашку, словно приглашая всех желающих пробраться в спальню главного сурии огня и свершить над ним расправу.
Бумаги от сквозняка с шелестом поползли по полу, посыпались с заваленного одеждой и документами стола. Все четыре стены были изуродованы свисающими клочками обоев и чёрными прожжёнными отметинами. Даже люстра, увешанная самоцветами, покосилась и сейчас покачивалась, так и норовя свалиться кому-нибудь на голову.
Нуска сглотнул. Опрятный внешний вид Жеро никого бы не натолкнул на мысли о том, что он способен жить в хлеву. Но так оно и было.
Жеро не подумал даже извиниться за беспорядок – просто сразу проследовал к балкону. Лекарь со вздохом поспешил его догнать, и они вместе пересекли порог и вышли наружу.
Балкон мог уместить на себе по меньшей мере десять человек: с левой стороны примостилась софа с маленьким столиком, а с правой находился большой обеденный стол, на котором, к сожалению, обнаружилось не меньшее бедствие. Некоторые фрукты в вазах успели почернеть, а бо́льшая часть винных кувшинов пустовали и валялись прямо на скатерти и под столом. Пока Нуска всё это разглядывал, его брови медленно ползли вверх, а сам он пытался понять, каким образом потомственный аристократ мог довести место своего обитания до состояния выгребной ямы.
Жеро же лишь подошёл к столу, схватил кувшин вина и наполнил для себя, кажется, последнюю чистую чашу. Облокотившись на перила, он махнул ею вперёд.
– Арцента кажется мне довольно дикой, но красивой. Что скажешь, Нуска?
Лекарь кое-как оторвал взгляд от творившегося на балконе бедлама и посмотрел, куда указывал Жеро. Несмотря на то что это был всего лишь третий этаж, сам дворец стоял на холме. И Нуска, припав к перилам, уставился вдаль, разглядывая крохотные жёлтые домишки, выжженную степь и пустыню на горизонте.
Звезда прожигала землю насквозь, испещряя трещинами безлюдные степи. Дома, словно построенные друг на друге, мостились меж узких улочек. Две высокие каменные стены очерчивали город, поделив его на трущобы отщепенцев и территорию богачей. Нуска на несколько секунд, конечно, проникся бесконечным пустынным простором, тонущим где-то далеко в небесах, но затем всё равно обратился к той отвратительной стене, что отделяла простолюдинов от знати.
– Дикие земли красивы, не спорю. Но не те города, где бедняков выгоняют за забор подобно скоту, – процедил Нуска в ответ.
Жеро ещё некоторое время полюбовался видами, а затем развернулся, в задумчивости покачивая в руках чашу.
– В чём-то ты прав. Но ты считаешь, что так просто преломить взгляды людей и заставить их мирно относиться друг к другу?
Нуска на это ничего не ответил и лишь уставился на вино, которое арцент с удовольствием поглощал.
– Ты всё время пьёшь одно и то же вино, так? – спокойным тоном поинтересовался лекарь, сделав несколько шагов к Жеро.
– Верно. Хочешь попробовать? – с улыбкой отозвался он.
– Я уже пробовал. Мне не понравилось, – качнул головой Нуска, а затем, выхватив чашу из рук арцента, одним точным движением отправил её содержимое за перила. После лекарь в не менее наглом жесте вернул опустевшую посудину владельцу. – Ты хоть знаешь, что пьёшь?
Жеро не выглядел ни раздражённым, ни растерянным. Он лишь с неким удивлением наблюдал за Нуской, а затем так же спокойно принял из его рук пустую чашу.
– Знаю, – коротко ответил он.
– Тогда для чего? Ты не понимаешь, что потребление такого количества афродизиака может привести к…
– Конечно знаю, – с лёгкой улыбкой кивнул арцент, а затем тут же направился к столу за новой порцией. – Ты считаешь меня дураком, Нуска?
– И для чего тогда…
– Как раз для того побочного эффекта, о котором ты говоришь, – равнодушно бросил Жеро, а затем залпом влил в себя новую порцию этой отравы.
Нуску перекосило. Столько лет юношества он потратил на то, чтобы лечить подобные недуги, а Жеро… калечил себя осознанно?
– Мы не можем обсуждать здесь важные темы, однако моё прошлое к незыблемым тайнам не относится. Когда ты планируешь…
– Сейчас.
Нуску до бездны достало поведение этого зазнавшегося, ни на что не способного арцента, который мнил себя не только самым важным, но и во всём правым. Лекарю хотелось, наконец, выполнить свою часть договора и направиться в столицу на заслуженную встречу с эрдом. А этот убийца… Пускай сам разбирается и с Арцентой, и со своими проблемами. Повстанческое движение теперь подавлено, а власти эрда ничто не угрожало. Нуска свою работу сделал.
Внезапно ветерок всколыхнул распущенные, лишь недавно успевшие высохнуть волосы Жеро. Он прикрыл глаза, а с лица его медленно сползла обыкновенная безучастная улыбка.
– Тогда… тебе, наверное, нужна частица моей дэ? Связь между нами сильнее, чем между обычными людьми, а потому этого должно быть достаточно. Тем более я заметил, что ты не так уж хорошо переносишь местный климат.
Нуска кивнул. Он и сам уже чувствовал, что всё сильнее и сильнее обливается по́том, а жар медленно и безвозвратно затмевает рассудок. Возможно, и излишнее раздражение, направленное на Жеро, было вызвано этим. Кровь Жамина была слишком слаба, чтобы надолго уберечь лекаря от пагубного воздействия огненной дэ.
Жеро вдруг приложил руку к груди и извлек посох. Лекарь смог лишь судорожно вздохнуть, наблюдая за ярко-красным, переливающимся в свете звезды оружием дэ. Внезапно лёгкая палка с острым наконечником исчезла, а на её месте оказалось красное лезвие. Нуска вылупил глаза, ведь никогда в жизни не слышал, чтобы сурии мог обладать двумя оружиями.
– Жеро, это…
– М? Переданный мне клинок. Ничего особенного, всего лишь осколок былого меча, – покачал головой арцент, разглядывая сверкающее лезвие. Затем он точным движением вспорол вену на запястье, подставляя под рану пустую чашу.
Нуска хмыкнул. Всё-то у аристократов должно быть изысканно – даже подобные процедуры. В доме Жамина было всего несколько некрепких чашек, которые не смогли бы выдержать огненной крови арцента, зато Жеро мог позволить себе и портить посуду, и использовать её для своей крови.
«Неслыханно», – мысленно возмутился Нуска, используя одно из типичных словечек знати.
Даже эта смуглая рука, что подала лекарю наполненную кровью ёмкость, была элегантна. Ровно обстриженные ногти, позолоченные браслеты и кольца… Большинство бойцов не могли себе позволить носить украшения, ведь как иначе держать меч или, хуже того, какую-нибудь секиру? Но лёгкий посох Жеро, видимо, не накладывал на него подобных ограничений – аристократ мог и покрасоваться вдоволь, и сжечь разом пару-тройку деревень.
– Будь осторожен. Моя кровь достаточно сильна, можно и обже…
– Ты правда думаешь, что меня может что-то испугать после крови эрда? – не выдержал Нуска, а затем залпом опрокинул в себя всё содержимое.
И совершенно, совершенно зря.
Свет рассеивает тьму. Вода тушит огонь. Металл обрастает землёй.
Но свет неспособен потушить пламя.
Словно кипящее масло потекло по гортани, сжигая всё на своём пути. Нуска со стоном повалился на плитку и, с трудом удерживая себя в сознании, схватился за горло. Лёгкий свет забрезжил под пальцами, обволакивая обкусанное огнём горло и глотку. Нуска мучился от боли, но не мог издать ни звука, лишь катался по земле. Кровь уже скользила по пищеводу, выворачивая внутренности наизнанку. Руку, что всё ещё плохо справлялась с дэ, пришлось перевести на грудь, сдерживая потоки огненной дэ.
– Нет, она должна попасть в твой желудок. Иначе ничего не выйдет. Потерпи, Нуска. Это не убьёт тебя.
Лекарь кое-как смог разобрать слова Жеро и, скрипя зубами, медленно опустил руку. Огненная жидкость потекла дальше, наполняя собой не только желудок, но и каналы, выжигая каждую клеточку тела.
«И всё же кровь эрда приносила больше боли», – усмехнулся про себя Нуска, медленно склоняя голову набок.
Уже находясь в полубреду, он почувствовал, как чьи-то руки аккуратно подхватили его и, кажется, уложили на софу.
«Что ж… Надеюсь, здесь хотя бы нет гнилых яблок и грязной посуды», – успел подумать Нуска, медленно проваливаясь в кроваво-красные сны.
А красным было всё. Всё, что Нуска видел вокруг себя. Языки пламени и прогорающие в воздухе цветы вновь заполнили собой опустевшее пространство. Лекарь на секунду даже испугался, что ничего больше и не сможет увидеть. Неужели Жеро настолько поглощён единственным воспоминанием в своей жизни, что даже Нуске не удастся разглядеть его утерянное прошлое?
Этот дикий запах. Разве листва, сгорая, не пахнет гарью? Что не так с этими цветами, которые, загораясь, лишь сильнее испускают свой терпкий аромат?
Нуска стоял посреди пустоши, объятой огнём, и боялся лишь задохнуться здесь, навсегда затерявшись в воспоминаниях Жеро.
Они мелькали, точно звёзды на небосводе: миллионы смазанных и размельчённых в прах воспоминаний. В забитой арцентами комнате Жеро вершит расправу: с маской гнева на лице пронзает клинком каждого члена своей семьи.
Клинком? Но разве Жеро… владеет не посохом?
Множество голых мужчин собрались в богато обставленной спальне. Жеро среди них, но напуганный, ослабленный и со слезами на лице. На кровати в полупрозрачных одеждах сидит девушка, внешне неотличимая от Жеро. На её лице смешались страх, ненависть и боль. Несколько мужчин, усмехаясь, хватают Жеро за плечи и толкают на кровать, прямиком в объятия девушки.
Но разве Жеро был способен что-либо сотворить по своей воле в том состоянии?
Вновь пожар. Кто-то невидимой тенью пробирается в оранжерею и поджигает всё, что видит, превращая цветущий сад в огненную бездну. Нуска проник в воспоминания только ради этого момента, но… ничего не смог рассмотреть.
– Эти воспоминания… ненастоящие.
Нуска резко обернулся. Он вновь стоял посреди кровавых огненных лугов. Рядом с ним оказалась та девушка, которую он успел рассмотреть в промелькнувшем видении. Красивая, мягкая… и внешне почти ничем не отличимая от Жеро.
– Ты уверен, что хочешь знать правду?
Нуска нахмурился, но кивнул. Зачем бы он решил отправиться в полное боли, смерти и страдания прошлое этого полубезумного арцента? Он бы лучше провёл вечер за трубкой и кружкой эля.
– Ты расскажешь ему правду, верно? Я так долго… хранила воспоминания. Удерживала Гирру от падения, но совершенно не обращала внимания на то, что всё это время он стоял на краю обрыва. И любой лёгкий ветерок мог бы отправить его прямиком в бездну.
– Ты… его сестра? – решил уточнить Нуска.
– Так и есть, хаванец. Я думала, что замутнённые воспоминания позволят ему избавиться от чувства вины, заменят ненависть к себе гневом. Так и произошло, но… – Она вдруг поморщилась и опустила голову. – Он переиграл меня. Он перекроил свои воспоминания до такой степени, что и вовсе позабыл обо мне, но лишь его чувства… они остались прежними.
Нуска молчал. Неужто ему привелось говорить с мертвецом? Но каким образом? Разве от них остаётся хоть что-то, кроме медленно разлагающегося тела? Или это ещё одна необыкновенная способность, доставшаяся ему от лесного народа?
– Клинок. Гирру успел забрать осколок моего клинка и сделал его частью себя. Ровно здесь… – Женщина приложила ладонь к груди Нуски и надавила. – Он хранит часть меня здесь. Если бы он слил клинок с посохом, то это было бы не так страшно, но… Его личность, хаванец, он потерял её. Он забыл себя. Он не знает, что любит, а что ненавидит. Он похоронил своё сознание в ненависти и всё глубже утопает в этом омуте. Ещё немного… Ещё немного, и он окончательно сойдёт с ума. Спаси его, хаванец.
Девушка плакала. Она накрыла ладонью щёку Нуски и приблизилась так, что лекарь смог разглядеть подрагивающие на её ресницах слёзы. Кроткая и грустная улыбка играла на устах прекрасной девы.
– Этот ребёнок не должен был разделить мою участь. Этот ребёнок добр и сострадателен. Прошу, помоги ему.
Картина сменилась. И лекарь стремительно, как сахар, растворился в долгом сне.
* * *
Тел было слишком много. Так много, что Гирру давно прекратил считать их или различать лица своих мёртвых родственников.
«О, кажется, брат».
«А что здесь забыла она? Разве она не свихнулась сразу после своего ритуала совершеннолетия?»
«Ребёнок? Неважно. Я точно помню: он – сын отца. Подобные гнилые отродья не должны пачкать ногами пол, по которому ходит Она».
«Кажется, он участвовал в ритуале до меня. Надеюсь, ему действительно больно».
Гирру медленно переводил посох с одного на другого: множество мужчин, женщин и детей были связаны. Они плакали и что-то вопили, умоляя сохранить им жизнь. Она пожелала, чтобы их выстроили в ряд, – Гирру так и сделал. Она начала убивать их с правого края, а он – с левого. И ровно через каждые десять секунд в одно и то же мгновение на пол падало два бездыханных тела. Одно – с прожжённой насквозь грудиной, другое – располосованное до костей.
Обеденный зал медленно наполнялся ярким запахом крови. Крики и всхлипы стихали. Гирру старался не вслушиваться, старался не видеть лиц тех, кого убивает, но…
– Сын, – бесстрашно обратилась к нему женщина, горделиво вскинув голову. – Ты понимаешь, что вы творите?
Ритм уже сбился, потому Гирру ответил:
– Как и учили меня Герье, я жаден, бесстрашен, красив, силён и жесток. Разве вы не должны похвалить меня?
– За резню, которую ты устроил в собственном доме?! – Женщина привычно повысила голос на сына, даже не задумываясь о том, в каком положении находится.
– Это никоим образом не противоречит тем истинам, которым вы учили меня с детства, мать.
– Я не учила тебя поднимать оружие на тех, кто слабее! – не выдержала она. Лицо когда-то красивой женщины были испещрено морщинами, ожогами и следами пыток. Гирру в этот момент действительно не понимал, как она может защищать тех, кто сотворил с ней подобное.
– Герье изгнали Галана, потому что он был недостаточно силён и орудовал розой, изгнали Ольи, потому что она рожала слабых детей и понесла от фасидца. Герье продавали неспособных женщин в бордели. Герье вынудили вас понести ребёнка от вашего дяди, а затем породить меня.
– Но твой ребёнок!..
Прежде чем мать договорила, в её глотку вонзился клинок. Уже через секунду раздался взрыв – Гирру, подхватив её под пояс, отскочил к противоположной стене. А все, кого они не успели добить, разлетелись ошмётками по комнате.
– Брат, зачем ты слушал её? – наклонив голову набок, спросила сестра. – Тебе всё-таки жаль их? Тогда я…
– Нет, ты не будешь одна. Никогда. Я буду поддерживать тебя во всём, – заверил её Гирру. Но на его лице застыло вымученное и отстранённое выражение.
Девушка вздохнула. Покачала головой и обвела взглядом комнату. После, подавив смешок, широко улыбнулась.
– Братик. Мы – последние из Герье. Мы последние, понимаешь? Никто из них не сможет навредить нам, не сможет заставить или вынудить нас сделать что-то. Мы оказались сильнее, чем они все вместе взятые. Представляешь? Братик…
Гирру только кивнул, выдавив улыбку. Вглядываясь в ту кровавую кашу, что осталась от его матери, он выдал лишь один судорожный вздох. А затем развернулся и, даже не бросив взгляда на сестру, пошёл прочь.
В тот день поместье Герье вновь окрасилось красным. Как Она того и хотела.
* * *
Гирру был слишком слаб в те годы. И недостаточно предусмотрителен. Его заранее заковали в цепи и сутки держали в одной из подземных камер в ледяной воде, выжигая всю накопившуюся в теле дэ. Когда же его, с завязанными глазами и цепями на руках, силком выволокли из воды, он не был способен ни призвать оружие, ни сопротивляться.
Он ничего не видел. Но примерно угадывал, куда его ведут. Сердце от холода и страха бешено колотилось в груди. По пути Гирру несколько раз падал на колени и его рвало желчью. Его со смехом вновь поднимали на ноги, хлопали по плечам и весёлым тоном уговаривали:
– Не надо так волноваться!
– Ты только не подведи.
– Если ты не справишься, то её придётся продать в бордель, понимаешь…
– Кто ж знал, что самой сильной арценткой в семье окажется она?! Ни один ей не ровня!
– Вот же она svishe! Уже каждый попытался, а толку – ноль! Если арцент не будет сильнее, то и продолжения рода мы не дождёмся…
Гирру вдруг застыл. Лёд сковал ноги, сердце едва не остановилось. Они… они хотят… чтобы… чтобы он…
– Вы… Ч-что вы… Сделали… С ней… – сквозь плотно сжатые челюсти прошипел Гирру. Говорить он всё ещё не мог, потому что зубы стучали, а тело била дрожь. И с каждой секундой всё сильнее.
– Не волнуйся, сегодня ты будешь первым. Если уж и это не удастся, то придётся избавляться…
– Да, хотя так жаль. Данные же просто превосходные! Сильна, красива, м-м…
Вверх по лестнице Гирру уже волокли. Он отказывался идти. Он не желал идти. Он понимал, что выбора нет, что, возможно, всё быстро закончится и необходимо воспринимать это как обычную процедуру, но…
«Она поймёт. Она всё поймёт. Она поймёт. Поймёт. Поймёт. Поймёт…»
– …поймёт, – шёпотом пробормотал он, а затем его впихнули в комнату.
Когда кругом собрались потомки семьи Ариера, а также его собственные братья, дяди и отец, Гирру уже содрогался всем телом. От страха его сознание помутилось – он успевал лишь отпихивать плечами всех, кто касался его, в редких, но необузданных вспышках гнева он начинал искрить, призывая на помощь крупицы дэ, а заодно вгрызался в руки и ноги каждого, кто приближался к нему. И рычал, рычал, как животное, брызжа слюной. Но глаза его всё ещё оставались завязанными, но он уже чувствовал… Она. Она здесь.
– И что же будем делать? Афродизиак?..
– Нет-нет. Он уменьшит наши шансы на успех. Да и… Ты же знаешь, как сильно он привязан к любимой сестрёнке.
– О-о. Ты думаешь, что Гирру…?
– Ну конечно. Все мужчины в Герье одинаковы. Не то что с женщиной, даже с хорошенькой фигуристой коровой…
– Только не снова! Не хочу это слушать!
– Да не так и плохо…
– Заткнись! Давай лучше решим, что делать с ним. Думаешь, стоит сначала попробовать нам, а потом…
– Нет.
Холодный женский голос прервал разговоры. Послышалось шуршание лёгких одежд, несколько отчётливых шагов – и ледяная рука коснулась щеки Гирру, отодвигая спутанную, волнистую прядь, упавшую ему на лицо.
– Я хочу, чтобы это был он. Гирру, ты сделаешь это для меня? Это ведь просто процедура, верно?
Гирру мог игнорировать множество других голосов. Мог пропускать их слова мимо ушей, отказывать им, противиться. Но… не Её просьбе.
– Сестра, сестра… – взмолился он, роняя голову и утыкаясь лбом ровно ей в ступню. – Быть может, есть другой…
– Гирру, если тебе тяжело сделать это ради меня, то давай остановимся. И ещё десять ночей подряд эти мужчины будут приходить и…
Гирру сглотнул. И молча несколько раз кивнул, насилу поднимаясь на непослушных ногах.
Когда его, связанного, толкнули на кровать, страх отступил. И когда маленькие холодные руки стянули с него нижние одежды, он уже чувствовал лёгкий жар.
– Гирру, ты…
– Нет.
– Но ты уже…
– Нет!
– Тогда я сниму с тебя повязку, чтобы ты посмотрел на меня.
Гирру так неистово тряс головой, сопротивляясь, что перед глазами засверкали звёзды. Но сестра всё равно рывком стащила повязку с его лица.
Он решил не смотреть. Решил так и сидеть, закрыв глаза, но… вновь услышав Её голос, уставился во все глаза сначала на лицо с раскрасневшимися губами. Затем – на тонкую медную шею. Взгляд скользил всё ниже и ниже, разглядывая безупречный силуэт в прозрачных одеяниях. Дыхание становилось всё чаще.
Можно обмануть взглядом, можно обмануть словом. Но тело неспособно врать.
– Ничего, брат, зато это будет быстро. Просто посиди…
Но Гирру уже слышал в Её тоне разочарование и боль.
Он – такой же, как и они. Он – такой же ублюдок и отброс. Он не заслуживает того, чтобы разделить с ней вечность. Он должен исчезнуть.
Даже заливаясь слезами, Гирру понимал, что ситуация не меняется. Даже мучая себя мыслями, обзывая всеми словами на свете и прокусывая до крови язык, губы, щёки, он не мог унять жар, медленно захватывающий его с головы до ног. Гирру перевернули на спину, и всё продолжилось без его прямого участия.
Каждое касание обжигало. Тёплое прерывистое дыхание у уха было подобно самой страшной муке. Никогда в жизни Гирру не страдал так. Никогда ему не было настолько больно.
Он предал единственного, кого должен был защищать. Он предал Её.
И теперь Она знает о его отвратительных, до безумия мерзких мечтах и желаниях, о которых нельзя поведать даже духам… Знают Она и они все. Смотрят, смеются и понимают, что он…
Мечтал об этом.
* * *
– Ты опять пьёшь эту пакость? Зачем? Сделанного не воротишь, брат.
Она появилась внезапно. Просто выскочила из-за спины и со смехом выхватила чашу у Гирру из рук. Он качнул головой, но с покладистой улыбкой повиновался.
Поместье пришло в запустение. Редкие кусты разрослись, по земле пошли трещины, а фасад дома начал медленно осыпаться из-за ярких и безжалостных лучей звезды.
Гирру сидел за маленьким пыльным столиком на заднем дворе и просто смотрел перед собой, распивая вино. Но в одно мгновение всё изменилось: его мысли всколыхнулись, а чувства ожили. Тупая боль в груди распространилась по всему телу, и теперь Гирру ощущал себя одним целым комком, полным бесконечной ненависти к самому себе.
Сестра держала на руках маленький свёрток. То, что Гирру ненавидел больше себя. То, на что не был в силах смотреть.
Вот оно – доказательство его предательства. Шрам.
– Гирру, – позвала она.
– Гирру? – переспросил он.
Сестра мотнула головой и вздохнула.
– Приходи в сад. Мы будем ждать тебя, – бросила она, а затем развернулась и быстрым шагом пошла обратно.
Гирру ощутил это как закат: словно звезда, на секунду осветившая его макушку, вновь зашла за горизонт, и наступила полная тьма. И он ещё некоторое время сидел, смотря на опустевшую столешницу. Почему Она забрала лекарство? Разве он не обязан пить его? Разве это – не его наказание?
Так прошло несколько минут или час. Но затем Гирру вспомнил, что его звала Она. И тогда он поднялся на исхудавших ногах и побрёл вперёд. Лёгкий притягательный аромат вёл его, как слепого, в нужную сторону. Сестра давно не жила в отмеченном кровью поместье – она переселилась в стеклянную пристройку, где взращивала сотни видов растений.
Но каждый раз, как Гирру оказывался там, он не понимал: разве Она не желала, чтобы мир был красным? Разве он не помог ей окрасить каждую комнату дворца в этот цвет? Тогда почему Она пожелала переселиться в оранжерею, поросшую зелёным?
Гирру помнил свои обещания, Гирру исполнял их. И не мог понять, почему Она постоянно ходила в белом, почему окружала себя зелёным и почему… Почему ЭТО всё ещё живо и всё время находилось рядом с ней.
Две огромные стеклянные двери. Посреди застывшей в своей неизменности пустыни под стеклянным куполом цвёл прекрасный сад: некоторые из сотен растений упирались широкими листьями в прозрачную крышу. Другие бурно цвели, осыпая всё яркими красками и невыносимо сладким, насыщенным ароматом. Гирру задыхался здесь. Только делая шаг через порог, он желал скорее унести ноги и вновь скрыться во дворце, где уже несколько месяцев гнили трупы родителей, сестёр и братьев.
Иногда Гирру так и делал. Приходил и ложился среди них. Закрывал глаза и представлял, что был одним из тех плачущих в шеренге, а затем Она… Она забрала его жизнь. Гирру часто грезил, плакал, улыбался и засыпал только с мыслями об этом.
– Брат?
Она снова позвала его. К Гирру обратилась прекрасная женщина. На вид ей было около двадцати лет. Она сидела в кресле-качалке и, медленно покачиваясь, продолжала держать на руках этот ворочающийся, изредка попискивающий свёрток, который Гирру пытался игнорировать. Прекрасные пышные волосы сестры были распущены и спадали вниз, прикрывая запавшие щёки. Кожа и глаза цвета меди блестели в лучах дневной звезды. Белое лёгкое платье подчёркивало тонкую талию и пышную грудь. Она прекрасна, но и ужасна… Ужасна своим сходством с Гирру. Но он так давно не смотрел в зеркало, что и вовсе позабыл, как выглядит сам.
А был ли он вообще? Может, он лишь выдумка? Или дух давно мёртвого бравого воина, влюблённого в Неё?
– Брат, подойди.
Гирру потряс головой. И только тогда сдвинулся с места. Широкие, гладкие листья и травы лизали щиколотки и лицо, но он медленно пробирался через дебри к голосу, что звал его. Ведь только его он не мог игнорировать. Ведь только его был способен услышать в абсолютной тишине.
