Святослав Яров
Варяг

Разбудил его дразнящий запах. Пахло свежим ржаным хлебом и чем-то еще съестным. Эрик разлепил сонные глаза и увидел молоденькую, очень милую девушку. Дожил. С чего бы это мне девицы начали мерещиться? Он проморгался, но видение не исчезло. Девчонка как сидела на скамейке, так и сидит, глазища свои васильковые таращит. Вся из себя – кровь с молоком, коса русая до пояса, не толстушка, но и не худышка. Словом, то что надо. Жаль, подробности фигуры скрыты этим балахоном, с сожалением отметил он, неодобрительно глядя на её глухую льняную сорочку с длинным рукавом и клешёную юбку в пол – одежду, прямо скажем, для откровенной демонстрации женских достоинств не предназначенную. А ты чего ждал? Мини-юбку, декольте, и чтоб все прелести наружу? – скептически хмыкнул он, напомнив себе, где находится. Размечтался. Нет, брат, тут тебе не найт клаб – тут Древняя Русь.

Он принял сидячее положение и обвёл взглядом помещение. Его импровизированное ложе было устроено в углу маленькой совершенно пустой, если не считать той самой лавки, на которой расположилась девушка, комнатёнки. Судя по яркому солнечному свету, проникавшему сюда через подобие узкого окошка прорубленного в стене примерно на высоте человеческого роста, утро наступило уже давно. Снаружи доносились типично деревенские звуки: там периодически гоготала, кудахтала и блеяла какая-то живность.

Эрик прислушался к себе. Несмотря на пережитые накануне потрясения, он отлично выспался и чувствовал себя неплохо. Рана на затылке не беспокоила. Видно, тот старик, что вчера перевязал ему голову, насовав под тряпицу какой-то травки, дело свое знал. Девчонка продолжала разглядывать Эрика с нескрываемым любопытством:

– Ну и что мы тут делаем? – улыбнувшись, спросил он.

– Поснедать те принесла, – бойко отозвалась девушка, кивнув куда-то за спину Эрика. – Тятя велел, я сполнила.

Обернувшись, он обнаружил на полу, у самого изголовья своей эрзац-постели, крынку, прикрытую краюхой хлеба. Рука непроизвольно потянулась к пище. Что в горшочке? Он заглянул внутрь. Что-то розоватое, похожее на ряженку.

– В глечике то варенец, – пояснила девушка. – Спробуй.

Эрику показалось, что ничего вкуснее этого варенца, который и впрямь оказался ряженкой, он в жизни не пил. А хлеб порадовал не сильно, духовитый и с виду лакомый, оказался он грубоватым и пресноватым. Но, как говорится, что есть, то и ешь.

– Ну спасибо, – наскоро перекусив, поблагодарил он и поинтересовался: – Как звать-то тебя, красавица?

Щеки девушки полыхнули румянцем, она сконфуженно потупила взор:

– Предслава.

– А тятя у нас кто?

– Так, воевода ж.

– Ты, стало быть, Предслава Изборовна, – оставив фривольнй тон, разочарованно констатировал Эрик.

Девушка ему приглянулась и, как знать, что вышло бы из этого знакомства, но он никогда и ни за что не позволил бы себе даже невинного флирта с дочерью начальника, каковым со вчерашнего дня для него стал воевода. Чушь, конечно полнейшая. Предрассудок. Но он ничего не мог с собой поделать. Настроение испортилось.

– Ну а я Эрик, – подавив тяжёлый вздох, представился он.

Предслава уже оправилась от смущения, став снова беззаботной и улыбчивой.

– Бают, ты варяг. Так ли?

– Вроде того, – кисло подтвердил Эрик, укладываясь на лежанку и тем давая понять, что разговор окончен.

Не тут-то было. В планы девушки это явно не входило. В её понимании варяг был пришельцем из далёкого большого мира, раскинувшегося за лесами, горами, долами – считай, на другом конце света. И упускать нежданно подвернувшийся случай, разузнать о том недоступном ей мире побольше, она определённо не собиралась. Вопросы посыпались, как из рога изобилия. Её интересовало всё. А верно ли, будто в окияне вода солона? А сказывают, ежели всё на восход идти, страна есть, где люди на головах ходят, то правда ли? А край земли в которой стороне? И прочее в том же роде.

Решительный настрой юной особы начисто исключал возможность отмолчаться. Надо было что-то отвечать. Сначала Эрик делал это нехотя, из-под палки, лишь бы она поскорее от него отвязалась, но незаметно для себя втянулся, может потому, что давненько уже не встречал людей, обуреваемых такой, без преувеличения, всепоглощающей жаждой познания. Это было похлеще киножурнала «Хочу всё знать»! Он недоумевал, откуда вообще могла возникнуть подобная заинтересованность у девицы, которая в жизни своей ничего кроме отнюдь не стольного града Козельска в глаза не видывала, да и то по большей части изнутри, потому что за стены её вряд ли кто далеко выпустил бы.

Не факт, что она умела писать и читать, но вопросы подбрасывала чумовые – не вдруг найдёшься, что сказать. Так что, Эрику приходилось реанимировать в памяти кое-какие подзабытые за ненадобностью энциклопедические сведения. Но, даже если ответ был очевиден, его еще требовалось изложить соразмерно с уровнем подготовленности не обременённой ни образованием, ни житейским опытом девчонки. Словом, всё это было увлекательно, но вовсе не просто.

Викторина продолжилась бы, вероятно, до вечера, но в какой-то момент у Эрика то ли из-за раны на затылке, то ли из-за чрезмерного умственного напряжения, разыгралась мигрень.

– Всё, девонька. Дай передохнуть, а то у меня уже башка раскалывается. Помилосердствуй, – взмолился он, укладываясь на сено, и с усталой улыбкой добавил: – Я ж всё-таки раненый.

– Ой! – спохватилась она, бросив взгляд в оконце. – Уж полудновать пора, а ты всё без роздыху. А тятя наказывал покою те дать.

Он и глазом моргнуть не успел, как Предслава выпорхнула из комнаты. Просвещая по мере сил любознательную девушку, Эрик тоже времени даром не терял и сам мимоходом выяснил у нее кое-что такое, о чём раньше понятия не имел. Узнал, что нашельцем называют пришлого человека, гридня – вовсе не зал для торжественных сборищ, как он поначалу подумал, а казарма для дружинников, гридей то есть, что тиун – княжеский управляющий. Негусто, ну да не беда, утешил он себя. Лиха беда начало.

Вечером его навестил седой лечец Серьга – так к нему вчера обращался Возгарь. Как уже говорилось, внешне он больше смахивал на лесного разбойника или сказочного колдуна, чем на доброго доктора. Может, этому способствовал пронзительный, словно сверлящий тебя насквозь, взгляд из-под косматых бровей, а может, скрюченная, видимо, когда-то давно покалеченная правая рука целителя, ограниченная дееспособность которой его самого, похоже, нисколько не смущала. Несмотря на изуродованную правую, он вполне справлялся со своими профессиональными обязанностями, довольно ловко пользуясь левой.

Эскулап сменил Эрику повязку, ворча, что с такой фигней валяться в дому воеводы неприлично, и пора бы тебе, молодец, перебираться в гридню. Дескать, сегодня, так и быть, ночуй здесь, а с утра топай к товарищам по оружию. Лекарь, понятно, использовал несколько иные выражения, смысл некоторых из них Эрику приходилось додумывать, но как ты их ни интерпретируй, а диагноз старик поставил: практически здоров, к прохождению службы годен, и давай-ка ты завтра же отсюда вон.

Серьга ушёл, а Эрик призадумался о своих перспективах. Но тут же соскользнул с размышлений о будущем в пользу прошлого, вспомнив, как под конец учёбы в школе, когда встал вопрос о выборе профессии, невзирая на настойчивые намёки отца – потомственного военного, в то время майора инженерно-авиационной службы, – он категорически отказался связать свою жизнь с армией. Объяснил просто: «Извини, папа, это не моё. Я – человек исключительно мирный. Да и вообще, какие бы то ни было подвиги не по моей части». После чего поступил в Менделеевку*. Вспомнил и невольно усмехнулся. Это называется: как ни крутись, а… ну, в общем, пятая точка, по-любому, сзади. Как ни отбрыкивался, а пошёл-таки по родительским стопам – впрягаюсь в армейскую лямку. Как там у Коллинза поется? Ю ар ин зэ арми нау?

Позже, уже в студенческие годы, Эрику довелось по принудиловке, разумеется, присутствовать на выездной лекции общества «Знание». Взгромоздившийся на кафедру мозгодуй – лысоватый, плотного телосложения господин с печатью интеллекта на лице – мусолил вопрос, касающийся естественного отбора и

*Российский химико-технологический университет имени Д.И. Менделеева.

приспособляемости живых организмов, как движущей силы эволюции. Основной мыслью, которую он стремился донести до публики, Эрик во всяком случае так её воспринял, была та, что человек – точно такой же приспособленец, как любое животное или растение. Разумеется, большинству слушателей, чуть ли не насильно согнанных в зал, было по барабану, в чём конкретно проявляется приспособленческая сущность хомо сапиенс, но Эрик неожиданно для себя заинтересовался. Казалось бы, и тема заезжена дальше некуда, и лектор красноречием не блещет, а вот зацепило.

Речь шла об очевидных, в общем-то, вещах. Мол, так или иначе, в той или иной форме, но процесс приспособления в природе идет непрерывно и будет продолжаться до тех пор, пока существует жизнь на Земле. Мол, закон выживания суров и тот, кто не может приноровиться к далеко не всегда благоприятным условиям среды обитания, обречён на вымирание, что и произошло в свое время с динозаврами. Мол, действие этого закона распространяется на все без исключения живые организмы и человек разумный, который хоть и имеет перед прочей живностью, населяющей нашу планету, некоторые преимущества, в этом смысле, ничем от прочих отличается. Последний постулат всколыхнул в душе Эрика бурю протеста.

Сам ты динозавр! – с присущим молодости максимализмом рассудил тогда он, одарив вещавшего со сцены говоруна уничижительным взглядом. Ты, дядя, отстал от жизни. Посмотри вокруг. Да при нынешнем уровне развития цивилизации, у людей просто отпала нужда адаптироваться к окружающей среде, потому как они давно уже заточили её под себя. Другой вопрос: насколько хорошо это получилось, но то, что человечество переделало мир на свой лад, а не наоборот, – это факт. То ли ещё будет.

Попади он на ту же лекцию не пятнадцать лет назад, а сейчас, его реакция на разглагольствования докладчика вряд ли была бы столь однозначной. Кто же знал, что ему, Эрику Толле, придётся, не сидючи в актовом зале, позёвывая, выслушивать рассуждения заезжего вития, а на практике решать задачу, как избежать печальной участи вымерших рептилий? Кто мог предположить, что в один прекрасный день ему доведётся примерить этот пиджачок на себя и в полной мере на собственной шкуре испытать, каково выживать в чуждой среде, да ещё и в каком-то ином времени?

На следующий день рано поутру в комнату, где он отлёживался, заглянул Возгарь ещё с порога, добродушно ухмыльнувшись, вместо приветствия поинтересовался:

– Обмогся, варяжина?

Эрик догадался, что гость справился о здоровье.

– Да жив-здоров, как видишь, – отозвался он, расплывшись в ответной благодарной улыбке.

Эрик, хоть и смутно, но помнил, как здоровяк нёс его, полубесчувственного, из гридни в баню и возился с ним там, приговаривая: «Эт ничё… Щас Серьга тя враз поправит».

– Ты это… – виновато промямлил Эрик, терзаемый угрызениями совести. – Ты уж не серчай на меня…

– Пустое, – отмахнулся Возгарь, всем своим видом давая понять, что зла за вчерашнее не держит. На его физиономии явственно читалось: наплюй и забудь. – Всяко быват, – добавил он, как бы принимая извинения и тем закрывая тему. Потом бодро предложил: – Ну, пойшли, што ль?

– Куда? – не понял Эрик.

– Куды? – беззлобно передразнил его богатырь, – Службу править – куды ж ищо. Тя к Переяру в сотню определили.

– А ты сам-то, часом, не сотник? – поинтересовался Эрик, потому что окажись оно так, то совсем уж некрасиво получается: публично накостылял командиру – подрывом престижа попахивает. Хотя, кто их разберёт, что у них тут некрасиво, они ребята с чудинкой.

– Эк ты хватил. Покамест десятник, – доложил Возгарь и, скромно опустив очи долу, пояснил: – Одначе воевода сулился. Стал быть, вскорости сотником стану всенепременно.

– Это хорошо, – выдохнул Эрик облегченно, имея в виду не слишком значительный начальственный статус здоровяка.

Поскольку понять слова варяга можно было и так, и этак, Возгарь, конечно же, воспринял их не иначе как одобрение своего грядущего карьерного роста, и расплылся в довольной улыбке.

– Ну, сбирайся да пойшли, – возвращаясь к тому, зачем пришел, деловито напомнил он.

– Нищему собраться – подпоясаться, – буркнул Эрик, поднимаясь с лавки, и промолвил, подражая Возгарю: – Ну, пойшли, что ли.

Курс молодого бойца

Обустройство на новом месте прошло легко и просто. Казарма – она везде казарма. Каптенармус, или как там как его величают, но функционально то же самое, выдал всё необходимое по принципу «солдату лишнего имущества не надо». Он же указал на широкую лавку, которая на ночь должна была стать Эрику пристанищем, и просветил относительно правил поведения, распорядка дня и прочего.

Эрик поступил в распоряжение десятника Любима, по всему видать, уже опытного вояки, лет двадцати пяти от роду, и начались суровые армейские будни. Выматывался и уставал он – это да. А в остальном – то же самое, что сборы по окончании военной кафедры университета. Как и в российской армии, здесь ему для начала предстояло пройти нечто вроде курса молодого бойца – на военном языке, КМБ. Любиму в этом деле отводилась роль наставника и экзаменатора. Цели и задачи понятны: присмотреться к новичку, выяснить, на что способен, погонять до седьмого пота и в итоге привести к общему знаменателю.

По-своему это было даже прикольно, особенно когда вместо камуфляжа на тебя напяливают самую настоящую кольчугу, вместо кепи на голову – стальной шлем, ну и в довесок еще кое-какое железо по мелочи: наручи, поножи, налокотники. Для справки: вкупе тянут такие средневековые причиндалы никак не меньше, чем на пуд. Но это еще не всё: к вышеперечисленному прилагался отнюдь не невесомый круглый щит, что-то около метра в поперечнике, и длинный, примерно двухкилограммовый меч, который иногда заменяется копьём, тоже довольно увесистым. Вот тут-то и наступал полный… аут.

Всё это приходилось таскать на себе от зари до зари, с короткими перерывами на еду и отдых, избавляясь от амуниции лишь перед отбоем. И ладно бы ещё просто таскать. Со всем этим Эрик вынужден был бегать, прыгать и выполнять разнообразные колюще-рубящие движения вверенными ему допотопными орудиями убийства, в соответствии с указаниями Любима, своего временного наставника. На уровне эмоций это воспринималось как чистейшее издевательство, хотя Эрик вполне осознавал, что присутствовало в столь жёстком тренинге и рациональное зерно. По идее, постепенно приноравливаясь к дополнительному весу, в какой-то момент организм должен перестать его ощущать, что и произошло к концу первой недели.

По здешним понятиям тридцатитрёхлетний мужчина считался уже человеком «в возрасте», а значит, был староват для княжеской дружины, состоящей преимущественно из двадцатилетних парней, что весьма разумно: энергии у молодых ребят через край, как ни нагружай – все нипочём. Возрастной ценз в любой армии – норма. Трудно сказать, что было тому причиной, хорошая наследственность, здоровый образ жизни или ещё что-то, но поскольку выглядел Эрик значительно моложе своих лет, а надобности в заполнении анкеты и предоставлении документов, удостоверяющих личность не возникло, то он по всем параметрам вписывался в молодёжный коллектив. За что и расплачивался по полной, потому как эксплуатировали его наравне с молодыми, а это, знаете ли, тяжеловато…

По счастью, с «физикой» у новоявленного дружинника был полный порядок – в юности он уделял внимание не только мордобою, но и четыре года отзанимался легкоатлетическим десятиборьем. Неважно, что выдающихся достижений за ним не числилось, и выше первого разряда он так и не поднялся, зато спортивную подготовку получил отменную. И если раньше она, как ненужная вещь, пылилась где-то в загашнике, то теперь стала неплохим подспорьем.

К тому же, в той, теперь уже прошлой, жизни, даже расставшись со спортом, Эрик старался поддерживать форму. Регулярно совершал утренние пробежки, благо Битцевский парк под боком, а когда в загородный дом переехал, так там вообще никаких проблем: выскочил за ворота, и беги куда хочешь. По зиме ежевоскресно на лыжах двадцаточку наматывал. В спортзал заглядывал не реже трёх раз в неделю. Плюс – прыжки с парашютом. Окажись сейчас на его месте кто-нибудь менее привычный к разного рода нагрузкам, ещё неизвестно, чем бы для него такая физкультура закончилась, а для экс-десятиборца – это семечки. Впрочем, и он к концу дня мечтал только об одном: добраться до своей лежанки и забыться сном. Потом наступало утро, и всё начиналось снова. И так день за днём.

Под началом Любима находилось с десяток таких же, как Эрик, бойцов, которых десятник для их же блага тиранил нещадно. Причём, совершенно очевидно было, что никаких сверхзадач, вроде создания из самых обычных парней суперменов, он перед собой не ставил. Как ни странно, Эрику, который по большому счёту ни черта не смыслил военном деле, такой подход показался очень даже здравым. В боевой подготовке молодых дружинников преобладал утилитаризм. По-настоящему виртуозным владением оружием отличались единицы, да этого и не требовалось. Разумеется, если есть время и желание, практикуйся на здоровье, набивай руку, повышай квалификацию, достигай высот мастерства – никто препятствовать не станет. Но всё же основной задачей, насколько её понял Эрик, было, натаскать начинающих воинов на слаженность действий в строю. Ведь, когда сходятся стенка на стенку, не до фехтовального выпендрёжа: развернуться толком негде и клинком приходится орудовать, как шилом, норовя втиснуть лезвие в зазор промеж вражеских щитов. К этому настырный Любим их и приучал, опираясь на свой личный опыт.

Предусматривалось, разумеется, что по мере естественной убыли участников схватки, строй проредится, и появится возможность вволю намахаться мечом, но и в этом случае бойцам опять же было не до изысков. Тут надо вдарить посильнее, а куда – не важно, лишь бы противника с ног свалить. А потом с лежачим-то разобраться легче. В общем, раззудись плечо, размахнись рука. В результате такой подготовки Эрик навыков д'Артаньяна, понятное дело, не приобрел, но за неполный месяц научился управляться с мечом довольно сносно.

С рогатыней – так называлось двух с половиной метровое тяжёлое боевое копьё – он освоился и того быстрее. Всё просто: наступаешь – держи в руке покрепче и ломись вперёд, как танк; сдерживаешь наседающего противника – упри конец древка в землю, прижми для верности ногой и стой, с места не сходи. Или вот, скажем, сулица. Это уже короткое копьё, наподобие дротика. В боевых условиях каждый дружинник имел при себе таких штук по восемь. Обычно, прежде чем сойтись врукопашную, их метали во врага с расстояния метров в десять-двадцать, стараясь нанести неприятелю максимальный урон. И главное тут не меткость, а сила броска. Невелика сложность попасть в толпу – кого-нибудь да заденешь. Неплохо, если копьё хотя бы угодит в щит и застрянет там намертво, сделав его не средством защиты, а обузой, которую невозможно использовать по назначению. Ещё лучше, если сулица пробьет и щит, и того, кто им прикрывается. С этим видом оружия у Эрика был полный ажур. Метание для десятиборца – дело привычное. На зависть своим нынешним соратникам, он, играючи, насквозь прошивал щит с тридцати шагов, а однажды на спор зашвырнул сулицу на… Никто не мерил, на сколько именно, но значительно дальше всех прочих.

Единственное, в чём Эрик оказался не на высоте, – это стрельба из лука. Как с самого начала она у него не задалась, так дальше и пошло, ни шатко, ни валко. Натянуть тетиву и выстрелить – не вопрос, а вот с попаданием в цель у него обстояло, мягко говоря, не очень. И ладно бы до высокой точности не дотягивал, так ведь даже средней похвастаться не мог. Самолюбие взыграло – как так, чтоб у меня, да не получилось?! Тренировался до кровавых мозолей на пальцах. Однако, если и стало лучше, то не на много. Чтоб в приличные стрелки выбиться, наверное, и пятилетки не хватит, с тоской взирая на малоутешительные результаты своих усилий, думал он. Это тебе не коли-руби, где пару недель поупражнялся, и всё пучком, ну или как минимум, на приличном уровне.

Реакция на его невеликие стрелковые достижения со стороны сослуживцев была на удивление сдержанной. Кого другого давно зашпыняли бы – такое здесь было в порядке вещей. А тут деликатное молчание: ни тебе скабрезных шуточек, ни традиционно плоских острот, присущих всякой мужской – и уж тем более армейской – компании. Возможно, подобная лояльность объяснялась тем, что наёмники с Севера, которые в былые времена валом валили на службу к русским князьям, повсеместно зарекомендовали себя хреновыми лучниками, и все к этому привыкли, отдавая должное иным их достоинствам. Как-то в разговоре с молодыми гридями – Эрик случайно подслушал, проходя мимо, – Любим однажды высказался относительно варягов в том смысле, что стрелки они никудышные, а и не беда – не в том их сила. Зато, вои стойкие.

Вполне возможно, что воздержанность от подначек в адрес Эрика объяснялась и намного проще. Варяг уже прослыл неистовым мордобойцем, которому сам чёрт не брат, что он уже доказал, накостыляв не кому-нибудь, а самому Возгарю – детинушке силою отнюдь не обделённому. Тут поневоле призадумаешься, стоит ли напрашиваться на позорище? Эрику хотелось надеяться, что первое объяснение ближе к истине, но интуиция подсказывала, что второе правдоподобнее.

К слову, подразумевалось, как нечто само собой разумеющееся, что дружинник той эпохи – не просто крепкий парень, недурно владеющий разными видами оружия, но ещё и хороший наездник. Слава богу, у Эрика добрые отношения с лошадьми были налажены давно. Ещё когда он был подростком, мама, Эмма Генриховна, устроилась на работу в конно-спортивный комплекс «Битца». Произошло это не от большой любви к лошадям или животным вообще – она даже кошек и собак терпеть не могла. Причина крылась в банальном житейском раскладе. После переезда с Павла Корчагина на Каховку, кататься ежедневно через весь город, тратя не меньше трёх часов на дорогу, от дома до института «Гипростоймост», которому она посвятила двенадцать лет жизни, ей стало просто невмоготу. А поскольку в «Битце», что всего в пятнадцати минутах езды от новой квартиры, оказалась вакантной должность бухгалтера, то матушка, будучи по образованию экономистом, её и заняла.

Однажды любящая мать имела неосторожность пригласить сына, которому шёл тогда шестнадцатый годок, на представление конного театра «Каскадер», проводимое в спорткомплексе. Лихие осетинские джигиты знаменитого в ту пору Мухтарбека Кантемирова вытворяли на своих скакунах такое, что у зрителей дух захватывало от восторга. Эрик загорелся идеей, непременно научиться управляться с лошадью хотя бы на десятую часть так же ловко, как эти наездники, и вскоре начал обучаться верховой езде в группе начинающих, под присмотром опытного тренера. И так его это увлекло, что некоторое время ни о чём другом он даже не думал. В общей сложности без малого два года, то есть до окончания средней школы, парнишка ездил заниматься в «Битцу» по пять раз в неделю. Потом он не то чтобы охладел к лошадям, а просто не до них стало – поступил в университет, да и круг общения поменялся: компашки, тусовки, девчонки. Однако навыков не растерял.

Но каково же было его удивление, когда выяснилось, что, будучи формально кавалеристами, княжеские дружинники в конном строю сражаться не любили, предпочитая драться пешими. Более того, всякие там штучки, вроде поединка Пересвета с Челубеем… Наверняка, многие видели эту картину Авилова, выставленную на всеобщее обозрение в Русском музее. Там два всадника сошлись тэт-а-тэт… Так вот, на Руси такого рода единоборств почему-то не жаловали, и случались они исключительно редко. Лошади же служили, по большей части, для преодоления бескрайних российских просторов, уже тогда славившихся бездорожьем.

Так или иначе, но тест на профпригодность Эрик, пусть с незначительными вышеозначенными огрехами, прошёл успешно. Как уже говорилось, не последнюю роль в этом сыграли навыки, заложенные на заре туманной юности, ну и, само собой, бойцовский характер – порой на нём одном только и выезжал. Получалось не всё и не сразу, но по прошествии месяца он, выражаясь бюрократическим языком, вполне соответствовал стандарту квалифтребований, предъявляемых к среднестатистическому члену княжеской дружины. А куда денешься?! Прав был тот чёртов лектор из общества «Знание» – трижды прав! Какое там переустройство мира под себя?! Либо приноравливайся к обстоятельствам, либо они тебя катком переедут.

То, что началось потом, полностью вписывалось в ёмкое понятие «рутина»: дневное и ночное бдение на стенах или у ворот, сопровождение князя, коли тому вздумается выехать из города, скажем, на охоту, и прочее в том же духе. Особо не перетрудишься, но уж больно скучно – изо дня в день одно и то же. А, с другой стороны, работёнка непыльная, тупей на здоровье, язвительно утешал себя Эрик. Однако самоирония не помогала. Кому другому, может, и по сердцу, день-деньской торчать на башне, озирая окрестности, или глазеть на проходящих мимо людей, спешащих по делам в город или, наоборот, из города. Натурам же активным, к каковым вне всякого сомнения принадлежал Эрик, подобная трудовая деятельность представлялась занятием малоувлекательным.

Само собой, важность и значимость караульной службы вряд ли кто взялся бы оспаривать: времена тревожные, проморгал, не заметил и пиши пропало. От бдительности стражи на стенах зависело существование целого города, а то и бери выше – всего княжества. Такова была суровая правда жизни. Но монотонность и нудность самого процесса Эрику претила. По счастью, ему было чем занять себя помимо караульно-эскортного бытия – не службой единой, как говорится… Приходилось, ведь, ещё и обживаться в новой реальности…

А вот это-то, как ни странно, для него оказалось не такой уж непосильной задачей. Больше того, постепенно, Эрику становилось здесь всё – затруднительно даже подобрать наиболее соответствующее определение – комфортнее, что ли. Не в плане быта, с этим проблем хватало, а эмоционально: ни тебе неприятностей по бизнесу, ни бесконечных московских пробок, ни СМИ, ежеминутно вываливающих на голову обывателю истеричные сообщения о природных и политических катаклизмах, катастрофах и прочих неприятностях, произошедших в разных уголках планеты… В общем, источники избыточного стресса попросту отсутствовали.

Что же касается упомянутых бытовых удобств, то, разумеется, в окружавшей его сейчас действительности не было ничего даже близко похожего на привычные с детства водоснабжение, отопление и прочие коммунальные блага. Но вот ведь удивительное дело – чистоплотности уделялось немалое внимание. Мыльни, бани то есть, имелись чуть ли не в каждом дворе да и какие-никакие допотопные средства личной гигиены у пращуров водились. До мыла ещё не додумались. Вместо него активно использовали щёлок – то ли отвар берёзовой золы, то ли настой кипятка на этой золе. Этакий универсальный предшественник всех моющих средств и, надо признать, довольно эффективный. Им мылись, им же и бельё стирали. Зубная паста, по понятным причинам, тоже была не в ходу, однако зубы прародители нынешних россиян – и это стало для Эрика полнейшей неожиданностью – чистили регулярно. Чем? Да опять же берёзовым… правда, на сей раз углём. Не «лакалют», конечно, но всё-таки…

Имелись и какая-никакая медслужба в лице уже упоминавшегося лечца Серьги и… Алексихи. Да-да, той самой старушенции, что толковала Эрику про связь между каким-то Брусничником и погодой в предстоящую зиму, и которую Данила почему-то назвал ведьмой. Якшалась она или нет с нечстой силой – вопрос открытый. Вполне вероятно, что Эриков сопровождающий относился к ней чересчур предвзято, а возможно он и впрямь имел на то веские основания – кто знает. Как бы то ни было, но во всём, что касалось женских болезней Алексиха разбиралась – не единожды за свою долгую жизнь оказывала она посильную помощ нуждающимся – и повитухой была наипервейшей. Смело можно утверждать, что за последние полста лет почитай все козельчане народились на свет божий с её помощью. Кстати, опять же по слухам, прогнозы погоды, которые она выдавала, имели обыкновение сбываться… Такие вот дела.

Часто говорят: всё познаётся в сравнении. Так оно и есть. Довольно скоро Эрику, открылась одна незамысловатая истина: вполне можно жить и без достижений научно-технического прогресса, то есть всего того, на что молится общество безудержного потребления. Что проку сетовать на отлучение от привычных с детства благ цивилизации, если, оказавшись зимней ночью за стенами города, ты имеешь все шансы стать основным блюдом на обед у стаи голодных волков? Может такое и трудно себе представить, но заплутавшего в лесу путника запросто могли сожрать дикие звери.

Впрочем, нет худа без добра. Благодаря отсутствию интернета, ежевечерней телевизионной жвачки по вечерам и всего того, что раньше заполняло его досуг, Эрик теперь много размышлял. Смех и грех, но только здесь он с порядочным запозданием начал проходить своеобразный ликбез, разбираясь, что же собственно представляла из себя Древняя Русь? Эрик смотрел, слушал, вникал и сопоставлял, медленно но верно приходя к мысли, что учебник истории – штука полезная, но это, увы, не более чем субъективный взгляд на минувшее, мало того, что с наружи, так ещё и чужими глазами, и ну очень издалека. Наблюдать самому изнутри было куда увлекательнее.

Бесспорно правы те, кто твердит, что невозможно объять необъятное. Рассматривая лишь часть общей картины, рискуешь получить о ней искаженное представление. Да, небольшой Козельск – отнюдь ещё не вся Русь. Однако, экстраполяцию, как метод научного исследования никто пока не отменял, и так или иначе, в голове Эрика стали постепенно вырисовываться довольно чёткие контуры древнерусского образа жизни.

Руси как Руси, то есть чего-то единого и монолитного, ещё не было и в помине, да и быть не могло. На обширном, покрытом непроходимыми лесами, малонаселённом пространстве существовало с десяток относительно крупных самостоятельных княжеств, не очень-то дружественных друг другу. Родственные узы, связывавшие практически всех князей, казалось бы, должны были способствовать сближению, таки нет. Амбиции, обиды, взаимные претензии гораздо чаще перерастали в кровавые междоусобицы, чем какие-то внешние угрозы заставляли владык местного значения смирить гордыню и сплотиться против общего врага. В этой связи, Эрику на память не приходило ничего кроме сформулированного Киплингом закона джунглей: каждый сам за себя.