Я ВИДЕЛ, КАК НЕКОТОРЫХ ТРИНАДЦАТИЛЕТНИХ БЕДОЛАГ ИЗБИВАЮТ КАЖДЫЙ ДЕНЬ.
И вот на этот раз то же самое, но после Кузи я слышу: «Белов, письмо!» Я подбежал к двери, сердце бешено заколотилось. Первая мысль: «Да не, ошибка, наверное… Какому-нибудь другому Белову…» Схватил конверт. От Лиды. Реально мне… Руки задрожали.
Когда ты одинок и весь твой мир состоит из Кузи и четырёх стен, получить письмо от девушки – это событие космического масштаба.
Забравшись на второй ярус, я начал щупать и рассматривать конверт. От него пахло духами.
С ума сойти, сколько радости может принести письмо, до сих пор помню это фантастическое ощущение.
И вот я открываю конверт, все листы в рисуночках и наклеечках: «Привет! Это письмо я пишу тебе на уроке математики… А ещё мы сегодня на ОБЖ разбирали автомат…» Лида училась в восьмом классе. Я перечитал письмо раз двадцать с ходу… потом ещё раз двести.
Через месяц нас с Кузей отправили в воспитательную колонию – это была так называемая красная зона.
Первую неделю все осуждённые находятся в карантине. Мы знали, что тут творится, поэтому были морально готовы. Вечером в карантин зашли сотрудники колонии и молча раздали нам основательных пи***лей. Били ногами и дубинками. Такое происходит во многих лагерях. Система. Их цель – сразу же нагнуть твой воинствующий блатной дух, если таковой у тебя имеется. Ну и просто для профилактики.
Разумеется, такие учреждения не делают тебя лучше.
Я видел, как некоторых тринадцатилетних бедолаг избивают каждый день.
Их унижали дома, унижали в школе, теперь вот унижают на малолетке. Им не просто кажется, они в этом вообще ни капельки не сомневаются, что весь мир тотально против них.
На распределении спросили: «Сколько у тебя классов образования?» Я почему-то соврал, что одиннадцать. Мне на днях исполнилось восемнадцать лет, и я понимал, что тут надолго не задержусь. Месяц-два, и меня отправят на взросляк. Поэтому я надеялся избежать учёбы в школе. Расходясь по отрядам, мы с Кузей обнялись: «Давай держись». – «Ты тоже держись…»
Утром на бараке никого не было, все находились в школе. Меня тоже отвели в школу. Несмотря на то что у меня (как бы) имелось среднее образование, в школу всё равно нужно было ходить. Просто сидеть там.
В классе нас было семеро. Я и шесть бугров. Бугор – это зек-активист, работающий на администрацию. На красных малолетних зонах менты мелькают где-то на периферии, основную работу делают бугры. Ну и понятно, в силу своей незрелости и испорченности делают её с остервенением.
Каждый бугор непременно вымещал свои комплексы на других осуждённых. У них была власть.
Они были, как правило, старше. Некоторым буграм было по 19–20 лет. Их не отправляли на взросляк, давали возможность досидеть свой срок тут. На взросляк они, естественно, до ужаса боялись ехать, их там жестоко наказывали, поэтому здесь они выслуживались перед администрацией от всей души.
Я понимал, что попасть в класс к буграм – это удача. У меня появилась возможность наладить с ними контакт.
Хорошо, что у меня благодаря Карнеги теперь были навыки общения, которые я тут же применил.
Первый принцип: искренне интересуйся собеседником. Этот принцип основан на самой главной человеческой потребности – желании быть значимым. Практически всё, что мы делаем, мы делаем для того, чтобы получить признание. Поэтому, если мы встречаем человека, который искренне восхищается нами и интересуется тем, чем мы увлекаемся, этот человек нам по-любому понравится. Обычно бугров ненавидят. И конечно, при встрече с ними не проявляют радости.
Я зашёл с улыбкой. «О, парни, привет!» Они дружно оторвали головы от тетрадок и уставились на меня. Кто-то сухо сказал: «Здарова».
Мы сидели в обычном школьном классе – парты, доска на стене. Как обычные школьники. Только в робах и кирзовых башмаках.
Бугры были в особенной робе и кепочках. Подшитых по размеру. У всех остальных зеков роба была на два размера больше и огромный зелёный берет на голове. Наши прикиды выглядели максимально нелепо. Это делается специально, чтобы ты ощущал себя в сравнении с буграми ущербно. Вдобавок все бугры качались и питались в два раза лучше. Короче, они там чувствовали себя почти богами.
Учительницы в классе не было. А мне ужасно хотелось спать, и я, опустив голову на руки, решил воспользоваться случаем и вздремнуть. «Э, ты куда лёг? – меня толкнул самый здоровый бугор, его звали Мирон. – В школе спать нельзя».
«Но учительницы же нет», – ответил я.
«Какая разница, есть, нету, просто сиди, и всё». Я сидел, и всё. А после школы мы сидели на отряде в телевизионке и смотрели советские фильмы про войну.
Перед отбоем мы выстроились в комнате у своих кроватей. Конкретно в этом лагере днём было очень проблематично сходить в туалет, в смысле одному, все передвигались по графику, и, если тебе приспичило, надо было терпеть. Либо просить бугра сходить с тобой до туалета, но, как правило, те отказывали. Ну и бывали случаи, что кто-то периодически накладывал в штаны. Поэтому перед сном санитар делал ежевечерний обход и осматривал у всех нижнее бельё.
Спускаешь кальсоны до колен, и он смотрит, обхезался ты сегодня или нет. Это было так глупо… Когда он подошёл ко мне, я приспустил кальсоны, он с серьёзным лицом всё внимательно осмотрел и пошёл к следующему.
Осмотр белья был завершён примерно без двадцати десять. Мы продолжали просто стоять у кроватей. Бугры на своих кроватях уже лежали. Я шёпотом спросил у соседа:
«А почему не ложимся-то?»
«Нельзя, надо десяти ждать».
Все стояли, уставившись на часы. Эти двадцать минут были самыми странными в моей жизни. Я успел вспомнить свободу, родителей, друзей… подумать о Лиде… бесконечно долгие двадцать минут.
– Отбой!
Все резко падают на кровати. Мне уже объяснили правила – когда кричат «отбой», ты должен молниеносно падать на кровать и сразу же принимать удобную позу. Потому что через три секунды после команды «отбой» ты слышишь:
– Скрипы убрали!
Убрать скрипы – значит перестать шевелиться. Не должно быть слышно ни единого звука. Если будет хотя бы один звук – все встают. Распространённый метод в тюрьмах: когда один не справляется – отвечают все.
В этот раз кто-то скрипнул.
– Подъём!
Мы поднялись. Выстроились.
– Отбой!
Падаем на кровати.
– Скрипы убрали!
Я не успел закинуть ногу на кровать и полностью укрыться одеялом. Она так и осталась на полу. Я лежал, замерев в темноте. Абсолютно всё мне казалось невероятно комичным и абсурдным. Что за жизнь такая вообще?
– Подъём!
Тут мне тоже уже объяснили, как нужно действовать.
После команды «подъём» ты должен через две секунды стоять на ногах.
Дальше ты должен за пятнадцать секунд заправить кровать определённым образом, так называемым конвертиком. Сложная конструкция. Башка спросонья вообще не работает.
«Ты чё, тормоз?! – Ко мне подошёл один из бугров. – Давай быстрее заправляй!»
«Не врубаюсь, как складывать», – ответил я.
«Ща врубишься». – Он подошёл и зарядил мне с ноги прямо в солнечное сплетение.
Перелетая через кровать, я даже успел подумать: «Вот это удар…»
Приземлившись на пол, я ещё до кучи ударился башкой о тумбочку. Дыхание перехватило, я скрутился на полу.
– Встал!
Страх был сильнее боли, поэтому я поднялся, держась за грудь и задыхаясь.
«Эй, Вася! – Бугор подозвал какого-то паренька. – Покажи этому мудаку, как конверт делается».
Бодрое утречко. Никаких проблем с ленью и мотивацией. После заправки кровати ты бежишь в умывальник… да, именно бежишь… тут нужно было передвигаться всегда стремительно. Стремительно просыпаешься, стремительно чистишь зубы, стремительно летишь в раздевалку одеваться на пробежку.
В раздевалке не оказалось моих ботинок. Зашёл бугор: «Чё расселся тут?!»
«Ботинки не могу…» Мою речь прервал его кулак. Опять в грудь. Я рухнул.
Бугор заорал: «Любые надел и побежал!»
Тут нужно было соображать очень быстро.
Я схватил какие-то ботинки, засунул в них ноги и, уже выбегая на улицу, понял, что они мне чудовищно жмут. Мы бежали отрядом, прижавшись плотно друг к другу.
Потом кто-то запел песню: «Вы-ы-ыходила на берег Катюша-а!»
«Вы-ы-ыходила на берег крутой!» – тут же подхватили остальные.
Если ты не подпеваешь – тебя обязательно сдадут, и ты неизбежно отхватишь люлей. Поэтому мы были замечательным хором. Никогда прежде я не пел так громко и выразительно.
Вечером мы, как обычно, сидели в телевизионке. Зашёл начальник отряда: «Белов!»
«Да!» – ответил я.
«Иди сюда…»
Мы зашли с ним в кабинет. Он сказал: «Присаживайся».
Поднял трубку телефона, куда-то позвонил, передал мне.
Чей-то женский голос сообщил, что мой отец покончил жизнь самоубийством, порезал вены в ванной.
Я вернул трубку начальнику. Он сказал: «Всё, можешь идти…» Я встал, вышел в коридор, все уже бежали на ужин… влился в поток… тут нужно было двигаться стремительно.
Так я узнал, что отца не стало. Последний месяц, говорят, он уже передвигался по квартире, держась за стенку. Мама жила у бабушки. В какой-то момент, видимо, он просто устал ползать в одиночестве по обломкам своего маленького разрушенного мира. Для меня он до сих пор является ярчайшим примером того, как человек может целенаправленно разрушить себя и свою жизнь.
Сожалел ли я тогда о его смерти? Нет. Мне было всё равно. Его решение уйти из этого мира виделось мне логичным и очень понятным.
На малолетке я пробыл ещё пару месяцев. Дальше меня повезли на взросляк.
Приехав на взросляк, я ошалел. От восторга. На улице был движ, точно в каком-то районе Индии. Между бараками висело бельё, кто-то играл в нарды, другие чифирили по кругу. На стадионе играли в футбол. У турников стояла тьма народу. Кто-то загорал на травке. Из окон валил шансон. В сравнении с малолеткой попасть сюда было всё равно что освободиться.
После того как я разместился в бараке, меня пригласили на чай. Это были взрослые ребята, все в наколках, с коронками на зубах или вместо зубов, поди разбери, короче, коты (Коренные Обитатели Тюрьмы) – настоящие уркаганы.
Я и представить себе не мог, что однажды превращусь в нечто подобное. «Слышь, малой, – обратился ко мне один из них, – ты кто по жизни вообще?»
У этого дяденьки отсутствовало одно ухо, за что он носил прозвище Резаный. Он не первый раз сидел за поножовщину. Чуть что, говорят, с ходу режет. Сам весь в шрамах. Умопомрачительно мрачный персонаж.
«По жизни пацан…» – промямлил я.
Тут нужно было следить за словами, и поэтому я чувствовал себя неуверенно. Боялся сказать что-нибудь не то.
«Пацаном ты на малолетке был. Сейчас-то ты кто?» – Резаный повернул голову, мол, жду ответ, той стороной, где ухо отсутствовало. Там была просто дырка, вокруг которой росли волосы.
Я заглянул в эту дырку. Интересно, без уха точно так же слышат? Я не знал, что ответить.
«Ну, чё молчишь?» – Резаный улыбался, сверкая бронзой.
«Не знаю, кто я…» – выдавил я, опустив голову.
Все заржали. Мне не нравилось, когда надо мной смеялись. Люди с низкой самооценкой неспособны воспринимать адекватно смешки в свою сторону. Меня это злило ужасно. Но я ничего не мог поделать. Они смеялись, а я в этот момент размышлял: «Настанет день, когда на планете не останется ни одного человека, в общении с которым я буду чувствовать себя неуверенно…» – так и сказал про себя.
Почему кто-то любит пренебрежительно общаться с другими? На самом деле ставить себя выше других и высмеивать – это тоже показатель низкой самооценки. Люди со здоровой самооценкой общаются со всеми (неважно, кто перед ними) одинаково вежливо и уважительно.
Уверенные в себе люди не будут пользоваться вашей наивностью, некомпетентностью или слабостью.
Сильные люди одинаково общаются и с официантом, и с президентом. Это называется «цельность». Они постоянны. Они стабильны. Они со всеми одинаковые.
И наоборот – люди с низкой самооценкой мимикрируют под обстановку. У них нет стержня и высоких принципов, на которые они бы могли опираться, поэтому они подстраиваются под собеседника. С теми, кто ниже их по статусу, они вообще не считаются, но, стоит им встретить тех, кто их выше по всем параметрам, они начинают раболепствовать и лезть из кожи вон, чтобы понравиться.
Многие из нас сталкивались с насмешками, непониманием и унижением. В подобных неприятных ситуациях все реагируют по-разному. Кто-то просто обидится, уйдёт в защиту, даже не думая, что стоит что-то менять в себе. В таком случае человек будет нарываться на такие же ситуации вновь и вновь. Сама Вселенная будет ему их подкидывать, не потому, что она жестока, а для того, чтобы он сделал правильный вывод и вышел на новый, более осознанный уровень.
Когда мы нарываемся на таких внутренне нестабильных людей, которые нас ни во что не ставят, мы можем обозлиться – в этом случае такие пренебрежители или пренебрегатели будут попадаться нам вновь и вновь.
У меня есть знакомый, который всю жизнь нарывается на таких обесценщиков. Ему кажется, что его вообще никто не уважает. И он совершенно уверен, что люди по большей части – уроды.
Если бы он принял решение изменить себя – выйти ментально на другой уровень, то через какое-то время с удивлением для себя обнаружил бы, что с ним все считаются и разговаривают уважительно.
Сейчас я понимаю, что Резаный стал для меня мощным стимулом к развитию. И я его, кстати, встретил спустя десять лет в другой «командировке», где он уже вёл себя совершенно иначе.
Я продолжал ежедневно перечитывать книгу Карнеги. Да, я её привёз с собой, а некоторые страницы даже заучил наизусть. Моё мышление менялось. Я всё больше задумывался о своей судьбе и о том, что было бы здорово перевернуть свою жизнь кардинально, написать такую же вдохновляющую книгу и, возможно, даже выступать на сцене с мотивирующими речами. Но тогда я ещё не представлял, какой невероятно сложный путь в плане трансформации для этого требуется пройти.
На следующий день я вышел прогуляться. Передвижения по лагерю были разрешены. Ты мог делать что хочешь. Администрации здесь будто вообще не существовало. Зеки жили сами по себе. Вот тут я его и встретил, Вована, парня из своего двора. Он жил в соседнем подъезде, я вспомнил, как мы провожали его в тюрягу, но даже не думал, что встречу его здесь. Он бежал откуда-то радостный, с книгой под мышкой. Увидев меня, он тормознул:
– Славян, а ты чё тут делаешь?!
– Сижу! – с улыбкой до ушей ответил я.
Блин, я так рад был его видеть. Вообще встречать знакомых в тюряге по-особенному радостно. Мы обнялись. «Погнали ко мне чай пить», – предложил Вован. Я с радостью согласился. Он жил в восьмом бараке. Шконка в углу, рядом столик, шахматы, книги. Вован работал в кочегарке. После работы ходил в качалку.
Вован заварил чай, достал пряники и камень гашиша.
Наркотики, почти любые, можно было купить прямо в лагере. Мы дунули, попили чайку и отправились на прогулку.
Для прогулки в этот раз выбрали стадион. В лагерях, где можно свободно передвигаться, есть такая история, что ты каждый день выбираешь, куда сегодня отправишься гулять.
В этой Устюженской зоне было три варианта: можно было гулять у барака, можно на стадионе, можно у санчасти. Занимаешь полосу, как в бассейне, и ходишь туда-сюда.
МЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЖЕМ СТАТЬ ДРУГИМИ ЛИЧНОСТЯМИ. НО ДЛЯ ЭТОГО НУЖНО ПРОЧИТАТЬ МИНИМУМ СТО КНИГ ПО САМОРАЗВИТИЮ.
На стадионе так могли гулять человек сто, наматывая за день десятки километров.
«Ну чё, Славян, какие планы вообще?» – Вован был в очень бодром состоянии духа, от него веяло силой и уверенностью.
«Не знаю… Сейчас вот книгу читаю Карнеги, развиваю речь, учусь общаться…» – ответил я.
Я ещё ни разу никому не говорил, что мне откликается тема саморазвития и что вроде как внутри меня зарождается идея изменить себя и жизнь кардинально.
Но Вован производил впечатление, будто ему эта тема тоже интересна. И я не ошибся. «О, красавчик! Я сам плотно на таких книгах! – Его глаза загорелись. – Без саморазвития, Славян, ни черта не добьёшься!»
Книги реально могут изменить наш мозг, продолжал Вован, учёные доказали, что клетки мозга нейропластичны, мозг в буквальном смысле слова может перестраиваться и меняться.
Мы действительно можем стать другими личностями. Но для этого нужно прочитать минимум сто книг по саморазвитию.
«Сто?» – для меня это была невообразимая цифра.
«Сотня минимум!» – подмигнул Вован.
«О’кей, я понял…» – Я реально был готов это сделать.
Вот так я повстречал своего первого наставника. Вован был единственным, кто поддержал меня в стремлении измениться. Он стал моим первым ориентиром, и я начал неосознанно его моделировать[1].
Согласно этому понятию, самый быстрый способ достичь мастерства в чём-либо или получить какой-то желаемый результат – найти человека, который уже имеет то, что тебе нужно, и начать его моделировать. То есть копировать его стратегию, ну или по-простому – повторять его шаги.
Нужно узнать, с чего он начал, во что верит, что изучал, как себя мотивировал, и как бы надеть его убеждения на себя.
Все великие художники, писатели, спортсмены имели какой-то ориентир и либо осознанно, либо неосознанно его моделировали.
К примеру, для величайшего баскетболиста Коби Брайанта ориентиром являлся легендарный Майкл Джордан. Для многих боксёров ориентирами являются Мухаммед Али и Майк Тайсон.
В идеале ориентир должен быть не слишком заоблачным, чтобы было легче поверить, что и ты способен быть таким же. Но самое крутое – найти ориентир, который начинал с точно такого же уровня и состояния, в котором ты сам сейчас находишься, – так у тебя появляется возможность узнать, что нужно сделать в самую первую очередь, чтобы изменить положение вещей.
У тебя появляется возможность выяснить, какой именно шаг он сделал в самом начале своего пути, и повторить его. С ориентирами всё становится проще. К примеру, вы девушка, и у вас проблемы в отношениях, вы зависаете в обидах и, возможно, обвиняете во всех ваших бедах партнёра. Вы можете найти девушку-ориентир, у которой в отношениях царит абсолютная гармония, и начать выяснять, что именно она делает каждый день, чтобы получать такой результат. Тут вы можете подумать: «Ей просто повезло с партнёром…» – ради Всевышней любви, не думайте так – этим вы загоняете себя в ловушку беспомощности.
Высший уровень осознанности – вообще перестать объяснять чьи-то успехи простым везением. В 99,9 % случаев это не везение, а результат правильной стратегии. Если какой-то человек имеет нужный нам результат, а у нас не получается его достичь, значит, этот человек понимает и делает нечто такое, чего мы пока не понимаем и не умеем.
Когда мы говорим: «Ему просто повезло» – мы не хотим принимать тот факт, что чего-то не видим и не осознаём.
В таком случае изменить что-либо становится невозможно. Как бы ни было трудно, нам необходимо признать, что успешный в какой-то сфере человек делает что-то принципиально по-другому, и нам нужно выяснить, что именно и как он это делает.
В большинстве случаев это могут быть действия не физического характера. В большинстве случаев человек достигает крутого результата, потому что имеет правильный настрой, высокую самооценку и веру в то, что Вселенная к нему доброжелательна. А мы, к примеру, в отличие от него, с детства себя жалеем, самооценка у нас ниже плинтуса, и ещё до кучи есть ограничивающее убеждение, что весь мир против нас, – в таком случае моделировать нам нужно в первую очередь не действия человека, а перенимать его взгляды, ценности и убеждения. То есть подражать его мировоззрению.
Всё это мне объяснил Вован. Ну и я принялся его моделировать. Мне хотелось быть таким же сильным и уверенным, как он.
На этой волне и прошёл мой первый срок – в ежедневном общении с Вованом и чтении книг. Назовём этот период зарождением мечты. Хотя было бы точнее назвать его началом величайшей битвы. Битвы с самим собой, точнее, со своими демонами.