Светлана Замлелова
Александр Алехин: партия с судьбой

– На пушку берете, начальник. Не на того напали!

– Пару лет назад в военкомате, где я вас впервые встретил, вы представились Иваном Тимофеевичем Орловым, – сказал Алехин. – Вы готовились к медицинскому осмотру, на груди у вас висел золоченый крестик на тонкой цепочке из белого металла, а под ним была небольшая родинка.

У задержанного и в самом деле оказалась родинка и крестик на цепочке, а в скором времени было установлено, что это действительно Орлов – сбежавший из заключения рецидивист.

Одновременно с Центророзыском Алехин с 15 марта 1920 г. работал переводчиком в Коминтерне. При заполнении анкеты Алехин указал о себе, что владеет французским, немецким и английским языками, женат и от службы в армии освобожден по болезни сердца. На этот диагноз стоит обратить особое внимание – он кое-что прояснит в дальнейшем. В марте 1920 г. Алехину шел 28-й год, а шесть лет назад, когда началась Первая мировая война, гроссмейстеру не исполнилось и 22. Немецкая медицинская комиссия, скорее всего, признала Алехина негодным к службе по той же причине. То есть с молодых лет он имел не вполне здоровое сердце.

Что касается второго пункта анкеты, следует уточнить, что 5 марта 1920 г. в Москве был зарегистрирован брак между Александром Александровичем Алехиным и Александрой Лазаревной Батаевой, вдовой. Кстати, в упоминавшейся выше газете «Правительственный вестник», в заметке о награждении знаком Красного Креста, наряду с Александром Алехиным упоминается некая Александра Батаева, жена присяжного поверенного. Вполне возможно, что это и есть будущая супруга Алехина, знакомая с ним еще по Земгору. Однако брак их продлился недолго. И ровно через год, 15 марта 1921 г. Алехин женился повторно – на 42-летней швейцарской журналистке Анне-Лизе Рюэгг, девице, с которой познакомился во время ее командировки в Россию. Зимой 1920/21 г. Алехин и Рюэгг принимали участие в поездке гостей и делегатов Коминтерна по городам России, включая Урал и Сибирь.

По прошествии месяца после второй свадьбы, в апреле 1921 г. Наркомат иностранных дел выдал Алехину документ следующего содержания: «Народный комиссариат иностранных дел не встречает препятствий к проезду в Латвию через Себеж гражданина Алехина Александра Александровича, что подписью и приложением руки удостоверяется. Заместитель Народного Комиссара – Карахан. № 01139—29 IV – 21 года».

В мае 1921 г. Александр Алехин, потерявший уже к тому времени обоих родителей, был с новой супругой в Риге. С собой он привез несколько чемоданов вещей, среди которых была и та самая ваза, Высочайше пожалованная ему как победителю турнира в Санкт-Петербурге в 1909 г.

Обратим внимание, что разрешение на выезд было получено в Латвию. Но если бы гроссмейстер действительно собирался съездить в соседнюю Латвию и вернуться обратно, едва ли он повез бы с собой огромную фарфоровую вазу. А это значит, что решение покинуть страну было в тот момент вполне осознанным и продуманным. Его отъезд интересен не сам по себе – мотивы отъезда проливают свет на личность Алехина и помогают объяснить другие его поступки, а также правильно оценить утверждения отдельных недобросовестных исследователей. Дело в том, что среди заграничных выступлений и публикаций Алехина так и не нашлось безусловных и неопровержимых его высказываний против Советской России. Поэтому утверждать, что Алехин покинул Родину, будучи убежденным монархистом, антисоветчиком и кем-то там еще, нельзя по причине безосновательности таких утверждений. Кстати, на то, что монархистом Алехин не был, указывает анкета, заполненная гроссмейстером при вступлении во французскую масонскую ложу «Астрея» в 1928 г. В отчете одного из руководителей ложи Н. Тесленко, написанном на основании сказанного Алехиным, говорится, что гроссмейстер накануне революции 1917 г. определенных политических убеждений не имел. От Октябрьской революции ждал обновления, но постепенно разочаровался, убедившись, что существует огромная разница между идеями и действительной жизнью. Ко времени вступления в ложу в возможность и эффективность монархии не верил и был сторонником демократического строя. Масоны-эмигранты описаны в романе М. А. Осоргина «Вольный каменщик» как люди, пытающиеся найти хоть какую-нибудь духовную опору и смысл в существовании. О том же поведал и Алехин, заявив, что вступает в ложу, «тяготясь духовным одиночеством».

Еще до вступления в ложу Алехин сам отчасти объяснил, почему принял решение об отъезде из России. Так, отвечая на вопросы анкеты австрийского журнала «Wiener Schachzeitung» в 1926 г., Алехин сказал: «Цель человеческой жизни и смысл счастья заключаются в том, чтобы дать максимум того, что человек может дать. И так как я, так сказать, бессознательно почувствовал, что наибольших достижений я могу добиться в шахматах, – я стал шахматным маэстро. Все же я должен отметить и подчеркнуть, что профессионалом я стал лишь после отъезда из России и что я намереваюсь продолжать работу на юридическом поприще». В 1928 г., уже после матча с Капабланкой за чемпионский титул, Алехин заявил французским журналистам: «Францию я люблю за оказанное русским гостеприимство и за то, что она дала мне возможность оправиться после пережитого в России лихолетья. Я получил свое шахматное развитие в России, но пребывание во Франции способствовало мне в получении звания чемпиона мира, чем я, прежде всего, горжусь, как русский». Следуют ли из этих высказываний какие-то политические утверждения? Можно ли понять слова Алехина как выражение политических убеждений или некоего кредо? Нет, потому что речь совсем о другом. И в момент своего отъезда, и спустя пять лет Алехин не верил, что, оставшись в Советской России, сможет: а) стать чемпионом мира по шахматам, то есть воплотить в жизнь свою заветную мечту; и б) сделать карьеру юриста. Не верил прежде всего потому, что не видел условий ни для того, ни для другого. Когда-то он работал в правовом отделе Министерства иностранных дел, а стал следователем Центророзыска. Когда-то получал первые призы на международных турнирах, а что теперь?.. Да, шахматная жизнь в первые годы советской власти хоть и начала восстанавливаться – в Москве открылся новый шахматный клуб, прошла Всероссийская шахматная Олимпиада, – но все это пока находилось в стороне от мировых шахмат, от соревнований лучших мастеров планеты, все это пока напоминало разбор руин. И кто скажет, когда завершится разбор и начнется строительство нового здания? А чемпионом мира хочется быть теперь, не дожидаясь, когда поднимется экономика молодой республики, прекратится голод и восстановятся отношения с другими странами, когда возродится шахматная активность в родной стране, а с советскими шахматистами будут считаться во всем мире. Да и будет ли все это? Быть может, все образуется, но к тому времени гроссмейстер Алехин окажется не в той форме, да и не в том возрасте, когда можно побороться за чемпионскую корону. Так неужели все зря? Неужели его судьба – зарыть свой талант в землю?..

Вернемся к воспоминаниям Л. Д. Любимова: Алехин явился за границу с намерением стать шахматным королем и вершителем судеб. Его отъезд из России был очередным гроссмейстерским ходом в игре с судьбой, нацеленным на полную реализацию своих природных возможностей. Гениальный шахматист, человек выдающихся способностей – он был умнее, образованнее, сильнее, да просто на голову выше окружавших его людей и сам прекрасно осознавал это. Он верил, что может быть лучшим не только в шахматах. Зачем такая одаренность, если нельзя стать лучшим, признанным во всем мире?

Но обратим внимание на еще одну фразу, сказанную Алехиным французским журналистам: он благодарен Франции и даже признается в любви к ней за то, что она дала ему «возможность оправиться после пережитого в России лихолетья». Не исключено, что в этом случае он имеет в виду не общее для всех лихолетье, не хаос и разруху Гражданской войны и последующих лет, а то, что пришлось пережить и чего натерпеться лично ему. Ведь общение Алехина с советскими органами безопасности не ограничилось одесской тюрьмой. 21 февраля 1921 г. Алехин был вызван для дачи показаний в ВЧК, которая, как выяснилось, 16 ноября 1920 г. завела на Алехина дело № 228. А началось все с телеграммы из Одессы: «У тов. Лациса от тов. Тарасова получена была подлинная расписка шахматиста Алехина от деникинской контрразведки в бытность его в Одессе на сумму около 100 000 рублей. Адрес Алехина полтора месяца назад: Тверская ул., Гостиница «Люкс», Москва. В прошлом году он выехал из Одессы сюда. В настоящее время в Москве следователь Уголовно-Следственной комисс. Живет на 5–6 этаже. Приметы: выше среднего роста, худой, очень нервный, походка нервная, лет 30–34, найти можно через Клуб шахматистов. Сообщил бывший председатель ГЧК Одессы». Началось разбирательство, для чего Алехина и вызвали на допрос. Но после того, как он подробно в письменной форме ответил на все предложенные вопросы, его отпустили. В 1938 г. дело № 228 снова достали – то ли ввиду намечавшегося матча Ботвинника с Алехиным, то ли с связи с процессами внутри НКВД – в 1938-м, например, был расстрелян Лацис; возможно, из-за Лациса вспомнили и об Алехине. 25 сентября 1938 г. капитан государственной безопасности Федотов и старший лейтенант государственной безопасности Краев направили дело Алехина в 3-й отдел I управления НКВД. На что получили ответ: «Возвращаю. Непонятно для чего эту переписку послали в 3-й отдел?» После чего дело № 228 ушло в архив и было заинвентаризировано под номером р28167.

На допросе в 1921 г. Алехин заявил, что никаких денег не получал, а с товарищами Лацисом и Тарасовым не знаком. Но кроме того он указал, что «с октября 1918 по апрель 1919 г. (перехода Одессы в руки Советской власти) находился с ведома тов. Мануильского в Одессе, жил на шахматные сеансы, шахм. игру в кафе Робина, закладывал кое-какие свои вещи и проч. Нигде не работал». Кстати, здесь же он написал, что «с апреля 1919 работал в Инотделе Одесского Губисполкома», что опровергает утверждения О. О. Грузенберга, вспоминавшего, будто Алехин служил в Одесской ГубЧК. Ведь на допросе в Москве Алехину было бы даже выгодно представиться сослуживцем своих визави. Однако он этого не сделал и, скорее всего, потому, что такое заявление не соответствовало бы действительности. Но тот факт, что в Одессе он нуждался в деньгах, гроссмейстер подтвердил. Вспомним, что в ожидании несостоявшегося турнира Алехин поддерживал отношения с Малютиным, явившимся в Одессу прямиком с совещания в Яссах. Там же, в Одессе, появлялись и другие деятели антисоветского движения – например, В. В. Шульгин, в то время руководивший одной из разведывательных структур Добровольческой армии под названием «Азбука» и знававший когда-то отца Алехина – Александра Ивановича, избиравшегося, как и Шульгин, в IV Думу. В 1920 г. «Азбука» в Одессе была ликвидирована, а Шульгин едва успел покинуть город и переправиться в Крым.

Если предположить, что нуждавшийся и вынужденный закладывать вещи Алехин, общавшийся с антибольшевистскими деятелями, мог одолжить у них денег, то неудивительно, что его расписка или расписки где-то проявились. Так, разгромив одесское отделение «Азбуки», чекисты могли захватить ее архив, где среди прочих бумаг хранились и расписки. Конечно, это только предположения. Но после посещения ВЧК 21 февраля, Александр Алехин развелся с Батаевой и уже 15 марта женился на Рюэгг. 23 апреля он получил разрешение на выезд за границу и 11 мая был уже в Риге. На развод, женитьбу, получение разрешения и отъезд ушло меньше трех месяцев. И несмотря на то, что иные исследователи настаивают, что брак с Анной-Лизой Рюэгг был заключен по любви, доказательством чему якобы служит рождение в этом браке сына Александра, отмахнуться от очевидной спешки Алехина и, как следствие, отношения к браку с Рюэгг как фиктивному невозможно. Кстати, Гвендолина Изнар – дочь третьей жены Алехина, Надежды Васильевой, утверждала, что к Анне-Лизе и сыну Александру гроссмейстер относился совершенно безразлично, и если бы не помощь Васильевой, им пришлось бы туго.

Спешка наталкивает на мысль, что гроссмейстер не просто боялся очередного вызова на Лубянку, а хорошо знал, что в следующий раз ему могут и не поверить на слово. Особенно в том случае, если из Одессы пришлют ту самую подлинную расписку.

Получение денег от вражеской стороны – преступление, карающееся в любом государстве, причем преступление, оправдаться за которое не так-то просто. И подтвердись такой факт в случае с Алехиным, вся его дальнейшая карьера – как юридическая, так и шахматная – на этом бы и закончилась. Однако утверждать, что он получал деньги от Шульгина или кого бы то ни было еще, мы не можем. Не исключено, что это память об одесской тюрьме вынудила его избегать дальнейшего общения с органами безопасности. Как бы то ни было, выбор был сделан. Дома ждала неизвестность и, возможно, неприятности. За пределами Отечества он надеялся начать новую жизнь – завоевать шахматную корону и продвинуться на юридическом поприще. Тем более 28 апреля 1921 г. в Гаване состоялся матч на первенство мира между Эм. Ласкером и Капабланкой. Новым чемпионом мира стал молодой кубинец. И Алехин, давно предсказавший такое развитие событий, бросился навстречу своей мечте.

2. Миттельшпиль

Прибыв в Ригу 11 мая, уже 13-го, а затем 20-го он провел во Втором шахматном обществе сеан- сы одновременной игры, выиграв 54 партии и проиграв 2. Из Риги супруги отправились в Берлин, где Алехин буквально набросился на шахматы: матч с Р. Тейхманом, показательные партии с Ф. Земишем. Одновременно он написал и выпустил книгу «Шахматная жизнь в Советской России» с приложением двенадцати партий, сыгранных в 1918–1920 гг.

В июле он выигрывает турнир в Триберге, в сентябре – в Будапеште, в октябре – в Гааге. В апреле 1922 он разделил второй и третий призы на турнире в Пьештяне и там же получил первый приз за самую красивую партию. Кроме турниров он ездит с гастролями по всей Европе, пишет статьи и комментарии для самых разных шахматных журналов. В мае 1922-го на открытии в Праге шахматного клуба «Алехин» он дает сеанс одновременной игры вслепую на 12 досках, выигрывая 10 партий и 2 сыграв вничью.

Летом в Лондоне проводился 17-й Конгресс Шахматного союза, в программу которого, среди прочего, входил и турнир ведущих мастеров. Алехин занял второе место, уступив только Капабланке. К этому времени Алехин уже успел вызвать кубинца на матч за первенство мира, но Капабланка, десять лет ждавший возможности сыграть с Эм. Ласкером, не торопился принимать вызов. На Лондонском конгрессе Капабланка предложил подписать соглашение, регламентирующее условия проведения матчей на первенство мира по шахматам среди мужчин. Документ, который кроме Капабланки подписали Алехин, Боголюбов, Видмар и Рубинштейн, содержал 22 пункта. Помимо правил игры, соглашение прописывало и финансовые условия, на которых чемпион обязывался принять вызов. Речь шла о наличии призового фонда не менее 10 тысяч долларов США. При этом из общей суммы призового фонда чемпиону полагалось получить 20 % в виде гонорара за участие в матче, из остающейся суммы победитель получал 60 %, проигравший – 40 %. По тем временам деньги были немалые, и собрать их оказалось не всем под силу.

Но пока Алехин без перерыва играл: турниры, гастроли, сеансы одновременной игры…

С 1923 г. он обосновался в Париже. И не только потому, что Париж был центром русской эмиграции. В декабре 1921 г. на балу прессы в залах гостиницы «Лютеция» он познакомился с Надеждой Васильевой, вдовой русского генерала. Надежда Семеновна была старше Алехина на 19 лет – некоторые исследователи утверждают, что Васильева родилась в 1884 г., но ее дочь Гвендолина Изнар называла другой год рождения – 1873-й. Только в 1926 г. Алехин развелся с бедняжкой Анной-Лизой, в 1927-м получил французское гражданство, а в 1928-м официально женился на Васильевой. Забегая вперед, скажем, что и этот брак продлился недолго – Алехин снова «пожертвовал фигуру», – но, по свидетельству людей, знавших в то время гроссмейстера, период его жизни с Надеждой Васильевой был наиболее продуктивным, спокойным и обустроенным. Во многом этой женщине он обязан своими блестящими победами той поры и, в частности, победой над Капабланкой.

Но это будет потом, а пока после весеннего турнира 1923 г. в Карлсбаде, где Алехин завоевал первый приз и еще две награды за красивейшие партии, он выступал с гастролями в Чехословакии, Великобритании, после чего отправился в турне по Северной Америке, продлившееся почти полгода. За это время он провел блестящие гастрольные выступления, занял третье место в нью-йоркском турнире, установил несколько рекордов одновременной игры вслепую. В мае 1924 г. он вернулся в Европу и принялся за работу над книгами.

Участие в турнирах и выступлениях преследовало две цели – заработок и поддержку формы. Нужно отметить, что именно в эти годы, накануне матча с Капабланкой, он достиг лучшей своей формы, играя легко, быстро, с большой силой. Чемпион Германии З. Тарраш написал тогда: «Сравнение партий чемпиона мира Капабланки, игранных в Нью-Йорке, с баден-баденскими партиями Алехина с точки зрения стратегической точности, безошибочности игры и основательного ведения атаки, несомненно, в пользу Алехина. Во всяком случае, для чемпиона мира Капабланки вырос страшный соперник, усиливающийся из года в год, и едва ли долго Капабланке удастся баррикадироваться от матча с Алехиным золотым валом из 10 000 долларов…»

Энергия, целеустремленность, безукоризненность во всем, за что бы Алехин ни брался, просто поражают! Наряду с новыми рекордами и победами, он успевал работать над диссертацией на ученую степень доктора права. Работа «Система тюремного заключения в Китае» была успешно защищена в конце 1925 г. Эта защита подтверждает слова Л. Д. Любимова о том, что Алехин готовился не только играть в шахматы, но и всерьез заниматься юридической карьерой. Впрочем, британская энциклопедия The Oxford Companion to Chess утверждает, что Алехин не окончил обучение и не защитил диссертацию, но с 1925 г. стал добавлять к своей фамилии слово «доктор».

В августе 1926 г. Аргентинский шахматный союз пригласил его выступить в Буэнос-Айресе. Спустя неделю, аргентинцы заговорили о финансовой поддержке Алехину в матче с Капабланкой, то есть о преодолении того самого «золотого вала», о котором писал Тарраш. Идею выделить средства для матча поддержал президент Аргентины Альвеар. Финансовая база была сполна обеспечена, и Алехин отправил Капабланке вызов. Выступая тем временем в Латинской Америке, он сумел выиграть все турнирные и консультационные партии, проводившиеся в Аргентине. Затем отправился в Уругвай, Бразилию, где выступал с лекциями и дал десятки сеансов одновременной игры.

Едва вернувшись в Европу, Алехин провел победный матч с голландцем М. Эйве. В это время из Нью-Йорка пришло известие, что победитель нью-йоркского турнира, намеченного на весну 1927 г., будет рассматриваться первым кандидатом на матч с Капабланкой. Так постановил Организационный комитет. Алехину, прервавшему на время матч с Эйве, пришлось отстаивать свое первенство, свое уже добытое право на игру за титул чемпиона мира. Наконец после долгих переговоров с Оргкомитетом и Капабланкой согласие было достигнуто. Впрочем, по результатам турнира в Нью-Йорке Алехин занял второе место, уступив только самому Капабланке. А потому в любом случае право на матч за звание чемпиона мира оставалось за ним.

Встреча с Капабланкой была запланирована на сентябрь 1927 г. Вместе с Алехиным встречи в Буэнос-Айресе ждал весь шахматный мир. А учитывая популярность шахмат в те годы – просто весь мир. В ожидании этого события, на пути к исполнению мечты, Алехин летом 1927 г. с блеском выступил в венгерском Кечкемете и, воодушевленный новой победой, отправился за океан.

Как только не называли встречу Алехина с Капабланкой – «матчем гигантов», «титаническим матчем»… Любопытно и то, как сами титаны оценивали предстоящую встречу. Капабланка, судя по всему, пребывал в некоторой эйфории относительно самого себя и был уверен в своей победе, считая, что у Алехина нет темперамента для матчевой игры, нет духа борьбы, необходимого для таких поединков. Кроме того, по мнению Капабланки, Алехину мешало отношение к победе не как к самоцели. К тому же Капабланка воспринимал Алехина как слишком нервного соперника, неспособного к продолжительной и хладнокровной борьбе.

Совсем иной подход явил в оценке противника Алехин, подвергнувший партии Капабланки настоящему психологическому анализу. И. М. Линдер и В. И. Линдер в книге «Алехин» выражают уверенность, что в этом отношении Алехин выказал себя учеником Эм. Ласкера, подчеркивавшего, что «шахматная партия – борьба, в которой соучаствуют самые разнообразные факторы, и поэтому знание сильных сторон и слабостей противника чрезвычайно важно». Позже Алехин рассказал о том, как готовился к матчу с Капабланкой, как детально изу-чал будущего соперника – и не только его манеру игры на разных стадиях, но и весь жизненный путь, характер, поступки, особенно поведение в сложных и непредвиденных ситуациях. После такого тщательного анализа Алехин понял, что Капабланка не так уж и безупречен, как принято думать. Порой кубинец слишком доверяет интуиции, не перепроверяя ситуацию расчетом; со временем он потерял способность предельной концентрации; а в случаях упорного сопротивления Капабланка и вовсе теряет уверенность в себе. В этом, к слову, между русским и кубинцем была принципиальная разница: если на Капабланку неудачи действовали угнетающе, то Алехина поражения, напротив, «подстегивали», заставляя взять себя в руки и начать играть с удвоенной силой.

«Для шахматной борьбы прежде всего необходимо знание человеческой натуры, понимание психологии противника, – много позже заявил Алехин. – Раньше боролись только с фигурами, мы же боремся и с противником – с его волей, нервами, с его индивидуальными особенностями и – не в последнюю очередь – с его тщеславием».

Сочетание интуиции и расчета, присущее Алехину и в жизни, и в игре, не подвело и на этот раз. Уже в первой же партии кубинец уступил. И если в успех Алехина накануне встречи верили немногие, то после первой игры эти сомнения стали понемногу таять.

Во время игры у Алехина воспалилась надкостница, и пришлось играть, превозмогая боль и температуру, пришлось в самый разгар игры удалить шесть зубов. Но даже болезнь не смогла помешать русскому шахматисту выиграть шесть партий, против трех, выигранных Капабланкой, и отвоевать шахматную корону у непобедимого до тех пор кубинца. 29 ноября 1927 г. Капабланка не появился в зале Аргентинского шахматного клуба на улице Карлос Пеллеграни, прислав Алехину письмо: «Дорогой господин Алехин! Я сдаю партию. Следовательно, Вы – чемпион мира, и я поздравляю Вас с Вашим успехом. Мой поклон госпоже Алехиной. Искренне Ваш Х. Р. Капабланка». Алехина на руках вынесли из зала и на руках доставили к отелю.