Светлана Замлелова
Александр Алехин: партия с судьбой

Часть I
Шахматный король

1. Дебют

Александр Александрович Алехин родился 31 октября (по новому стилю) 1892 г. в Москве в семье воронежского дворянина Александра Ивановича Алехина и московской купчихи Анисьи Ивановны (в девичестве Прохоровой), дочери владельца «Товарищества Прохоровской Трехгорной Мануфактуры» (знаменитой «Трехгорки», здравствующей и по сей день) Ивана Яковлевича Прохорова. Более далекие предки Александра Алехина принадлежали к крестьянскому сословию. Так, в XVIII в. крестьяне Алехины проживали в Старооскольском уезде Курской губернии, а прапрадед шахматиста Иван Прохорович Прохоров принадлежал к монастырским крестьянам Троице-Сергиевой лавры.

Когда на свет появился будущий шахматный король, в семье Алехиных уже было двое детей – четырехлетний Алексей и трехлетняя Варвара. В то время глава семьи носил чин коллежского асессора, занимал директорскую должность в «Трехгорке», вел работу в Воронежской губернии, где владел родовым имением. Впоследствии Александр Иванович был предводителем дворянства Землянского уезда, а затем – Воронежской губернии, избирался депутатом четвертой Государственной думы.

Братья Алехины с малых лет были знакомы с шахматами. Первые шахматные уроки Александру (или Тише, как его называли дома за спокойный нрав) давала мать – Анисья Ивановна. С семи лет он увлекся шахматами, и бабушка даже подарила ему новый набор. Будущий чемпион мира играл сам с собой и днем и ночью. Так что родителям приходилось прятать шахматы. Тогда же он переболел воспалением мозга, вызванным, как предполагала впоследствии его сестра, перенапряжением детских сил.

В 1902 г. Александра Алехина отдали в Поливановскую гимназию, лучшую в то время гимназию Москвы, где учились В. С. Соловьев, Л. И. Лопатин, В. Я. Брюсов, А. Белый. Алехин учился отлично, поскольку обладал прекрасными способностями, и даже на уроках не расставался с шахматами. Тогда же, в 1902 г., девяти лет от роду он начал играть по переписке вместе со старшим братом. С 1905 г. стал играть самостоятельно и тогда же в 1905–1906 гг. получил первый приз в XVI гамбитном турнире по переписке, проводимом журналом «Шахматное обозрение». А вскоре Алехина уже причисляли к лучшим шахматистам Москвы. В 1907 г. он небезуспешно пробовал играть вслепую, чем поражал своих взрослых партнеров. Весной 1908 г. в турнире любителей шахмат Московского кружка он завоевал первый приз, а в августе того же года отправился в первое заграничное турне и в Дюссельдорфе разделил четвертое-пятое места. В 1909 г. в Санкт-Петербурге состоялся Международный шахматный конгресс памяти М. И. Чигорина. В программу конгресса входили турниры маэстро и любителей. Алехин, игравший среди любителей, занял первое место, получив приз – роскошную вазу Императорского фарфорового завода, пожертвованную в фонд Конгресса Николаем II, а потому именовавшуюся «призом Их Императорских Величеств». И тогда же, при награждении, было объявлено о присвоении шестнадцатилетнему Алехину звания маэстро.

Турнир следовал за турниром, известность молодого шахматиста росла. В 1910 г. в Москве при гимназии П. Н. Страхова открылся шахматный кружок имени Александра Алехина. В том же году он разделил седьмой-восьмой призы Гамбургского турнира. В следующем году он снова играет в Германии, затем участвует в крупнейшем Карлсбадском турнире, на котором разделил восьмое-одиннадцатое места. Но несмотря на то, что результат был не самым высоким, второй призер турнира К. Шлехтер сказал, глядя на игру Алехина: «Это – будущий чемпион мира!»

В 1910 г. Алехин стал студентом юридического факультета Московского университета. Впрочем, проучился он недолго, поскольку рассматривал учебу в университете как подготовку к поступлению в более престижное Императорское Санкт-Петербургское училище правоведения. Выпускники училища занимали высшие государственные посты, становились дипломатами. Между правоведами и студентами Императорского Александровского лицея, также воспитывавшего элиту, молодых людей для службы в государственных учреждениях Российской империи, существовало в то время своего рода соперничество.

Поступив осенью 1911 г. в Училище правоведения, Алехин учился отлично, несмотря на активную шахматную жизнь. В июне 1912 г. он занял первое место на международном турнире в Стокгольме, а в августе – разделил шестое-седьмое места на Всероссийском турнире маэстро в Вильно. Небольшие турниры, выступления, встречи, матчи… В конце концов публика начала скучать. И после победы в августе 1913 г. в небольшом международном турнире, состоявшемся в голландском Схевенингене, Е. А. Зноско-Боровский написал в «Ниве»: «Можно порадоваться за А. А. Алехина, так уверенно идущего от успеха к успеху, и пожелать ему поскорее сменить несколько дешевые лавры, добываемые в смешанных турнирах, на более трудно достижимые, но куда более почетные – в серьезных состязаниях…»

В конце 1913 г. в Санкт-Петербург в качестве работника посольства Кубы прибыл Х. Р. Капабланка-и-Граупера. Само собой, состоялись его встречи с русскими шахматистами, в том числе и с Александром Алехиным, проигравшим кубинцу, что, впрочем, не помешало подружиться молодым шахматистам. Тогда же, в конце 1913 – начале 1914 гг. Санкт-Петербургское шахматное собрание организовало ряд мероприятий: Всероссийский турнир любителей, турнир высших учебных заведений и Всероссийский турнир мастеров, победитель которого получал право участвовать в международном соревновании, намеченном на весну 1914 г.

Алехин, начав турнир с поражения, разделил в итоге первое место с А. И. Нимцовичем. В ожидании международной встречи он сыграл с Эм. Ласкером, принял участие в альтернативном сеансе в Москве, дал несколько сеансов игры вслепую. И вот наконец в апреле начался отборочный этап турнира в Санкт-Петербурге, а вскоре об Алехине уже говорили как о самом молодом финалисте. Турнир закончился победой Ласкера. Второе место досталось Капабланке, третье – Алехину, завоевавшему еще и звание гроссмейстера.

В мае 1914-го Александр Алехин окончил Училище правоведения и был зачислен в правовой отдел Министерства иностранных дел. А уже в июле того же года он появился – за два часа до начала – на 19-м Шахматном конгрессе в Мангейме. Свое опоздание и несвоевременное согласие на участие в турнире Алехин объяснил так: «Дело в том, что я готов был играть лишь в случае неучастия Капабланки. Через несколько лет собираюсь с ним играть матч на звание чемпиона мира и поэтому весьма важно создать вокруг этого вопроса определенное общественное мнение. Сегодня я играю слабее Капабланки, и при его участии он бы взял первый приз, а становиться ниже Капабланки сейчас совершенно не в моих интересах». На возражение, что чемпионом мира является Ласкер, а не Капабланка, Алехин уверенно заявил, что скоро им будет Капабланка. Надо сказать, что Алехин проявил гроссмейстерскую проницательность и дальновидность. Действительно, первый приз турнира достался ему, а Капабланка вскоре стал чемпионом. Единственное, чего не предугадал великий маэстро, так это начала Первой мировой войны, вмешавшейся в шахматную игру. Все русские участники конгресса в Мангейме, как потенциальные солдаты вражеской армии, были интернированы. Вскоре, однако, Алехина немецкая медицинская комиссия признала негодным к службе в армии, и он через Швейцарию отправился на Родину. Ботвинник в книге «У цели» пишет, что Алехину удалось обмануть медицинскую комиссию, представившись сумасшедшим. Но больше эта версия никем не подтверждается.

Путь домой из-за войны затянулся. Добираться в Россию из Германии пришлось через Базель, Геную, Лондон, Стокгольм… И даже в дороге Алехин не расставался с шахматами. В Швеции он дал сеанс одновременной игры на 24 досках, выиграв 18 партий и проиграв 2. В октябре Алехин добрался наконец до Петрограда, в ноябре уже играл в Москве и Серпухове. В декабре он снова в Петрограде, дает сеанс одновременной игры в Петроградском шахматном собрании, в шахматном кружке Политехнического института. Поступившие от сеансов деньги отправляет в помощь русским шахматистам в немецком плену. Но все же из-за войны шахматная жизнь замирает, и все, что остается гроссмейстеру – небольшие турниры и сеансы одновременной игры, скорее разминка, нежели новые достижения.

В 1916 г. он принял приглашение Одесского шахматного клуба и отправился в Одессу, после чего – в Киев. В апреле – мае он провел сеансы одновременной игры, альтернативные сеансы, показательные встречи, играл вслепую, и повсюду был очень тепло встречен. Сбор от выступлений снова был передан в помощь плененным русским шахматистам. К этому времени Александр Алехин, не годный к военной службе, уже стал сотрудником одного из комитетов Земгора – Комитета по оказанию помощи одеждой и всем необходимым больным и раненым воинам, увольняемым на Родину. В «Правительственном вестнике» (№ 128, 15 (28) июня 1916 г.) был опубликован «Список лиц, награжденных Высочайше установленным 24 июня 1899 года знаком Красного Креста на 10 апреля 1916 года». В этом списке значится и сотрудник комитета, титулярный советник Александр Алехин. Украинский исследователь С. Н. Ткаченко предположил, что в Одессу Алехин приехал по линии Земгора, имевшего специальный фонд для помощи пленным соотечественникам. Именно в этот фонд, по мнению Ткаченко, Алехин и передал заработанные игрой деньги.

Вернувшись в Москву, гроссмейстер принял решение отправиться на Галицийский фронт в качестве уполномоченного летучего отряда Красного Креста. По воспоминаним Алехина, он был награжден орденом Святого Станислава и двумя Георгиевскими медалями; был контужен и помещен в госпиталь Тарнополя ^[2]. Там, в госпитале, начав выздоравливать, он сыграл знаменитую «партию с Фельдтом», облетевшую впоследствии весь мир. Здесь начинаются, пожалуй, первые странности и нестыковки в биографии шахматного короля. Принято считать, что этот самый загадочный Фельдт, которого Алехин называл то «von Feld», то «M. Feld», то «Feldt» на самом деле не кто иной, как Леон Штольценберг или Л. Штольценбергер, чью фамилию гроссмейстер, недавно перенесший контузию, не смог правильно запомнить. Однако в 1951 г. А. Бушке написал, что «Леон Штольценберг из Детройта, который присутствовал при сеансе вслепую в монастырском госпитале в Тарнополе в 1916 году, недавно сообщил нам, что соперник, фигурирующий в книге Алехина как «Фельдт», был в действительности адвокат по имени д-р Фишер». А уже в 1978 г. американский писатель чешского происхождения У. Корн написал в книге «Наследие американских шахмат», что «Леон, работавший медиком в госпитале Тарнополя во время Первой мировой войны, исправил ошибку, восходящую к сборнику партий Алехина: партия вслепую, приводимая в ней как Алехин – фон Фельдт, на самом деле была играна против д-ра Мартина Фишера, интерна». И таким образом место австрийского военнопленного Леона Штольценберга занимает скромный интерн Мартин Фишер.

С. Н. Ткаченко обратил внимание на еще одну странность этого периода. Пытаясь восстановить более полную картину службы Алехина, Ткаченко просмотрел «Именные списки раненых и больных воинов, находящихся в госпиталях и лазаретах» за 1916 г. и не нашел упоминания о пребывании Александра Александровича Алехина в госпитале или лазарете. Более того, Ткаченко утверждает, что не встретил ни одного наградного списка, где фигурирует Алехин с двумя Георгиевскими медалями и орденом Святого Станислава. Этим орденом в 1888 г. был награжден отец гроссмейстера – Александр Иванович Алехин. Но документов о награждении Александра Александровича найти Ткаченко не удалось.

О сроках своего пребывания в госпитале гроссмейстер говорит все время по-разному. Сначала речь шла о нескольких неделях, потом о месяце, но спустя годы он писал уже о месяцах, проведенных в госпитале. Из книги Ю. Н. Шабурова «Алехин» (серия ЖЗЛ) явствует, что гроссмейстер мог быть на Галицийском фронте в период между июнем и сентябрем 1916-го. За это время он успел получить две медали, орден и контузию, полежать в госпитале и сыграть знаменитую партию с эфемерным Фельдтом. И это при том, что документов о награждении и пребывании в госпитале найти не получилось. Путаница усугубляется еще и наличием этого Фельдта – Штольценберга – Фишера. Ведь если Алехин не был в госпитале, то кто такой этот Мартин Фишер? Кроме того, известно, что в те же годы в Красном Кресте служили, например, К. Г. Паустовский или С. А. Есенин. Но и о том, и о другом остались воспоминания. Паустовский так и вовсе подробно описал свою службу в «Книге о жизни». И только Александр Алехин не оставил никаких следов своего пребывания на войне. Кроме противоречивых рассказов самого гроссмейстера, нет никаких точных указаний на его участие в боевых действиях. И так ли уж неправ Ткаченко, предположив, что Александр Александрович «чуток приукрасил свои фронтовые подвиги и ранения, что вполне объяснимо и понятно. Теперь он смело мог смотреть в глаза москвичам, ибо и он хлебнул фронтового лиха, и даже рисковал жизнью, спасая раненых…» Если это действительно так, то нужно отметить особенность Алехина вести себя в жизни как за шахматной доской, создавая хитроумные комбинации и продумывая свои действия на несколько шагов вперед.

К сожалению, стоит признать, что некоторые вопросы навсегда останутся без ответов.

Как бы то ни было, но в сентябре 1916 г. Алехин уже в Москве и приглашен в Московский шахматный кружок для проведения сеанса одновременной игры. В октябре его снова встречает Одесса, где маэстро играет вслепую на 9 досках, одержав абсолютную победу. Затем были партии в Москве, Петрограде; и вот, 8 февраля 1917 г. Алехин выигрывает в Москве у А. И. Рабиновича в 28 ходов. Это была последняя партия, сыгранная Алехиным в царской России. Следующая заметная партия состоялась уже в России советской.

Шахматная жизнь возобновилась примерно в мае 1918 г., когда в Москве прошел матч-турнир между Алехиным, Ненароковым и Рабиновичем, закончившийся победой Алехина. А в конце мая архангельская газета «Северный путь» сообщила читателям, что в их город приехал знаменитый гроссмейстер Алехин, который в шахматном клубе дал сеанс одновременной игры на 17 досках, прочитал лекцию и провел еще один сеанс – уже на 31 доске. Осенью того же года Алехин отправился на юг России, вновь посетить Киев и Одессу. Может показаться странным такое рискованное путешествие в разгар смуты. Но Алехина влекли не кафе и варьете – новоявленное Одесское шахматное собрание наметило на декабрь 1918 г. проведение в городе Всеукраинского турнира с участием сильнейших местных игроков и приглашенных гостей. И хотя в афише турнира имя Алехина не упоминалось, его приезд в Одессу был немедленно отмечен местной прессой.

С пребыванием в Одессе связана вторая странность в биографии Алехина. Допустим, что маэстро не побоялся проехать через полыхающую страну ради турнира. Хотя стоит отметить, что участие такой величины, как Алехин, в турнире, организованном в пору Гражданской войны студенческим шахматным кружком, может быть объяснено только добротой гроссмейстера. При всем уважении к местным шахматистам, едва ли этот турнир мог представлять для Алехина профессиональный интерес, из-за которого стоит рисковать жизнью. Но если вспомнить, что в Москве в ту пору было весьма холодно и голодно, то есть буквально не хватало дров и еды, а заработки и вовсе отсутствовали, то можно понять желание покинуть столицу и переместиться к югу, где гораздо теплее и сытнее и, к тому же, можно заработать, участвуя в турнире или просто играя на денежную ставку.

Однако турнир откладывался, и Алехину в самом деле приходилось добывать себе хлеб насущный легкими партиями. К весне 1919-го стало понятно, что турнир не состоится и пора думать о средствах для возвращения домой – в Москву. А в скором времени Одессу заняли части Красной армии, и в апреле 1919 г. Алехин был арестован Одесской ГубЧК. Во время шахматного поединка в помещении Офицерского собрания вдруг появился человек в кожаной куртке и предъявил документ с печатью «УССР. Одесская чрезвычайная комиссия». Человек приказал Алехину следовать за ним. На просьбу маэстро доиграть партию, представитель власти ответил согласием, после чего они отправились в здание ЧК, где был оформлен арест, а шахматиста препроводили в тюрьму.

О причинах ареста, о том, как удалось гроссмейстеру избежать расстрела, слагаются легенды и мифы. К отечественным мифотворцам присоединили свои голоса и зарубежные. Так, например, родилась версия о том, что в одесской тюрьме Алехина посетил председатель Реввоенсовета Л. Д. Троцкий, который тут же, в тюремной камере, уселся за шахматную доску, а проиграв, велел освободить Алехина. Кстати, уже после смерти чемпиона мира португальский журналист А. Портела расскажет своим читателям, как Алехин играл «в Зимнем дворце в Петрограде с царем Всея Руси». Видимо, читателя легче заинтриговать рассказами о поединках с сильными мира сего. Но нам придется кого-то разочаровать, поскольку ни с царем Всея Руси в петроградском Зимнем дворце, ни тем более с Троцким в одесской тюрьме Алехин не играл. Хотя бы потому, что в 1919 г. Троцкий не бывал в Одессе.

Известно, что арест Алехина был связан с анонимным письмом, обвинившим гроссмейстера в антисоветской деятельности. По поводу этой деятельности тоже существуют разные версии. Например, что в номере гостиницы, где поселился Алехин, жил до него некий английский разведчик-шпион, устроивший в комнате тайник. Каким-то образом чекисты вышли на тайник и сочли Алехина причастным к злополучным находкам.

Интересную версию предложил С. Н. Ткаченко, обнаруживший в газете «Одесские новости» от 7 декабря 1918 г. следующее сообщение: «Среди зрителей находился проживающий сейчас в Одессе председатель Петроградского шахматного собрания Б. Е. Малютин, который выразил согласие дать на будущей неделе сеанс одновременной игры без доски. Такой же сеанс будет дан и А. А. Алехиным. Возможно также такое устройство сеанса одновременной игры наизусть, в котором господа Алехин и Малютин будут делать ходы по очереди, не советуясь друг с другом. Этот вид игры представляет совершенную новость: до сих пор никто из маэстро никогда не играл на таких исключительно трудных условиях». А вот сообщение из той же газеты за 1 декабря 1918 г.: «Находящийся сейчас в Одессе председатель Петроградского шахматного собрания Б. Е. Малютин попал к нам проездом из Ясс, где он принимал участие в качестве секретаря в работах Ясского совещания…» То есть Алехин связан с Малютиным, прибывшим с Ясского совещания. Что же такое Ясское совещание? Это встреча, проходившая в Яссах с 16-го по 23 ноября 1918 г., в которой участвовали российские политические деятели, не признававшие советскую власть, с одной стороны, и представители стран Антанты – с другой. На встрече обсуждалась программа действий по ликвидации советской власти. Явившись из Ясс в Одессу, российские участники совещания поселились в гостинице «Лондонская», где проживал и Алехин.

Стоит ли удивляться, что Алехина, замеченного в обществе врагов советской власти, обвинили в антисоветской деятельности? Впрочем, быть может, письмо, как предполагает Ю. Н. Шабуров, было отправлено в ЧК неким завистником. Сам Алехин в интервью корреспонденту эмигрантской газеты «Новая заря» (Сан-Франциско) так описал свое пребывание в одесской тюрьме: «Я уехал за границу из Советской России в 1921 году. В России в момент владычества большевиков я прожил около трех лет и должен сказать, что мне пришлось вести там свое существование в чрезвычайно тяжелых условиях. Сначала они меня не трогали. Я был инструктором шахматной игры, занимался переводами с русского языка на английский и другими случайными работами. Наконец, в бытность мою в Одессе я был арестован большевиками и заключен в подвалы чека. Большевики нашли у меня какую-то иностранную переписку, и это было достаточным поводом для предъявления мне обвинения в шпионаже в пользу Антанты. <…> В отношении меня пришло предписание из Москвы расстрелять меня только в том случае, если будут обнаружены серьезные и действительные улики. Таковых в конце концов не оказалось, и я был выпущен на свободу». В интервью, которое вышло 14 мая 1929 г., Алехин нисколько не преувеличивает. Жизнь в первые годы советской власти действительно была непростой, в тяжелых условиях оказался не только Александр Алехин. И любой человек в те тревожные времена мог попасть под угрозу расстрела, если бы только у него нашли иностранную переписку или любые другие намеки на связи с врагом. Точно так же дело обстояло и по другую сторону баррикад – заподозренный в сношениях с «красными» был бы немедленно казнен. Поэтому Алехин совершенно не оригинален и абсолютно правдив, делясь своими впечатлениями о временах Гражданской войны.

Есть и другая версия, гласящая, что спас Алехина от расстрела одесский шахматист Я. С. Вильнер, служивший в ревтрибунале. Вильнер узнал о приговоре за несколько часов до приведения в исполнение и дал телеграмму председателю Украинского Совнаркома Х. Г. Раковскому, немедленно позвонившему в ГубЧК. Алехин в ту же ночь был освобожден. И тогда же, в апреле 1919 г. его приняли на работу, по одним данным, в инотдел Одесского Губисполкома, а по другим – в комиссию по выдаче разрешений на выезд за границу при ГубЧК. Во всяком случае, на это указал в своих воспоминаниях, написанных в эмиграции, известный в свое время российский юрист и общественный деятель О. О. Грузенберг.

В июле все-таки пришлось собираться в Москву – к Одессе подходили деникинские войска, а испытывать на себе судьбу еще раз, проверяя, как отнесутся белые офицеры к служащему губернского исполнительного комитета, Алехину вряд ли хотелось. В августе он поселился в Москве, в Леонтьевском переулке, а с 1 сентября приступил к занятиям в 1‑й Государственной школе кинематографии. Понемногу восстанавливалась и шахматная жизнь. Но в декабре 1919 г. он оставил школу и отправился в Харьков для работы в Военно-санитарном управлении Харьковского округа. В Харькове он перенес сыпной тиф, а поправившись, несколько раз ездил в Москву с отчетами, пока наконец в мае 1920 г. не был окончательно переведен в столицу. До февраля 1921 г. Алехин, юрист по образованию, работал следователем Центрального следственно-розыскного управления Главного управления милиции – Центророзыска. К этому периоду относится эпизод, приведенный в книге И. Ф. Крылова и А. И. Бастрыкина «Розыск, дознание, следствие» и характеризующий память маэстро.

Как-то раз Алехин услышал разговор дежурного управления с задержанным, назвавшим себя Иваном Тихоновичем Бодровым.

– Как вы сказали, ваша фамилия? – вмешался Алехин.

– Бодров, – повторил тот. – А что?

– Вы не Бодров, а Орлов, – ответил Алехин. – И не Иван Тихонович, а Иван Тимофеевич.