Светлана Викторовна Ильина
Билет на непридуманную пьесу

Глава пятая

Олег открыл дверь. Дома было тихо и, как всегда, ужасно пахло хлоркой – тёща драила квартиру с дурнопахнущими средствами, которые вызывали у него аллергию. Он заглянул в комнату и увидел её сидящей в любимом продавленном кресле, где она вязала никому ненужные шарфы.

– Здравствуйте, Инна Сергеевна, – кивнул он, раздеваясь.

Тёща, полная женщина в безразмерном старом халате, не выглядела обрадованной, но, посмотрев на него поверх очков с большой диоптрией, сухо проронила:

– Здорово. Явился – не запылился… Есть хочешь? – отложив в сторону вязание, спросила она.

– Очень, спасибо, – со вздохом ответил Олег.

Похоже, дома всё та же безрадостная обстановка. Он зашёл в комнату и поразился новой иконе, видимо, которую Татьяна начала писать в его отсутствие. Что-то в ней было не так. Он остановился и стал смотреть внимательней. В правом углу был нарисован образ Божией Матери, а в самом центре крупным планом изображён художник, который, словно древний мастер, отступив от мольберта, любовался своим творением. Олег усмехнулся – художнику надо пририсовать берет и в руки дать кисти с палитрой, тогда будет как в детской книжке про Незнайку… Центром в этой странной иконе был, вероятно, художник…

Он обедал и чувствовал, что Инна Сергеевна что-то хочет ему сказать, но не решается. Выглядела она, как успел заметить Олег, неважно – обычно собранные в пучок седые волосы сегодня были растрёпанными, под глазами синяки, да и общий вид был усталый, словно она не спала всю ночь.

Олег поднял голову и вопросительно посмотрел на неё.

– У вас что-то случилось в моё отсутствие?

Тёща усмехнулась.

– Неприятность случилась, когда вы поженились. А теперь не знаешь, как расхлебать.

– Зачем вы так говорите, Инна Сергеевна? Помню, как вы радовались, когда родился внук. Вы не любите Валентина? То, что Таня изменилась – это не моя вина.

– А чья, Олег? Разве это не ты затащил её в церковь? А теперь она стала фанатичкой! Если я масло на стол в постный день выставлю – посуду бьёт. Это разве не ты виноват?

– Инна Сергеевна, я-то не фанатик. То, что творит Татьяна, не с верой связано, а с её характером, который сложился не в один день. Со своим самодурством она нашла себе местечко, где сразу в рай приглашают, только деньги плати…

– Вот, вот, – испуганно зашептала Инна Сергеевна, – она уже ко мне подходила и почву прощупывала, согласна ли я квартиру продать?

– А вы что? – ошеломлённо спросил Олег.

– Да разве я похожа на ненормальную? Где мы жить-то будем? В секту все вместе запишемся?

Олег про себя порадовался, что в лице тёщи у него появилась единомышленница. Он пил чай и думал, что делать. Возможно ли продолжать семейную жизнь? Кукушка на часах хрипло прокуковала два часа.

– Скоро придёт Валя с прогулки, – сообщила тёща. – Кстати, ты знаешь, что он очень из-за матери переживает, хоть и боится, что она его тоже затащит к этим "странным людям", как он их называет.

– Этого допустить нельзя, – твёрдо сказал Олег. – Не знаю, как мы будем жить дальше, но разводиться я пока не намерен, из-за Вали буду терпеть.

– Хорошо, Олег, – вдруг изменила тон Инна Сергеевна, – ты молодец, не сдаёшься… Слушай, попробуй всё-таки наладить отношения. Знаешь, я как-то тут прочитала, что нужно найти тему… или повод… ну, что-нибудь, где у вас будет согласие. Тогда, может, получится восстановить нормальные отношения. А у вас повод и искать не надо – сын растёт, он внимания требует.

– А где он, кстати? – встрепенулся Олег.

– С приятелями в футбол играет возле школы… Так что ты решил с Татьяной?

– Я попробую, Инна Сергеевна, – пообещал Олег, – ради сына я готов и потерпеть. Вы же знаете, как я его люблю. Да и дочку вашу любил, пока она сама не оттолкнула меня.

– Знаю, Олег, – грустно сказала тёща, – ты молодец. Другой бы уже давно психанул, а ты терпишь. Помни мой совет. Она вроде соскучилась в твоё отстутствие, может, и наладите отношения… Татьяна сегодня в художественной школе работает до четырёх часов, стенды будет оформлять к следующему году.

Олег вышел во двор и, скрываясь от жаркого солнца на теневой стороне улицы, пошёл искать Валентина. Уже издалека он увидел его красную футболку, мелькавшую на футбольном поле.

Валя тоже заметил отца и весело махнул рукой, предлагая подождать его на скамье. Олег с удовольствием уселся в тенёк и стал наблюдать за сыном. Внешне это был абсолютно весёлый ребёнок, но Олег видел, что в душе у него поселился страх. И это был страх перед матерью. Отец для Вали был другом, с которым можно было откровенно поговорить о чём угодно, а вот матери он не понимал. Его карие, в мать, глаза темнели ещё больше, когда он слышал её безумные крики по разным поводам. В таких случаях Валя уходил в свою комнату и садился за стол. А если мать добиралась и до него, то он просто ничего не отвечал, молча глядя перед собой…

Олегу было жалко сына, но он ничем ему не мог помочь.

"Может, ещё обойдётся, вдруг получится вытащить её из этой ямы," – подумал он со вздохом, но в глубине души понимал, что врёт сам себе.

– Папа! Привет! Ты приехал? – подбежал запыхавшийся Валька. – А куда ты сейчас?

– Валюш, я хотел встретить маму с работы, – приобнимая сына, ответил он, – давай купим ей цветы. Я думаю, ей будет приятно.

С сомнением почесав затылок, Валя кивнул. Его походка вдруг утратила живость, а взгляд стал обречённым.

– Выше нос, Валюша, мы прорвёмся, – хотел ободрить сына Олег, но тот посмотрел недоверчиво.

– Куда прорвёмся?

– Да я и сам не знаю, – вздохнул Олег, – но знаю точно, что в десять лет жизнь не заканчивается, не заканчивается она и в тридцать. Если в чём-то не везёт в данный момент, это не значит, что так будет всегда.

– Но иногда долго ждать, – протянул Валя.

– Это так кажется… время бежит… Оглянешься, а уже твои проблемы далеко-далеко позади.

Они купили цветы в ближайшем магазине и пошли к художественной школе, где работала Татьяна. Не ушла ли она уже? Но нет, подождав немного, они увидели, как из двухэтажного современного здания вышла высокая худощавая женщина в длинной тёмной юбке и такой же кофте. На голове у неё был старомодный платок. Олег поморщился в душе: как её старит этот наряд… Но внешне он не показал своего недовольства, а улыбнулся пошире и чмокнул жену в щёку.

– А мы тебя решили встретить, – весело сказал он.

Татьяна по-доброму улыбнулась, как когда-то давно.

– Спасибо за цветы… Привет, футболист, – она потрепала по голове сына. – Куда идём?

– А давайте в кафе, – предложил Олег, – отметим мой приезд, а я вам расскажу много смешных историй из жизни театральных артистов на гастролях по Волге…

Они сидели в уютном кафе, ели мороженое и смеялись, как будто не было в их жизни никакого разлада. Олег на миг поверил, что Татьяна соскучилась и одумалась. Но в её словах часто проскальзывали новые "правильные" мысли, которые ей явно кто-то внушил. Ей всё время хотелось поучать, вставляя псевдорелигиозные присказки. Валя не обращал внимания, делая вид, что больше всего интересуется вкусным мороженым, а Олег злился в душе, но терпел…

Вечером они поужинали как нормальная семья. Тёща посматривала на них с надеждой, и Олегу показалось, что она украдкой, пока мыла посуду, даже сплюнула через левое плечо…

Самой важной для улучшения отношений должна была стать ночь, и Олег продумывал своё поведение. Последние полгода они не жили как муж и жена. И сегодня надо было сделать последнюю попытку ради сохранения семьи.

Когда Татьяна закрыла дверь в спальню и начала раздеваться, собираясь лечь на отдельное кресло, Олег решительно взял её за плечи и начал целовать. Он сдёрнул дурацкий платок с её чёрных густых волос, запустил в них пальцы и не давал жене отдёрнуть лицо. Татьяна пыталась сопротивляться, но Олег чувствовал, что не сильно – соскучилась…

Татьяна уснула, а он приподнялся на локте и стал смотреть на женщину, которую когда-то любил. Вернее, сначала увлёкся, потом быстрое сближение, а после… она сказала, что беременна. Да, именно этот момент был для него самым счастливым. Рождение Вали было для Олега как даром с Небес. Может быть, из благодарности к Богу он и стал воцерковлённым человеком. Татьяна тоже заинтересовалась православной верой, они так здорово пожили на Валааме… А потом неожиданно всё стало со знаком "минус".

Ребёнок теперь ей мешал заниматься живописью. Хорошо, что воспитывать сына помогали тёща и мать Олега. Втайне он считал Татьяну недалёкой, самодурной женщиной, которая делает несчастными всех вокруг. Он уже давно старался реже бывать дома, но каждый раз после долгой отлучки его мучила совесть перед сыном, который грустными глазами встречал его в коридоре.

Олег пытался вразумить, воззвать к материнским чувствам Татьяны, но чем больше он просил, тем больше ненависти читал в её глазах. В конце концов, она перестала с ним ездить на службу в обычный храм, заявив, что будет ходить в другой. Олегу было всё равно, пока он не узнал, что "другой" – это секта, которая людей лишает воли. Как теперь её оттуда вытащить?

Обычно считается, что в секты попадают от недостатка внимания, но у Олега было стойкое ощущение, что Татьяна попалась на другую уловку. Как он успел прочитать в её тетрадке, где она записывала лекции "Учителя", главным качеством их сообщества было превосходство над всем остальным миром: "Будете как боги…", а для этого нужно подчиниться "богоизбранному" самозванному "Учителю". Как её убедить, что она ошибается? Не станет она богом, даже просто счастливой не станет, а скорее всего разрушит семью и свою психику. Олег не знал, что делать. Хватит ли терпения бесконечно уговаривать Татьяну жить нормально? Ведь любви уже давно нет…

Жена словно почувствовала его взгляд и проснулась. На миг Олегу показалось, что у них всё хорошо, как в первые годы – так тепло она улыбнулась. Но вдруг словно тень пробежала по её лицу.

– Я пойду спать к себе, – твёрдо сказала она и решительно перелегла в кресло.

– Какие у тебя планы на завтра? – спросил Олег, втайне надеясь на восстановление отношений.

– Завтра у нас собрание до восьми, – сухо ответила Татьяна.

– Я за тобой зайду, ладно?

Она пожала плечами.

– Как хочешь…

Весь день тёща ходила с вопросом в глазах, но Олег не мог её обнадёжить. Татьяна ушла с утра в художественную школу, а он с тревогой ждал вечера. Как она поведёт себя с ним сегодня? Валя напросился вместе с ним встречать мать, Олег был непротив…

Вечером они подошли к двухэтажному новому зданию, где проходили злополучные собрания "лучших" людей. Ждать пришлось недолго, ровно в восемь часов дверь открылась, и из неё потянулась вереница людей, в основном, женщин, одетых так же как Татьяна – в платочках и чёрных одеждах. Валя нетерпеливо вглядывался в них, но мамы всё не было.

– Папа, уже все вышли, где наша мама?

Олег и сам не понимал, что случилось, что могло её задержать.

– Я пойду посмотрю, а ты здесь погуляй, ладно?

Валя согласно кивнул, и Олег с неприятным чувством зашёл в здание. Повсюду висели плакаты со слащавыми лозунгами: "Ты не одна в этом мире! Здесь ты среди близких людей!", "Слушай своё сердце и не верь никому!", "Учитель – твой друг и твоя семья". От этих пустых слов его затошнило…

Внутри было тихо, только где-то шумела вода, а потом он услышал шмяканье мокрой тряпки. Олег пошёл на звук и, завернув за угол длинного коридора, наткнулся на Татьяну, которая сосредоточенно мыла пол.

– А мы за тобой пришли с Валей, – напомнил Олег, – ждём тебя на улице. Ты скоро?

– Скоро, – почему-то неуверенно ответила Татьяна, оглядываясь на приоткрытую дверь в какой-то кабинет, – правда, учитель просил меня задержаться… Я не знаю, зачем.

– Ты домыла полы? – резко спросил Олег.

– Да, но…

– Тогда пошли…

– Сестра Татьяна, – громким голосом кто-то позвал её из кабинета.

Жена испуганно посмотрела на Олега и дёрнулась на зов. Она несмело зашла внутрь и прикрыла дверь, но Олегу всё было слышно.

– Учитель, можно я пойду? Я закончила, за мной муж и сын пришли..

– Я смотрю, сегодня ты была не такая, как обычно… Муж, оказывается, вернулся… Ну, выбирай, с кем ты будешь – с ним или со мной.

Олегу надоело это слушать, и он решительно открыл дверь.

– Простите, а почему она должна выбрать вас? Вы хотите на ней жениться?

Наконец-то он увидел "гуру", которому поклонялась Татьяна. За столом сидел худощавый мужчина лет сорока с каштановыми прямыми волосами до плеч. Одежда его была безукоризненной – серый дорогой костюм выгодно отличал "учителя" от Олега, одетого в простую светлую футболку. Маленькая аккуратная бородка, чистая белая кожа и высокий лоб придавали сектанту вид учёного мужа. В руках он держал большие нефритовые чётки и медленно перебирал ими. Образ был бы совершенен, если бы не водянистые серые глаза, которые со злобным прищуром смотрели на Олега.

– Выйдите отсюда, вы не имеете права здесь находиться! – привстал с места "гуру", но не вышел из-за стола, видимо, опасаясь гнева законного мужа.

– Я выйду, но только вместе со своей женой. А на вас я подам заявление в прокуратуру, чтобы она проверила вашу организацию на предмет мошенничества, – резко сказал Олег.

– Олег, успокойся, – испуганно прошептала Татьяна, как-то странно сгорбившись и словно втягивая голову в плечи. Она сделала движение идти с ним, и Олег направился к выходу, как услышал вслед:

– Татьяна, одумайся… Неужели ты выберешь этого? Тогда можешь больше не появляться, – с презрением в голосе сказал сектант.

Шаги Татьяны замерли, и Олег обернулся: перед ним стояла чужая женщина – из-под низко надвинутого платка на него с осуждением смотрели строгие глаза. Упрямо сжатые губы не сулили ничего хорошего.

– Иди без меня, Олег, я свободная самостоятельная женщина, приду, когда посчитаю нужным, – скрипучим голосом проговорила Татьяна.

– Таня, какая ты свободная? – взъярился Олег, – ты замужняя женщина и мать! Тебя сын на улице ждёт, ты нужна ему и мне! – Он подскочил к жене и встряхнул её за плечи, безумно надеясь, что это поможет ей очнуться. Но она отбросила его руки и ещё больше рассердилась.

– Уходи отсюда! Я давно решила подать на развод, потому что ты мне мешаешь!

Самозванный "учитель" гадко усмехался, глядя на попытки мужа вразумить жену. Олегу стало противно. На улице ждал Валя, надо было идти к сыну, а здесь уже он ничего не мог сделать.

Глава шестая

Ресторан был совсем небольшой, но, как поняла Ксения, престижный: мягкие кресла, массивные столы из тёмного дерева и приглушённый свет. Здесь сегодня свекровь праздновала свой юбилей. Ксюша с мужем пришли раньше всех. Маргарита Львовна выглядела роскошно: тёмный костюм с блестящей отделкой – элегантный и дорогой. Уши, пальцы, шея – всё было унизано драгоценностями – чиновница высокого ранга не может выглядеть как простая смертная.

Гриша подарил матери роскошный букет белых роз. В ответ свекровь его крепко обняла – чувствовалось – она гордится таким видным красивым сыном. А Ксюша была удостоена милостивой улыбки, словно и не было совсем недавно между ними размолвки. Хотя Ксении было уже всё равно, как к ней относится Маргарита Львовна. Её больше заботили отношения с мужем.

После возвращения с гастролей её мучило подозрение, что либо у Гриши кто-то есть, либо он также охладел к ней, как и она к нему. Он дружелюбно поцеловал её при встрече, но так мог поцеловать и брат, и просто друг. Может, она его не интересует как женщина? В первую ночь после её долгого отсутствия Гриша проявил к ней интерес, но Ксюша подозревала, что он просто выполняет супружеские обязанности… Впервые ей показалось, что они занимались чем-то неприличным, так мало любви было в их объятиях…

Гриша отвлёкся от матери, заведя разговор с какой-то девицей, а Ксюша смотрела на плечи мужа, широкие, жёсткие, крепко спаянные с затылком, коротко подстриженным по уставу, и думала – как же так получилось, что без видимых причин у них улетучилась любовь? А была ли она, – она уже сомневалась…

Гости пришли без опозданий – Маргарита Львовна занимала важный пост в городской администрации, а с чиновниками такого уровня любят дружить и бизнесмены, и артисты, и чиновники ранга пониже. Рядом с Ксюшей расположился какой-то тип, невыносимо сильно надушенный. Она уже подумывала, как бы пересесть, как свекровь вдруг решила их познакомить…

– Юсуф Каримович, что же вы ничего не едите? Ксюшенька, поухаживай за гостем, – медовым голосом обратилась к ней свекровь, – никто не должен скучать на моём празднике…

Ксюша натянуто улыбнулась и посмотрела на соседа. Это был мужчина в дорогом костюме стального цвета, с ярко выраженной восточной внешностью. Он ответил ей на улыбку и сам взялся за ней ухаживать.

– Позвольте, я вам налью вина, – и не дожидаясь её согласия, налил бордового напитка в бокал, – а вы, я слышал, артистка Михайловского театра, так?

– Так, – настороженно ответила Ксения, – а что вы ещё обо мне слышали?

– О, не волнуйтесь, – засмеялся сосед, – ваша свекровь просто обмолвилась, что у неё невестка – солистка Михайловского театра.

– Ну, солистка, это громко сказано, – пробормотала Ксюша, наблюдая, как Гриша оживлённо болтает с неизвестной девицей, сидящей по другую руку от него.

– Вам нравится в театре? Я слышал, вы недавно приехали из Сибири, где служил сын Маргариты Львовны.

– Пока нравится… А почему вы так интересуетесь?

– У меня в вашем театре хорошие друзья, один из них солист – мы вместе росли в Ташкенте, другой – бывший коллега по бизнесу, а сейчас администратор. Поэтому я частый гость на ваших спектаклях. Прекрасный театр, – восхищённо щёлкнул он языком.

Их разговор прервался очередным тостом в честь именинницы. Важные гости, а других на этом празднике не было, говорили обычные формальные слова, дарили подарки. Свекровь выглядела счастливой и всё время посматривала на сына.

"Всё-таки она очень любит Гришу, – с какой-то жалостью подумала Ксюша, – и мечтает от него получить внука, а у нас всё наперекосяк… мы с Гришей никогда так мало не любили друг друга, как сейчас."

– О чём вы задумались, Ксения? – блестя глазами от вина, поинтересовался Юсуф Каримович, – о чём-то грустном или наоборот?

– Думаю, а кто же из солистов вам знаком? – нашлась Ксюша, и тут же поняла, какой услышит ответ…

– Стасов Дима… Знаете такого? Мы вместе учились в Ташкенте. Очень талантливый парень. Его в училище просто на руках носили. Отец у него русский, как вы понимаете, а на лицо Дима чистый узбек, материнская кровь победила. Нас даже путали, иногда принимая за братьев.

Ксюша вгляделась в лицо нового знакомого и поразилась, как она сразу не увидела сходства.

– Действительно, вы очень похожи, – пробормотала Ксюша.

– А вы с ним знакомы?

– Да, мы даже выступали вместе на гастролях.

– О, я рад за вас, держитесь Димы, он вас за собой вытянет на самый высокий уровень.

Почему-то Ксению это оскорбило.

– Помощь – это, конечно, хорошо, но каждый должен и сам стараться, вам не кажется?

Громкая музыка ворвалась в их разговор, и Ксюше показалось, что на этом их беседа закончится. Некоторые гости потянулись на улицу – подышать вечерним прохладным воздухом, и она последовала их примеру. Но её собеседник решил продолжить разговор и вышел за ней.

– Вы не против? – показал он сигарету. Ксения неопределённо кивнула – не может же она запретить… – А вот насчёт того, что каждый сам за себя – здесь я с вами категорически не согласен. Вот мы – неместные люди, а потому держимся друг за друга и помогаем при случае. И в этом нет ничего плохого. А вы, русские, недооцениваете дружбу… Да… А между тем такая дружба приносит и немалый доход, – пробормотал он про себя.

Юсуф Каримович затянулся с наслаждением, а Ксюша подставила лицо ласковому ветру и молчала – спорить не хотелось… Её взгляд искал Гришу. Наконец она его нашла – он выходил из ресторана с той же самой черноволосой девицей и, увидев, что Ксения на него смотрит, отвёл глаза. Если бы ей сейчас сообщили, что Гриша бросает её, то она и не удивилась бы…

– Ксения, вы меня слышите? – как будто издалека раздался голос навязчивого собеседника. Она обернулась.

– Да, простите, я задумалась.

– Я говорю, если вам понадобится моя помощь… ну, мало ли что… Обращайтесь в любое время.

Его двусмысленная улыбка Ксюше не понравилась. Она машинально взяла визитку, где было написано, что Юсуф Каримович Тенгизеев – адвокат, работающий при правительстве Санкт-Петербурга… И хотя Ксения вежливо улыбалась, она точно знала, что уж к нему за помощью никогда не обратится.

В Петербурге закончились белые ночи, но даже в восемь часов ещё было очень светло. Ксения подумала, как бы половчее сбежать с банкета – сегодня у неё была важная встреча с вокалистом, к которому она давно хотела попасть. Юрий Павлович – пожилой артист Мариинского театра наконец дал согласие с ней заниматься. Этот удивительный преподаватель обладал редким даром – раскрывать в любом, даже не самом талантливом, человеке все возможности его голоса, которые он, может быть, и не подозревал в себе. И сегодня в девять вечера вокалист назначил ей прослушивание.

– Гриша, можно тебя на минутку? – позвала она мужа, всё ещё увлечённого беседой с длинноногой брюнеткой.

Гриша оглянулся, и на его лице Ксения увидела досаду. Впрочем, он быстро подавил её и улыбнулся.

– Чего ты хотела? Ревнуешь? – спросил он с усмешкой, когда они отошли в сторонку.

Выглядел он отлично, и, видимо, об этом знал, поэтому заважничал. Ксюше показалось это ребячеством.

– Конечно, ревную… Слушай, мне надо уйти с банкета пораньше.

Гриша удивлённо на неё уставился.

– То есть как "пораньше"? Мама обидится, ты понимаешь это?

– У нас с твоей мамой весьма прохладные отношения, и сейчас её больше устроит, как я поняла, если ты обратишь внимание на эту брюнетку.

– Не говори ерунды, – разозлился Гриша, – ты моя жена, а это просто знакомая. Что я тут буду здесь делать без тебя? Тебе не кажется, что это неприлично во всех смыслах, если ты уйдёшь? Мама расстроится, да и перед гостями неудобно.

Глаза мужа глядели холодно, как у преподавателя, отчитывающего нерадивого ученика за плохое поведение.

У Ксении сжалось сердце: если бы он хоть намекнул, что будет скучать без неё, что ему никто не нужен, – она бы осталась, перенесла бы урок, а он говорит только о том, как это будет выглядеть в глазах мамы и гостей. И, как это часто бывало в её жизни, чем крепче на неё наседали, тем больше росла решимость сделать по-своему. Она застыла в лёгком оцепенении, а Гриша понял её молчание как согласие. Он взял Ксюшу под руку и попытался увлечь в помещение ресторана, но она мягко отстранилась.

– Извини, но я не могу отменить сегодняшнюю встречу с вокалистом. Я так долго добивалась этого.

Только что ей казалось, что лицо мужа было красивым, как тень, набежавшая на него из-за раздражения, всё исказила. Правильные черты лица теперь напоминали Ксюше статую Командора:

– Я смотрю, твои гастроли не прошли для нашей семьи даром…

– Что ты имеешь в виду? – ошеломлённо спросила Ксения.

– А то, о чём предупреждала меня мать, – всем известны нравы артистов, – жёстко произнёс он приговор.

Кровь запульсировала у неё в ушах. Муж ещё что-то говорил обидное, но Ксения ничего не слышала… Значит, ей не показалось – отношения стали хуже некуда.

Из ресторана доносилась музыка, гости потянулись внутрь помещения. Раздражённо отбросив её руку, ушёл и Гриша. Она оглянулась и поняла, что осталась одна. Мимо неё шли пешеходы, весёлые компании, влюблённые парочки, а она стояла словно потерянная. Наконец, очнувшись от раздумий, Ксюша побежала к метро – может, они ещё и помирятся, а опаздывать к Юрию Павловичу нельзя.

В квартире старого артиста было необычно – все стены были завешаны фотографиями, где он был представлен в разных сценических образах: Онегин, князь Игорь, Грязной… В центре небольшой комнаты стоял чёрный рояль, горделиво занимая всё пространство. Одинокий артист и на пенсии, вероятно, ничем не интересовалася, кроме музыки, а потому домашний уют ему был неважен.

Юрий Павлович – приятный старичок лет семидесяти, с аккуратной седой бородкой, одетый в старомодную кофту, приветливо встретил Ксюшу и галантно помог ей снять плащ, но при этом не разрешил разуться.

– За большую жизнь, милочка, я ни разу не видел певицу, поющую свою партию босиком. Это позволительно только двум персонажам – Татьяне Лариной и Кармен.

Ксюша улыбнулась и сразу почувствовала расположение к симпатичному старичку.

– Посидите минут пятнадцать, Ксюшенька, у меня ещё предыдущий урок не закончился.

Она кивнула и села на диван, приготовившись слушать полноватого тенора, который уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу, как лошадь перед скачками. Он запел, и Ксения сразу услышала, что партия Ленского даётся ему с большим трудом.

– Нет, молодой человек, не надо кричать и выть в смертной тоске, хоть это и драматическая ария. Больше лирики, старайтесь не форсировать, иначе появится ужасное вибрато. Вы хотите распугать своим голосом всех зрителей?

Тенор глупо выпучил глаза и покачал головой.

– Нет, не хочу. Но я слушал Паваротти, он так и поёт.

– Николай, ваш голос совершенно другого типа. Слушайте лучше Лемешева, учитесь напевности у него. Его Ленский пусть и будет для вас примером. Тогда и петь научитесь, и голос сохраните. Поняли меня?

Певец нахмурился и кивнул соглашаясь.

– Давайте ещё раз… Ровнее, ровнее…

В конце урока получилось так хорошо, что остались довольны и учитель, и ученик. Ксюше тоже понравилось, и она лишний раз порадовалась, что попала к отличному педагогу.

– Ну-с, а теперь ваша очередь, милочка.

Юрий Павлович сел за инструмент и положил длинные пальцы на клавиши… Урок начался. Каждый удачный пассаж вызывал у него улыбку, а если что-то не получалось – он останавливался и терпеливо объяснял ошибку. Ксюше скоро почудилось, что с ней занимается не чужой, едва знакомый человек, а отец или дедушка…

Она терпеливо выслушивала замечания и старалась изо всех сил. В театре готовилась постановка "Евгения Онегина", и Ксения попросила поучить с ней арию Татьяны. Юрий Павлович не говорил ничего необычного, просто обращал внимание на те мелочи, раньше казавшиеся ей незначительными, однако, при правильном к ним отношении, они меняли качество пения.

После первого исполнения арии в сцене письма Юрий Павлович задумался.

– Понимаете ли вы, что значит Татьяна Ларина для русского человека? – задал он неожиданный вопрос.

Ксюша растерялась. Понимает ли она Татьяну? Да кто же её не понимает? Но Юрию Павловичу не требовался ответ.

– Татьяна – это идеал женщины. В ней сочетается и любовь, и верность. Удивительная цельность души… Чайковский изменил пушкинскую героиню, исключив намёки, как у Пушкина, что она разочаровалась в своём избраннике. Поймите, в последней картине её любовь к Онегину не в прошлом, как в поэме, а в настоящем. Но она, словно монахиня, остаётся целомудренной. Поэтому вам надо постараться исполнять эту роль не плотью, а душой или даже духом…

– Значит, я должна быть внутренне похожа на неё, – засомневалась Ксения, – но что если я не такая?..

– А вы постарайтесь, постарайтесь, проникнуться духом героини, чтобы в вашем голосе звучали подобные чистые чувства, как задумывал Чайковский. Никакие певческие уловки не смогут заменить искренность исполнения, которую, поверьте мне, сразу поймут и оценят зрители, – горячо закончил Юрий Павлович.

Заворожённо слушая пожилого артиста, Ксения чувствовала, что перед ней раскрывается новый уровень исполнения, о котором она раньше и не помышляла.