Глава первая.
Неудачное решение.
Солнечным августовским днём, в час, когда от нестерпимой жары плавился даже асфальт, ватага ребятни, верхом на велосипедах, собралась возле местного деревенского клуба. Восемь мальчишек и одна девчонка, возрастом от одиннадцати до четырнадцати лет, уже второе лето считались сплочённой командой, способной постоять за себя даже перед самым отпетым хулиганом. У них существовала собственная иерархия, порядок и законы, которым, под страхом изгнания, следовали все, без исключения. Остальная деревенская ребятня завидовала им, и даже пыталась создать нечто подобное. Но у них это плохо получалось, и они так и оставались маленькими группками, постоянно менявшимися в составе. О такой сплочённости они даже и мечтать не могли, как и о том, чтобы попасть в легендарную девятку. Те сами, по каким-то, никому неведомым критериям, выбирали с кем общаться или дружить, и надо отдать им должное, за своих стояли до конца.
Ещё вчера они договорились, что если погода так и не изменится, то после обеда они отправятся на лесной пруд, и останутся там до самого вечера, пережидая жару. Кто медленно и лениво, кто с бешенной скоростью, успев притормозить лишь в самый последний момент, а кто и с выкрутасами, периодически выходя на юз, но буквально за пять минут до назначенного времени все уже были на месте – пунктуальность в команде считалась одним из главных достоинств. Их бессменный главарь, обладающий непререкаемым авторитетом, как всегда прибыл первым, и терпеливо ждал остальных, педантично отсчитывая минуты. Словно тень, справа от него, застыла худенькая угловатая девчонка, единственная в их команде, его любимая сестра-двойняшка. Прошуршала и затихла последняя пара колёс, все были в сборе. Костик начальственным взглядом обвёл лица присутствующих.
– Оговорённые припасы все взяли?
– Да…, конечно…, а как же! – Раздались дружные возгласы, сопровождаемые наглядной демонстрацией разнокалиберных сумок и кульков.
Костик, задавший вопрос ради проформы, удовлетворённо кивнул головой. Он ни капли не сомневался, что ни один из них не подведёт, и не сваляет дурака. Им он верил, как самому себе.
– Тогда погнали! – Сверкнув белоснежной улыбкой на загорелом лице, он первым сорвался с места, задавая ритм, и никому не давая форы.
Поднимая пыль, и игнорируя редких прохожих, ватага пронеслась по тихим улочкам, и съехала на старую грунтовую дорогу, ведущую мимо зажиточных дач, к намеченной цели.
Один из мальчишек, опасно лавируя, обогнал всю вереницу, и поравнялся с главарём, придерживаясь одинаковой скорости. Предположив, что Лёнька всё-таки что-то забыл, Костик нахмурился, глядя на него. Но мальчишка просто, без слов, кивнул в сторону, где за их спинами осталась дремавшая деревенька. Не останавливаясь, но всё же чуть сбавив скорость, он по инерции оглянулся в указанном направлении. Вдалеке, заметно отставая от них, на стареньком девчачьем «Салюте» виднелся незнакомый велосипедист, явно не подозревавший, что они к себе чужаков не принимают. Заинтересовавшись феноменом, ведя свою команду вперёд, Костик стал ежесекундно оглядываться. Остальные, глядя на него, также проявили интерес. До этого момента ехавшие стройно и слаженно, они начали притормаживать и натыкаться друг на друга. Порядок оказался под угрозой.
Видя неразбериху, и не желая поощрять её, Костик резко остановился, слез с велосипеда, и развернув его поперёк дороги, принялся ждать. Остальные молча и беспрекословно последовали примеру вожака. Незнакомый белобрысый мальчишка, лет одиннадцати, быстро приближался. Увидев, что его ждут, он радостно заулыбался, и прибавил скорость. Девятка хранила гробовое молчание, даже когда он, запыхавшись, весь красный и обливающийся потом, остановился возле них. В непредвиденных ситуациях первое и главное слово всегда принадлежало Костику.
– Привет! – Задорное веснушчатое лицо паренька светилось от радости. – Спасибо, что подождали, а то я уж думал, так и не догоню.
– Привет. Так может сначала представишься?
– Ой, извините, конечно, я Миша.
– И откуда же ты такой взялся, Миша?
От иронии, звучавшей в вопросе, команда начала откровенно хихикать, не скрывая эмоций, но их новый знакомец упорно этого не замечал.
– А мы вчера с мамкой сюда переехали, даже познакомиться ни с кем не успели. Я с утра на улицу вышел – нет никого – а тут вы появились. Знаете, как я обрадовался? Можно с вами? А вы куда? Не подумайте, что я вредничаю, просто интересно, куда мы едем?
Хихиканье переросло в хохот, и лишь Костик сохранял невозмутимое выражение лица, хотя ему это давалось всё труднее.
– Мы едем купаться, но тебя это не касается.
– Почему?
– Потому что едем мы, но не ты.
– Ну вам что, жалко, что ли, я же не помешаю.
Смех начал сходить на нет. Ребята, привыкшие, что к ним никто и никогда не лезет, считая неприкосновенными, оказались обескуражены. Новенький мальчишка, своей наивностью и простотой, ломал все устои.
– Понимаешь, Миша, мы все, – он обвёл стоявших вокруг него ребят взмахом руки, – дружим уже очень давно, и новые друзья нам не нужны.
Костик пытался достучаться до нового знакомого самыми простыми и доступными словами. Он оказался настолько наивен, что мысль – грубо прогнать его, не пришла им в голову. Он хоть и выглядел их ровесником, но, то ли как-то по-другому воспитывался, то ли вообще ни с кем не общался. А самое главное – до него не доходили даже элементарные вещи, которые ему пытались объяснить.
– Так я и не набиваюсь в друзья. Я просто хотел с вами погулять. Можно даже искупаться. Я плавать умею. – Добавил он с гордостью.
Костя закатил глаза, набрал в рот воздуха, надув при этом щёки, а через несколько секунд выпустил его, чуть разомкнув губы.
– Поехали. – Бросил он через плечо, даже не обернувшись на друзей.
Ошарашенные ребята, недоумённо переглядываясь, но не смея противоречить, двинулись за ним. Новенький, радостный, как весенняя птичка, не отставал.
Костик, лишь для вида пустивший ситуацию на самотёк, лихорадочно соображал, привычно крутя педали. Он в первый раз столкнулся с человеком, который не понимал простых слов, и упорно продолжал делать своё дело. Такого можно было только убить, чтобы втолковать истину, но они, к счастью, были простыми подростками, а не матёрыми уголовниками. Кулаки применялись лишь для самозащиты, а задиру и самого ожидало наказание. Но и принять новенького в команду, вот так вот, просто потому, что он попросился, тоже было неприемлемо. Его не поймут ни свои, ни те, кому они когда-то отказали. А значит, все их усвоенные истины и правила полетят в тартарары, и дружной команде придёт конец. Выход один – нужно быстро придумать нечто экстраординарное и гениальное. Только так можно сохранить влияние и не упасть в глазах остальных.
Они проехали все дачи, когда их главарь резко притормозил, и остановился у крайнего, ничем не примечательного домика. Ребята, до сих пор пребывающие в растерянности, повторили манёвр, лишь чудом не налетев друг на друга. Новенький тоже не отставал, с гордостью чувствуя себя уже своим в доску.
– Миша, подойди ближе. – С ноткой драматичности, даже не глядя в его сторону, позвал Костя.
Он импровизировал, и в этот момент ощущал себя великим актёром, равных которому не бывает. Ребята расступились, невольно образовывая небольшой аккуратный коридорчик. А новенький, совершенно не ожидавший подвоха, спокойно направился по нему туда, куда ему велели.
– Миша. – Костик даже дружески положил мальчишке руку на плечо, показывая, какой он великодушный. – Видишь вот этот дом? Как он тебе?
Девять пар глаз устремили взгляды в указанном направлении. В глазах местных мальчишек любопытство переплеталось с испугом. Они прекрасно знали историю и дома, и того, кто в нём обитал до недавнего времени. Она звучала незакончено, и оттого ещё более зловеще. А когда хозяин строения умер, примерно с год назад, стала обрастать новыми, пусть и не всегда достоверными подробностями. И хотя дом теперь стоял пустой, его до сих пор обходили стороной.
Новенький, конечно же, не мог ничего этого знать, но и он как-то неестественно напрягся. Да и было отчего. Дом расположился крайним в стройном ряду, и был построен уже давно, фактически одним из первых. Тёмный, обработанный то ли лаком, то ли специфической пропиткой, он выделялся среди всех остальных, всем своим видом невольно нагоняя тоску. А лес, начинавшийся сразу за забором, обеспечивал дополнительную тень и мрачность. И даже сейчас, когда солнце стояло высоко в небе, безжалостно заливая округу огненными лучами, возле дома было мрачно, сыро и холодно. Он словно выглядывал из другой реальности, совершенно не соответствуя действительности. Любому человеку, проходящему рядом, становилось неуютно, и сам того не замечая, он невольно ускорял шаг. Но мальчишке, только-только обретшему новых друзей, (так он по крайней мере думал) было очень неудобно признаться в немотивированном испуге, и он, как можно более равнодушно, пожал плечами.
– Дом как дом, ничего особенного.
– Хорошо. Так вот, чтобы присоединиться к нашей компании, тебе всего лишь нужно проникнуть внутрь, и в доказательство принести оттуда какую-нибудь вещичку.
По толпе подростков прошёл шёпот, наполненный восхищением, испугом, и предвкушением чего-то неординарного. Михаил, не знавший всей подоплёки, и расценивший предложение по-своему, вспыхнул от кончика носа, до корней волос.
– Я не вор! А если меня там вдруг увидят, даже если я не успею ничего взять, то мать меня просто убьёт. Она у меня очень строгая.
Поняв, что новенький не из храбрых, Костик довольно заулыбался, и дружески похлопал его по плечу. Остальные выглядели притихшими и растерянными, слегка выбитые из колеи столь странным решением вожака.
– Миша! Неужели ты думаешь, что мы воры? Или, по-твоему, мы на них так похожи? Дом-то заброшен давно, и за ним даже никто не присматривает. Хозяин умер. Так что у тебя есть все шансы доказать, что ты смелый, а не маменькин сынок. Заодно и мы будем знать, с кем имеем дело.
– А в чём тогда смелость?
Хоть дом и выглядел неприятно, но, судя по всему, угрозы собой не представлял, поэтому задание показалось новенькому глупым и никчемным. Уж лучше залезть в чужой огород, и надрать на всех клубники. Это выглядело бы более прилично, да ещё и не бесполезно. Да и в случае неудачи от матери сильно не влетело бы.
– В чём, в чём? – Костик потихоньку начинал закипать. К тому же он и сам понимал, что его задание – не лучший выбор. Но и отступать он тоже не собирался. – А в том, что ты тут стоишь, как баран, и не можешь сделать даже такую простую вещь. А ещё хочешь с нами гулять, слабак. – Он обречённо махнул рукой, и даже закинул ногу, садясь на велосипед, когда был остановлен отчаянным криком.
– Стойте!
Мальчишка стал ещё бледнее, но глаза его были полны решимости. Ему очень не хотелось в первый же день выставить себя никчемным дурачком. К тому же ребята выглядели довольно серьёзными и крутыми, и если он сейчас упустит этот шанс, то у него не останется ни малейшей надежды хоть когда-нибудь подступиться к ним.
– Вы можете мне поклясться, что дом ничей?
Вся ватага, заинтригованная происходящим, дружно закивала головами.
– И вы никому не расскажете, что я туда лазил?
Ребята закивали ещё интенсивнее, ожидая продолжения.
– Хорошо, – окончательно решившись, Михаил даже приободрился, – тогда хотя бы подскажите, как мне туда легче попасть.
Гробовую тишину, длившуюся не менее минуты, по праву нарушил главарь, заваривший кашу.
– Через забор перелезешь, и иди, держась левой стороной к дому. Вон там, – он махнул рукой туда, где лесные деревья свешивались прямо над участком, так, словно хотели заполонить собой покинутое людьми пространство, – на первом этаже выбиты все окна. Залезть, как раз плюнуть. Только смотри, не обрежься, там везде стёкла. – Невольно выскочившую заботу к совершенно незнакомому человеку, Костя прикрыл недоверчивой гримасой, всем своим видом показывая, что совершенно не верит в успех предприятия.
Михаил, стараясь сдержаться, и не выдать волнения, коротко кивнул в ответ, развернулся, и ловко полез через забор.
Глава вторая.
Испытание смелостью.
Девятка молча наблюдала, как он ловко спрыгнул с противоположной стороны забора и, не оборачиваясь, тенью скользнул в указанном направлении. И лишь когда его фигурка скрылась за углом, они ожили, и приглушённо загомонили.
– Во даёт!
– Я думал, не решится.
– Отчаянный.
– Не отчаянный, а безбашенный.
– Да ладно вам, нормальный пацан, смелый.
– Ни за что бы не поверил, если бы сам не увидел.
Восклицания слышались со всех сторон и звучали искренне. И лишь Костик нахмурившись молчал, ведь его план полностью провалился. Задумкой-то было, что новенький струсит, и наконец отстанет от них, а получилось совсем наоборот. И как теперь объяснить остальным, что добивался-то он совсем не этого?
– Погнали купаться. – С несвойственной ему злобой скомандовал он, вскакивая на велосипед, решив, что это лучший выход из ситуации.
Его остановила узенькая горячая ладошка, цепко вцепившаяся в правое запястье. Сестра Ленка, обычно молча следовавшая за ним тенью, имела на этот счёт своё мнение, и, судя по решительности жестов, отступать не собиралась.
– Нет, это будет нечестно. Мы его сами туда отправили.
Столько твёрдости и уверенности звучало в её голосе, что в правильности слов не усомнился ни один. Брат с сестрой некоторое время буравили друг друга взглядами, но молчаливая поддержка, относившаяся, к сожалению, не к вожаку, сделала своё дело.
– Ладно. Ждём. Но если мы из-за его не успеем накупаться, то это не моя вина. Вы сами так решили.
Он махнул рукой, ведя ватагу за собой в тень лесных деревьев. Туда, где ожидание не покажется таким долгим, а проклятый дом будет виден, как на ладони.
Отчаянный Михаил в это время пытался доказать, что он не трус, и завоевать своё место под солнцем. Спрыгивая с забора, он неловко оступился и подвернул ногу. Но показная бравада поддерживала его, и слегка придерживаясь рукой за старые стены, он упрямо двигался к цели. Ребята его не обманули, хотя, по врождённой наивности, он этого и не ожидал. Стоило ему завернуть за угол, скользя ладонью по шершавому прохладному дереву, как он сразу же увидел те самые два окна, ощерившиеся осколками стёкол. В своё время местные жители, узнавшие о смерти хозяина дома, и единодушно ненавидящие его, пришли излить накопившийся гнев на беззащитные стены. Но подходить близко они ещё боялись, поэтому лишь издалека покидавшись камнями и проорав на ветер уже ненужные проклятия, трусливо удалились восвояси.
Михаил не знал ни о происшествии, ни о его подоплёке, и для детского ума сиё варварство показалось чем-то сродни сумасшествию. Бывает же такое, что у взрослых «шарики заходят за ролики», и они начинают творить нечто непонятное. Вот и в этот раз, видимо, случилось нечто подобное. Но всё же многочисленные осколки стёкол, в большинстве своём спрятанные в высокой траве, его насторожили. Мать работала в больнице, и слова столбняк или гангрена не были для него пустым звуком. Уже более осторожно, стараясь не касаться ничего руками, он заглянул в ближайший к нему, зияющий чернотой проём. Боле-менее освещалось только пространство прямо под окном, а дальше всё тонуло в непроглядной серости. Лишь расплывчатые очертания предметов словно нашёптывали, что комната не такая уж и пустая, как могло показаться.
Стараясь не задумываться и не останавливаться, чтобы, не дай Бог, не передумать, Михаил, как смог, прикрыл лицо внутренней стороной локтя, и осторожно полез внутрь. Но оказавшись в комнате, он сначала оступился, припав на подвёрнутую ногу, а потом ещё и зацепился футболкой за самый длинный и коварный, торчащий из рамы, как зуб дракона, осколок стекла. Как самый обычный мальчишка его возраста, он сразу же запаниковал. Из размеренных движения превратились в суетливые и дёрганные, и когда он попытался отцепить одежду, то неизбежно напоролся на незамеченный им маленький осколок. Мальчишка замер, словно пойманный в капкан кролик, зачарованно наблюдая, как на большом пальце правой руки стремительно набухает красный бугорок. Не дожидаясь момента, когда кровь начнёт капать на пол, он засунул палец в рот, поморщившись от терпкого, неприятного вкуса. Но нужно было двигаться дальше, ведь не мог же он, как маленький мальчик вернуться обратно, оправдываясь пустяковой царапиной. Тогда его точно, просто-напросто, засмеют.
Потоптавшись на месте, давя ботинками остатки стекла на полу, Михаил, с отчаянно бьющимся сердцем, осмотрел комнату. Однако, даже привыкшие к полумраку глаза не сумели разглядеть ничего стоящего. Пыль, словно пелена, не только покрывала обстановку, но и пропитала воздух. Монументальная тяжёлая мебель словно старалась спрятаться, сливаясь со стенами. Пара тяжёлых шкафов, заваленная тряпками кровать, и огромный сундук в углу – когда-то это явно была чья-то спальня. Но вот взять отсюда было совершенно нечего. Ни безделушек, ни фотографий на стенах, ни самой завалящей керамической статуэтки, ничего. В отношении уюта комната выглядела абсолютно голой. Открывать шкафы или рыться в грязных тряпках мальчишка брезговал. Задание с каждой минутой становилось всё сложнее.
Тяжело вздохнув Михаил двинулся вперёд, туда, где огороженный занавесью с бахромой, маячил дверной проём. С трудом выпутавшись из тяжёлой пыльной тряпки, он сделал шаг вперёд, и непроизвольно зажмурился. Прямо напротив него оказались два больших и целых окна, в которые било солнце, заливая светом всю середину комнаты, и только по углам всё также господствовал влажный сумрак. Комнаты оказались почти идентичными, голыми и пустыми, и лишь разница в освещении отделяла одну от другой.
Проморгавшись, мальчишка растерянно огляделся. Здесь тоже нечем было поживиться, по крайней мере в той части, которая хорошо освещалась. Скрипнув зубами от расстройства, Михаил двинулся вдоль стены, попутно осматриваясь. И здесь мебель выглядела голой и испуганной. Она словно живая, сжималась, опасаясь чужих взоров. Взгляду из-за этого даже не за что было и зацепиться. И неудивительно, вся обстановка напоминала казённую казарму, а не уютный дом, где приятно проводить время с семьёй. А уж для Михаила, выросшего в бедной обстановке, но с заботливой и любящей матерью, здесь всё казалось диким и чужим, словно не предназначенным для проживания людей. Даже в пещере неандертальцев, виденной им на картинке в учебнике истории, находиться было бы уютнее, чем в этом, покинутом людьми доме. Сама атмосфера давила на сознание, заставляя и взрослого нервничать буквально на ровном месте, что уж там говорить про неокрепшую психику ребёнка.
Мелкими семенящими шагами он двинулся вперёд, решив обойти всю комнату по периметру. Но и при ближайшем рассмотрении ничего не изменилось. Комната так и осталась безликой, словно привидениями наполненной лишь старой рассохшейся мебелью.
Он должен был услышать этот звук раньше, но бухающее в груди сердце и сбитое дыхание подвели его.
Скрип. Скрип. Скрип. – Раздалось из ближайшего угла, когда до него оставалось чуть больше метра.
Мальчишка насторожился, замер на месте, боясь пошевелиться, и до боли в глазах вглядываясь в темноту. Но не зрение, а какое-то звериное чутьё позволило ему сложить всю картину целиком. Первой вещью, которую он осознал, оказалось кресло-качалка, почти незаметно колыхавшееся, и издававшая те самые, неприятные звуки. Оно словно выступало из темноты выпуклой пульсирующей раной, а нечёткие очертания его сливались с окружающей обстановкой. И лишь через несколько секунд он понял, что кресло было не пустое. В нём, как на троне, восседал старик, до колен укрытый тёплым полосатым пледом. Его фигура проявлялась всё чётче, и уже через минуту мальчишка увидел скрюченные пальцы на руках, седую густую шевелюру, сливавшуюся с такой же бородой, и даже морщины, избороздившие бледное лицо.
Встречи с кем-либо он не ожидал никак, и первую минуту просто стоял, пытаясь совладать со страхом и дрожащими коленями. Старик тоже молчал, глядя прямо на него, и лишь всё тот скрип вязко расплывался по комнате.
– Здравствуйте. Вы извините, я хотел просто попить попросить, на улице очень жарко, а до дома далеко. – Понимая, что нужно как-то выкручиваться, Михаил через силу выталкивал слова сквозь пересохшие губы. – Я думал, что здесь никого нет, и я просто попью и уйду. Я, честное слово, не хотел вам мешать.
Старик зашёлся сухим тихим смехом, плавно перешедшим в кашель. Звуки оказались очень странными и неприятными. Создавалось впечатление, что не человек воспроизводит их, а две палки ритмично бьются друг о друга на ветру.
– И кого же вы, молодой человек, собирались попросить попить, если думали, что здесь никого нет? – Прокашлявшись спросил старик, поблёскивая хитрыми глазами с прищуром.
– Да нет же. – Видя, что хозяин дома не злится, Михаил слегка расслабился и приободрился. Его приключение всё ещё могло закончиться без последствий, главное, чтобы мама ни о чём не узнала. – Я сначала хотел попросить водички, а потом понял, что здесь никто не живёт и решил попить сам. Попросить-то не у кого. Но вы не думайте, я не вор, и ничего не трогал. Честное слово, искал только воду.
– Ну-ну. – Протянул старик, и казалось даже поверил услышанному полубессвязному бреду. – Давненько ко мне не заглядывали гости, к тому же такие говорливые. Я уже и забыл, как это, просто разговаривать. Ну, присаживайся, давай знакомиться. – Лёгким жестом, совсем не свойственным старикам, он указал рукой на небольшую скамеечку справа от себя, стоявшую очень близко к креслу. – Я Павел Романович, можно просто дед Паша.
Мальчишка замер, глядя на предлагаемое ему сиденье. Всё бы ничего, но по какой-то, ему самому неведомой причине, он очень не хотел приближаться к старику. Здравый рассудок буквально вопил, предупреждая об опасности, но не мог предложить самой завалященькой идеи, как избежать её.
– Может я пойду, – собственный голос звучал словно чужой и откуда-то со стороны, – не буду вам мешать?
– А ты мне и не мешаешь. Прости, я не расслышал твоё имя.
– Миша.
– Присаживайся, Миша, присаживайся. Ты даже представить не можешь, как я рад гостям, а таким как ты, в особенности. Молодость – это большое преимущество.
Мысль – убежать сразу – даже не пришла ему в голову, и он послушно уселся на скамеечке, сгорбившись, и косясь на старика. Тот не смотрел на него, не делал никаких движений, лишь так же покачивался в кресле, и даже не пах ничем противным, хотя выглядел неопрятно, но мальчишке неуютно было находиться на расстоянии вытянутой руки от него. Слово «интуиция» было ему ещё незнакомо.
– Ну, рассказывай, Миша, как живёшь, как дела. Мне, старику, всё интересно, даже то, что тебе покажется скучным.
Мальчишка в растерянности пожал плечами, совершенно не представляя, о чём он мог бы рассказать. Но старик оказался терпеливым, и после нескольких минут мучительной тишины Михаилу пришлось выдавить из себя хоть что-то.
– В школу хожу, учусь, мамке по дому помогаю. Иногда гулять хожу.
– Почему же иногда? Самый возраст – опробовать собственный силы. Похулиганить, набедокурить, как же без этого? А потом некогда будет, да и хлопотно очень, наказать могут. Неужели у тебя и друзья такие же маменькины сынки, которые кроме учёбы и дома ничего не хотят?
– Я ещё не успел найти друзей. Мы только переехали.
Мальчишка нахмурился, вспомнив компашку, из-за которой попал в эту передрягу. Его настоящие друзья, оставшиеся далеко, никогда так не поступали, и уж, тем более, не обманывали его. Он сильно поник, поддавшись мимолётному разочарованию, не заметив, как старик смотрит на него с интересом, поблёскивая из темноты маленькими глазками.
– Ну так это не беда. Так проблем меньше, поверь мне. Никто ничего не видит, никто ничего не знает. – Выдал старик непонятную и туманную фразу. – Главное родители есть, а ещё братья, сёстры. Небось дом – полная коробочка. Все на виду.
Мальчишка отрицательно замотал головой. Ему стало ещё грустнее, так, словно старик словами влил в него яд со вкусом разочарования. И правда, почему он такой невезучий? Ни друзей, ни полной семьи, всё не как у людей.
– Нет, мы с мамкой вдвоём живём. – Выдавил он, подавив спазм в горле. – Да и то, она почти всегда на работе. Нам деньги неоткуда брать, а жить надо. – Последнюю фразу он произнёс словно заученную, так, как будто слышал её каждый день вместо пожеланий спокойной ночи.
– Ай-яй-яй, надо же, какая неприятность. – Раздалось в ответ таким тоном, что даже взрослый человек не заметил бы подвоха или неоткровенности. А Михаил ещё и был подавлен собственной неполноценностью, которую осознал только сейчас. Ну разве можно не поверить человеку, проявляющему к тебе столько сочувствия? – Ну, ничего, ничего. – Успокаивающе проворковал старик. – Всё ещё впереди. Зато ты у мамы единственный и любимый. Она для тебя готова на всё.
Дед как-то странно дёрнул рукой, словно хотел погладить мальчишку по голове, но заметив его сосредоточенный потухший взгляд, он сложил руки на впалом животе и снова замер в неподвижности. Некоторое время в комнате слышался лишь противный скрип кресла-качалки. Под чужим давлением Михаил в первый раз анализировал собственную жизнь.
– Наверно любимый. – Раздался в тишине его тихий надтреснутый голос, полный сомнений. – Но, когда я попросил у неё новый велосипед, она сказала, что у нас денег нет на баловство. Зато, когда тётя Зоя родила ещё одну девочку, она сразу купила ей коляску. Я сам слышал, как она уговаривала её принять подарок. – Поделившись сокровенным, и несомненно, давно наболевшим, мальчишка затих, словно захлебнулся собственной жалостью.
Дед тоже молчал, боясь спугнуть его. Даже кресло перестало скрипеть в воцарившейся тишине. Он давно уже не проворачивал таких схем, с тех самых пор, как жизнь покинула его бренное тело. Но появление мальчишки давало ему второй шанс, на который он и не рассчитывал. Шанс начать всё заново, пусть и с чужой помощью. Нужно было лишь как-то приманить мальчишку, наладив с ним неприметную, но крепкую связь.
– А давай мы им всем докажем, что они неправы. – Тихо шептал он, соблазняя и провоцируя жертву. – Тогда они все поймут, насколько ошибались, и сами попросят у тебя прощения.
– Давай. – Случайный заговор объединил их, и мальчишка невольно перешёл на ты. – А как?
А очень просто. Останешься у меня, поживёшь пару деньков, а они пусть побегают, поищут. Они уже на следующий день взвоют, и поймут, как ты им дорог.
Михаил, совершенно не ожидавший такого странного предложения, заозирался вокруг. Идея показалась ему интересной, но жить здесь целых два дня в темноте и пыли, без всяких удобств, да ещё и с незнакомым стариком? Самое большое, на что его хватит – выждать до темноты. Но вернувшись так поздно, он огребёт от матери лишь пару подзатыльников, но никак не заверения в любви. Так зачем рисковать, нарываясь на неприятности?
Старик всё это время внимательно наблюдал за ним. Он сталкивался со многими реакциями, и сомнение не было ему в диковинку. Так реагировало большинство жертв, и в какой-то степени это было даже правильным и понятным. Уговаривать таких оказывалось легче всего.
– Да не переживай ты, не найдут тебя. – По-своему растолковав растерянность мальчишки, он считал себя близким к победе. – Сюда и не ходит никто. А если и придут, – он чуть наклонился в его сторону, – поверь, я открываю тебе страшную тайну, – и подмигнул, – у меня есть секретный подпол. О нём никто не знает, но там всё приготовлено для проживания. Для очень долгого проживания.
Мальчишка внимательно слушал старика, всё сильнее приходя в недоумение. Как ни был он молод и наивен, но и у него сразу возникло много неприятных вопросов.
«Почему он так настаивает на своей помощи? Зачем ему связываться с мальчишкой, который непонятно как проник к нему в дом? Что за таинственный подвал, в котором можно жить, но о котором, в то же время, никто не знает? И наконец, как этот старик тут живёт, среди пыли и хлама, да ещё и с выбитыми стёклами?»
Пытаясь осознать хоть последнее, мальчишка ещё раз огляделся. И хотя светлее не стало, но глаза, привыкшие к полумраку, приметили много мелких деталей. От одной из их он резко побледнел, и весь сжался, стараясь, как и мебель, стать максимально незаметным: на покрытом толстым слоем пыли полу не было ни одного отпечатка ног, кроме его собственных. Это никак не укладывалось у него в голове, и противоречило здравому смыслу.
Проехав попой по скамейке, чтобы стать чуть дальше от кресла, он искоса посмотрел на восседавшего на нём старика. Тот, казалось, погрузился в собственный мир, и что-то полубессвязно бормотал. Мальчишке пришлось напрячься, чтобы различить слова в тихом свистящем шёпоте.
– Всё будет хорошо. Мы славно повеселимся, и никто об этом не узнает. Глупцы, они никогда ничего не знали. Подозревали? Да! Но доказать-то ничего не смогли! И никогда уже не смогут. А всё потому, что я ничего за собой не оставлял. Ничего. Ничегошеньки. Я был осторожен. Осторожен, как зверь в берлоге. Да, в берлоге, о которой никто не знает, и которую никогда не найдут. Никогда. Н-и-к-о-г-д-а. Сколько бы их не пропало.
Старик шевелил пальцами, словно вязал что-то. Он полностью погрузился в транс, и не замечал ничего вокруг.
– Я пойду, наверно. Меня там ребята ждут. – Михаил не понимал, какая опасность ему грозит, но в том, что она есть, уже не сомневался.
– Пойдёшь? Куда ты пойдёшь? Нет у тебя друзей. У тебя никого нет. – Ласковый вначале, голос постепенно переходил в низкое рычание.
Михаил отодвинулся ещё дальше, сползя на самый край скамейки, и не зря. Старик ощерился и рывком выбросил руку в сторону мальчишки, попытавшись схватить его за волосы. Но Михаил уже был готов к чему-то подобному. Он шарахнулся в сторону, опрокинул скамейку, и вскочив на ноги, замер на месте, тяжело дыша. Довольный старик смотрел на него и скалил зубы, как злая дворовая собака. Опасаясь подвоха, мальчишка начал медленно пятиться, делая микроскопические шажки. Но, несмотря на его старательность и сосредоточенность, старик заметил это.
– Врёшь! Не уйдёшь! – Проскрипел он, и, как показалось Михаилу, начал вставать из кресла.
Мысленно парень метался, как загнанная в угол дикая кошка. Но, как ни паниковал мозг, тело приняло единственно верное решение. Подобравшись, как спортсмен перед прыжком, он рванулся в сторону окна, и закрыв лицо руками, с диким воплем прыгнул прямо на раму. К счастью она оказалась старой и хлипкой. Под скрип дерева и звон стекла он вывалился на поросший высокой травой газон. Сзади него захохотало диким, нечеловеческим голосом. Но его это уже не напугало, главное, что он спасся.