Светлана Викторовна Баранова
Разговоры на кухне
Они сидели, укутавшись в плед, пили шампанское и молчали. Каждый думал о своем. Николай думал о ней: «Какая же она смешная. Мой одуванчик. Подует ветер, и она улетит. Женщина без возраста. Женщина без прошлого. Настоящая. Любимая. Не моя».
Татьяна первая прервала молчание:
– Пойдем домой, пить чай на кухне. Холодно, я замерзла.
– Тебе всегда холодно без него. Ты опять от него ушла?
– У нас ледниковый период. Он айсберг. И мне не удалось его растопить. Теплое течение сменило направление. Я поживу у тебя?
– Конечно. Только при одном условии! Ты перестанешь ходить по дому босиком.
Он знал, что она не останется. У нее просто не получится…
*****
– Канарейка, а ты хотела бы быть актрисой? Мне кажется, что у тебя получилось бы.
– Актрисой… нет, не думаю. Хотя одну роль мне бы хотелось сыграть. Рассказать?
Николай налил себе чая и приготовился слушать. Он любил провоцировать Таню. Любил вытаскивать из нее самое тайное, запрятанное очень глубоко и интересное только тем, кто любит.
«Я стою на сцене. Яркий свет ослепляет меня. Тишина. Мне хочется уцепиться за чей-нибудь взгляд в зрительном зале, но я совсем не вижу зрителей.
У моих ног сидит Мастер. Я произношу последний монолог Маргариты.
– Слушай беззвучие, – говорю я Мастеру, – слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, – тишиной.
Голос предательски срывается. На глаза наворачиваются слезы. И все ведьмовское, что накопилось во мне за весь спектакль с каждым произнесенным словом уходит из меня.
– Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься, и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Я сажусь рядом с Мастером.
Я действительно буду беречь его сон. И он не сумеет меня прогнать. Я больше не ведьма, вылетающая ночью из окна. Я простая женщина. Женщина, которая любит.
Аплодисменты. Занавес....».
– Ну как?
– Ужасно…
– Почему?
– Потому что ты опять думаешь о нем. Да, действительно, аплодисменты и занавес.
*****
Николай стоял и смотрел на нее. Таня сидела на полу и старательно вязала зеленый шарф. Рядом стояла «сиротская» кружка с чаем и тарелка с домашним овсяным печеньем. Она была жутко трогательная в его большом свитере и теплых носках. Домашняя. Хранительница тепла в его доме и в сердце.
– Привет, Ник! Ты чего так рано сегодня? Есть хочешь?
– Хочу. Тебя хочу.
Он подошел и сел рядом с ней. Она тут же обняла его за шею и поцеловала.
– Я скучала…
– Тебе же ведь скоро все это надоест. Ты снова мне сделаешь больно. Наиграешься в «хорошую жену» и уйдешь. Через три дня тебе осточертеет вязать этот ужасный шарф. Через неделю ты перестанешь печь печенье и пироги. Через десять дней…
– Зачем ты это говоришь? Ведь все может быть по-другому. В этот раз я не уйду.
– Уйдешь. Ты не сможешь без любви.
– Ты очень дорог мне, и я благодарна тебе за то, что ты всегда рядом.
– Перестань, пожалуйста. Ты любишь его, а не меня. И ты никогда его не отпустишь. В нем уже слишком много тебя, а в тебе – его. Ты сама это знаешь. Не обманывай себя и меня.
Она встала и подошла к окну. В комнате сразу стало холодно, сквозило одиночеством.
– Ты хочешь, чтобы я была честной с тобой? Хорошо, я попробую. Я не буду говорить о том, что любовь бывает разной. Это – ложь. Я не буду говорить о том, что жизнь больше любви. Это тоже ложь. Я только скажу, что нет ничего вечного. И любовь проходит, если…
– Нет, родная, она не проходит, она засыпает. Но ты ее всегда будишь! Ты даешь ей новую жизнь. Дуешь на угольки, и костер снова разгорается до небес, и он не греет, он обжигает, и ты горишь в нем.
– Я больше не буду ее будить. Пусть спит. Я обещаю. Я хочу быть здесь, рядом с тобой. Я хочу быть любимой!
– Знаешь, в чем проблема? Я тоже хочу быть любимым. Я хочу, чтобы ты любила меня так, как его.
Николай схватил ее за плечи и развернул к себе:
– Скажи, ты любишь его?
– Да…
– И если он позовет, то ты бросишь меня и уйдешь к нему?
– Да…
– Жаль, что ты не умеешь врать… Пойдем ужинать.
– Конечно, пойдем. Я пельменей налепила. Сама.
Через месяц он снова вернулся в пустую квартиру. Недовязанный шарф валялся на диване. Это единственное, что напоминало о ней. На столе лежала записка. Он знал, что в ней написано. Всего три слова. Всегда одни и те же три слова: «Прости. Береги себя».
«А кто будет беречь тебя, моя девочка?».
*****
«Ты говоришь, что мы слишком разные, чтобы быть вместе, а я говорю, что мы слишком любим друг друга, чтобы отпустить. Ты думаешь, что одной любви мало, я подхожу и молча обнимаю тебя. Я только твоя… Но ты не смотришь на меня, ты далеко, я могу только догадываться, о том, где витают твои мысли. Я замираю, мне становится холодно, как в морозный день, когда рано утром выходишь на улицу, и в лицо тебе ударяет ледяной ветер, я прячусь от него на твоем плече, но холод уже пробрался глубже к самому сердцу. Я слышу его стук… Согрей меня… Но ты освобождаешься от моих рук и идешь курить. Что с нами происходит? Ты говоришь, что ушла радость, а я говорю, что устала, ты говоришь, что отвык от меня, а я говорю, что я и не привыкала, я полюбила.
Мне холодно и страшно. Ты молча куришь. Я делаю последнюю попытку стать ближе, я дотрагиваюсь рукой до твоих волос, провожу ладонью по щеке, ты вздрагиваешь, я считаю до пяти и убираю руку. Ты вздыхаешь, тушишь сигарету, достаешь из кармана ключи, кладешь их на стол. Идешь в коридор, надеваешь пиджак, открываешь дверь. Я зажмурилась, я не могу на это смотреть, сердце стучит с бешеной скоростью, один, два, три, звук захлопывающей двери».
....Татьяна проснулась и села на кровати, по лицу текли слезы, она схватила рядом лежащий телефон и набрала сообщение: «Я скучаю…очень». Завтра ты будешь рядом, и мне перестанут сниться кошмары, ты будешь рядом завтра и всегда.
…Утро, Игорь открывает дверь своим ключом, тихонько, чтобы не разбудить Таню заходит в комнату, в руках у него огромный букет ромашек, а в глазах любовь, которой Татьяне всегда будет мало.
*****
Игорь сидел с приятелем на скамейке. Они пили пиво. Было тепло и солнечно. Хороший, уже почти летний, вечер.
– Ты спрашиваешь, какая она? Раве это можно рассказать словами… Хорошо, я попробую.
Она нежная. Очень. Когда она касается меня, мне кажется, что на мою кожу дует легкий, едва уловимый, ветерок и сотни маленьких мотыльков садятся на меня, щекоча меня своими полупрозрачными крылышками. Когда она целует меня, просто проходя мимо, дотрагивается своими губами до моего затылка и кладет руку мне плечо, я понимаю истинное значение слова «любовь». Любовь как действие, как желание быть всегда рядом.
Ну что ты смеешься? Ты же сам просил рассказать. И вовсе я не старый сентиментальный дурак. Пей свое пиво и слушай дальше.
Она чудесная. Я когда жду ее, то мне кажется, что время тянется бесконечно долго. Я прислушиваюсь ко всякому шороху за дверью. Вот лифт приехал. Сейчас она подойдет к двери и… но нет, это не она, и я снова слушаю и жду, постоянно поглядывая на часы на стене. Кипячу чайник в третий раз. И когда мне начинает казаться, что она уже не придет сегодня, дверь открывается и вместе с ней в квартиру входит счастье. «Привет, на улице так холодно, я чертовски замерзла и устала. А ты чем занимался весь день?». «Чертовски» – это одно из ее любимых словечек. Я хочу сказать, что мне весь день чертовски ее не хватало, но не успеваю. Она уже сняла куртку, сапоги, мокрую шапку и перчатки, влетела на кухню и обняла меня: «Как же хорошо дома». Да, она чудесная…
И вовсе она не устала. Потому что не проходит и десяти минут, как она начинает что-то делать. Загружает белье в стиралку, режет салат, пришивает пуговицу мне на рубашку, при этом постоянно что-то рассказывает и улыбается. И только, когда мы садимся за стол ужинать, она замолкает и смотрит на меня. Молчит она, правда, недолго: «Знаешь, когда женщина счастлива? Когда она видит, как ее мужчина ест приготовленную для него еду. И знаешь, что она думает в этот момент? Хорошо бы хватило ее на завтра. Слушай….» Да….говорит она чертовски много. И нет для меня прекрасней музыки, чем ее голос, особенно, когда она произносит: «Я тебя люблю».
Знаешь, а она всегда говорит именно «я тебя люблю». Никаких «очень», «сильно», «безумно», просто «я тебя люблю». И это так правильно, на мой взгляд. Так красиво.
Она очень красивая. Ты что-то сказал про возраст? Боже, при чем здесь возраст. Ой, не смеши меня. Седина в волосах, морщины вокруг глаз, кожа уже не такая упругая. Бред это все. Когда нам будет по семьдесят лет, и мы будем ходить пятнадцатого числа каждого месяца на почту за пенсией, и тогда она будет также красива, потому что будет мной любима. Да, да, конечно, пенсию уже давно переводят на карточку. Просто поверь мне: она очень красива!
И очень страстная. Знаешь, это какая-то абсолютная честность в постели. Полная отдача себя любви. Я не встречал такого в других женщинах. Еще ее запах, он сводит меня с ума. Запах ее тела. Мне не нравится, когда она пахнет чем-то еще. Нет, болван, не другим мужчиной, а духами, например, или гелем для душа. Просыпаться рядом с ней, это целая история. Как она говорит «доброе утро», как она, словно маленький ребенок, трет глаза и улыбается, а потом прячется мне подмышку и очень горько вздыхает: «А можно я сегодня на работу не пойду, пожалуйста?». И, как обычно, сама же отвечает на свой вопрос: «Конечно, нельзя, эх…». Мне так не хочется ее отпускать, она это знает, поэтому будильник ставит всегда на полчаса раньше того времени, когда ей нужно вставать.
А потом она уходит, захлопывается входная дверь, и я проваливаюсь в сон, правда, ненадолго. Я уверен, что ровно через пятнадцать минут зазвонит мой телефон, и я услышу: «Ну, ты и нахал. Спит он. Вставай немедленно!».
На кухне меня ждет завтрак, я всегда ругаю ее за это, но мне приятно. Вкусный омлет, блинчики, или сырники и чашка ароматного кофе, рядом с которой неизменно лежит записка с милыми глупостями: «Есть опасно. Заряжено любовью. Может возникнуть привыкание!» или «Доброе утро, милый! Не сердись, мне, правда, хочется тебе готовить завтраки. А вечером мне захочется вина!», а на обратной стороне листка: «А тебя уже хочется».
Брось, бывают такие женщины. Это женщины, которые умеют любить. Такая в жизни каждого мужчины одна и главное ее встретить, не пропустить. Ладно, мне домой пора, меня там она ждет – моя «чудо-женщина».
*****
«Любить тебя – это как лезвием по венам и потоки крови. Любить тебя – это вдыхать пары отравленного воздуха и свернувшись калачиком выть от боли. Любить тебя – это рассыпаться каждый вечер на триллионы осколков и снова утром собирать себя из них. И не найти самый важный. И так каждый день. Осколок за осколком.
Любить тебя – это перейти за черту, за которой уже нет понятий «правильно» и «неправильно». Любить тебя – это жить с пистолетом, приставленным к виску. Жить и ждать выстрела. Последнего, контрольного. Любить тебя – это видеть то, что не видят другие. Понимать, прощать. И уходить, потому что иначе нельзя.
Иначе не получается.
Встретить тебя – это счастье. Внутри у меня гора нежности для тебя. Я очень долго искала того, кому смогу это сказать.
Любить тебя – это не играть, не блефовать. Это страшно.
Любить тебя – это когда позади «мне больно очень», это когда тоска от того, что ты ни на кого непохожий. И даже копии нет.
Любить тебя – это уйти и не вернуться. Только ждать и ждать, когда ты вернешься сам. Это как сидеть на вокзале и в ожидании поезда, который уже давно ушел. А ты сидишь и ждешь. Ты уехал, а я сижу и жду. Я не верю твоим словам, я верю своим чувствам.
Любить тебя – это ждать. Просто сидеть и ждать.
Все слова сказаны. Все стихи прочитаны. Все песни спеты. Осталась только любовь.
*****
– Привет, Тань! Ты как раз вовремя. Только что чайник закипел. Кофе хочешь? Или лучше чаю?
– Давай кофе. А знаешь…
– Знаю…
И не надо слов.
Просто теперь все дома.
*****
– Эй, поговори со мной, не молчи, пожалуйста!
Игорь лежал, отвернувшись к стенке, и делал вид, что спит. Таня пододвинулась к нему поближе и стала гладить его рукой по спине, иногда нежно прикасаясь к ней губами. Он молчал… Как же тяжело любить раненого человека, которого когда-то давно предали, обманули, и он перестал верить в любовь. Сколько надо иметь сил и терпения, чтобы заставить его поверить другому человеку, поверить ей.
Таня тяжело вздохнула и уже по привычке стала «говорить» с ним «спящим».
«Я здесь, с тобой, и я люблю тебя. Знаешь, что такое для меня любовь? Это когда счастье другого человека важнее собственного, когда просыпаешься и думаешь о том, чтобы такое «сотворить», чтобы увидеть улыбку на лице любимого. Я смотрю утром на тебя спящего, и у меня в голове уже зреет «коварный» план. Я хочу, чтобы ты чувствовал мою любовь 24 часа в сутки, чтобы не было ни одного мгновения без меня. Я так тебя люблю… Обними меня, пожалуйста… От твоего холода мое сердце замерзает, и я очень боюсь, что наступит день, когда оно превратиться в льдинку, и я тоже перестану верить в любовь. Не допусти этого, прошу тебя. Обними…».
Он взял ее руку в свою и поднес к губам, мурашки пробежали по ее телу, и где-то чуть ниже солнечного сплетения что-то тихонько заныло, душа, наверное. Предательская слеза скатилась по щеке… Так тяжело любить.
Игорь молчал, он не хотел и не мог произнести ни слова, хотелось тишины. Странно, но даже это она понимает. В его жизни было много женщин, разных, не похожих друг на друга, но такой, как она, он не встречал. Она умела любить, любить тихо и бескорыстно, боясь ранить не вовремя сказанным словом, боясь потерять. Он пытался в это поверить, но не мог, он искал в ней изъяны, провоцировал ее, он был уверен, что еще немножко и она обязательно проявит свою «женскую» сущность. Но вместо этого, она молча уходила из его жизни, ему становилось плохо без нее, и он снова возвращал ее в свой дом, в свою постель, и снова мучал… Любил ли он ее? Наверное, нет, но он понимал, что это шанс на спасение, но он не хотел, чтобы его спасали… Он ненавидел всех женщин, так было проще. И он хотел возненавидеть ее и не мог, он слушал ее дыхание, и где-то чуть ниже солнечного сплетения что-то тихонько заныло, душа, наверное.
Ему стало страшно, что наступит день, когда она уйдет навсегда. Он не может этого допустить, он этого не допустит.
*****
– Знаешь, Игорь, а наши с тобой отношения мне очень напоминают шахматную партию. Хорошую шахматную партию. Вот, послушай…
Я играю белыми и сразу же иду конем. На столе появляется бутылка текилы и тарелка с лаймом, нарезанным тоненькими дольками, это немного смущает тебя, но твой интерес и желание увидеть продолжение сильнее испуга и сомнений в своей победе.
– А, это ты про нашу первую встречу. Помню, только мы тогда не доиграли… Забавно, рассказывай дальше.
– Мы смотрели друг другу в глаза и молча делали очередной ход. Я замечала все: как твоя рука тянулась к ладье, чтобы сделать рокировку, но в последний момент что-то заставляло тебя передумать, и ты просто передвигал пешку на клетку вперед, как ты вздыхал и задумчиво смотрел, то на доску, то на меня, пытаясь прочитать мои мысли, как твои руки становились влажными, и ты вытирал их о серые джинсы, я замечала все, но этого мало для победы. Нужны натиск, напор, уверенность в собственных силах, а этого мне явно не хватало.