Светлана Подклетнова
Тайны Великой Эрдинии: Последний шанс семи миров
И только я вознамерился выпрямиться во весь рост, чтобы объяснить двоим копателям, что я думаю о них и об их намерениях, как услышал голос… Сергея.
– Яичницу с ветчиной будешь?
Удивлённо моргнул и… Я как будто сморгнул один мир, оказавшись в другом. Перед глазами были ободранные выцветшие обои, под боком, на котором я лежал – мягкий матрац на прогнутой, почти достающей до пола сетке моей кровати. Ну, как кровати? Кроватью это сооружение можно было назвать с очень большой натяжкой. Это была панцирная сетка от старинной, ещё советской койки, местами ржавая и вытянутая настолько, что как я ни старался её натянуть, все мои потуги дали… А ничего они не дали! Так вот, эта сетка стаяла на столбиках из толстых томиков старых изданий с давно пожелтевшими страницами. Чего тут только не было: Хемингуэй, Гоголь, Герцен, Пушкин, Дюма, Шекспир, даже Ленин был… В общем, тот ещё микс. Но благодаря странной конструкции моего ложа за те два года, что я провёл в этом общежитии, я прочёл больше книг, чем за всю свою жизнь до этого.
– Ты что, спишь ещё? – вопрос Сергея вывел из ступора, в котором я оказался.
Сердце всё ещё учащённо стучало, но душу начало отпускать. Всё-таки, это был сон! Реалистичный, это да, но всё же, слава всем богам сон!
– Буду! – ответил я на первый вопрос друга, выпутываясь из одеяла, в которое я завернулся, как в кокон.
Сердце медленно успокаивалось, дыхание становилось ровнее. Сел, правой рукой протёр глаза, отгоняя остатки жуткого сна, опустил взгляд на левый рукав пижамы и замер. Появилось ощущение, что горло сжали невидимой рукой, а мышца в груди замерла окончательно и бесповоротно… Рукав был разодран в клочья.
Кто же я такой?
Я здесь и там, но дух единый,
И смысл совсем непостижим
Того, как в мире двуедином
Живу, как будто недвижим.
Перемещенья непонятны,
Ведь здесь я, и, опять же, там
Для разума невероятны
Сии скачки. Кругом обман.
Всё непонятно, как дурман
Меня вопросы одолели…
Из собственных воспоминаний Первого мага.
«Тихо! Спокойно!» – говорил я сам себе. – «Продышаться! Успокоиться! Понять! Принять!»
Вскочил с кровати, снял одеяло, аккуратно всё осмотрел. Где мог порвать этот несчастный рукав? Выходило, что нигде… Но это означает… Чушь! Чушь! Чушь! Другой мир, да? Ага! И белки разговаривают! Во всяком случае одна белка… Ага! Та, что не белка… Да! Лиски. Точно! Лиски. Я спятил! Снова посмотрел на рукав.
– У нас орешки есть? – крикнул Сергею.
– Яичница сейчас будет, – отозвался он.
Перед нашей комнатой в общежитии была маленькая прихожая. Вообще-то это прихожая вела в две комнаты. В нашей жили мы с Сергеем, а вторая просто была закрыта. Туда ещё до того, как мы поступили в университет, заселили двоих парней, которые использовали комнату в общежитии просто как складское помещение. Изредка они наведывались сюда, но чаще жили где-то в съёмной квартире, или в двух квартирах. К слову, мы с Сергеем этим никогда не интересовались. Так что общий коридорчик мы заняли под кухню. Конечно, пользоваться электрическими приборами с высокой мощностью было нельзя, но на нашу плитку никто внимания не обращал. К тому же, после приготовления пищи Сергей всегда убирал её в коробку. Говорил, что «на всякий случай». И сейчас, чтобы друг услышал меня, приходилось орать во всю глотку. Перегородки, конечно, у нас тонкие. И если бы жарящиеся на сковородке яйца так не скворчали, то… Чёрт! Ветчина…
– Сергей, мне не клади ветчину! – заорал я во всю силу своих лёгких.
– Поздно! – одногруппник в своём любимом кружевном фартуке вплыл в нашу комнату.
Смотреть на него было потешно. Если честно, я до сих пор не понимаю этого его стремления к готовке. Но, откровенно говоря, в кулинарии Сергей – настоящий мастер. Он может из ничего сделать произведение поварского искусства. Ещё в первом семестре он мне рассказывал, что его мама очень любит готовить. Вот и ему передалась её страсть. Яичницу он всегда подаёт на сковороде, и жарит её обычно на сале. Как он сообщил мне, когда я впервые увидел его глазунью, «со шкварочками». Блюдо это он любит делать с различными добавками, типа бекона, ветчины, помидоров, с болгарским перчиком. Как считает Сергей, белок должен быть «едва схватившимся». Это означало, что снимать сковородку с огня нужно в тот момент, когда содержимое только-только загустеет. А желток просто обязан быть очень жёлтым, горячим, но жидким. Это чтобы можно было его вымакивать кусочком свежего чёрного хлеба. Сергей говорил, что, когда он жил дома, хлеб у них пекла мама, и поэтому употребляли его в их семье ещё тёплым. Но в общежитии печь хлеб, слава создателям, затруднительно, и мы просто покупаем свежие буханки в соседней пекарне. Хлебные магазины Сергей не признаёт. Не знаю уж, как он так умеет выбирать яйца. На мой взгляд, снаружи они все одинаковые. Но и здесь его придирчивость иногда доводит до белого каления местных продавцов. Но стоит отметить, что яйца он всегда выбирает свежайшие, с окрашенными в изумительный ярко-жёлтый цвет желтками.
И вот сейчас Сергей нёс на керамической подставке шкворчащую горячую сковородку, блестящую своим начищенным боком. А посуду Сергей отмывал так, что она выглядела, словно её только что сняли с прилавка. По его мнению, для хорошего аппетита просто необходимы красивые приборы, и такая же красивая подача. Так вот, сковородочка шкворчит, источая изумительный запах жаренной ветчины под яйцами, овощей и зелени, которой Сергей густо посыпал блюдо, оставив не засыпанными мелко-мелко нарезанной зеленью только яркие аккуратные кружочки желтков, а я запоздало осознаю, что несмотря на то, что мой рот уже наполнился слюной от той прелести, которую подносит ко мне сейчас друг, есть ему это придётся в одиночестве. Не знаю, что со мной при первой встрече сделала рыжая «не белка», но после того, как я с ней познакомился, лишь один вид жареного, варёного, пареного, вяленого… да любого мяса вызывает во мне воспоминания о братьях наших меньших, которые, как оказалось, тоже имеют разум, чувства, а иногда даже и чувство юмора. Да и яйца… Ведь из них могли вылупиться такие маленькие, пушистые… Да боги! Что же такое-то?
Поставив сковороду на старый, ободранный письменный стол, используемый нами не только по назначению, но и для того, чтобы удовлетворить наши гастрономические потребности, Сергей развязал фартук, стащил его через голову. Взгляд его соскользнул на мой рукав, на секунду завис, потом переместился к моему лицу с, видимо, застывшем на нём недовольством. А сердиться мне было на что! Точнее, на кого… На себя! Ибо это именно мои новые причуды не позволят мне заглушить голод вот этой замечательной, источающий изумительный аромат яишенкой!
– У тебя возле кровати что-то сломалось? Откуда-то торчит гвоздь, или что-то другое, настолько же острое? – поинтересовался Сергей, аккуратно складывая фартук. Его аккуратизм иногда доходил до смешного. Ведь я сейчас был абсолютно уверен, что участь этого фартука прямо сегодня – угодить в стиральную машину. Ведь Сергей никогда дважды не надевал своё «священное одеяние», не отстирав после предыдущего использования. Да и выражения его… Почему бы попросту не спросить, не вылез ли откуда-то гвоздь. Так нет! Столько слов ненужных…
– Так что насчёт гвоздя? Забить нужно? – повторил вопрос друг.
Я вспомнил те три или четыре «гвоздя», которые разодрали рукав моей пижамы, и красочно представил, как Сергей станет их «забивать». Ага! Прямо в лапу большого такого, бурого мишки… Меня передёрнуло. Перед глазами возникло полуживое, или, скорее, полумёртвое тело, раскинувшееся на полянке в лесу. Подумалось, что негоже мне тут задерживаться, но как попасть туда, где сейчас, кроме меня, никто не только не сможет, но даже не станет помогать тому несчастному, я не знаю. Вспомнились глазки-бусинки, смотрящие на меня так умилено…
– Так орехи у нас есть? – повторил вопрос, на который так и не получил ответа.
– Орехи? – Сергей аккуратно положил фартук в плетёную корзину, которую он использовал для того, чтобы хранить нестиранные вещи до того момента, как он отправится в прачечную. И так как ходил он туда каждый день, то корзина эта полной бывала только в момент, когда он собирал в неё всё постельное бельё. – Орехи у нас есть.
Я кивнул. Орехи – это, конечно, хорошо. Но прежде чем попробовать снова проникнуть в тот лес, где я уже два раза виделся с маленьким пушистым говорящим зверьком, нужно было, во-первых, переодеться, а во-вторых, обуть что-нибудь на ноги. Не хотелось больше ходить босым по корягам, веткам, шишкам… да ещё на ёжика, например можно наступить.... А ёжики там, интересно, тоже «не ёжики»? Что же за мир там такой? Да, какая разница! Мужика спасать нужно! А как? Я не знаю!
Пошёл к своему шкафу.
– Ты куда? – Сергей указал рукой на сковородку, напомнив мне официанта в кафе возле Стёпиного дома. – Я трапезу нам приготовил, – сообщил он таким серьёзным тоном, как будто собрался прочесть указ короля толпе зрителей. – Изволь сначала поесть, а потом уже облачаться будешь.
Не выдержав, я прыснул, наблюдая, как возмущённо вытягивается физиономия друга.
– Да говори ты попроще, – посоветовал я ему, перебирая вешалки в шкафу. Сегодня надо было выбрать что-нибудь поудобнее и покрепче. – А то как завернёшь, так и разбирай потом, что сказать хотел.
Я наконец-то выудил плотный холщовый костюм. Даже не знаю, зачем его приобрёл. Он совершенно не подходил для улиц города. Но там, куда я собрался, именно такая одежда будет наиболее удобной. Плотная, свободная, совсем немного великоватая куртка защитного цвета и удобные брюки на резинке, под курткой – футболка, высокие носки и почти новые кроссовки, всё это казалось мне самым подходящим для того, что я намеревался делать в этот день. Кроме того, нужно было выбрать такое место, где никто меня не побеспокоит, позволив свободно заниматься спасением попавшего в беду человека. Если, конечно, он ещё нуждался в этом спасении.
Сергей внимательно следил за тем, как я переодеваюсь, даже не пытаясь начинать свою «трапезу» без меня.
– Идти мне надо, – сообщил другу.
– Куда?
Вопрос был резонным, только вот что ответить, я не придумал. Поэтому не стал ни врать, ни выкручиваться, а просто сообщил Сергею, что не могу ему этого сказать и попросил отсыпать мне орешков.
– А завтрак? – куда только делись его вычурные выражения…
– Поем по дороге, – сообщил. – Нет времени!
– Вроде, вчера не говорил, что куда-то собираешься, – недовольно пробурчал сосед.
– Вчера и не собирался! – отозвался в ответ, запихивая в карман горсть протянутых Сергеем орехов. – А сегодня… – вздохнул. – Пойду я, Серёж!
– Ты как на войну собираешься.
Вскинул голову, посмотрев в глаза другу.
– Прийду скоро! – пообещал, постаравшись улыбнуться, но по выражению лица друга понял, что улыбка получилась кривой и вымученной.
– Позвонил, что ли, кто-то с утра?
Догадка Сергея почти что попала в цель. Я кивнул, не желая лгать. Хотя, позвонил или показал, или вызвал в другой мир. Надеюсь, всё же, что я не совсем с катушек съехал после встречи с белочкой… говорящей белочкой, которая вовсе не белка, а какой-то непонятный магический зверёк, называющий себя Лиском, и утверждающий, что я, как истинный его друг, могу звать его не иначе, как Лиски.
Идя по улице с прислушиваясь к тому, что сообщали мне те, кого любители природы называют братьями нашими меньшими, я размышлял над тем, где мне можно уединиться, чтобы попробовать уже сознательно проникнуть в тот мир, куда уже два раза вытягивало меня… А что именно вытягивало меня туда? Природа? Боги?
Отвлёкся на сизого голубя, купающегося в лужице с прозрачной водой, налитой только что кончившимся дождиком. Курлыкая, он рассказал мне о том, как приятно ощущать свежесть и лёгкость в чистых пушинках молодых, недавно отросших перьев после того, как тёплая дождевая вода смыла заставляющие чесаться чешуйки и мелкие частички высохшей грязи, которой во время дождя облил его проехавший мимо большой металлический зверь, что так любят люди. Перевёл взгляд на маленького воробья, который, чирикая, подбирался к огромной серой вороне, и, найдя во мне благодарного слушателя, передавал образ того, как он стащит ма-а-аленький кусочек от вон того огромного ломтя хлеба, который где-то добыла кажущаяся ему здоровенной птица, и быстро-быстро скроется с её глаз. Зачем ей такой огромный кусок? А если и нужен, то он маленький, и отщипнуть-то хочет совсем немного. Она ведь даже и не заметит. Ведь какая разница, этот большой кусок она съест с маленьким кусочком, или без него? Скачущая возле хозяйки собака всем вокруг хочет рассказать, как бы она была счастлива, если бы та сняла с её шеи эту мешающую вволю побегать удавку. Но хозяйка никогда не слышит её. Ведь хозяйка не знает ту универсальную речь, с помощью которой каждый живущий сможет понять другого. Я послал всем волну одобрения, и каждый услышал меня, посылая ко мне волну радости от того, что нашёлся… Хотя я не совсем понял, чему вся эта живность так радуется. Ведь я не смогу ни помочь маленькому воробью обобрать ворону, ни избавиться собаке от ошейника. Да и мыть голубя я тоже не собираюсь! Лежащий на подоконнике кот, поглядел на меня лениво приоткрытым глазом и сообщил, что он-то как раз полностью доволен тем, что сейчас происходит. И мне совершенно ничего не нужно делать лично для него.
В голову пришла мысль, и я, изо всех сил пожелав донести свой вопрос до каждого, способного слышать, послал настолько мощную волну своих ощущений, что, показалась, на миг замерла вся природа вокруг.
Посыпавшиеся на меня ответы настолько обескуражили, что я понял: эти новые для меня знания я должен не только принять, но и усвоить, а для этого… Теперь я застонал уже в голос, заставив оглянуться на себя проходящую мимо парочку. ОПЯТЬ УЧИТЬСЯ! Мало мне универа, так ещё и ЭТО!
«Ты не сумасшедший» – вещали одновременно с трёх сторон, и я уже не мог разобрать, кто. «Нам неизвестно про иной мир» – пели в моей голове ещё шестеро. «Ты сможешь посидеть на скрытой от глаз и забытой людьми скамеечке вон за теми зарослями, а мы посторожим» – вычленил я важное. Резко остановился, повернулся в указанном мне направлении и отправился к отображённой в моём разуме небольшой, с давно уже облупившейся краской, спрятанной от глаз густо разросшимся кустом, названия которого я не знал, полусгнившей, но ещё способной меня выдержать скамейке на резных чугунных ножках и с такими же резными бортиками.
Получится ли у меня сделать то, что намеревался, я не знал. Но теперь я уже не сомневался ни в наличии того, другого мира, ни в своих проснувшихся от мягкого удара маленькой лапки чудо-зверька способностях. Но один момент всё же никак не хотел отпускать мои мысли, вновь и вновь проигрываясь в голове – смеющаяся надо мной «не белка» в тот миг, когда я назвал себя человеком.
Принятие нового мира
Пришёл я в мир неведомый досель,
И жизнь моя, размеренная ране,
Влетела в тёмный и кривой туннель
И раздвоилась в судьбоносном плане.
Не понимал я, что здесь и к чему,
Не мог узреть задумки мирозданья,
И непонятно было, почему
Я в двух телах, но лишь с одним сознаньем.
Все проясняться только началось,
А на меня посыпались уж свыше,
Закручиваясь, словно сорвалось
То небо, что считал своей я крышей,
Превратности предсказанной судьбы…
Из собственных воспоминаний первого мага.
Я осмотрелся, рядом никого не было. Вообще никого. Даже мой дух, который сейчас ощущал всё чрезвычайно остро, не замечал вблизи ни одного человека. Насекомые – да, их было огромное множество. Но кого-то больше, чем жужжащий поблизости шмель, здесь попросту не было. Даже собаки или кошки, и даже мелкие грызуну, такие как крысы или полёвки, не забредали в этот забытый уголок. Наверное, здесь люди действительно гуляли не часто. Оттого и одомашненные животные, живущие в городе, к которым вполне можно было отнести и крыс, и мышей, хоть и прячущихся от людей, но всё же старающихся находиться поблизости от еды.
Я засунул кисти рук в рукава, чтобы не пораниться колючими ветками, и разгрёб густые поросли кустарника. Голоса в голове не обманули. Мысленно поблагодарил своих незримых помощников, пообещав себе, что научусь различать, чьи именно голоса звучат в моей голове. За густыми, зелёными зарослями на самом деле оказалась ветхая старинная скамейка, с проросшими сквозь неё тонкими листиками ползучего пырея. Это было волшебно! Оставив за стеной зелени полный куда-то вечно спешащий город, я словно очутился в каком-то изолированном, обветшавшем мирке, земли которого уже почти полностью захватила непобедимая в своей напористости природа. Заросли были такими плотными, что за ними нельзя было рассмотреть ни улицы, ни стоящих вдоль дороги домов, ни тротуара с гуляющими по нему людьми. Здесь я был один, ну, разве что со спешащими куда-то муравьями, стрекочущим кузнечиком и лохматым ярким шмелём, пытающимся усесться на жёлтую сердцевину белоснежной ромашки. Подумал, что именно этого шмеля я видел ещё до того, как пробрался в этот дивный, уже почти одичавший уголок. Наверное, он прилетел вслед за мной. Улыбнулся своим мыслям и бросил взгляд на проросшие сквози скамейку узкие длинные стебельки с колосившимися кончиками.
Выдрав траву, торчащую сквозь сидение скамейки, опустился на него, поджав под себя ноги и откинувшись на покосившуюся спинку. Сосредоточился. Моргнул. Муравьи ползают, кузнечик трещит, вытворяя ножками что-то невообразимое, шмель улетел. Не представляя, что мне нужно сделать, чтобы очутиться там, где двое громил закапывают избитого кем-то мужичка, стал просто следить за теми, кто сейчас копошился вокруг, не обращая на меня никакого внимания. Не знаю, сколько времени я просидел, наблюдая за деятельными насекомыми. Мысли куда-то уплыли, остались лишь ощущения. Я чувствовал запахи муравьиными рецепторами на кончиках шевелящихся усов, смотрел вокруг полулунками глаз кузнечика, насыщал свои стебли втягиваемым соком земли. Расслабившись, я ощутил себя абсолютно счастливым, забыв практически обо всём, что волновало меня последнее время. Я просто закрыл глаза и наслаждался захлёстывающими меня волнами счастья, пока не услышал недовольное:
– Хватит уже нирвану ловить!
Быстро открыл глаза и поймал взгляд давешней белки. Тьфу ты! Не белки, Лиска… или Лиски. В общем, маленького, рыжего, пушистого зверька, покачивающегося сейчас на ветке прямо перед моим носом.
– Выпал ты резко! – сообщил мне Лиск. – Но оно, может, и хорошо! К Аресу тебе сначала надо, а потом уж геройствовать будешь. И магии ты тоже не обучен. Прибили бы тебя, ты бы и пикнуть не успел!
– Не успел бы! – согласился я, выбираясь из колючего кустарника, куда заставила меня спрятаться «не белка» этим утром. – А что означает твоё «выпал»?
– Ну.. Не знаю, как объяснить это тебе. Ты словно перешёл в другую реальность. Реакций никаких не было. Сначала чуть было не выпрыгнул в руки этим громилам, а потом замер и… В общем, выпал!
Вспомнив, как резко выдернул меня голос Сергея из этого, уже кажущегося мне не менее реальным мира, чем тот, в котором я жил всю свою жизнь. Согласно кивнул. Действительно, выпал. Единственное, что было непонятно, как я мог быть сразу в двух местах. А судя по поведению Сергея и по тому, что белочка не сказала «исчез», скорее всего, я был и там, и там. Это странно! В голове промелькнуло видение лежащего на земле избитого мужичка, заставившее меня внимательно прислушаться. Да! В нём всё ещё теплилась жизнь, но сейчас на полянке ни его, ни его могильщиков не было. Вопросительно взглянул на сопровождающего меня в этом мире грызуна.
– Ушли они! – предвосхитила мой вопрос «не белка». – Прикопали его чуток и ушли. Лень им было глубоко закапывать.
Подумал, что надо бы научиться скрывать от этого любопытного животного те мысли, что без конца бродят в моей голове. И эти мысли не помешали мне сорваться с места и, торопясь, начать руками разгребать холмик под осинкой. Почувствовав на себе взгляд, я поднял глаза на прибредшего обратно на поляну медведя.
«Помоги, косолапый!» – кинул ему даже не мысль, просто просьбу, обращённую в образы. Как же хорошо уметь доносить до других свои чаяния и стремления. Этот новый язык, язык природы нравился мне всё больше и больше. Кто бы мог подумать, что без слов, одними только образами можно выразить намного больше, чем обыкновенными человеческими фразами. Стремления души чище и понятнее. И главное, – правдивее.
Медведь рыкнул и загрёб лапой столько земли, сколько я бы своими пальцами убирал намного дольше. Увидев показавшиеся из-под грунта клочья одежды, оттеснил мишку и начал аккуратно освобождать синее от кровоподтёков лицо. Да… Мужик… Совсем юный парень ведь! Наверное, моложе меня. Его так сильно избили, что по лицу невозможно было определить его возраст.
– Пришлый он! – сообщил мне зверёк, видимо, снова решив покопаться в моей голове. – Вот его и отмутузили местные.
– Откуда знаешь? – подул парню в лицо, стараясь убрать с него как можно больше земли. Прикоснуться было страшно. Нос, очевидно, сломан, челюсть вывихнута. Вдоль всего лица свежий, ещё кровоточащий шрам от пореза чем-то очень острым. – Воды бы, и тряпицу какую, чистую, – пробормотал себе под нос.
– Здесь ручей близко! – Лиски махнул лапкой, показывая направление.
– Не выживет! – покачал головой я.
– А ты не нагнетай! – зверёк сделал несколько прыжков в предполагаемую сторону ручья. – Тащи парнишку сюда, за мной!
Взял находку под мышки и поволок в направлении, указываемом Лиском.
Идти далеко не пришлось. Звук журчащего ручья на соседней полянке, когда-то в середине весны полной белоснежных колокольчиков, усыпающих тонкие стебельки душистых ландышей, что выглядывали из-под широких тёмно-зелёных листьев, я услышал буквально через несколько шагов. О ландышах мне, кстати, поведал сам ручеёк, озорными отблесками переливающийся в лучах полуденного солнца. Подтащив свою бессознательную ношу к воде, я оглядел находящиеся возле меня неизвестные мне растения. Странная… даже не мысль, а какой-то непонятный посыл, словно искорка интуиции, заставила меня прислушаться к шёпоту шелестевших от лёгкого знойного ветерка растений.
«Наши ягоды ядовиты» – уловил я уверенность ландышей.
«Возьми мои лопушки» – предлагала мать-и-мачеха.
«И я могу помочь!» – уверял меня подорожник.
Шалфей, ромашка, одуванчик, тысячелистник… Это то, что я знал. Но здесь было и много тех, что я видел впервые. Цветы, корни, стебли, листья. Они предлагали мне себя, наперебой рассказывая о своих свойствах. Так много образов в голове смешалось в сплошной однородный гул. Перед глазами всё поплыло…
– Стооооооп! – дал сигнал Лиск.
И поступающая ко мне информация резко остановилась. Представил свои осоловевшие глаза. И, несмотря на то что меня всё ещё не прекращало подташнивать, стало смешно. Ага! Цветочки меня заговорили до полуобморочного состояния! Меня? Того, кто сутками мог отмывать чужие машины. Страшно вспоминать, что за грязь я из них иной раз выгребал. А потом делать заданные на дом уроки. И делать их надо было хорошо, ведь я боялся, что хотя бы одна живая душа узнает о том, что я живу в одиночестве. Значит родителей в школу вызывать были не должны. Хватало уже ругани по поводу того, что на родительских собраниях их ни разу не было. М-да… Никогда не думал, что дойду до такого!
Лиск неодобрительно покачивал своей пушистой головкой.
– Сразу сортируй всё по своим местам. Не разбрасывай полученные знания абы как в своём информационном поле! – учуял я его посыл в полной тишине.
Попробовал представить внутри огромную комнату с кучей полок, на которые тонкими струйками потекли в разные стороны разноцветные призрачные потоки. Хорошоооо! Дышать стало легче. И как бы это ни показалось странным, все обрушившиеся на меня кусочки мозаики внешнего мира сложились так плотно, что места внутри меня осталось ещё предостаточно.
– Продолжайте! – махнул рукой Лиск, и теперь информационные потоки сразу располагались по своим местам и больше не мешали мне принимать решение. А принимать его было необходимо незамедлительно. Парнишка мог умереть.
Сорвал лист мать-и-мачехи, обмакнул в ледяную воду бьющего ключом родника и замер. Касаться ран было страшно.
– Чего сидишь? – Лиск вскочил на моё плечо. – Зачем тащил его сюда, если предпочитаешь, чтобы он умер?
– О чём ты! – возмутился я.
– Так, помрёт же, если не полечить, – сообщил очевидное зверёк.
– Не лекарь я… – попытался объяснить рыжей «не белке» свою заминку, принявшись аккуратно промывать раны, начиная с глубокого пореза на лице.
