Светлана Курилович
Ска3очки
– Придумала я, как к Ягине дорогу найти: попросишь Божью коровку. Вон она сидит на окошке. Скажешь ей: Божья коровка, Баба-Яга забрала твоих деток для пирога. Ты быстрее лети, верный путь укажи. Она тебя и отведёт, только не потеряй: Божья коровка быстро летает!
– А она и правда её детей забрала? – удивился парень.
– Нет, милый, ты слукавишь. А когда к избушке Яги придёте, скажи: Божья коровка, твои детки в дому, Баба-Яга не повинна ни в чём. И извинись, на меня сошлись. Я потом вину заглажу.
– Бабушка, может, её просто попросить? Зачем обманывать?
– Божьи коровки – тугодумки, пока соображать будет – зима наступит. Придётся хитрить, – вздохнула старушка. – Ну, что тут поделаешь, и умом и смекалкой действовать надо, достанет ли у тебя?
– Я изо всех сил стараться буду! Не подведу! – Братислав встал из-за стола, закинул на плечи мешок, который Веселина в дорогу ему собрала и поклонился. – Прощай, бабушка!
– Погоди минутку.
Старушка подала ему кулёчек:
– Это четверговая соль, храни её, вдруг пригодится когда. Запомни слова, с которыми её кинуть надо: соль тебе в очи, головня тебе в зубы, горшок промеж щек.
Потом бабушка велела парню разуться, стать правой босой ногой на землю около порога, собрала землю со следа в чистую тряпицу, завязала двумя узлами и отнесла в красный угол. Крепко поцеловала внука и перекрестила:
– Удачи тебе, внучек, благословение моё всегда с тобой. Запомни: каравай ножом не режь, руками ломай, и ни одной крошечки на землю не урони! Ну, ступай с Богом!
Братислав подошёл к окошку и сказал Божьей коровке бабушкины слова. Жучок встрепенулся, помотал головой, поднял оранжевые с чёрными точечками крылышки, выпустил прозрачные подкрылки, зажужжал и полетел в одну ему ведомую сторону. Юноша зашагал за ним, стараясь не упустить из виду.
Долго летела Божья коровка по Чёрному лесу, давным-давно они сошли с тропы Белбога и углубились в чащу, но парень старательно шёл за ней. Сколько раз спотыкался и чуть не падал – не сосчитать, но упрямо шёл и шёл за оранжевым жучком. Божья коровка летела неутомимо, Братислав устал дивиться, как она на своих крохотных крылышках преодолевает такие вёрсты, когда у него, большого, ноги уже устали. Но вот наконец жучок приземлился на листочке и принялся что-то жевать, как показалось парню. Он со вздохом облегчения опустился на траву и собрался было тоже перекусить, как вдруг услышал чьё-то жалобное пенье. Голосок был тоненький-тоненький, горестный-горестный, у парня аж сердце сжалось.
– Что такое? – пробормотал он, оглядываясь по сторонам, но никого не увидел.
Пенье сопровождалось каким-то трепещущим шорохом, от которого сердце замирало ещё больше.
– Словно рыба в неводе трепыхается… – Братислав поднялся и медленно и осторожно пошёл на звук.
Миновав несколько деревьев, он увидел двух маленьких серых птичек: одна из них запуталась лапками в травинке, которая причудливо сплелась в петлю и прочно удерживала бедняжку, не давая взлететь, вторая сидела рядом с ней, не спуская взгляда, и скорбно плакала, видя, что все попытки бессмысленны.
– Соловей! – удивился парень. – Как же ты это так, бедолага?
Он подошёл к птичке, попавшей в травяную западню, осторожно протянул руку и выпростал крохотные лапки. Птичка аж глаза прижмурила и, по-видимому, решила распрощаться с белым светом, вторая же стала активно нападать на руку, клювом и маленькими коготочками пытаясь отпугнуть злодея-великана.
– Ох вы, птахи малые, – Братислав выпустил пленницу.– Как же вы изо всех своих силёнок за волю бьётесь, вот с кого пример-то мне надо брать! А ты, соловушка, – обратился он ко второй пташке, – не побоялся меня, такого огромного, о себе не подумал, только о подружке своей! Подружка ведь она тебе…
– Жена! – неожиданно звонко и по-человечески ответил соловей.
Братислав и сел, где стоял.
– Жена она моя, – повторила птичка. – Помчалась за червячком, детушки ведь у нас малые, кормить их надо, да и запуталась в траве. Тут уж и лиса подбиралась, да отпугнул я её, а к ночи и совы бы охоту начали – погибли бы и мы, и детки наши, ежели б ты нам не помог, добрый молодец! Как тебя звать-величать? Куда путь держишь через наши леса?
Ну, Братислав им всё рассказал, попутно вспомнил про Божью коровку, метнулся назад в холодном поту – ан нет, сидит на листе, разговляется – отлегло от сердца.
– Я тебя отблагодарить должен, добрый молодец, – задумчиво сказал соловей. – Да злата-серебра у меня и в помине нет. Дам я тебе своё пёрышко, – певец махнул крылом, и серое маленькое перо легло на ладонь парня. – Оно не простое, дотронься до любого замка – и он сломается. Держи, авось, пригодится! Прощай! – и чета соловьёв улетела к своим детушкам.
– Прощай, соловушка, – вслед им сказал Братислав, покачал головой, глядя на пёрышко, и открыл мешок походный, чтоб его туда спрятать.
Привязал к узелочку с солью, взял каравай, чтоб кусок отломить, да не успел: Божья коровка взлетела и пришлось парню путь продолжить не солоно хлебавши – на ходу и не перекрестившись есть грех. Ну, что делать? Побежал следом. Стал мешок затягивать да вдруг слышит:
– А ты молодец!
Опять оторопел Братислав, оглянулся: ну вообще никого рядом нет – ни птицы, ни зверя.
– Что за чертовщина такая?! – перекрестился. – Деревья, что ли, разговаривают?!
– Да не деревья, дурень! – хрипло засмеялся голос. – А я! Загляни в мешок!
Посмотрел парень в мешок: а это хлеб на него глядит и улыбается от уха до уха. Впрочем, ушей-то у него нет, но очень широко ухмыляется, а рот такой большой, что Братиславу боязно стало, и он опять перекрестился.
– Ну, хватит! – поморщился каравай. – Чай, я не от чёрта, а от Бога!
– Что ж это сегодня все со мной разговаривают?! – ошеломлённо пробормотал юноша.
– Где это все?! – возмутился хлеб. – Соловей да я! С этим жуком бестолковым ты сам говоришь!
– И то верно, – сказал Братислав.
Испуг потихоньку начал проходить.
– А… почему ты со мной заговорил? – поинтересовался. – Ты волшебный?
– Да я обычный, – ответил каравай. – Это весь мир волшебный, просто люди чародейство замечать и понимать перестали. Перестали нас слышать. Не надо им это, видите ли! Только дети нас и слышат, и слушают, да и то не все. Ну и ведьмы с колдунами, это уж как водится. А ты мне понравился: добрый. Сестру выручать идёшь, а и птахе помог, про свою беду забыл, на чужую душой откликнулся. Вот и решил с тобой поговорить. Да ты ешь, не смущайся! – предложил хлеб.
– Как… есть?… – не понял Братислав. – Ты же живой…
– Ты кусочек отломи, – поучил его каравай. – Я разрешаю, главное, крошки сбереги, ни одну не урони! В рубаху завяжи. Или в платок.
– А… тебе больно не будет? – с опаской спросил парень.
– Не, не боись! Ломай!
Братислав осторожно отломил кусочек, перекрестился, хлеб съел, а крошки в уголок чистой тряпицы завязал, в которую каравай завёрнут был.
– Гляди: как новенький! – похвастал тот.
Посмотрел юноша: а каравай-то и целый, словно не ломал его никто.
– Ну надо же! – удивился.
– Вот как! – гордо сказал хлеб. – Я – дар Божий, всему голова! Да ты ешь, ешь, главное, крошки в горстку собирай. Крошка – это доля твоя; чем больше крошек, тем больше у тебя силы, здоровья и удачи! Уразумел?
– Уразумел, государь каравай, – вежливо ответил Братислав. – Только как же я тебя на съедение Яге отдам??
– Даже в голову не бери! – отмахнулся хлеб. – Ты отломи половину и подай ей со словами: дарую тебе счастьем и долею, хлебом и солею, всем добрым, что имею, тебе даю. Увидишь, что будет.
– Хорошо, – согласился Братислав.
– Не забудешь?
– Нет, не забуду.
– Ну, ешь пока, – хлеб замолчал.
Съел Братислав ещё два кусочка, крошки в тряпицу завязал, на ходу воды глотнул из туеска, рот рукавом утёр, глядь: перед ним полянка. По ту сторону лес стоит частой стеной, а перед лесом – избушка с огородом. В огороде белки, зайцы, ежи хозяйствуют.
– Вот и Баба-Яга! – прошептал каравай.
– Божья коровка, твои детки в дому, Баба-Яга не повинна ни в чём! – опомнился парень. – Меня бабушка научила так сказать, ты уж прости её, не серчай!
Жучок подлетел к самому лицу парня, сердито помаячил перед глазами, потом направился ввысь и пропал в небесной синеве. Братислав медленно пошёл к избушке.
– Что говорить-то знаешь? – поинтересовался хлеб.
– Бабуля ничего не сказывала, – тихо ответил парень.
– Скажи там: избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом, – посоветовал каравай. – Ну, как-нибудь так… – и замолчал, от леса веяло жутью.
– Доброго здоровья тебе, Бабушка Яга! – крикнул Братислав. – Пусть жизнь твоя будет долгой, а дела – удачны!
– Нашёл, что Яге советовать! – проворчал хлеб. – Я же тебе сказал нужные слова!
– Слова должны от сердца идти, – возразил парень. – А про зад и перед в каждой сказке говорится!
– Бабушка! – крикнул он. – Я от своей бабули, от Веселины, пришёл, совета спросить да гостинца передать!
– Гостинца? – послышался сзади сочный женский голос.
Братислав резко обернулся: перед ним в ступе висела… Яга. Бабушкой её язык не поворачивался назвать: среднего возраста красивая женщина, черноволосая, румяная, с огненными глазами, на щеке – родинка. Только нос с горбинкой немного портил её облик. Но так, самую малость.
– У меня папа с гор был, – пояснила она, заметив взгляд парня. – Это от него мне досталось. Так что ты мне принёс?
– Я, ба… – начал и замер Братислав, не зная, как к ней обращаться.
– Зови меня Ядвина, – милостиво разрешила Баба-Яга. – Так меня мама звала. Тётушка Ядвина можно!
– Тётушка Ядвина, я тебе гостинец принёс от своей бабушки Веселины, прими, не побрезгуй!
Парень достал пироги, отломил половину каравая и с поклоном протянул Ядвине:
– Дарую тебе счастьем и долею, хлебом и солею, всем добрым, что имею, тебе даю!
– Хороший гостинец! – глаза Яги загорелись. – Ох, хороший!
Она схватила подарки и полетела в избушку, крича:
– Эй, белки, ставьте самовар! Чай пить буду! – и исчезла за дверью.
– А совет как же? – совсем растерялся Братислав.
– Я тебя предупреждал! – сердито сказал опять целый хлеб. – А ты «от сердца, от сердца!» – передразнил парня.
Но дверь избушки открылась, оттуда высунулась Яга и крикнула:
– Эй! Чего там застрял? Иди чай пить! Я дважды не приглашаю!
– А дважды и не надо! – обрадовался юноша и метнулся к избушке.
Ох, и славно они чайку попили! Яга – с пирожками да караваем, Братислав – с вареньем, мёдом да сушёными яблоками. Яга ему мясо предлагала, только из печи, но парень с испугом отказался: кто её знает, кого она там зажарила…
За чаем он свою историю рассказал, совета попросил, про сапоги-скороходы намекнул. Ядвина внимательно его выслушала, и вроде даже покраснела.
– Неловко-то как вышло, – пробормотала тихонько.
Парень не услышал, зато хлеб ухо востро держал:
– Что неловко вышло? – спросил.
– А тебе что за дело? – ничуть не удивилась Яга говорящему хлебу.
– А то и дело мне, что ты что-то темнишь, Яга! Рассказывай, что скрываешь?!
– Да кто ты такой, чтобы я перед тобой ответ держала?! – возмутилась она.
– Я теперь твоя часть! – заявил каравай. – Моя доля – твоя доля, моё счастье – твоё счастье! Вот сейчас прыгну в огонь – и ты сгоришь синим пламенем!
– Не пугай! – Яга хорохорилась, но заметно было, что слегка напугалась.
– Или в речку сигану – и ты утонешь! Ой, я и забыл: ведьмы не тонут! – съязвил хлеб. – Тогда голодной собаке себя отдам, а собака тебя съест, переварит и…
– Ладно, ладно, хватит! – остановила его Ядвина. – Расскажу.
И вкратце поведала, что в лесу произошло.
– Ну, моей вины в том особо нет, – констатировала. – Я сила нечистая, что хочу, то и ворочу.
– Ладно, нечистая, – возмутился хлеб. – Но совесть-то у тебя должна быть?! Девчонку в чужие края злобной ведьме отдать?! Лучше бы себе оставила, глядишь, мы бы её уже выручили, да, парень?
– Прекратите! – устал их слушать Братислав. – Время идёт, а сестрёнка моя в неволе томится! Тётушка Ядвина, ты дашь сапоги-скороходы?
– Дам, – подтвердила Яга. – И ещё кое-что впридачу.
– Чует вину, чует! – обрадованно прошептал хлеб.
Ведьма хлопнула в ладоши, и белки вынесли из-за занавески пару красных сафьяновых сапог.
– Вот они. Донесут тебя до места, но когда ты их скинешь, они ко мне улетят, обратно будете своим ходом добираться.
– Ты с ума сошла?? – возмутился каравай. – Да их с сестрой съедят, пока мы досюда добежим! И меня вместе с ними, – добавил.
– Тебе, Братислав, нужно дойти до границы её леса и нашего, – сказала Яга. – Тут она ни до тебя, ни до сестры добраться не сможет.
– Этого мало! – возразил хлеб. – Из-за тебя парню в чужой край тащиться с опасностью для жизни, это ты виновата!
– Каравай, не надо, – остановил его Братислав. – Что было, то было – того не вернёшь. Пойдём.
– Ты куда? – возмутилась Ядвина. – И впрямь думаешь, что я такая злобная и неблагодарная?! Вот тебе от меня подарок! – хлопнула в ладоши, и белки вынесли дудочку.
– И что это за свистулька? – презрительно спросил хлеб.
– Это, – не обратила внимания на его язвительные комментарии Яга, – дудочка-самогудка. Заиграешь на ней – никто устоять не сможет, в пляс пустится. Сколько будешь играть – столько все будут танцевать, пока замертво не свалятся.
– Ага, – пробурчал хлеб, – или пока тот, кто играет, мёртвым не упадёт!
– Это я как-то скомороха съела! – засмеялась Ядвина. – Потом неделю ходила, пела и плясала без остановки. Устала и заболела.
Братислав с ужасом посмотрел на неё, потом на печь.
– Нет, это не он, это кабан, – успокоила его Яга. – Пришлось скомороха выплюнуть и оживить, а он в благодарность мне эту дудку подарил. Бери, поможет!
Юноша дудочку в мешок закинул, Ядвине поклонился, за дары поблагодарил. Сапоги надел:
– Несите меня к Шумской Майке! – и шаг шагнул.
В ушах засвистело, в глазах замелькало, мир завертелся, в мешке хлеб дурью орал. Парень второй шаг сделал – мир остановился, Братислав мягко приземлился в лесу перед огромным дубом и сапоги снял. Они развернулись, каблуком о каблук ударили и не торопясь пошли в обратную сторону.
Яга тем временем в расстройстве смотрела на высаженную с мясом раму и осколки разбитого стекла на полу избушки.
– Нет, ну на улицу-то можно было выйти, а? Опять волшебные силы на ремонт тратить!
Братислав и хлеб, разинув рты, разглядывали огромный развесистый дуб.
– Я что-то не пойму, – сомневался юноша, – мне на него лезть?!
– Давай кругом обойдём! – предложил каравай. – Может, ход какой есть?
Они пошли кругом дерева и, действительно, увидели большое дупло.
– Вот видишь, – гордо сказал хлеб, – одна голова хорошо, а голова с хлебом – ещё лучше!
– Я думаю, каравай, сейчас надо замолчать, – тихо сказал Братислав и полез в дупло.
Что он думал там увидеть – неизвестно, но когда забрался внутрь огромного дерева, поразился и пространству, и необыкновенной красоте покоев. Высокие потолки, развесистые светильники, инкрустированный пол и стены, стрельчатые окна – всё было невиданным и не поддающимся описанию.
– Из чего сделана такая красота?? – прошептал он.
– Это всё дерево, – ответил хлеб, – разных сортов. Вот это чёрный орех, это красное дерево, а это фиалковое дерево или палисандр, видишь, всё в коричневых и фиолетовых узорах и пахнет фиалкой, понюхай!
Братислав нагнулся и понюхал столешницу – и правда, нежно пахло фиалкой.
– Добре дошли, желан гости! – послышался язвительный женский голос. – Так есть хотите, что готовы стол облизать? – перешла она на русский.
– Где моя сестра, Шумска Майка? – вместо приветствия сказал Братислав. – Зачем ты её похитила?
– Я никого не похищала! – возразила белая дева. – Мне её подарили! Ядвина подарила.
– Человек не мешок с картошкой, чтобы его дарить! – угрюмо сказал парень. – Отдай мне сестру!
– Ишь ты какой! – усмехнулась красавица. – Так-таки отдай? Запросто?
– Говори, что тебе надо, – не сдавался Братислав. – Какую службу от меня хочешь?
– Упрямый! – одобрительно сказала она. – Ты крепкий! – дотронулась до руки юноши. – Красивый, – провела пальцем по его щеке. – У тебя огненный нрав! Ты мне нравишься! Ты не такой, как наши парни. Ты лучше! Стань моим мужем! – неожиданно предложила она.
Братислав поперхнулся, но смолчал.
– У нас будут красивые и сильные дети, мне нужны наследники, чтоб защищали мой дом и мои владения от этих людишек, которые так и лезут, так и лезут, как навозны мухи, – скривилась она. – Ну? Что скажешь?
– Как это возможно? – возразил он. – Я человек, ты – нет.
– О, это такие пустяки! – махнула она белой рукой. – Это можно всегда, если я захочу замуж! А я хочу! Здесь тебя ждёт богатство и роскошь и самая красивая женщина в мире! – глаза её сверкнули золотистым огнём.
– Но ты же, – замялся Братислав, не зная, как сказать, – ты же…
– Что? – засмеялась она. – Говори, не бойся!
– Старая… – шепнул парень.
– Это единственное препятствие? – расхохоталась она. – И всё?
Братислав молчал, и белая красавица расценила его молчание как согласие.
– Для тебя я буду всегда такой! Самой красивой и молодой! Ты будешь есть и пить со мной, и тогда будешь жить вечно!
Хлеб в мешке крякнул:
– Кровь невинных младенцев пить будете, это точно! Страшная старуха какая!
– Ты её видишь? – удивился юноша.
– Я только её и вижу и не понимаю, о какой красотке она говорит! – заявил хлеб.
– С кем разговариваешь? – подозрительно прищурилась Шумска Майка.
– А если соглашусь, ты отпустишь мою сестру? – спросил Братислав.
– О, конечно! Сразу после свадьбы и отпущу!
– Нет, так не пойдёт! – твёрдо сказал парень. – Сначала отпусти сестру – потом свадьба!
– О! Это истинный мужской характер! – восхитилась Хозяйка леса. – Хорошо! Идём спать, а я её отпущу!
– Не верь! – шепнул хлеб.
– Нет! – ещё твёрже сказал Братислав. – Отпусти, а потом пойдём спать!
– Ну, нет! – заупрямилась красавица. – Завтра отпущу!
– Тогда и спать вместе будем завтра! – заявил юноша.
– Хорошо! – фыркнула Хозяйка леса, на миг явив страшную старуху. – Иди спать один, слуги покажут куда! А сестру отпущу завтра! Будет по-моему!
Упитанные барсуки отвели Братислава в богато убранные спальные покои и стражами стали снаружи; он, не раздеваясь, лёг на кровать, сна не было ни в одном глазу.
– Я пойду разведаю, где она, – предложил хлеб. – Потом за тобой вернусь.
– А барсуки?
– Не заметят.
Хлеб потихонечку выкатился за дверь и отправился на поиски Бажены. Его не было долго, или время для Братислава тянулось невыносимо и он потерял счёт минутам. Терпение было на исходе, он собрался уже выглянуть в коридор, как в покои вкатился хлеб.
– Нашёл её? – обрадовался Братислав.
– Нашёл, это было не сложно, она пахнет так же, как и ты. Пойдём, все стражи спят, – прошептал хлеб, и они выскользнули за дверь.
Толстые барсуки спали, мирно похрапывая, и никак не отреагировали на движение в темноте.
– За мной! – шепнул каравай.
Они пошли извилистыми коридорами, спускаясь где по лестнице, а где – по отлогому сходу, и вскоре пришли в самый низ.
– Вон там – чёрный ход, я разведал, – хлеб откатился в самый тёмный угол.
– А где же Бажена? – спросил Братислав. – Куда ты меня привёл?
– А вон она, в клетке.
Парень сразу же увидел решётку, запертую на огромный замок, за решёткой стоял топчан, на топчане кто-то лежал.
– Бажена! – робко позвал он. – Сестра! – погромче. – Сестрица!! – громко сказал.
– Тихо ты! – шикнул каравай.
– Кто меня зовёт? – послышался слабый голосок.
– Это я, Бажена, твой брат Братислав! – обрадованно зашептал он, вцепившись руками в решётку.
– Братик?! – девочка подскочила к решётке. – Ты пришёл за мной?! Да?!
– Да, сестрёнка, я тебя спасу!
Бажена заплакала.
– Не плачь! – испугался Братислав. – Ты же никогда не плачешь!
– Эта злая старуха не давала мне есть и пить, потому что я отказалась ей служить! Она сказала, что когда ты придёшь, она убьёт меня, а мою кровь вы вдвоём выпьете!
– Она так сказала? – ошеломлённо пробормотал юноша.
– Извините-простите, что прерываю вашу трогательную братско-сестринскую беседу, – вмешался хлеб. – Но нам надо бежать и поскорее!
– А это кто? – испугалась Бажена.
– Это хлеб, он говорящий, не бойся, – Братислав вытащил из мешка пёрышко соловья и дотронулся им до замка.
Замок мгновенно рассыпался в прах, и Бажена с Братиславом крепко обняли друг друга.
– Дети! Не время! – напомнил каравай. – Открывай дверь!
– Какво е това? Это что такое?! – в темницу влетела разгневанная Хозяйка леса в своём истинном обличье – страшной старухи.
Братислав закрыл собой сестру.
– Бежать хотите? – злобно спросила она. – А как же твоё слово?!
– А твоё? – возразил Братислав. – Ты же не отпустила бы её, а убила, ведь так?!
– Это кто тебе сказал? Она? – небрежно указала старуха на Бажену. – И ты веришь ей, а не мне? – она превратилась в ослепительную красавицу. – Разве я могу тебя обманывать?? Это она врёт, паршива девчонка!
– Я верю Бажене, она моя сестра! – твёрдо сказал Братислав.
– Возьми у него пёрышко, дотронься до двери и убегай отсюда! – шепнул тем временем хлеб Бажене.
Девочка так и сделала.
– Не останешься? – подошла ближе Шумска Майка, опять перекинувшись в безобразную старуху.
– Нет!
– А уговор?!
– Нет больше уговора, ты сама нарушила его!
– Ну, тогда умри! – старуха оскалила зубы и хотела когтями вцепиться в парня, но каравай метнулся ей в ноги, и она растянулась на полу.
– Брось в неё крошки! – крикнул хлеб, и Братислав, дёрнув узел, высыпал все крошки на Хозяйку леса.
Она завизжала и начала яростно чесаться скрюченными когтями.
– Бежим! – Братислав схватил за руку сестру, и они понеслись за караваем как сумасшедшие.
Бежали долго, пока Бажена не устала. Остановились передохнуть. Братислав отдал сестре остатки воды из туеска.
– Что это было? – спросил у хлеба.
– Вошки, – хихикнул каравай. – Крошки превратились в вошки. Правда, складно? Крошки – вошки! Она не знает, что это такое, и пока от них не избавится – погони не будет. Побежали!
Бажена вцепилась в руку брата. Ей было очень трудно, дыхания не хватало, ноги были тяжёлые, но она и не думала жаловаться и вешаться Братиславу на шею. Упрямо бежала и бежала.
Братиславу казалось, что они промчались уже много вёрст, но хлеб утверждал, что ещё даже полпути не пробежали.
– Вы устали, вам надо подкрепиться, – заявил каравай. – Съешьте по кусочку!
Братислав отломил немного и передал хлеб сестре.
– Ай! – заорал тот. – Ты чего кусаешься?!
– Ой! – испугалась девочка. – А что?
– Ломать надо! Не кусать! Больно!
– Я отломлю, – Братислав отщипнул кусочек и передал Бажене.
– Вот вы где! – разъярённая колдунья очутилась перед ними. – А я никак найти не могла! Ну, сейчас я вас!
– Доставай соль! – шепнул хлеб Братиславу. – От вошек избавилась? – громко спросил.
Старуха рыкнула и приготовилась к броску.
– Зря, – сказал хлеб. – Вошки к богатству! Была бы ты богата, как вошь рогата!
Пока он говорил, Братислав достал четверговую соль и кинул её в старуху, крикнув:
– Соль тебе в очи, головня тебе в зубы, горшок промеж щек!
Та зашипела, оказавшись в облаке, из которого никак не могла выбраться. Беглецы опять помчались со всех ног, сил у них как будто прибавилось, за мгновение они пролетали целые вёрсты.
– Мы близко, близко! – ободряюще прохрипел каравай. – Ещё немного!
Но внезапно опять разгневанная Хозяйка леса преградила им путь.
– Попались! – зашипела она. – Уж сейчас-то вас я не отпущу!
– Ну, я не знаю, что ещё делать! – сказал хлеб.
Бажена спряталась за брата, вцепившись в его рубаху.
– Я знаю! – воскликнул Братислав. – Бегите быстрее! – в руке его оказалась дудочка.
Каравай с девчонкой рванули дальше, колдунья продолжала надвигаться на парня. Глаза её стали похожи на горящие угли.
– Ну, дудочка, играй! А ты – пляши! – и заиграл бодрую плясовую.
Старуха, сама того не желая, пустилась в пляс. Уж как её гнуло и корёжило – страсть! Но наброситься на парня она не могла: дудочка мешала. Братислав от одной песни переходил к другой, не менее весёлой, и ноги у колдуньи ни на миг не останавливались. Парень же тем временем не стоял на месте, а шёл и шёл по направлению к родному лесу. Пусть и медленно двигался, но верно. Одна беда – дыхания стало не хватать, но и у Шумской Майки нога за ногу заплетается, сама она обмирает, но пока замертво никак не падает. Вот уже Братислав всё медленнее играет, но и старуха еле ползёт, хотя когти и скрючивает.
Наконец юноша дудочку опустил, стоит, еле дышит: «Будь что будет! – думает. – Сестрёнка убежала, она в безопасности!»
Хозяйка леса плясать перестала, но даже шаг шагнуть не может – уморил её Братислав.
– Что эта негодница тут делает? – раздался громовой рёв.
Юноша обернулся – и обомлел: стоит огромный старик, в звериные шкуры облачённый, обросший, словно мхом, длинной бородой, а глаза его, как раскалённые уголья, горят. А рядом с ним – дева в богатой куньей шубе, отороченной белкою, вместо шапки – голова медведя, в руках держит лук со стрелами, направлен который прямо на Хозяйку леса. Взгляд девы не предвещает ничего хорошего.
– Как ты посмела сюда явиться?? – ещё грозней вопросил старик, а ратница нетерпеливо пальчиком на тетиве дёрнула, дескать, о чём тут говорить?! Стрелять надо!
– Погоди, жёнушка! – положил длань ей на плечо старик. – Ты что молчишь? Дар речи потеряла? – это он уже к Шумской Майке обратился. – Ты чего корячишься? Стой спокойно! И отвечай! Зачем ты здесь?
– Дедушка Святобор, я могу сказать! – храбро пискнула Бажена, которую Братислав и не заметил вначале.
– Ну, дитя человеческое, говори! – улыбнулся Святобор, верховный бог всех лесов земли.
– Она украла меня, посадила в темницу, морила голодом, обещала убить и кровь мою выпить! – отбарабанила девочка.
– А зачем ей было это надо, дитя? – звучным голосом спросила Зевана, покровительница зверей и охоты.
– Она на брате моём хотела пожениться, а он – нет!
– Не пожениться, а замуж выйти, – пробормотала колдунья, ноги которой ещё подёргивались в пляске.
– Что ты дрыгаешься?! – рявкнул на неё Святобор. – Успокойся!
– Она не может, государь Святобор, – сказал Братислав. – Я на дудочке-самогудке играл, она всё никак не остановится.
Зевана расхохоталась. Святобор улыбнулся:
– Вот оно что! Ну, гляжу, вы сами справились! Молодцы! Я тебе запретил появляться в наших лесах? Отвечай!
– Запретил, – с неохотой ответила колдунья.
– Говорил, что если увижу – накажу так, что неповадно будет?
– Говорил, – совсем тихо сказала она.
– А за что ты её, дедушка Святобор? – с любопытством спросила Бажена.
– А за то, девонька, что она молодых парней обольща…
– Кхм – кхм! – громко откашлялась Зевана.
– За то, что она людей до смерти доводила! – поправился могучий старец.
– И как ты её накажешь?
– Да превратить в лягушку и надуть, чтоб лопнула! – это уж хлеб свои пять копеек вставил.
– Это что за голос из низов? – удивился Святобор.
Хлеб выкатился вперёд.
– А, это ты, еда человеческая! – ухмыльнулся в бороду старик. – Вот выдумщик! Но так делать мы не будем, это нехорошо!
– Отпустите… – жалобно протянула колдунья. – Я больше не буду…
– Ты и в прошлый раз так говорила, – покачала головой Зевана. – Муж мой, давай я пристрелю её своей стрелой – и дело с концом.
– Нет, – не согласился Святобор. – Я просто сделаю её старухой.
– Нет! – взвыла Шумска Майка и давай ругаться на незнакомом языке.
– И она никогда уже не сможет вредить пар… людям, но смотреть за своими лесными угодьями сможет. А если опять я тебя здесь увижу, то не жить тебе боле! Поняла?
– Поняла, – обречённо ответила Хозяйка леса.
– Проваливай! – приказала Зевана, и старуха медленно удалилась, быстрее не могла: ноги болели.
– Ну, а вас чем наградить, дети? – с улыбкой спросил Святобор у Бажены и Братислава.
– Я хочу… – затараторила было девочка, но брат взял её за руку, и она замолчала.
– Ничего нам не надо, государь Святобор и государыня Зевана, – твёрдо сказал юноша. – А вот мама и тятя наши дюже хотели большую и дружную семью, так что пошлите им ещё деток, чтоб радость всем была!
Святобор и Зевана переглянулись.
– Ну, быть посему! – сказал Святобор. – А тебе, баловница, будет удача в грибах да ягодах, когда в лес за ними пойдёшь.
– Брата слушайся, не перечь ему, он у тебя добрый, умный и вообще хоть куда! – улыбнулась Зевана.
Святобор на неё строго взглянул, пальцем погрозил, за руку взял, и властители леса пропали.
А Бажена и Братислав возвратились домой и обняли родителей, которые все извелись, пока их не было.
Братислав вскоре нашёл себе любимую и женился, свадьба была весёлой и шумной, зажили они в родительском доме душа в душу. Ещё бы! С таким-то парнем!
Бажена нрав свой резкий укротила, стала не то чтобы мягкой и покладистой, но прежде думала, потом говорила.
Всё, что ли, крещёные? Или нет? Про кого забыли, кого обделили?
Родителей забыли! Через девять месяцев у матушки и батюшки Бажены и Братислава родились мальчишки, да сразу трое! Вот радости-то было! А потом и у Братислава детки пошли, дядьки не намного их старше оказались, но чего в жизни не бывает!
Бабушка Веселина обратилась к Святобору и Зеване за помощью, когда землица из красного угла стонать и плакать начала – вот тогда-то она и поняла, что дело плохо, и попросила их помочь. Ох, и непростая бабушка у Бажены и Братислава! Ну, старость – она такая: человек или мудрым становится или, наоборот, в детство впадает.
