Светлана Гершанова
Во саду ли, в огороде
Накрывали стол все вместе. Валя привезла жареных цыплят, мы сделали огромные миски салата, наварили картошки, нажарили молодых кабачков.
– Светик, ты нас и накормила!
– Так – я смогу кормить вас всегда. А может, когда-нибудь и лучше!
– Витя, ты, главное, пол настели на веранде, чтобы по дощечке не ходить после Валиной наливки!
– И пол будет, и своя наливка тоже.
– Да вы и через десять лет не достроитесь и не засыплете болото. Это нереально.
– Не пугайте, мы будем стараться.
На эту женщину нельзя было не обратить внимания – стройная красавица с копной ярко-рыжих волос ниже плеч, мы сталкивались с ней по дороге в деревню. Сначала мы просто улыбались друг другу, потом начали здороваться и наконец разговорились.
– Это вы воюете с болотом? От вашего участка все отказывались.
– Я знаю, но у нас не было выбора.
– Как же, столько участков пустует, надо просто быть настойчивой! Вы литератор или ваш муж?
– Я поэтесса.
– А как ваша фамилия? Да я же вас знаю, у вас выходила книжка в «Современнике», мой муж там заведует отделом поэзии. Он принёс её, знаете, мне понравилось!
– Правда? Я очень рада, в последнее время – никакой обратной связи, как в вакууме.
– Приходите к нам, посмотрите, как мы построились. У нас с Мишей разделение труда, он зарабатывал деньги переводами, работал просто сутками. А я занималась стройкой – привозила материал, нанимала рабочих, в общем, строила сама, от и до. Но кончили ещё в прошлом году, теперь обустраиваем участок. Придёте? Я зайду за вами в субботу.
Они пришли вдвоём, мужа её я видела впервые, я всегда знала только своего редактора…
Мы ходим по нашему участку, я с увлечением рассказываю:
– Вот здесь будут шпалеры из яблоневых деревьев, но под них надо насыпать горы…
– Да у вас грунт буквально дышит! Какие горы! Как вы решились на этот участок!
– Ничего, грунт устоится, смотрите, вот этот участок я засыпал в прошлом году, и уже вполне твёрдая земля. Только вода близко, грядки приходится делать высокие.
– Отчаянные вы ребята! И дом строите!
– С материалами сложно, купили маленький, Витя вынес веранду и надстроил второй этаж. Всё ещё в проекте, только одну комнату приспособили для жилья…
– Нам было проще, кирпич можно было купить, и грунт позволял ставить дом, какой хотели. Пойдём посмотрим?
– С удовольствием!
Это был первый дом на участке, куда нас позвали в гости. До этого я видела только одну дачу, Борину с Валей. У них был простой деревенский дом, куда свезли мебель, ненужную в городской квартире. Старый диван, железные кровати, окна без гардин, облезлый шифоньер. Даже мой старый письменный стол, купленный по случаю, нашёл там себе место. Меня тогда выгнала квартирная хозяйка, и его некуда было деть…
Я и не представляла, что дача может быть такой, как у Али!
Аккуратная дорожка вела вглубь участка, огибала круглую клумбу с яркими цветами и бежала дальше, разветвлялась – к большому красивому дому из светлого кирпича с прекрасным крыльцом и к хозблоку. Это был скорее флигель – просторная столовая, кухня с фирменным гарнитуром.
Дом потрясает меня.
– Это у нас гостиная на первом этаже, уютно с камином, правда? А наверху Мишин кабинет, святая святых!
Мы поднимаемся по винтовой лестнице с коваными балясинами и полированными перилами, на ступеньках и на полу ковролин. И ещё один камин в кабинете, и огромный письменный стол, и кожаные кресла! Я смотрю вокруг и не перестаю восхищаться.
– Какие вы молодцы!
– Аля всё придумывала, я только обеспечивал оплату…
– Всё бы хорошо, но раньше у нас была нормальная соседка, мы договорились, чтобы места было больше, поставить хозблоки стенка к стенке. Только она продала участок, и новая хозяйка надстраивает дом.
– Да, соседей не выберешь, у нас вообще поставили дом на продолжении нашего участка.
Они провожают нас до большой дороги, мы идём к себе, и я молчу потрясённо.
– Завидуешь, Светинька? У нас ведь не будет ничего подобного.
– Роскоши такой не будет, но уют я тебе обещаю. Занавески на веранде повешу ситцевые, спальню устроим на втором этаже. Гостиная у нас тоже с камином, там будут гардины со шторами, и у мамы тоже.
A y них действительно потрясающий дом!
Он и сейчас у меня перед глазами, тогдашний. Я не видела, как он горел, когда мы приехали весной, от него оставался только остов. Кирпичная кладка не рушится до сих пор. Аля с семьёй давно не приезжает.
Дом поджёг рабочий, который работал у их соседки. Его осудили, но Аля всё пыталась доказать, что он не сам это придумал.
А соседка как-то жаловалась мне, что дело не закрывают никак, а давно можно было отправить мужика в зону, работал бы там, какие-то деньги выплачивал!
Я отвела глаза.
Стройка наша остановилась намертво. Доцент серьёзно запил, и Олег боялся поднимать его по нашей самодельной лестнице на второй этаж.
Витя говорил расстроенно:
– Сидит на балке и командует, а трубу ставит Олег, представляешь! В следующие выходные она должна подняться до крыши, и нужен шифер, хоть несколько листов. Поезжай на базу, посмотри. Если есть, я съезжу за ним в субботу.
Шифер был, как ни странно. Но мне твёрдо сказали, что он до субботы не долежит.
– Что с шифером? – спросил Витя вечером.
– Он на даче, – сказала я скромно, но не удержалась, расплылась в торжествующей улыбке.
– Надеюсь, ты сама не поднимала листы? Тебе ничего нельзя поручить!
– Я бы и не смогла. Там было много машин, а ни людей, ни материалов, день-то будний! Легко было договориться.
– Молодец, можешь быть прорабом.
Глава 3
– Вы нарываетесь на скандал!
Архитектор
Крышу накрыл Олег с товарищем, и дом приобрёл вполне приличный вид. Я хотела поскорее кончить стройку и просто жить! Но двумя Витиными руками, даже с электроинструментами…
Если бы только дом, но Витя ставил забор из штакетника, причём раньше со стороны Содомова, а только потом – с улицы.
Каждые выходные Содомов ходил вдоль нашего забора и канючил:
– Светлана, зачем вам эта земля между забором и сараем? А я машину поставлю, мне совершенно негде ставить машину!
– Олег, как ты думаешь?
– Решайте сами, я бы ему ничего не отдавал.
– Она же в тени, Светлана, вы всё равно здесь ничего не посадите.
– Витя!
– Решай сама.
– Ну, если вам очень нужно, берите уж.
Он обрадовался:
– Так, быстро убирайте эти дрова.
Я не ожидала такой наглости. Убирать брёвна, которые Витя и с места сдвинуть не мог, распиливал тут же…
– Всё отменяется, я ошиблась, не надо было соглашаться.
Он кричал мне вслед:
– Вы ненормальная! То – да, то – нет, чему прикажете верить?
– Конечно, нет. Я действительно ненормальная была, когда соглашалась.
– Света, иди сюда. Пойдём в дом, тебя трясёт. Как ты вообще могла согласиться, машина под окном, выхлопы…
– А ты что, не мог сказать – нет? Ты же мужик, главный в доме!
– Хозяйка участка – ты.
– Здрасте!
Содомов сделал себе удобный въезд со стороны площадки.
С другой стороны соседи собирались ставить железный забор. Собственно, ставить его должны были Витя с Олегом, это был наш вклад в общее дело. Ставили втроём, я держала, Витя готовил раствор, Олег заливал. Соседей не было.
В следующие выходные Варя позвала Витю. И вдруг я услышала, что кое-где не так заглажен цемент, и мой Витя озабоченно обещает это поправить! У меня что-то щёлкнуло внутри:
– Не трать время, я это сделаю сама.
– Ты не сможешь, цемент схватился, нужно сделать, чтобы поверхность была неровная.
– Она и так неровная! – сказала Варя.
Я не могла смотреть, как Витя доводит до какого-то немыслимого идеала цемент вокруг столбов.
Эти соседи свободно ходили по нашему участку, стирали бельё в нашей стороне пруда. Меня это коробило, ведь я брала там воду для полива. Но я молчала.
Ночами было холодно, и я сказала Вите:
– Возьми у них нашу буржуйку.
Варя сказала, что Витя её подарил. Я ничего не смогла сделать, они просто отказывались разговаривать на эту тему. И надо было, надо было разбирать сарай, Витя несколько раз говорил Архитектору:
– Заберите свои вещи, мне доски нужны, я дальше работать не могу.
– Конечно!
Разбирали мы сарай при них, но они забрали вещи, когда мы уехали, и прихватили два наших рулона рубероида. У них был только пергамин! Один, правда, вернули…
Я переживала ужасно, неужели мы вправду неуживчивые? Мама сказала, нельзя быть такими открытыми, и, как всегда, была права.
Мама рвалась на участок. Когда ехали без Доцента и не везли громоздких вещей, мы брали её с собой.
Она обходила участок медленно и деловито, дотрагивалась до деревьев, смотрела на цветы. Потом принималась полоть.
– Мама у нас враг травы, – говорил Витя.
Она уничтожала сорняки, и то, что считала сорняками, на грядках, между ними, по краям дорожек.
В том году я рассадила крупную ромашку. Даша дала мне два кустика в первый же год и сказала, что её надо рассаживать, чтобы не мельчала. Получилось целых одиннадцать молодых кустиков. Я представляла, какая это будет красота!
Семь выполола мама, ещё три – Витя. Последний, выживший, я от греха подальше посадила на клумбу перед домом, у нас уже была такая клумба.
Валя ходила через наш участок, сокращала дорогу. И если шла со своими гостями – по-хозяйски показывала, что мы с Витей успели сделать, а я стояла в стороне и скромно улыбалась.
И вдруг она говорит как-то:
– Ты зря заставляешь Витю таскать тачками грунт. К вам ни одна машина не заедет, а я привезу десять-пятнадцать машин, мой участок поднимется, и вся вода будет у вас. Всё, что вы делаете, – впустую.
– Я не заставляю Витю. Его ни заставить, ни остановить. А ваша вода к нам не доберётся наискось через дорогу.
У них на участке не росло ничего, вообще ничего. Приезжали в свой домик, точная копия нашего – до того, как Витя его перестроил, на выходные – и отдыхали по-своему.
Я ей не нравилась почему-то. Другое дело – Витя. Она постоянно звала его в гости, он отнекивался. Но однажды я увидела издали, как Витя поднимался к ним на крыльцо. Толя приговаривал:
– Живём напротив, а общаемся через забор. Пойдём, пойдём, у нас пивко холодное…
Было пять часов. В шесть у меня упало настроение. В семь я начала заводиться. Как же так – ушёл, ни слова не сказал. Столько лет мы вместе, а я ни разу без него ни в кино, ни в гости, ни к каким подружкам… И он без меня тоже! Нам было просто смешно, когда кто-то говорил, что супруги должны иногда отдыхать друг от друга!
Было уже восемь часов. Я не знала, что делать. Пойти и позвать его? Такое унижение для нас обоих! Уехать в Москву? Но последний автобус ушёл давно.
Я вышла за калитку, слёзы душили меня. В поле, через которое мы ходили в деревню, росли прекрасные дубы. Я села под дерево, обняла колени, закрыла глаза. Ни слов, ни мыслей, одно отчаяние. Знать бы тогда, какое оно – настоящее отчаяние!
– Ты что здесь делаешь? Я чуть с ума не сошёл, не знал, в какую сторону бежать.
– Вспомнил всё же, что я есть! Или пиво кончилось?
– Ну что ты, что ты! Я расслабился, не заметил, сколько времени прошло. Что ты, в самом деле! Слёзы на пустом месте. Разве я напился или к чужой женщине пошёл?
– Почему тебя позвали в гости без меня? Ты не должен был – без меня!
– Ну, позвали… Больше без тебя – ни ногой. Хватит, сто лет не плакала…
Олег вымахал в настоящего мачо. Красивый, высокий, мужественный – вылитый Витя в молодости, и Варя постреливала в него глазками. Как-то мы были с ним вдвоём на участке.
– Тётя Света, соседи приглашают нас на обед.
Я не посвящала его в наши сложные отношения.
– Ты согласился?
– Да, а что?
– Ну, раз согласился – срежь кабачок, вон тот, красивый.
Сама я взяла плотный вилок капусты, зелени, и мы пошли в гости.
На бывшей стоянке автобуса Архитектор поставил железный вагончик. По сравнению с нашим недостроенным домом там было вполне комфортабельное жильё. Две комнаты с походными кроватями, кухонька посредине, занавески на окнах… В наше отсутствие Архитектор протащил электрический кабель через наш участок, поставил нашу буржуйку.
Олег не привык есть щи без мяса, и кабачок, что пожарили, не обваляв в муке, и всё это он высказал. Я была готова провалиться сквозь железный пол, а Варя улыбалась.
– Олег, когда вы возвращаетесь в Москву?
– Как только тётя Света управится.
Было четыре часа дня, мне надо было дополоть клубнику, и раньше шести-семи вечера уезжать я не собиралась. Но они как-то дружно стояли рядом, и до меня доносилось:
– Ваша тётя Света просто трудоголик.
– Есть немного.
– Это же надо! Видит ведь, что её ждут!
И я не выдержала, переоделась, и мы уехали в Москву.
Чего-чего, а наглости им было не занимать. Мы привезли телевизор, и Архитектор попросился посмотреть футбольный матч. И смотрел его до конца, до часу ночи, хотя при нём я стелила маме и у неё слипались глаза! Только моё проклятое воспитание не позволяло сказать ему:
– Так, всё. Дослушаете по радио!
Вскоре в вагончике поселились рабочие и начали копать яму под фундамент. Даша спросила:
– Почему они копают фундамент у самого забора?
– Он извинился, это рабочие ошиблись.
– И вы согласились? А ты знаешь, что дом будет двухэтажный?
– Знаю, Даша. Но что мы можем сделать? С одним соседом не поладили, получается, и с другим.
– А ты знаешь, что будет в этом здании?
– Он сказал, внизу баня, а наверху мастерская.
– Это он тебе так сказал. А мне – что внизу будет печь для обжига изразцов, это очень вредное производство. Конечно, достанется и всей улице, но вам больше всех.
– Что же делать…
И тут Архитектор принёс мне на подпись план. Он расширял это здание на пять метров, и нужно было моё согласие. Я поставила подпись с оговоркой, что здание не будет использоваться с экологически вредными целями. Он был вне себя:
– Вы нарываетесь на скандал.
Отношения стали натянутыми. Как я мечтала, чтобы поскорей стал забор, но он с ним не спешил.
А мы дошли уже до первой горы, уложили в её основание все консервные банки, которые смогли собрать на свалке, потом стащили корни, что Витя выкорчевал на участке. Гора вырастала на глазах, наполняясь глиной с песком. Потом туда же легла почти целая машина навоза, а сверху – торф. Чтобы она не осыпалась, я лепила её бока, словно ласточкины гнёзда, и засаживала клубникой.
Оленька прибегала к нам, как только они приезжали на участок. Наверно, моя работа была интересней, чем у них. А может, ко мне, как всегда, тянулись дети.
Варя сердилась:
– Оля, подмети дорожку!
Оля подметала дорожку и снова бежала ко мне. Я думала – вот поставят забор…
Наконец привезли сварку, и с Витиной помощью забор сварили за пару выходных.
И со стороны объездной дороги у нас появился настоящий забор из штакетника, зелёный с белыми ромбами. За ним вымахал целый ряд подсолнухов, длинноногих, с крупными яркими шапками цветов. Я посеяла их густо, думала, не взойдут, но взошли все, как всегда. Это была восточная сторона участка, и утром они дружно поворачивались к солнцу.
– Какая красота! – говорили все, кто проходил мимо, и я улыбалась в ответ.
Теперь Оленька вбегала в нашу калитку, спокойно открывала щеколду:
– Здравствуйте! Я пришла вам помогать. Что вы сегодня делаете, гору?
– Сегодня я должна прорывать морковку.
– И я буду с вами прорывать морковку. Ту, что не нужна, можно есть? Я у дедушки, когда мне хотелось морковки, прорывала её, а когда хотелось клубники, полола клубнику, – делилась она своим нехитрым опытом.
– Оленька, папа обижается, что ты помогаешь мне, а не ему. Иди к себе, хорошо?
– Я что-то сделала не так, вы сердитесь на меня? Почему вы не хотите, чтобы я вам помогала?
– Я просто не хочу, чтобы твой папа обижался на тебя, и на меня тоже.
И она уходила, опустив светлую головку. У калитки оборачивалась:
– Только гору не лепите без меня, хорошо?
А я освоила весь огородный ассортимент средней полосы. Наверно, не было культуры, которую я не возделывала.
– Твоя работа не имеет никакого экономического значения, всё это можно купить за копейки. Чего только ты не сажаешь!
– Конечно, только твоя работа имеет смысл.
Как я умудрялась всё это выращивать на клочках земли, буквально по метру отвоёванной у болота!
Но мы дошли уже до твёрдой земли справа, островка в полсотки, которую немедленно засадили картошкой, а между её кустами я посадила фасоль.
Я применяла все способы уплотнённой посадки – огурцы оплетали вертикальные сетки, клубника росла на пирамидах, а кабачки и тыквы – в крошечных квадратных грядках, из которых они выбрасывали плети и свободно тянули их по целине. И конечно, яблони на первой нашей горе были самых лучших сортов.
Мы засыпали болото до второй горы, но ещё два озера никак не могли одолеть. Маленькое, дальнее, почти у Первой улицы, оказалось самым коварным, на его дне били родники.
Витя бросил клич, и в это озеро с окрестных участков понесли старое железо. Всё это сваливалось целыми тачками в чёрную глубину озера. Наконец железо стало выступать над водой, и Витя сыпал в него грунт тачку за тачкой, ждал, пока он осядет, и сыпал снова.
Оставалось одолеть сотки две болота и сегмент озера, который доходил до середины нашего участка. Вторая его половина была у Содомова.
Болото осушать было ещё сложней, чем озеро. Витя снимал верхний слой торфа и выстраивал «слоёный пирог» – сначала глину, потом песок, потом торф. И так на каждом квадратном метре. Грядки были высокие, насыпные.
Но я не могла себе представить, что можно засыпать большое озеро. А Витя прилаживался, сбрасывал по тачке по краям от дорожки. И озеро послушно отступало, сдавало свои позиции буквально по сантиметрам.
– Витя, ты не справишься с ним, пусть останется вода!
– Это не вода, это болото. Оно будет гнить со всеми прелестями этого процесса. И ещё мне очень хочется отгородиться от Содомова.
И вдруг позвонила Лена:
– С Иваном беда!
Такое отчаяние было в её голосе, что я подумала самое худшее.
– Что случилось?! Он жив?
– Жив, только в больнице. Осколок металла попал в глаз на работе.
Он лежит больше месяца, врачи пытаются спасти глаз. Лена по очереди со своей мамой дежурят у него в палате, я приношу какую-то еду. Витя просто сидит часами рядом. Он постарел лет на десять за это время.
Глаз всё же пришлось удалить.
Лена приехала к нам как-то вечером, когда дело уже шло к выписке. Она давно стала мне близким человеком, была тонкой, начитанной, умненькой.
– Поговорите с ним, тётя Света! Я не знаю, что делать… Он уходит из семьи!
– Не может быть! Всё же было хорошо?
– Не всё было хорошо, но я терпела. И женщины были у него, наверно. Часто возвращался Бог знает когда. Но чтоб уйти – этого не было. А тут эта врачиха, тихоня… Поговорите с ним, он вас послушает. Как я буду одна с Валюшкой?!
Он думал, я не знаю, что дело в другой женщине.
– Я не понимаю, чего она от меня хочет. То мало зарабатываю, то поздно прихожу, крик в доме постоянный!
Молодая врачиха говорила тихим проникновенным голосом…
Той зимой я покупала семена уже не у бабок, а в магазинах. Я чувствовала себя там, как модницы в бутиках дорогой одежды или у ювелиров. Набирала по сорок сортов помидоров, по десять-пятнадцать огурцов, какой только не брала капусты! Не гналась за красивыми картинками, даже астры покупала в белых дешёвых пакетиках. Правда, заранее выбирала по картинкам сорта – всех цветов и оттенков.
Количество рассады росло в геометрической прогрессии. Землю и песок мы привезли с дачи осенью, но стаканчики…
Покупаю торфяные, разовые, но они большие, уходит много земли. Самые удобные – от чая или кофе, что продают в ларьках, или от мороженого.
Витя выходит из себя, когда я собираю их в урнах. Все его тирады по этому поводу отскакивают от меня, как горох, потому что рассаду пора пикировать.
Захожу в «Макдональдс», где так ни разу и не стала покупателем. Собираю в сумку, когда успеваю раньше мальчиков и девочек в фирменной красивой форме, такие же красивые картонные стаканчики. Смущённо объясняю, что мне нужны только стаканчики для рассады. Я долго не знала, что их можно купить на рынках!
И вот уже Витя устанавливает на лоджии доски на подпорках, и я выставляю часть рассады на апрельское солнышко. Я сеяла с расчётом, что часть семян не взойдёт, но взошли все, абсолютно!
У мамы я тоже заняла все подоконники и стол придвинула к окну и заставила своими стаканчиками. На маминой лоджии мы поставили полиэтиленовый мешок, сделали в нём прорези и воткнули семена огурцов, как советовало всё то же «Приусадебное хозяйство». Я выслушала о себе много интересного, пока мы везли этот мешок, похожий на зелёного ежа, на дачу. Но огурцов в том году было несметное количество.
Мы могли что-то перевозить на дачу, только когда у Олега было время.
Я так мечтала о своей машине! Когда я ехала в троллейбусе, я загадывала, какого она будет цвета – такого, как третья, что пройдёт мимо, или пятая. Цвет каждый раз был другой. Марка могла быть только одна – «Жигули».
И наконец пришло письмо: получите машину на Варшавском шоссе, ваш номер такой-то.
Это была первая машина в моей жизни. В мечтах она рисовалась мне вишнёвой «четвёркой». Наверно, я слишком сильно этого хотела, чтобы исполнилось, так не бывает. Я сказала продавцу, что очень-очень хочу красную.
– Есть одна на складе, но она не укомплектована.
– Как это?
– Нет приборов, часов, датчиков.
Любой бы понял, что надо заплатить какую-то сумму за радость обладания заветным чудом. Я не поняла.
Когда мы выезжали на своей кремовой машине – это был основной цвет в городе, – когда мы выезжали на ней, на две машины позади шла вишнёвая…
Я долго не могла привыкнуть к этому счастью, к совершенно другому качеству жизни. Витя водил машину классически. Чувствовал дорогу, обладал мгновенной реакцией.
И теперь мы могли отвозить рассаду на участок по частям, иначе мне совершенно некуда было ставить очередную порцию. Астры, салат, капусту я посадила в теплицу, посеяла редис и зелень и лук на выгонку и на перо.
И приехали, наконец, помидоры. Их было в три раза больше, чем я могла поместить в теплицах и на двух грядках, отведённых для них в открытом грунте.
– Отдай лишнее Содомову!
Он появился тут же, вся наша жизнь была у них на виду. И на слуху тоже. Он стоял над моей рассадой и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Витя, я же для себя отберу лучшую. Ему достанется, что послабее, в его условиях она не даст хорошего урожая, и мы будем виноваты!
– Как это, лучшую – себе? – возмутился он.
Мы с Витей дружно рассмеялись.
– Пусть растут у нас, посадим гуще. Есть разные способы, – поясняла я растерянно моргавшему Содомову, – можно посадить редко и формировать в три-четыре ствола, а можно погуще, формировать в один-два, зато опробовать больше сортов. У меня в этом году их около сорока.
Он повернулся и ушёл, а помидоры долго росли у меня по краям картофельного поля, пока Витя сооружал временную тепличку и ещё одну грядку.
Три грядки белокочанной капусты, три – огурцов, фасоль среди картошки, кабачки, перец… Всё свободное место в тени занимал салат, мы раздавали рассаду его и Даше, и Жене, и Архитектору, и астры тоже, но всё равно до двадцатого июня у меня шли посадки. Я потом сокращала это срок год от года.
Дольше всего я сажала астры. Они заняли всё место, не занятое водой, болотом и овощами. Когда они расцвели, это было что-то невероятное, море изумительных, сочных цветов и оттенков, сплошной ковёр, – я не соблюдала канонизированных расстояний между ними, у меня не было пространства для такого множества рассады!
И оказалось, что я предвосхитила современный дизайн! Сейчас тоже сажают цветы на малом расстоянии друг от друга, чтобы создавать сплошные цветовые мазки.
В то лето у нас было особенно трудно с деньгами. Витя опять начал свою карьеру с нуля, с мастера по ремонту телевизоров – после должности начальника отдела головного оборонного института, серьёзных разработок, семнадцати лет полигонов в прошлой жизни, до меня. Судьба иногда выдаёт подобные зигзаги.
Про мои заработки вообще говорить не приходилось. Последние большие деньги, которые я получила, был гонорар за книжку стихов. Он был неожиданно внушительным, заказ по стране потянул на двойной тираж.
Денег хватило как раз на машину, тютелька в тютельку, с охранной системой, какими-то закрылками и ковриками. Слава Богу, занимать не пришлось.
Но уже в середине лета наступил самый настоящий кризис. Я всё поглядывала на женщин, что продавали цветы у метро. Мои астры были куда роскошней!
– Витя, я хочу попробовать продать астры.
– Ты с ума сошла! Лучше я пойду разгружать вагоны.
– Это ничуть не лучше. Я только попробую. Если мне будет тяжело, физически или морально…
– Нет, – сказал Витя и уехал на работу. А я взяла ведёрко и поехала за астрами.
Ему давно следовало понять: если я что-то решила, меня не остановить. Хотя любимым моим ответом всегда было:
– Как скажешь!
Я резала астры и ставила в воду, я налила её в ведро на треть. Долго выбирала очередную жертву, чтобы не нарушать цветовую гамму. Оставшиеся смыкали свои ряды, прислоняли головку к головке, и цветной ковёр не редел.
Они оказались стойкими, не привяли, пока я несла их в ведре, потом везла в автобусе, электричке, метро. Я всё продумала по дороге: у своей станции метро стоять нельзя, могут увидеть соседи. Остановилась у последней станции своей линии.
Все, ну все проходили мимо моих прекрасных цветов. У соседок, что продавали розы и гладиолусы, тоже никто не останавливался, на верно, людям было не до цветов. А я ведь просила недорого, всего по пятьдесят копеек за штуку.
Но вот одна девушка долго подбирала цвета, благо было из чего выбирать, и взяла три штуки. И какая-то бабушка выбрала четыре.
– Я на кладбище. Когда еду, всегда в городе покупаю, возле кладбища дорого, вообще они цены не сложат. Возьму тёмненькие, вот, фиолетовые и бордовые. Спасибо, детка!
Я взбодрилась! За какие-то полчаса – три рубля пятьдесят копеек! И тут подошёл мужчина и стал вынимать мелочь из всех карманов. Не много там было, всего четыре рубля с копейками.
– Выбирайте! – радостно предложила я ему.
– Вам не надо здесь стоять. Если бы у меня были деньги, я бы всё у вас купил, только бы вы здесь не стояли. Вам не надо продавать цветы!
– Муж говорит то же самое, – сообщила я ему.
Больше у меня цветов никто не покупал. Все проходили мимо, будто заговорили меня. Я уже и место меняла…
– Да не переживай, – сказала бойкая женщина с гладиолусами, – сейчас пойдёт народ с работы, всё расхватают, ты же не загоняешь цену.
– Мне надо вернуться домой раньше мужа.
Когда пришёл Витя, вся квартира была в цветах, и у мамы тоже. Я не хотела ему рассказывать, что продавала цветы. Но я никогда не обманывала его и даже не пыталась что-то утаивать.
Он только головой крутил, когда я рассказывала, как никто не покупал у меня астры, как мужчина выворачивал карманы, чтобы я не стояла у метро…
Наше советское воспитание – жить скромно, делать что-то полезное; торговля – табу! Будто мы, как дворяне в старину, должны презирать купцов!
Странно, через несколько лет он спокойно позволял мне продавать книги от издательства и помогал даже!
Но тогда он сказал тоном, не допускающим возражения, какого ещё не было в нашем доме:
– Я тебя очень прошу, слышишь, о-о-чень, – чтобы этого больше не было. Иначе я и вправду пойду разгружать вагоны по ночам. И ты меня не остановишь.
– Как скажешь, – ответила я покорно.
И этого больше не было.
Олегу вдруг перестала нравиться работа в его прекрасном институте океанологии!
– Ты же объездил полмира, я и мечтать не могу о каких-нибудь Магеллановых островах, а ты видел их собственными глазами!
– На любые острова можно прилететь самолётом, отдохнуть и прилететь обратно.
Замашки у него были не по нашим деньгам. Он понимал это, пытался сам зарабатывать. Возил пассажиров на старой отцовской машине, сколотил бригаду ребят – на тросах мыть окна в высотках, красить фасады. Как-то, когда отца не было поблизости, пожаловался:
– Знаете, как страшно спрыгивать с крыши на тросе! Я полчаса собираюсь с духом…
И я просто кожей почувствовала этот его страх.
Он кончил самый лучший институт, защитил диплом! В последний день перед защитой, в воскресенье, я искала машинистку, ночью чертила рисунки, и он защитился! Я была счастлива.
– Слава Богу, ты стал на ноги. Теперь я буду только волноваться, на ком ты женишься.
– Почему вы не доверяете моему вкусу!
– Ты бы привёл девочку, с которой встречаешься. Ты же встречаешься с кем-нибудь?
– Тётя Света, не переживайте, я не монах. Но я не собираюсь приводить к вам в дом кого попало. Иван привёл невесту? Вот и я приведу невесту.
И вдруг он объявляет, что не хочет возиться с железками.
– Если бы я рос рядом с вами с детства, я стал бы гуманитарием.
– Так. Определись, пожалуйста, чего ты хочешь. Нужно снова поступать в институт.
– Я хочу быть режиссёром.
Час от часу не легче, подумала я, но сказала только:
– Хорошо, но ты узнавал, где на них учат, как туда поступать, что сдавать? Наверно, снова нужен репетитор! И не откладывай, год терять обидно.
– Я устроился в театр администратором. Они обещают послать меня на режиссёрские курсы.
Были мы с отцом в этом молодёжном театре. Классическую пьесу они довели до абсурда, рекламный листок безграмотный…
В океанологии работали настоящие мужики. Они сказали:
– Иди, Олег, попробуй себя, не получится – возвращайся, увольнять пока не будем.
В театре он быстро разочаровался. И в институт не вернулся.
Мы сидим с ним на кухне. Я не знаю, что делать, ругать – бесполезно, да какое я право имею!
– Знаешь, Олежка, ты уже большой, это твоя жизнь. Трудно будет – приходи, накормить я тебя всегда накормлю. И деньгами поделимся, если надо будет.
Он ушёл. На мои звонки отвечал, что у него всё в порядке. Но не показывался к нам, долго не показывался. А потом организовал фирму со своим сокурсником и довольно быстро действительно стал на ноги!
И вдруг – звонок:
– Тётя Света, можно я приду сегодня? Только не один, с девушкой. Часов в семь можно?
– Конечно, Олежка, мы вас ждём!
В семь часов у меня был накрыт стол, фирменные булочки с корицей остывали под полотенцем. И Витя – при параде, в галстуке, который терпеть не мог.
Девочку звали Таня. Была она милая, чёрненькая, скромная.
– Я не ожидал, что вы нас так примете…
– Как же иначе, Олежка, ты ведь привёл невесту!
А у него уже были деньги доплатить Ивану за обмен – Олег отдал ему свою однокомнатную квартиру, а сам получил родительскую. Не маленькая, наверно, была доплата, Иван на неё дачу купил с домом.
И свадьба была с размахом, конная прогулка, обед в ресторане.
– Я женюсь один раз, не то что вы все – то женитесь, то разводитесь!
Это относилось и к отцу, и к Ивану, и к Диме, их дядьке, младшему брату их мамы, он скорее годился им в братья.
На свадьбе у Олега я познакомилась с новой женой Ивана, Ингой. Она была по-светски сдержанна, так не похожа на простую и открытую Лену…
