Дарина
Сегодня пятница. Последний день учёбы. Я сижу на лекциях и не могу не думать об Анжи. Мы сильно продвинулись в нашей терапии. Уже можем касаться друг друга через толстое одеяло. Госпожа Цветан тоже помогла. Мы с ней занимаемся по полчаса каждый день. Я просто задерживаюсь после занятий.
Отца, вероятно, выдворят из страны или посадят в тюрьму. На следующей неделе суд, и мы узнаем, какое наказание он получил.
Я решила на большой перемене не ходить в столовую, а выйти на улицу. Кушать почему-то не хотелось. Мечтала оказаться рядом с Анжи. Желание было таким сильным, что я решила сменить обстановку, подышать прохладным воздухом. Забрала куртку в гардеробе и вышла на улицу. Никто не последовал за мной. Я села на одну из лавочек недалеко от стоянки. Скорее бы супруг приехал. Неожиданно кусты возле лавочки раздвинулись, и я получил удар в бедро. В глазах тут же потемнело.
Я проснулась и поняла, что меня куда-то везут. Огляделась в испуге. Сижу на переднем сиденье автомобиля, связанная по рукам и ногам. В салоне никого, кроме меня и мужчины в возрасте.
– Ну, здравствуй, жёнушка, – ехидно осклабился мужик.
– Вы ошиблись, у меня уже есть муж, и это не вы, – я старалась изо всех сил сказать твёрдым голосом.
– Смелая стала, да? Забыла, что тебя отдали мне. Я Раби Акива и заплатил за тебя немалые деньги. Первое слово дороже второго. А первое слово было твоего лоха отца, что он отдаст тебя мне. Он взял деньги, но тебя я так и не получил, – злобно сказал Раби.
– Мой отец не лох. И вообще, куда мы едем? Отпустите меня, мой супруг богат и будет меня искать.
– В Колистоне не найдёт. Кто его туда ещё пропустит? А отец твой простофиля и недотёпа. Иметь под рукой синдромницу и не озолотиться за счёт неё. Я же говорю, дурачок, – хохотнул Раби.
Я попыталась развязаться, но верёвка держала туго. К тому же я была пристёгнута к креслу двойной защитой, словно ребëнок.
– Не дёргайся, хуже будет.
– Что, изобьёте? Или казните за побег? – пискнула я, выпучив глаза.
– Ну уж нет. Бить я тебя не буду. Ты мне живой и здоровой нужна. Какая польза с калеки.
Неожиданно на браслет Акива позвонили. Я только сейчас вспомнила о своём. Посмотрела на руку, но гаджета не оказалось.
– Один восемь один, ответь, – сказал Раби, притормозив у обочины.
Появилась небольшая голограмма. Я увидела какого-то мужчину у крошечного домика.
– Приветствую, Раби. Мисайя сдохла. Истекла кровью. Ребёнка еле спасли, – сказал незнакомец.
– Создатель, ну почему эти тупые инкубаторы долго не живут?! Десять лет максимум! Скормить свиньям. Проследите там, чтобы косточек не осталось. Отцу ребёнка сообщи, пусть приедет и заберёт, – разъярился Раби.
– Сделаю, брат. Я говорю, нельзя так, организм синдромницы быстро изнашивается от ежегодных родов, – попробовал возразить незнакомец.
– Тебе не наплевать? Я заказал ещё нескольких синдромниц в Радостане. Везу к нам Дарину. Сам знаешь, у этой красавицы очередь на десять лет вперёд. Жди меня дома, Вирк.
Я слушала разговор, и меня начало потряхивать. Раби Акива торгует детьми, рождёнными от синдромниц?
– Как же так? Нам же запрещено рожать, – промямлила я.
– Правильно, запрещено, но у нас в последнее время стало появляться больше тех мужчин, которые имеют болезнь «синдром альфы». Гадская штука мутировала и передаётся иногда по наследству. Богатые люди скрывают болезнь и женятся. Я придумал, как на этом сколотить миллионы. Создал тайное место, где синдромницы живут. Они беременеют от клиентов, рожают, а я получаю потом пару миллионов в карман, – поведал Раби пугающую правду.
Потом мужчина неожиданно обернулся и схватил меня за горло.
– Слышишь, инкубатор? Помрёшь раньше времени – я тебя тоже свиньям скормлю. А они потом на пирожки пойдут. Мои пирожковые тоже хороший доход приносят. Ты должна жить и рожать каждый год, чтобы денежки в мой карман рекой текли.
Я перепугалась. Началась паника, стала задыхаться, но мне снова что-то вкололи в бедро.
– Всё приходится самому делать, – услышала я, уже отключаясь.
Анжи
Я сидел в кабинете и вдруг почувствовал, как кольнуло сердце. Появилась тревога. Решил позвонить Дарине и узнать, как у неё дела. Жена почему-то не ответила.
– Господин Ноланд, вам звонит особый правительственный номер, – раздался электронный голос.
– Ответь, Фай, – чуть не заорал я.
– Здравствуйте, Ажи. Меня зовут Эри. Сестра вам говорила обо мне. Я знаю, что вы супруг Дарины. Давайте без церемоний. Дело серьёзное. Браслеты Дары и Ярины особенные. Включают режим оповещения мне, когда пропадает контакт с теплом кожи. Они в курсе, поэтому никогда не снимают. Браслет Дары потерял контакт с ней. Не говорите Ярине. Начинайте искать жену. У вас и вашего начальника службы безопасности особое разрешение. Вас пропустят в тюрьму к Мозесу. Торопитесь, прошу вас, – затараторил мужчина.
– Сколько прошло времени? – быстро спросил я.
– Минут пятнадцать, не больше.
– Спасибо за информацию. Мы немедленно приступаем к поискам. Будем на связи, – сказал я и отключился.
Вызвал на стоянку к своему автомобилю Драко и помчался прочь из офиса. Дару похитили, но кто? Кому она нужна? Что, если за ней приехал тот, кому продал её отец? Надо вытрясти адрес этого женишка. Только кто нам позволит проехать по территории Колистона? Значит, любимую нужно перехватить в Радостане. Только где её теперь найти?
Прибежал к автомобилю. Драко уже ждал меня там.
– За руль, Драко. Всё расскажу по дороге. Нужно спешить. Как можно скорее поезжай к городской тюрьме, – скомандовал я.
Мужчина без слов сел за руль. Я прыгнул на переднее сиденье и только тогда стал рассказывать, что произошло. Машина рванула с места. Драко решил ехать на предельной скорости. Наплевать, даже если нас остановят, Эри нам выписал особую петицию. Сейчас я читал голограмму. Эта штука нам даёт много преимуществ, пока мы не отыщем Дарину.
Дарина
Я была готова разгромить свою комнату в щепки. Уже третий институт присылает мне однотипный ответ на мой сильно урезанный в функционале школьный планшет. Отец не успел отобрать. Забыл, наверное.
«Здравствуйте, Дарина Мозес. Сожалеем, но мы не можем принять вас в институт по причине вашего пола».
Уроды! Угораздило же меня, родится в Колистоне девушкой, да ещё и с мутацией крови. Таких людей не много на планете.
Когда по каким-то причинам произошла мутация гена, стали иногда появляться на свет такие, как я. Учёные не знали, что с нами делать, поэтому назвали людьми с «синдромом Альфа», в простонародье синдромники.
У нас очень консервативная и пуританская страна. Никакого алкоголя, табака и связей до брака. Да и после налево не походишь. За измену – смертная казнь, как и за изнасилование. А ещё у женщин нет никаких прав. Хотя постойте, я вру. Ухаживать за детьми. Следить за женской половиной дома. Готовить еду. Рожать детей, сколько даст бог плодородия Амну. Вот все её права.
Мне уже восемнадцать. Я окончила школу и пытаюсь поступить в институт. Не судьба. Никому не важно, что я была лучшей ученицей. Меня даже на международную олимпиаду по математике выдвигали. Я заняла нашей стране первое место. Получила кубок. Стоит теперь в школе, на видном месте. Зачем мне такой подарок отдавать? Я же недочеловек, оно. Здоровых женщин ещё хоть как-то уважают, немногие, но всё же. С мутированными никто не считается. Их берут в младшей супругой и гнобят, кому не лень. Родня мужа, его первые жёны и даже он сам. Зачем тогда женятся? Многие мужчины презирают нас и лучше плюнут в накидку, чем возьмут замуж.
Ненавижу эту тряпку. Меня с детства заставляют её носить. Аромат не скроешь, и даже под накидкой можно отличить, нормальная женщина идёт перед тобой или нет. Говорят, в других странах существует подавитель запаха. Здесь это запрещено.
Мне многое нельзя. Я живу на женской половине, только в дальней её части. Спальня представляет из себя каморку с узкой кроватью, угловым шкафом, столом и стулом. Рядом с комнатой – двери в уборную, туда никто не может заходить, кроме меня.
Неожиданно ко мне забежал отец с перекошенным от ярости лицом.
– Это что?! – заорал он в бешенстве, показывая голограмму, висящую над браслетом.
Я вскочила с кровати и отбежала к окну. Не могу издалека рассмотреть, что написано на голограмме.
– Двадцать пять ноль восемь, читай, – скомандовал отец.
– Здравствуйте, господин Фаск Мозес. Нам стало известно, что ваша дочь с синдромом «Альфа», Дарина Мозес, разослала документы в три института, в надежде поступить на учёбу. Во избежание штрафа за нарушение закона, советуем вам поговорить с ней. На первый раз мы вас просто предупреждаем. С уважением, ведущий специалист департамента контроля за женщинами и людьми с синдромом «Альфа», Кайри Нови, – прочитал механический голос.
– Мне директор школы сказал, что если я выиграю олимпиаду и в нашу страну приедет кубок, то мне разрешат учиться в любом вузе! – крикнула я в испуге. – Ведь действительно так было, папа, можешь у господина Фирса спросить.
Отец подошёл и отвесил мне смачную оплеуху.
– Ты совсем тупая?! Кто разрешит девке учиться в институте?! – отец схватил меня за локоны и нагнул голову вниз. – Ты позорить меня вздумала?! Ещё и волосы остригла! Двадцать ударов розгами, Дара!
Я выскользнула из его хватки, упала на колени и, обняв ноги, заскулила:
– Пап, пожалуйста, не бей. Пап, прошу тебя. Я больше не буду, правда. Я не буду.
– Ладно, хватит и того, что я твоей матери отвесил. Не уследила за дочерью, падла. Через месяц свадьба, Дара. Я уже сговорился. Раби Акива берёт тебя младшей женой. Наконец-то избавлюсь от такого довеска, как ты. Раби уже сорок пять лет, и у него три жены. Но это лучше, чем сидеть на моей шее. С завтрашнего дня начнём приготовления к свадьбе. Ещё раз вздумаешь меня позорить – получишь в два раза больше ударов, чем я тебе обещал. Я всё сказал.
Отец отпихнул меня ногой и ушёл. Я упала на пол и прошипела тихо: «Если бы смогла, убила гада».
Он уже сговорился о моей свадьбе. Всегда дочерям отец подбирает мужа. Если ты очень красивая, повезёт войти в дом первой женой. Имеется какой-то изъян – можно стать и третьей, и четвёртой супругой. Больше четырёх браков нельзя, но бывают случаи, когда старик в шестьдесят хоронит одну из своих женщин и в жажде обладать юным телом сватается снова. Невеста не видит будущего супруга до самой свадьбы, это запрещено. А часто не знает его фамилию и возраст, только имя. Считается, что это ни к чему: дань за невесту отдали – проблем никаких нет.
Я выбежала из комнаты и ринулась в спальню матери. Она была недалеко от меня. Закрываться не принято, как и входить без стука. Я так волновалась за неё, что забыла о правиле. Ворвалась в комнату и увидела, как она пытается надеть халат на спину, исполосованную ремнём.
– Мам, прости меня. Мам, я не хотела. Меня обманули, сказав, что я за кубок смогу учиться, – заплакала я, видя её раны.
– Твари, – тихо рыкнула мама, завязала халат и обернулась. – Иди ко мне, моя хорошая, не плачь.
Мама распростёрла объятия, и я с удовольствием скользнула в них. Хотела её обнять, но не могла, боялась, что ей будет больно. Мама села на кровать, притянула меня к себе.
– Посиди у меня на коленях, как в детстве, Дара.
Я умостилась на её ногах. Приникла к плечу щекой. Все девушки с синдромом маленького роста. Больше метра шестидесяти сантиметров никто не вырастает. Во мне на пять меньше.
– Мам, а можно тебя спросить? Мне всегда было интересно, почему все смуглые, а у тебя светлая кожа. У меня что-то среднее между тобой и отцом. И волосы у нас пшеничные. Люди в Колистоне не такие.
Мама чмокнула меня в лоб и погладила по голове.
– Ты уже взрослая, Дара, имеешь право знать. Я молодая была, такая глупая. Где жила раньше, есть межнациональный институт. Туда приезжают люди из разных стран. Вот и Фаск там учился. Он заканчивал последний курс, а я только на первый поступила. Мы познакомились. Твой отец ухаживал красиво. Я влюбилась так сильно, что была согласна на брак. Родители сказали, что за иностранца не позволят выйти. На моей родине в восемнадцать лет человек считается взрослым и волен решать сам, как ему жить.
– И ты вышла за него замуж? – спросила я удивлённо.
– Сначала всё было не так. Твой отец заверил, что я смогу учиться здесь, если уеду с ним. Я пыталась узнать в интернете информацию об этой стране. Ничего не нашла, так как Колистон закрыт для туристов. Сюда только предприниматели едут по делам, и то очень редко. В основном все сделки по бизнесу заключаются на нашей стороне. Я поверила словам Фаска о том, как тут хорошо нам будет жить. Закончила первый курс, он получил диплом. Потом я сбежала с ним из дома.
Я встала с маминых ног и села рядом, всё же не маленькая уже, и ей тяжело. Взяла её руку в свою и поцеловала. Мама вздохнула, потом продолжила говорить.
– Когда приехали, оказалось, он всё наврал. Меня сразу закрыли на женской половине и вшили под кожу отслеживающий чип. Я уже тогда была беременна тобой, на первом месяце. У нас не запрещено спать с мужчиной до свадьбы. Мне объяснили, что к чему. Сказали: убежать не получится. Отобрали браслет с данными. Поженили нас по их законам. Нарекли именем Мара. По закону браслет может быть только у мужчины. В нём всё: телефон, кошелёк и документы. У женщин – только чип под лопаткой. В него встроено имя и номер. Он позволяет следить, чтобы не сбежала и не загуляла. У тебя тоже такой чип есть. Когда будет свадьба, код доступа к нему отец передаст супругу.
– А ты пробовала сбежать, мам? – спросила я.
– Куда я побегу? У меня есть ты. Если я когда-нибудь умру, то только рядом с тобой, Дара.
– Папа сговорился. Меня отдают четвёртой женой. Будущему мужу сорок пять. Он же мне в отцы годится, мам, – на мои глаза навернулись слёзы. – Это несправедливо, мам, ты первая жена, а отец обращается с тобой хуже, чем со своим псом. Это я виновата, да? Это из-за того, что я родилась?
– Не виновата, Дарина. Ты самая лучшая и единственная моя дочь, – сказала ласково мама и обняла меня. – Если у мужчины рождается синдромник, закон позволяет ему в будущем предохраняться с женщиной, которая родила такого ребёнка. Здесь считают, что она виновата.
– Как это? Таблетки против зачатия тут не производят же? – округлил я глаза.
– Производят и выдают мужу.
Мама повернулась ко мне, обхватила голову ладонями и сцеловала слезинки со щёк. Потом прошептала еле слышно, в самое ухо:
– У меня есть план, Дара. Я, наконец, кое-что узнала. Повезло случайно. Я не позволю, чтобы ты была младшей женой, да ещё четвёртой. Это секрет. Молчи. Я немного залечу спину и завтра постараюсь осуществить план.
– Я люблю тебя, мама, не рискуй из-за меня.
– И я люблю тебя, Дарина. Постараюсь помочь. Иди. Мы слишком долго сидим вместе. Ты же взрослая, могут что-то заподозрить.
Я поцеловала её в щёку и пошла на выход. В коридоре никого не было. Фух, нас никто не подслушал. Это хорошо. Не хотелось бы, чтобы мама пострадала из-за меня. Отец скор на расправу. Я даже сейчас вздрагиваю, когда вспоминаю, как за малейшую провинность отхватывала тумаков.
Однажды отцу показалось, что из-под накидки у меня торчат пальцы, якобы я её криво надела, когда пошла в школу. Разрешалось, чтобы видели руки, только когда, когда что-то пишешь в планшете. Отец тут же остановил меня, отвёл в комнату для порки и отсыпал пять ударов ремнём по спине.
Дарина
Даже в таких богатых домах, как у нас, не было слуг на женской половине. Девушкам запрещалось работать. К нам, кроме отца и моих братьев, никто заходить не мог. Зато у мужчин были слуги – парни. Это люди из бедных семей, не имеющих возможности учиться в институте. Я была на мужской половине, проходила коридором до выхода из дома. Маме разрешалось заходить: в кабинете отца и спальню.
Я вышла во двор, окружённый высоким забором. У фонтана сидели две жены отца. Пикайр фыркнула при виде меня и ушла в дом. Эта дама на год младше моей мамы, а мнит себя главной.
Я расправила платье и села на лавку рядом с Милтой.
– Здравствуй, Дарина, – улыбнулась девушка.
– Здравствуй, Милта. Как тебе живётся у нас?
Милта была моя одногодка. Неделю назад отец взял её четвёртой женой.
– Пикайр и Висна постоянно издеваются. Сейчас Фаск только меня зовёт в свою постель. Они этим недовольны. Я же не против, пусть забирают его с потрохами, лишь бы меня больше не трогал. Только твоя мама, добрая душа, заступается за меня.
– Мы с тобой одногодки. Она тебя воспринимает как дочь. Мама и Висна сейчас готовят ужин. Сегодня их очередь. Скоро пойдём кушать.
Ветер подул в нашу сторону, и я почувствовала, что на мужской половине жарят шашлык. Мы тоже едим мясо, но у нас нет мангала.
– Тебе скоро замуж, Дара? – неожиданно спросила девушка.
– Отец сказал, что через месяц. За нас же он решает.
– В других странах, наверное, не так, – вздохнула Милта.
– Что мы знаем о других странах? Только то, что они есть. Те знания, что даются в школе, я изучала напрасно. В жизни они не пригодятся, – я махнула рукой.
– Скажи спасибо, что вообще ходила в класс. Лет пятьдесят назад девочек учили лишь два года. Умеет читать, писать – и хорошо. Остальное ей ни к чему. Я из дальней горной провинции. Там до сих пор так. У меня два класса образования. Могу надписи на упаковках с продуктами прочитать – и ладно.
– Жаль. Ты хорошая девушка. Красивая.
– Меня хотели первой женой отдать, но твой отец заплатил за меня больше.
Из дома выплыла полноватая Висна. Быстрой походкой она подошла к нам.
– Чего расселись? Двор подметите, – скомандовала она и влепила мне затрещину.
– Не смей её бить, глаза выцарапаю, гадина! – крикнула мама, подбегая ко мне.
– Фаск тебя в назидание остальным повесит на цепи и отсыпет плетей. Будешь умолять о смерти, белобрысая. Родила нашему мужу неведомую зверушку. Ничего, скоро её младшей женой отдадут. Чтоб тебя на клочки в первую ночь порвали, уродина, – шикнула Висна.
Мама хотела с ней драться, но я встала между женщинами.
– Не надо, мам, пусть брызжет ядом сколько угодно, скоро ей его хлебать тоннами придётся.
Я уже знала, что затеяла мама. Когда мы осуществим задуманное, то всем, кроме младшей супруги, достанется. Не углядели. Проворонили. Главное, чтобы всё получилось.
Этим двум кумушкам, Висне и Пикайр, ещё за всё воздастся. Они спелись друг с другом и обижали маму. Теперь принялись за Милту, гадины.
***
Утром нас всех вызвали во двор. Мы построились по старшинству. Отец ходил туда-сюда, заложив руки за спину.
– Магр сегодня ночью видел женскую юбку в нашей части дома. Вышел в уборную – и тут за поворотом юбка мелькнула. Он хотел догнать, но не смог почему-то, – резким тоном произнёс отец.
– Милта, наверное, от вас возвращалась, – предположила Висна.
– Милта в это время была со мной. Сын мне уже утром сказал. Он утверждает, что кроме юбки, видел белые волосы. Я знаю, кто это мог быть. Дара. Она недавно узнала, что её сосватали. Выход на улицу только через мужскую половину.
Отец подошёл ко мне, схватив за ухо, больно оттянул и вытащил вперёд. Я вскрикнула. Увидела, как дёрнулась мама, но успела покачать головой. Надеюсь, она поняла, что не стоит признаваться. Пусть мне будет плохо, но мы должны осуществить план.
– Хотела сбежать, маленькая крыска?! И куда бы ты побежала, а?! Тебя бы за полчаса поймали и закидали камнями на главной площади! Я предупреждал, чтобы ты не смела меня позорить! Двадцать ударов плетью!
– Пощади, Фаск, это же твоя дочь! – мама с плачем бросилась ему в ноги.
– Родила мне неизвестно кого, а теперь пощади?! Её нужно учить, пока ещё не отдали. Если Дару вернут, как порченый товар, мне легче будет её собственными руками придушить.
– Мама, нет, молчи, – сказала я одними губами и снова качнула головой.
– Держите её, чтобы не мешала, – рыкнул отец. – Устроим публичную порку, чтобы другим неповадно было. Знайте, так будет с каждым, кто вздумает меня позорить.
Кумушки с радостными лицами оттащили маму от отца и держали за руки. Из дома вышли братья. Викраю – семнадцать, Илону – шестнадцать. Младшие не допускались на публичный суд. У меня было четыре сестры, но привели только старшую – четырнадцатилетнюю Рину. Остальных, как всегда, закрыли в комнате.
Братья схватили меня и повели к цепи, свисающей с толстой ветви раскидистого дерева. Я и не думала сопротивляться. Мама не кричала, не просила помиловать. Она меня поняла, и это хорошо. Услышала шум и обернулась. Висна схватила маму за волосы, подняла голову.
– Смотри, как твою уродку пороть будут.
Было так больно за неё. Как жалко, что она попалась. Ничего, я выдержу порку. Я хоть и молода, но сильнее матери. Она бы не смогла перенести двадцать ударов.
Платье разорвали, обнажая спину, затем принялись бить по очереди. Отец не жалел, отвешивал от души. Удары братьев не казались сильными. Последние пять раз снова бил отец. Я уже не могла кричать. Почувствовала, как по спине бежит что-то тёплое. Потом с меня сняли наручники, и я просто упала на траву.
– Дарина, доченька моя! – с диким воплем ко мне кинулась мама. – Будь ты проклят, Фаск, и вся твоя родня до десятого колена!
– Ещё одно слово, женщина, и встанешь в цепи сама, – ледяным тоном сказал отец. – Позаботься о ней. За месяц раны должны зажить. Я уже начал подготовку к свадьбе.
Моё тело так болело, что я не смогла подняться. Отец приказал братьям помочь. Они взяли меня под руки и дотащили до комнаты. Дальше уже помогали мама и Милта.
Пока мама причитала надо мной, Милта принесла аптечку. Я хотела спросить о главном, но не смела. Как назло, целый день возле неё кто-то крутился, и сейчас нас могли подслушивать.
– Милта, встань, пожалуйста, у двери, чтобы любопытная малышня не зашла. Мне придётся снять с неё платье полностью. Она вся изранена.
– Я послежу. Выздоравливай, Дарина.
Милта вышла и прикрыла за собой дверь. Мама принялась обрабатывать кожу.
– Пять неглубоких ран, должно зажить. Ты только на спину не ложись пока.
– Мам, лучше скажи, да или нет? – простонала я тихо, разговаривать было больно.
– Да. Я правильно тогда подглядела код. Смогла открыть сейф. Слава создателю, что Фаск за столько времени не выкинул мой браслет. Я написала брату. Оказывается, они меня искали, но не нашли. Он нам поможет. Я ответила, что смогу сбежать только с тобой и через две недели, пятого июля. Связаться с ним больше не смогу.
– У нас обязательно получится, мам. Я верю в это.
Я шикнула от боли, мама стала накладывать повязки и заклеивать пластырем. Надеюсь, раны затянутся за две недели. Если нам удастся сбежать, то фиг тебе, а не свадьба, папа. Мама заберёт из сейфа планшет с моими личными данными. С такими оценками, как у меня, я смогу поступить в институт.
Мама дала мне таблетку обезболивающего с лёгким снотворным эффектом. Я вскоре уснула, чтобы проснуться от страшной новости.
В комнату зашёл отец, но вовсе не для того, чтобы спросить: как моё самочувствие. О моих ранах он наверняка узнал от мамы.
– Доброе утро, Дарина. Я обеспокоен тем, что ты пыталась сбежать. Сейчас тебе трудно куда-то уйти. Мать говорит, раны несерьёзные, затянутся быстро. Поэтому я принял решение ускорить свадьбу. С четвёртого на пятое июля – священная ночь молитв. Потом чистый день. В это время отдыхают, и нельзя никаких праздников. Шестого числа пойдёшь в храм к богу семьи. Жених не против ускоренной свадьбы. Это все новости. Выздоравливай.
Отец развернулся и ушёл. Я нервно сглотнула. У нас есть одна попытка. Если мы с мамой не сумеем сбежать, то мне конец. Только в ночь молитв женщину пускают в храм вместе с мужчинами. Он у нас очень большой. Кому не хватает места, молятся во дворе. На улице в основном женщины. Кто же их в здание пустит? Разве что когда венчают. Не хочу внутрь, даже единственный раз в жизни. Уж лучше снаружи. Только как мы сбежим? Отец будет время от времени проверять маячки всех своих женщин. Пойдут даже дети.
Я помолилась за удачный побег, и тут зашла мама с подносом.
– Доброе утро, Дарина. Принесла тебе поесть.
– Доброе утро, мамочка. Слышала, свадьбу ускорили? У нас только один шанс.
– Не переживай, милая, всё будет хорошо, – шепнула мама, подходя ближе. – Эри стал большим человеком за эти годы. Он нам поможет. К тому же мы в столице живём, что очень хорошо. И храм в центре, недалеко от гостиницы.
Дядю зовут Эри. Красиво. Моё имя тоже нездешнее. Когда я родилась, отец на радостях разрешил маме назвать меня так, как она хочет. А потом выяснилось, что я – синдромница. Создатель, помоги моему дяде Эри забрать нас отсюда. Мамочка много лет не могла сбежать и сообщить о себе родне. У нас только один шанс, Создатель, если ты любишь нас, то помоги, пожалуйста.
Я с трудом села на кровати. Спина болела, и почему-то не только она. Казалось, что меня избили от макушки до пят. Мама надела на меня халат, потом поцеловала лоб.
– Жара нет. Это хорошо. Поешь сама или помочь? Как себя чувствуешь?
– Болит. Мне бы таблетку, но без снотворного. Я поем потихоньку сама.
– Сейчас принесу. Кушай, милая, – мама погладила меня по голове.
Я посмотрела ей вслед. Она такая изящная и красивая, несмотря на свои тридцать восемь лет. Немудрено, что отец когда-то её полюбил. А полюбил ли? Разве так обращаются с дорогими сердцу людьми? Отец мой тоже красивый, подтянутый, спортивный. Жёны развернули борьбу за его постель. Только маме и Милте он не нужен.