Светлана Александровна Никишина
Напиши Мне Любовь
Глава третья
Как-то вернувшись с комсомольского собрания, Верочка уже с порога крикнула:
– Клара, сегодня вечером с девчонками идем в кино, новую картину привезли, «Кубанские казаки» называется. На Доме культуры такая афиша, – Верочка широко расставила руки, передавая масштаб красочного объявления, – большая, красивая. Вот увидишь, кино точно будет хорошее! Скучным фильмам Сашка такие афиши не делает.
– Сашка? – Клара недоуменно уставилась на подругу.
– Да есть там один – оформитель в Доме Культуры. Девки говорят, что художник от слова «худо».
– Как это? Сама же сказала, что афиша красивая.
– Рисует хорошо, нет спора, но человек так себе: людей сторонится, говорит сквозь зубы, вот не поверишь, за все время ни с кем не подружился, ни одну девчонку на свидание не позвал, ходит красуется, а толку нет. Одно слово, индюк напыщенный.
– Павлин, может? – робко вставила Клара.
– Может, и павлин, – рассмеялась Вера. – Ну, если что, мы ему перышки-то начистим. Значит так, идем я, ты, Сонька из Краснознаменного и Аришка с Лименды. Да знаешь ты их, недавно в дом напротив переехали.
Вечером девушки, нарядные и довольные собой, веселой стайкой взбежали по ступеням крыльца ДК. Верочка протянула деньги кассиру, купила четыре билета и, игриво ими помахивая, направилась в зал.
В это время Клара, задержавшись в фойе у большого зеркала, поправляла кружевной воротничок своего платья цвета спелой вишни, перехваченного в талии широким поясом. Ей нравилось свое отражение: легкий румянец на щеках, в глазах, опушенных густыми ресницами, пляшут задорные искорки, давно сменившие тревогу и робость. Девушка подняла руку, чтобы поправить непокорный локон, выбившийся из прически, да так и застыла…
У нее перехватило дыхание, сердце рухнуло вниз и тут же подскочило к самому горлу, ноги онемели – таким сильным оказалось впечатление, которое произвел на нее вид незнакомого парня.
Молодой человек в большом сером свитере вывешивал новую киноафишу. Не обращая внимания на спешащих в кинозал людей, на откровенный интерес пробегающих мимо девиц, он стоял словно один в этом огромном фойе. Вот он засучил рукава и облокотился на спинку стула, тут же выпрямившись, стал, придирчиво оценивая, рассматривать свою работу.
Их взгляды встретились в зеркале всего лишь на мгновение. Парень выгнул бровь в изумлении от ее откровенного интереса. Разум подсказывал Кларе отвернуться, а сердце – смотреть в эти странные глаза, похожие, как она успела заметить, на ледяное озеро – серо-голубые и обжигающе холодные.
Не в силах двинуться с места Клара продолжала стоять, пораженная его независимым видом, точно магнит притягивающим внимание.
– Ну, что же ты? Идем скорее, нас ждут! Хватит прихорашиваться! – схватив за руку, потянула Вера подругу, даже не заметив ее замешательства.
Клара, ошеломленная своей неожиданной реакцией на незнакомца, с усилием отвела взгляд от его лица, тряхнула головой, желая избавиться от странного наваждения, не удержавшись, оглянулась, но устремилась вслед за подругой, стараясь скрыть выступившую на щеках краску.
Молодой человек, окинув безразличным, слегка рассеянным с прищуром взглядом ее стройную фигуру, продолжил заниматься своим обычным делом. Он работал художником в Доме культуры: рисовал афиши к кинокартинам, плакаты к праздникам, оформлял стенды, регулярно выпускал стенгазеты и агитационные листовки.
Девушки-подружки удобно устроились на своих местах в седьмом ряду и уставились на экран. Окончательно сбитая с толку непонятной бурей в собственной душе Клара стала рыться в карманах в поисках носового платка скорее для того, чтобы немного прийти в себя от сумятицы нахлынувших чувств, пугающих и одновременно приятных.
Свет погас, фильм начался. Клара не сразу смогла сосредоточиться на картине, но череда происходящих событий, история любви главных героев, их душевные переживания и сердечные муки полностью овладели вниманием девушки, и она с удовольствием смотрела кино.
Возвращаясь после сеанса домой, подруги наперебой обсуждали понравившийся фильм.
– Ой, девочки, какая хорошая картина!
– Просто замечательная! Мне очень понравилась!
– Не знаю, как вы, а я и насмеялась, и напереживалась.
– А ребята с девчатами какие там жизнерадостные! Работают ударно и отдыхают отлично. Подумать только, пианино им купили! Вот бы у нас так…
– И не сравнивай! Там колхоз, соцсоревнование, условия совсем другие. Благодатный край, скажу вам, не наш суровый север!
– Да с такими председателями стыдно плохо жить! Заметили, какая богатая была ярмарка?
– Я так волновалась, когда скачки показывали. Лихо! Так болела…
– А уж песни какие задушевные…
– Мне почему-то Галину Ермолаевну жалко было – столько лет положила на этого гордеца Ворона. Конечно, он и любил, и страдал, но заставил – таки ее первой признаться.
– А мне вот Даша Шелест очень понравилась. Девушка с характером, добилась своего! Просто умница и красавица!
– А играла ее артистка Клара Лучко. Между прочим, твоя тезка, Кларочка.
– Да, наша Клара тоже красавица!
– Интересно, а в жизни бывает такая любовь как в кино?
– Конечно, бывает!
– Клара, а ты влюблялась когда-нибудь?
– Ты не знаешь, кто тот парень в ДК? Я его раньше не видела, – не отвечая на вопрос, спросила Клара.
– Я ж тебе говорила, Сашка, художник, в ДК работает, – ответила всезнающая Вера. – Полгода назад здесь появился. Такой гордый, заносчивый, одно слово – ленинградец. – Взглянув на мечтательное лицо подруги, с досадой воскликнула: – Ой, Кларка, что это ты? А ну, быстро пошли домой!
Мысли Клары были далеко отсюда, она шла абсолютно безучастная, даже не заметила, как девчонки-подружки попрощались и убежали к себе.
Верочка нарочито громко вставила ключ в замочную скважину, дважды повернула его и, открыв дверь, пропустила Клару вперед.
– Заходи! Сейчас будем пить чай.
– Я не хочу.
Вера продолжала опекать любимую Ларочку, как она ее частенько называла, и, надо отдать ей должное, чутко реагировала на малейшие изменения в поведении или настроении подруги. Много усилий для этого не требовалось – ее подопечная совершенно не умела скрывать свои чувства. Вот и сейчас по напряженному молчанию стало ясно, что она не в себе.
– Эй, дорогуша, что это с тобой? Не нравишься ты мне!
Клара, покусывая от волнения губы, присела на стул и исподлобья взглянула на подругу.
– Ну, говори, не стесняйся!
– Я не знала, что так бывает …
– Даже не думай! – чуть ли не на полуслове оборвала ее Вера. – Все говорят, он плохой. Слышишь меня? Хорошие люди сюда добровольно не приезжают.
– А мы с тобой? – осуждающим тоном спросила Клара.
– А мы – по направлению, – отрезала Вера. Она не хотела, чтобы жизнь Клары чем-нибудь осложнялась, а любые отношения с таким парнем, как Сашка, это больше, чем осложнение, это – настоящая проблема. – А ты, часом, не влюбилась? – в изумлении от своей догадки спросила она.
– Откуда я знаю?! Конечно, что я вообще могу знать о любви, – в ответ упрямо задрала свой носик Клара.
– Всё, пропала! С первого взгляда! Влюбилась! Ой, не к добру это, – взмахнув руками, совсем по-старушечьи запричитала Вера. – Не того выбрала, глупенькая! Бессердечный он.
Клара, вспылив, вскочила со стула, сделала круг по комнате, потом повернулась лицом к подруге:
– Да как ты можешь так говорить о человеке? Что ты понимаешь?
– Да побольше твоего! Между прочим, никогда не витаю в облаках, на жизнь трезво смотрю. В отличие от тебя разбираюсь в людях! Сама посуди, ленинградец, художник, заметь, не каменщик, не плотник. Одет с иголочки, вещи на нем дорогие, пахнет опять же не «Шипром» и не «Тройным». Это я заметила, когда мимо проходила, точно не здесь он все это покупал. А раз так, чего, скажи на милость, ему в Ленинграде не жилось? Зачем в такую-то даль подался? Бежал или прячется. Можешь ты это понять?
Но Клара понимать не хотела и решила благоразумно промолчать, да и вряд ли могла вставить хоть слово. Она удобно устроилась на кровати и, подперев рукой подбородок, устремила невидящий взгляд по ту сторону окна: «О чем, интересно, он сейчас думает? Запомнил ли ее? И почему никак не выкинуть его из головы?».
Глава четвертая
Жизнь Клары изменилась за один вечер.
Девушка стала чаще обращать внимание на свою внешность: поменяла прическу, перебрала все свои немногочисленные наряды и украшения, накрахмалила воротнички, которые очень любила. Ничего удивительного – хотела понравиться Саше. Она старалась бывать там, где могла встретить приглянувшегося ей парня, делая вид, что здесь случайно, и что его появление на ее пути совершенно ей безразлично. Но стоило ему показаться на горизонте, как сердце сжималось так, будто пролезет сквозь игольное ушко.
Саша давно заметил девушку, которая тайно его преследовала и явно выказывала свою симпатию. Она была забавна и, пожалуй, излишне наивна в своем стремлении подглядывать за ним. В третий или уже в четвертый раз он встречал ее на вечернем киносеансе в Доме культуры. Вот и сегодня, оставаясь, как ей казалось, незамеченной в тени колонн, она беззастенчиво разглядывала его. Саша сделал вид, что идет мимо, а потом, резко развернувшись, направился прямо к девушке, которая от неожиданности не могла сделать и шагу.
– Не надоели еще казаки? – смешливо произнес он.
– Н-нет, – покраснев, соврала Клара.
– Ты так часто за мной ходишь, что я чувствую себя обязанным. Пойдем, провожу.
Прогулкой это назвать было трудно. Саша шел, даже не пытаясь завести разговор, а Клара, если бы и захотела, вовсе не смогла бы двух слов связать. И только пульс учащенно бился и отказывался возвращаться к прежнему нормальному ритму.
Так в молчании дошли до дома. Стемнело, одинокий фонарь расчертил пустынную улицу длинными тенями деревьев. Клара остановилась.
– Пришли.
В зыбком рассеянном свете она сама казалась свечой на ветру: дунь – и погаснет, укрой ладонями – и трепетное пламя отзовется теплом.
Неожиданно для себя Саша произнес:
– Приходи как-нибудь в ДК.
– Хорошо, – ответила она кротко.
Стараясь не разбудить Веру, Клара, счастливо улыбаясь, скользнула в постель, сложила ладошки под голову и, в надежде скорее приблизить завтрашний день, уснула, даже не вспомнив, что он так и не спросил, как ее зовут.
Сон оказался недолгим. Клара проснулась от страха, что опоздала, и Саша, не дождавшись ее, ушел.
– Подожди, я сейчас, – прошептала девушка, накинув свободное ситцевое платье и наскоро обувшись, выбежала на улицу.
Отцовские часы на тумбочке показывали 3:43.
Предрассветное утро. Еще пару минут, и алое зарево ворвется в небо, приглашая за собой солнце. Вот уже в высокой дали медленно растекается лилово-розовый перламутр, у самого горизонта вспыхивает ослепительная корона – солнечный шар в золотой оправе разгорается и дарит земле драгоценное тепло. Небо наполняется бесконечной голубизной, которая очень скоро украсится кружевными облаками.
Клара, повинуясь неодолимому желанию увидеть рассвет, торопилась навстречу поднимающемуся светилу и вскоре оказалась на прибрежном склоне Вычегды.
Ближние луга уже раскрыли объятия новому дню. Капельки росы, еще наполненные ночной прохладой, замирают в траве, а самые крошечные, похожие на девичьи слезы, исчезают прямо на глазах, обласканные добрыми лучами. Божья коровка торопливо подбирается к росинке, чтобы успеть умыться, а бабочки еще не проснулись. Первую трель жаворонка подхватывают другие птицы, бодрой песней пробуждая округу.
Клара, шагая по высокой траве и не замечая, что промокли тапочки, надетые на босу ногу, искренне восхитилась: «Здесь так красиво! Такого места нет нигде в мире!». Не задерживаясь на речном крутояре, она сбежала на пустынный песчаный берег, остановилась у самой кромки воды, в которой плескался солнечный диск. Вглядываясь в речную даль, растворившуюся в небесной выси и переливающуюся позолоченными бликами, она подставила лицо утренней свежести, такой чистой, что хотелось ее пить.
У восхода скоротечное, но совершенно волшебное время. В эти минуты твои мечты никто не назовет пустыми или несбыточными. И нет нужды скрывать их. Не умея выразить словами чувство, которое испытывает девушка, влюбившаяся с первого взгляда, она повторяла одно лишь имя: «Сашка, Саша, Сашенька…».
Доверяя реке самое сокровенное, Клара не знала, не понимала, что с этим делать. Как узнать, что любовь настоящая? Кто подскажет, как быть и чего ожидать? Нужно ли слушать сердце, жить случайными встречами и мимолетными взглядами? Ждать взаимности – все равно, что ловить солнце в реке …Может, не стоит мечтать?
Она прижала ладони к щекам и порывисто вздохнула: «Мне не трудно будет все время помнить о Нем, трудно будет забыть».
На ближайшей сосне пронзительно каркнула ворона.
С ума можно сойти, когда никого нет рядом.
Глава пятая
Целую неделю бригаду лихорадило – отставали от графика. Сверхурочная работа валила с ног, даже думать не оставалось сил.
Сегодня ее неожиданно вызвал к себе бригадир и без лишних предисловий объявил:
– Значит так, девонька, к работе ты больше не допускаешься. Медкомиссия тебя забраковала, а с ней не поспоришь. Так что, собирай вещи и – домой, готовься к отъезду.
Клара вздрогнула и вся съежилась, кровь застучала в висках. «Домой!», – девушка, объятая ужасом, стояла как вкопанная. Она молчала не в силах произнести ни слова, и только слезы горошинами катились по щекам. Перед ней лихорадочно проносились не лучшие годы жизни.
Кларе одиннадцать. Прошло уже несколько лет со времени гибели отца на войне. Тогда как-то разом для нее закончилось детство. Родной дом не узнать. Здесь прочно поселились безысходная тоска и панический страх в ожидании прихода мачехи, перестал звенеть детский смех, говорили мало, чаще всего шепотом. Безрадостные дни складывались в месяцы, в годы, и ничего не менялось: учеба, изнуряющая стирка, работа, усталость и постоянное чувство голода – всегда хотелось что-нибудь съесть. Старшие дети уже два года не дают о себе знать, живут самостоятельно, даже адресов не оставили.
Мачеха давно забросила хозяйство. Уже невозможно было скрывать, что она окончательно спивается, иногда пропадая где-то неделями. А когда возвращалась после очередного загула, все, что от нее слышали перепуганные дети: «Убирайтесь! Вон, дармоеды!». Единственным желанием Клары стало освободиться от страха, от бессмысленной злобы и попреков мачехи, по существу, сломленной несчастьем женщины…
При первой возможности она ушла…
Клара, подавленная услышанной новостью, продолжала стоять, ничего не видя вокруг и не в силах отогнать сковавший ее ужас возврата к прошлому.
– Мне некуда ехать, – только и смогла вымолвить она. – У меня нет дома!
– Вот ведь незадача, – сочувственно протянул бригадир. – Что ж мне с тобой делать, бедолага? – потирая подбородок, задался он вопросом. – Дай-ка подумать. …– И, спустя мгновение, щелкнул пальцами: – Вот что, через неделю в Доме культуры освободится местечко. Директор жаловался, кассирша уходит, рожать собралась. Пойдешь на ее место?
В бессильном отчаянии обреченно опустив голову, не реагируя на слова, Клара продолжала молчать. И только тяжелым молотом било в висок: «Домой…домой…».
– Ну, как, пойдешь? – дотронулся бригадир до плеча девушки.
Когда сквозь затуманенное страхом сознание до нее дошла суть сказанного, Клара засияла так, что лампочка Ильича в сравнении с ней – тусклый фонарик, и кинулась бригадиру на шею.
– Спасибо, спасибо вам огромное! Дорогой вы мой бригадир! Самый лучший во всем Советском Союзе! О таком я и мечтать не могла. Я остаюсь! Остаюсь!
– Вот стрекоза, – добродушно покачав головой, усмехнулся бригадир и направился в бытовку.
– Я смогу! Я понятливая! – крикнула ему вдогонку Клара и вприпрыжку помчалась домой, счастливая, что теперь будет часто видеть своего Сашу.
У бригадира весь день было хорошее настроение.
– Какая молоденькая! – взглянув исподлобья на вошедшую в кабинет девушку и жестом указав на стул, протянул директор Дома культуры. – Работа, так сказать, ответственная, с деньгами. Справишься? – недоверчиво хмыкнув, спросил он.
Клара, одетая в темную юбку и светлую кофточку с рукавами фонариком, на ногах – белые носочки и босоножки, продолжала стоять, не зная, куда деть руки. Не отрывая глаз от сидящего за столом грузного мужчины, она терпеливо наблюдала, как тот деловито перекладывает с места на место какие-то документы.
– Возьмем тебя, так сказать, с испытательным сроком. Не подведи
бригадира – он за тебя просил. – Прервав многозначительное молчание и строго взглянув на девушку, директор протянул ей подписанное заявление.
– Я аккуратная. Буду стараться! – Желая казаться уверенной, Клара храбро заявила: – Буду работать с полной отдачей. Обещаю! Вам не придется жалеть, что взяли меня…так сказать, – неожиданно добавила она, не замечая удивленного взгляда директора.
Клара достаточно быстро освоила новую работу. Ей всё нравилось, у нее всё получалось.
Как только выпадала свободная минута, Клара старалась увидеть художника Дома Культуры: ходила по этажам, прогуливаясь вокруг здания, украдкой заглядывала в окна, после работы намеренно задерживалась на лестнице у входа, надеясь, что он появится.
В конце концов, девушка решилась сама отыскать мастерскую Саши. Клара буквально пролетела фойе и торопливо прошагала в сторону длинного коридора. Боязливо озираясь, она вглядывалась в таблички, не зная, в какую дверь постучаться, и, не заметив идущего навстречу человека, нечаянно столкнулась с ним, но устояла и, потирая лоб, подняла глаза. Перед ней – Он.
Пробормотав извинения, Саша обошел ее и ухватился за ручку ближайшей двери.
– А что это за кабинет? Вы там работаете?
– Мастерская, – сухо ответил он и, не оглядываясь, скрылся за дверью.
– Не узнал…
Через секунду дверь открылась.
– Хочешь посмотреть?
– А можно?
– Входи. Руками ничего не трогай!
Впервые попав в необычную для себя обстановку, она с интересом обвела глазами просторное помещение. На старой вешалке – рабочие халаты и фартуки, вдоль стены – широкая полка, заваленная красками и банками с кистями, рядом – корзина с ветошью, рулоны бумаги и обоев, ярусом сложенные ящички, коробочки, в углу – стол и стулья, на полу – подрамники и несколько готовых картин. «И ни одной фотографии на стенах, – поразилась девушка. – Верочка сказала бы художественный беспорядок», – по привычке вспомнила она подругу, в то время как Саша взял кисть и подошел к мольберту.
– Можно взглянуть? – уже освоившись, попросила его гостья. – Я никогда не видела, как рисует художник.
Саша самодовольно улыбнулся:
– Смотри! Не жалко!
Клара осторожно приблизилась, задев его рукой. Это было случайное и совершенно безобидное прикосновение, но оно словно током пронзило девушку. Она резко одернула руку и, наткнувшись на оценивающий взгляд, сделала вид, что сосредоточенно рассматривает картину.
– Нравится?
Девушка кивнула, пытаясь улыбнуться, но губы не слушались. Она стала наблюдать, как Саша, абсолютно не реагируя на то, что происходит за его спиной, уверенно проводит кистью по холсту, легко наносит завершающие мазки.
– Я рад, что могу рисовать, – как бы между прочим заметил Саша, совершенно не предполагая развлекать посетительницу и даже не потрудившись повернуться в ее сторону. – Люблю каждое утро заходить в свою мастерскую, знать, что меня ждет продолжение картины.
Не так-то просто оказалось девушке с ее природной застенчивостью поддерживать разговор. Близость Саши лишала способности не только говорить, но и двигаться. Не отводя глаз от его спины, Клара спросила:
– Наверное, трудно рисовать. Я совершенно ничего не смыслю в этом.
Саша не дал ей договорить. Продолжая работать над картиной, в своей обычной, небрежно сдержанной манере, начал объяснять, что художник не рисует, а пишет. Тут он, оглянувшись на свою гостью и заметив ее восторженное лицо, непроизвольно принял горделивую позу, перешел на менторский тон и важно подчеркнул, что он, например, пишет маслом, владеет также техникой акварели и графики, ретушью и каллиграфией. Последних двух слов Клара раньше не слышала, сейчас и вовсе пропустила их мимо ушей, наслаждаясь его вниманием, возможностью быть рядом, дышать одним воздухом.
Набравшись смелости, она подошла ближе.
– Я вам не мешаю?
Одно неловкое движение – и стоявшая на табурете коробка опрокинулась, и весь пол оказался усыпанным тюбиками и белым порошком. Девушка испуганно произнесла:
– Я уберу. Простите. Случайно вышло.
Клара спешно принялась за уборку, надеясь, что строгий хозяин мастерской простит ее, а может, и заметит, какая она справная хозяюшка.
Саша изредка посматривал на нее. На вкус художника, ничего примечательного: потупленные глаза, стыдливый румянец, робкий голосок – вид недотроги. Но мысли об этой девице, как ни странно, упрямо лезли в голову. Помимо воли он отметил тонкие кисти рук, изящный поворот головы и привычку держать спину прямо. Была во всем этом какая-то волнующая притягательность: «Может, нарисовать ее?».
– Ну, все, Золушка, заканчивай!
– Что, пора на бал?
Саша, проигнорировав шутку девушки, стоял перед мольбертом, размышляя, куда нанести финальные мазки. Рука художника застыла над полотном. Немыслимо, но картина завершена! Он не находил слов, чтобы объяснить себе, как такое могло случиться. Растерянный взгляд удивленно метался от девушки к картине и обратно. И вдруг его пронзила невероятная мысль: «Вот она, муза большого художника! В двух шагах от него!».
Саша прикрыл глаза и в одно мгновение мысленно перенесся в зал известной картинной галереи, где он, талантливый художник, представил очередной шедевр, достойный славы. Потрясенные ценители живописи аплодируют его успеху, а она, преданная поклонница, называет его гением.
– Мне пора! До свидания! – «муза» нехотя, стараясь не оглянуться, вышла из мастерской и задержалась у закрытой двери. Ей нестерпимо хотелось ему нравиться, но он казался таким недосягаемым, тогда как она готова без лишних слов бежать за ним хоть на край света: «Может, позовет?».
Саша, сцепив руки за спиной, задумчиво проводил ее взглядом. Ничего не произошло, но стало пусто. Наступившая тишина подсказала нужные слова: он разрешит ей бывать в мастерской.
