А ведь есть еще грабли, на которые не ступала нога человека!
Цинцинат
Закрой глаза и думай об Англии.
Наставление английских мамаш перед Этим
Дорога к аэропорту Хитроу являла зрелище унылое и однообразное, точно готовя потенциального пассажира к невероятным пейзажам небесных странствий. Впрочем, при дальних перелетах и они вызывают зевоту у истинного англичанина, самим господом сотворенного таким образом, что лишний час сидения на одном месте рождает у него назойливые мысли о несовершенстве мироздания.
Старенький «ровер», дребезжа, катил к воздушным воротам столицы, глотая милю за милей. Я тешил себя надеждой, что за три недели моего отсутствия на берегах Туманного Альбиона механики аэропортовского гаража приведут в порядок лошадиные силы железной колесницы, да и вообще вернут ей высокое звание приличного автомобиля.
Я мчался вперед, согреваемый надеждой через несколько часов встретиться с миссис Эйлин Гловерс, в девичестве Камдейл, моей родной сестрой, которую я не видел уже страшно подумать сколько лет.
Вот позади формальности гаража, впереди билетная стойка с улыбчивой девушкой невиданной в Англии красоты. Должно быть, авиакомпании, соревнуясь за души и кошельки клиентов, экспортируют подобных красоток из мест, более обласканных солнцем, чем суровая Британия.
– Лорд Уолтер Камдайл? – В глазах красотки блеснул неожиданный интерес. Столь неожиданный для представительницы этой профессии, что, будь на моем месте Джеймс Бонд, он бы инстинктивно начал нашаривать «Вальтер Р-99» пяткой правой ноги за левым ухом.
– К вашим услугам, мэм.
– Наша авиакомпания приносит вам свои извинения, милорд, но ваш билет аннулирован.
– То есть как аннулирован?!
– Увы, милорд. О вашем прибытии велено немедленно сообщить администрации аэропорта. Вас ожидает фельдъегерь Королевской службы с чрезвычайным предписанием.
Мои глаза округлились и стали неуловимо похожи на карту полушарий со стертыми очертаниями материков и океанов.
– …И все же смею вас уверить, что наша авиакомпания всегда будет рада видеть вас пассажиром любого из наших комфортабельных лайнеров…
Благостные предчувствия обманули меня. Увы, увы, сегодня мне было не суждено ступить на борт вышеупомянутого «комфортабельного лайнера», не суждено увидеть сестру и малолетнюю племянницу, а уж что сулило появление фельдъегеря ее величества… Бог его знает, прежде такой чести я никогда не удостаивался. Обратная дорога в Лондон была еще более печальна, чем путь к Хитроу. Разглядывая город через затемненные стекла официального черного «бентли», я невольно ловил себя на мысли, что очень давно не видел столицу в наше время. Все более в эпоху Войны Роз или уж совсем в туманные годы короля Гарольда, когда укрепления на высоком берегу Темзы и городом-то можно было назвать весьма условно. Последний раз мне довелось наблюдать ее сравнительно недавно, при королеве Виктории. Чье имя и носила улица, куда лежал мой путь. Категорическое требование за подписью ее величества предписывало мне явиться в распоряжение граф-маршала Британии герцога Норфолка, ведавшего геральдической службой державы.
«Что за срочность?» – размышлял я, восстанавливая в памяти долгую вереницу вельможных предков и строя самые невероятные догадки, чьим дотоле неведомым заслугам обязан я такому вызову. Но вот впереди замаячило красное кирпичное здание «Колледж оф армз», построенное после великого лондонского пожара, со знаменем над входом, недвусмысленно поясняющим всем, способным понять, что сегодня день дежурства гербового короля Норрея. Нас уже ждали. При виде «бентли» два ботена в геральдических далматиках расторопно открыли резные дубовые двери, и персевант, подчеркнуто аристократичный и более подходящий на роль знатного лорда, чем любой из известных мне носителей старинного титула, едва заметным кивком повелел следовать за ним в резиденцию его высочества герцога Норфолка.
– Добрый день, Уолтер, – приветствовал меня граф-маршал, поднимаясь из-за стола и делая знак садиться напротив. – Как дела?
– Добрый день. Благодарю вас, хорошо, – покривил душой я. – Как, надеюсь, и ваши.
Лет пять тому назад я был представлен его высочеству. С тех пор мы раза три раскланивались в редкие случаи посещения мною заседаний палаты лордов, и это вполне давало основания высокопоставленному собеседнику пренебречь обычными церемониями в приватной беседе. Во всяком случае, обращение по имени, а не официальное «милорд» свидетельствовало именно о таком характере предстоящей беседы.
– Уолтер, дело, о котором я желаю с вами говорить, весьма серьезно и весьма, даже более чем весьма, конфиденциально. Поэтому, прежде чем я введу вас в курс дела, вы должны дать мне слово дворянина, что ни одна живая душа в этом мире не узнает о возложенной на вас миссии.
Черт возьми, не каждые день граф-маршал Британии требует слово чести у одного из дворян королевства, и уж подавно не каждый день этого самого дворянина доставляют с королевским фельдъегерем в Геральдическую коллегию, не оставляя ему ни малейшего выбора. Но уж раз доставляют, значит, есть на то резон! Я поднял вверх правую руку:
– Клянусь!
– Прекрасно, – кивнул герцог Норфолк. – Говорю сразу: я знаю о вашей службе в Институте экспериментальной истории. Также мне известно, что недавно вы вернулись из командировки м-м… – граф-маршал замялся, словно убеждая себя в необходимости произнести следующие слова, – ко двору короля Артура, где были причислены к рыцарям Круглого Стола под именем сэра Торвальда герцога Инистора.
Я молча поклонился.
– Так вот, вам надлежит вернуться обратно.
– Смею узнать – зачем?
– Безусловно. – Норфолк открыл ларец. – Взгляните на эти пергаменты.
– О, – я взял в руки почерневшие от времени кусочки, – написано старинной латиницей?
– Верно.
– Сейчас попробую прочесть. Так… «златой дракон вонзит клыки в грудь алого». Здесь: «принцесса грез покинет этот мир»… А на этом: «спасение придет». – Я вернул останки древней рукописи Норфолку. – Если предположить, что эти фрагменты одного свитка, то надо признать, что текст довольно бессвязный.
– Вы правы, – вздохнул герцог. – Эти кусочки найдены недавно в библиотеке графов Перси, потомков сэра Персеваля и, судя по найденной там же записке, к сожалению, весьма пострадавшей от времени, являются частью последнего предсказания Мерлина. У нас есть основания считать, что это предсказание касается наших дней.
– Милорд, – я удивленно поднял брови, – я правильно вас понял? При дворе считают, что пророчество Мерлина может иметь реальное значение и в наши дни? Пятнадцать веков отделяют нас от времен Артура!
– Нострадамус тоже не вчера родился и не вчера умер. Уолтер, я, как и вы, могу считать все это ерундой, в лучшем случае – историческим казусом. Но дело в том, что время от времени все эти пророчества попадают в цель. Возможно, именно потому, что они известны тем, кто принимает решение, но тут уж не нам судить. Я уполномочен сообщить вам, что ее величество возложило на вас секретную миссию вернуться в Камелот и позаботиться о том, чтобы текст пророчества был собран и доставлен ко двору в полном виде. Если верить записке, прилагавшейся к прочитанным вами фрагментам, пророчество было записано Мерлином по приказу Артура и разделено им на двенадцать частей. Эти части он раздал своим доверенным рыцарям, названным лордами Камелота. Руководство Института в курсе вашей командировки, хотя и не знакомо с ее истинными целями. Вам предоставляются самые широкие полномочия. Фельдъегерь доставит вас к месту. Помните о соблюдении секретности. Прощайте, милорд, и желаю нам всем удачи.
Утро добрым не бывает.
Заветы старого филина
С каменного свода падали редкие капли, вызывая неожиданное эхо в запертом подъемной плитой гроте шлюза камеры перехода.
– Ну, е-прст! – Мой доблестный напарник, державший на поводу коня, попытался увернуться от очередной порции льющейся с потолка воды и чувствительно приложился головой о базальтовый выступ. – Ну шо за дела?! Лень им было здесь лампочку повесить?
– Тише, Лис, – прошептал я, поднося палец к губам. – Они подъезжают.
Ровно пять минут назад хитроумная аппаратура обзора местности сообщила нам, что плацдарм для вторжения в мир иной чист, и дала команду отключить бивший из недр холма ключ и впустить нас в шлюз. Мы совсем было уже приготовились вновь стать неотъемлемой частью эпохи короля Артура, как вдруг механический голос все тех же обзорных камер доложил, что десантирование откладывается по техническим, вернее, биологическим причинам – к источнику направляется ряд неопознанных одушевленных объектов.
– Не, ну ты мне скажи, – не унимался Лис, – шо это за средневековая тирания, мать ее за ногу! Ты будишь меня посреди ночи, тащишь сюда, и теперь мы паримся в этом гадючнике с риском для жизни, как будто не могли этого делать в более комфортабельных условиях! Да еще ты, мой верный товарищ, махая крылом, затыкаешь мне рот. В гробу я все это видел! Ща я прорву здешний трубопровод и такое скажу этим неопознанным объектам нечеловеческим голосом, шо они враз отрекутся от старого мира!
– Лис, родной, – пытался урезонить его я, – если ты испортишь трубы, мы утонем, потому что камера перехода все равно не откроется. Погоди немного, сейчас они убедятся, что родник иссяк, и поедут искать другой водопой.
– А если не поедут? – не унимался раздраженный неурочной побудкой Лис. – Если они решат здесь заночевать? Или вообще увидят, какой прекрасный пейзаж открывается с этого чертова холма, и решат построить на нем замок. Прикажешь ждать, пока нас откопают здешние археологи?
Я только вздохнул. Мне было понятно недовольство собрата по оружию, я бы, наверное, сам возмущался не менее, когда б не вбитое с детства правило: ничему не удивляться.
Быть разбуженным среди ночи сообщением, что через час мы отправляемся в мир, из которого не так давно вернулись и где наш уход сопровождался, мягко говоря, фейерверком, прибавить к этому сорванный отпуск – есть от чего впасть в ярость. Конечно, Лис сгущал краски. Приди в голову невесть откуда взявшимся путешественникам идея расположиться надолго, камера перехода дала бы обратный ход, и нам пришлось бы высаживаться в месте, вероятно, более отдаленном от цели. Ну уж тут не приходится выбирать. Остается радоваться, что мир – соседний и довольно хорошо освоенный. Помню случай, когда до ближайшей камеры перехода пришлось тащиться от Балтийского моря аж в Иерусалим.
– Помолчи хоть пять минут? – шепнул я. – Будь так добр.
– Не буду! – мрачно бросил мой верный спутник. – Лучше скажи мне, могучий рыцарь Торвальд Пламенный Меч, шо еще нужно неуемному начальству из-под того Круглого Стола? Ночную вазу короля Артура? Волшебные тампоны феи Морганы? В полночь они превращаются в ты-ыкву, – произнес Лис страшным голосом, и эхо, прокатившееся под низкими сводами грота, гулко повторило его слова.
– Тише, сэр Альмет, – донесся до нас едва различимый голос по ту сторону холма. – Вы слышали? Кажется, там, внутри, что-то гудело.
– Я ничего не слышал, сэр Кэй. Но поглядите, родник иссяк! Это недоброе предзнаменование. Клянусь всепронзающим копьем святого Георгия, весьма недоброе.
– Оставь свои страхи, Альмет. Разве ты не знаешь, что этот источник именуется Эльфийским, а стало быть, то, что он иссяк, дурная примета для нехристей, пиктов, голоногих каледонцев со скал Горры да для злобного отродья феи Морганы.
– Не забывайте, сэр, он также сын нашего короля.
– Обман и колдовство, мой юный друг, обман и колдовство. Хотя, дьявол меня подери, в те годы она была чертовски хороша! Ладно, пустое. Поворачиваем коней, надо сообщить королю, что Эльфийский ключ пересох. Проклятие! Это лишних десять миль пути. Н-но! – Сэр Кэй и его спутник, а вероятнее всего, спутники, пришпорили коней.
– Вот видишь, – тихо сказал я, поворачиваясь к Лису, – все в порядке. Сейчас они отъедут подальше, и шлюз откроется.
– Ты, кстати, не ответил мне на вопрос: какого все же рожна мы опять премся ко двору короля Артура? – бросил Лис недовольно, но внутренне уже явно смирясь с неизбежностью предстоящих нам подвигов.
– Погоди чуть-чуть, – вздохнул я. – Сейчас шлюз откроется, мы выберемся наружу и я все тебе расскажу. Видишь ли, я дал слово дворянина не открывать сообщенную мне тайну никому в этом мире. Погоди чуть-чуть.
– Малахольный, – констатировал Лис. – Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что…
– В самую точку!
Небо над Англией едва начинало сереть, когда неумолимая камера перехода, убедившись наконец, что разумных форм жизни поблизости нет, выпустила нас из холма наружу.
– Эльфийский источник, Эльфийский источник… – под нос бормотал Лис, проверяя конские подпруги. – Конечно, если серебряные трубы поставить, будет вам Эльфийский источник и будет здесь шляться кто ни попадя в любое время дня и ночи. А вот чтоб мозгами чуть-чуть пошурупать, это ни в какую. Поставили бы обычные железные, здесь бы такая ржавая вода шла, хрен бы кто сунулся.
Я молча усмехнулся. Пустая затея убеждать напарника в таком настроении, что Эльфийский, да и любой другой заповедный родник в Англии, будь он хоть десять раз крещеный, – вещь священная и весьма оберегаемая. А вот ржавье могли попросту засыпать, а то и вовсе разобрать холм по камушку на окрестные межевые стены.
– Ладно, – вздохнул наконец Лис, удовлетворенный проведенным осмотром. – Вот мы и здесь. Давай, великий и ужасный, вещай, шо у тебя за тайна золотого ключика.
– Видишь ли, Сергей, – начал я как можно деликатнее, стараясь мимикой, жестами и интонацией придать своим словам максимум весомости. – Дело в том, что в весьма высоких кругах Великобритании м-м… есть мнение, что нашей монархии угрожает серьезная опасность. И что… Мерлин предсказал, какая именно эта опасность и как ее избежать.
Закончив с неказистым вступлением, я поведал боевому товарищу о последнем пророчестве великого мага, о кусочках пергамента, записке в библиотеке графов Перси и о своей встрече с герцогом Норфолком.
– Угу, – кивая в такт моим словам, подытожил Лис. – Я знаю, какая реальная угроза нависла над вашей монархией. Вы там все подурели! Это ж надо, отправляться в соседний мир собирать пазлы. – Он огляделся вокруг, вдыхая прохладный ночной воздух, и, обреченно взирая на глухоманные заросли дрока, на родник, бьющий из-под плиты шлюзовой камеры, тяжело вздохнул:
– Ладно, Капитан, это не ко мне, это к психиатру. Мы уже здесь. Командуй.
Я был очень благодарен Сергею за эти слова.
– Судя по тому, что один из слышанных нами рыцарей величал другого сэром Кэем и они собирались предупреждать короля о дурном предзнаменовании, я делаю предположение, что перед нами сэр Кэй, сенешаль короля Артура и, стало быть, сам он где-то поблизости. Нам следует поспешить.
– Резонно. Знать бы еще, куда спешить. – Лис склонился к земле, выискивая следы копыт на влажном прибрежном грунте, я же стал осматривать ветки ближайших деревьев и кустов, ища следы промчавшихся здесь недавно всадников.
– Кажется, они пришли оттуда, – бросил я, показывая напарнику надломленную ветку. – Вот смотри, еще одна, и там еще.
– Очень может быть, – согласился Лис. – Возле ручья они толклись, едва сдерживая гарцевавших коней. Все вокруг побито копытами. Всадников шесть, не меньше.
– Догоним – разберемся. На коней!
Идея настигнуть сэра Кея была недурной, однако попытка держаться оставленных следов в гуще предутреннего леса не увенчалась успехом. Мы довольно быстро потеряли и след, и то, что хоть отдаленно могло именоваться тропой. Мы ехали, опустив поводья, предоставляя скакунам возможность самим вывозить нас из дебрей. Я с тоской вспоминал ухоженные лужайки и аккуратно «запущенные» сады, которые были здесь разбиты десять – двенадцать веков спустя, и понимал, что ныне ничего подобного нет и в помине, что леса занимают едва ли не две трети территории королевства, время от времени переходя в болотистые пустоши и лишь изредка оживляемые дикими поселениями не то охотников, не то разбойников, никогда особенно не отделявших одно ремесло от другого.
В таких грустных мыслях мы двигались неведомо куда в ожидании рассвета, автоматически отстраняя низкие ветви деревьев, норовящие хлестнуть по лицу, объезжая завалы буреломов и время от времени спешиваясь, чтобы пересечь встречавшиеся на пути глубокие овраги.
– Огонек, – внезапно произнес Лис, когда мы выкарабкались из очередного буерака, хранившего на дне, невзирая на сухую погоду, изрядные запасы многолетней грязи.
– Где? – спросил я, оглядываясь вокруг.
– Вон, впереди. Видишь силуэты двух скал? В распадке между ними, ближе к правой.
Чтобы рассмотреть то, что мой друг именовал «огоньком», нужно было обладать обостренным зрением прирожденного лучника, которым природа наградила Лиса, но, увы, обделила меня. Сколько я ни вглядывался, ничего похожего на обещанный Рейнаром свет мне узреть не удалось.
– Может быть, тебе показалось?
– Я тебе повторяю, это огонь. Причем не светлячок, а именно огонь. Рубь за сто.
– Ладно, – пожал плечами я. – Давай посмотрим. Надеюсь, ты прав. Лишь бы не духи водили.
– Угу. Лихомань болотная.
– Не поминай всуе, – отмахнулся я, невольно воскрешая в памяти знакомство с этой невиданной никем нечистью.
– Не боись, Капитан. Я, конечно, так сразу не могу сказать, чей там костер в тумане светит, но отличить голубовато-белый духовский огонь от нормального пламени – шо тебе отличить корону английского барона от обруча барона немецкого.
Я молча кивнул и пришпорил коня к видневшимся вдалеке скалам. Минут через пять я тоже увидел то, что заметил Лис, а еще спустя четверть часа у меня не оставалось ни малейших сомнений, что перед нами не просто огонь, а очаг, освещающий жилище убогого отшельника.
– О, я знаю! – возбужденно зашептал Лис. – Здесь живет братец Тук и у него наверняка можно разжиться куском жареной оленины. Сначала он начнет ломаться и предлагать сушеных кузнечиков, типа у него уже пятый год Великий пост и он с него никак смениться не может. Но ты его дожимай, потому как я точно читал, шо ему приятель – лесной сторож носит оленей.
– Лис, это было в другом месте и в другое время, – отмахнулся я.
– А шо, разве эти отшельники друг от друга чем-то отличаются? – пожал плечами Лис, демонстрируя явно преувеличенную наивность.
Я прильнул к окошку, затянутому бычьим пузырем, пытаясь получше разглядеть обитателя или же обитателей неказистого жилища у подножия поросших буроватым мхом черных скал. Сквозь узкую щель, оставленную для вентиляции, мне едва были видны грубое каменное распятие, кусок очага, освещавшего его, да тощая фигура в темном одеянии, молитвенно согбенная перед крестом.
– Лис, похоже, здесь нас все-таки ожидают сушеные кузнечики.
Напарник тоскливо потянул воздух своим перебитым носом, напоминавшим латинскую букву S, и изрек патетически, воздевая руки к небесам:
– Господи, за что ты опять заслал меня в эту глухомань!
Произнесено это было громко, со слезой в голосе, но ни театральное причитание моего друга, ни фырканье наших коней, казалось, не могли отвлечь отшельника от возвышенных мыслей.
– Слышь, Капитан, – возмутился подобному невниманию Лис, – а шо это он ухом не ведет? Может, слегонца подыздох от своей кузнечиковой диеты? Может, ему первая помощь требуется?
– Нет, кажется, дышит, – с сомнением покачал головой я.
– Да?! Тогда было бы невежливо заставлять себя так долго ждать.
Лис толкнул дверь, сколоченную из грубых досок и обтянутую от сквозняка полосками бересты. Дверь, едва припертая колом от ветра, поддалась без труда, и мой напарник, склонившись в шутливом полупоклоне, провозгласил:
– Добро пожаловать, милорд!
Казалось, наше появление не произвело на хозяина уединенного жилища ни малейшего впечатления. Он ни на дюйм не сдвинулся с места и, даже не повернув головы, продолжал шептать едва слышные слова молитв.
– М-да, – озираясь, вздохнул Лис, – так и запишем: с гостеприимством в Северной Англии слабовато. Ау, дедуля! Будь так добр, сделай богоугодное дело, помоги сбившимся с дороги путникам.
Но и эти слова, судя по всему, были обращены к шумевшему за стеною хижины девственному лесу. Однако вот последнее слово молитвы было произнесено, и отшельник, с кряхтением поднявшись с колен, обернулся в нашу сторону.
– Мир вам, добрые люди, – выдохнул он хорошо поставленным голосом, словно декламируя с церковной кафедры.
– Доброе утро, папаша, – недовольно хмыкнул Сергей, приподнимая козырек отсутствующей кепки. – Это вы всегда дремлете в такой неудобной позе? Или в связи с теплым сезоном тюфяк в стирку сдали?
Сам того не заметив, мой друг скинул возраст обитателя сего неуютного местечка с «дедули» до «папаши» и, несомненно, был прав. Безусловно, отшельник был немолод, но, невзирая на любовно запущенный вид, вряд ли ему можно было дать более пятидесяти лет. И хотя подпоясанная грубым вервием холщовая сутана, весьма нуждающаяся в штопке, длинные засаленные волосы и седоватая щетина неумолимо свидетельствовали о его нищенском существовании, гордая осанка и взгляд, устремлявшийся прямо в глаза собеседника в те секунды, когда очи не были потуплены долу, свидетельствовали о том, что, вероятно, этот человек знавал и иные времена.
– Я вас знаю, – неожиданно, без всякого перехода, произнес отшельник, окидывая меня оценивающим взглядом с ног до головы. – Вы сэр Торвальд аб Бьерн, брат-близнец принца Эстольда Трехрукого и приходитесь племянником покойному королю Лоту Оркнейскому.
Я обескураженно посмотрел на Лиса, но он лишь пожал плечами, не зная, что и ответить. Конечно, несколько лет тому назад мы с ним весьма недурственно прошлись по горам и восточному побережью Каледонии, охотясь на особо злостного короля скоттов Шнека Хеттена и разваливая созданную благодаря козням его очаровательной супруги и нашей «двоюродной сестры» Каледонскую империю, не угодившую руководству нашего Института. Результаты были вполне ощутимы: древний императорский венец, презентованный мною королю Артуру, и великий меч Катгабайл, преподнесенный мне, тогда еще не Торвальду, а, так сказать, брату-близнецу Эстольду феей Сольнер на заповедной поляне примерно такого же леса. Меч этот, выкованный для отважнейшего из асов, однорукого Тюра, давал владельцу весьма изрядные преимущества в бою, но, впрочем, это особая история, рассказывать которую сейчас мне недосуг.
Итак, мое имя было довольно известно. В благодарность за императорский венец Артур и причислил меня к рыцарям Круглого Стола. Но здесь, в непролазной глухомани, где в новолуние и медведю-то грозит поломать себе лапы, никому не ведомый отшельник с легкостью узнает во мне оркнейского принца, правда, семнадцатого по праву наследования, но все же…
– Прошу простить меня, святой отец, мы с вами, – я замялся, подбирая слово, – знакомы?
– Увы, – печально вздохнул тот. – Видимо, время и терзания души моей до неузнаваемости изменили телесный облик, ибо в тот миг, когда вы преклоняли колено, дабы стать уже рыцарем Круглого Стола, не кто иной, как я читал над вами священные слова мессы.
Я поперхнулся на вдохе и стал пристальнее вглядываться в лицо хозяина.
– Да, да. Вы не обознались. – Отшельник печально склонил голову. – Рваное рубище и убогое жилище, где даже алчный разбойник не найдет себе добычи, ценнее этого вервия, служащего мне поясом, вот все, что нынче составляет удел Эмерика, архиепископа Кентерберийского.
– Капитан, не волнуйся, – поспешил успокоить меня Лис, очевидно, встревоженный ошарашенным выражением моего лица. – Наполеон с Нельсоном еще не родились, вот мужик и мнит себя архиепископом Кентерберийским. Ничего страшного, небольшая шизофрения.
– Ты знаешь, Лис,– вглядываясь в глаза стоявшего передо мной священника, передал я, – похоже, это не сумасшествие. Он действительно преосвященный Эмерик, архиепископ Кентерберийский.
– Оба-на! – неизвестно чему обрадовался мой друг. – Вот он, образец истинно христианского среброненавистничества! До каких высот, в смысле, наоборот, низин, опустилась церковь не стяжающая! Отрадно видеть главного попа Англии, пекущегося о деле Божьем, а не о той части денария, которую хорошо бы оставить себе вместо того, чтобы отдать кесарю.
Запас шуток, как и запас хитростей, у Лиса был неистощим, и потому, отключив связь, я галантно поклонился его преосвященству.
– Святой отец, осмелюсь узнать, что привело вас в столь бедственное состояние?
– О-о-о! – Преподобный Эмерик воздел вверх руки, и из глаз его покатились слезы, образовывая на давно не мытых щеках светлые дорожки. – Все этот нечестивец Мордред, которого язык не поворачивается величать рыцарем! Это он, змеей прокравшийся в доверие к дяде и отцу своему королю Артуру, повинен во многих бедствиях и страданиях, обрушившихся на несчастную Англию. О-о-о!
– Кстати, Капитан, меня всегда занимало, почему здесь никого не смущает, что наш Орел Пендрагоныч является Мордреду, так сказать, двойным родственником?
Я лишь вздохнул, оставляя вопрос напарника без ответа. Версия о коварстве феи Морганы, хитростью заманившей своего брата короля Артура на ложе, была широко известна. Но доводилось слышать и другие варианты, зная же пристрастия зерцала рыцарской доблести к хмельному элю и его любвеобильный нрав, они отчего-то не казались мне чересчур надуманными.
– Когда король Артур, – вещал, вновь входя в роль архиепископа Кентерберийского, бедный отшельник, – отправился с войском усмирять взбунтовавшуюся Арморику,[1] его злосчастный злокозненный сын был оставлен правителем Британии. И он, о коварнейший, вознамерился прибрать к рукам отцовское наследие. – Монах начал яростно загребать руками, изображая из себя снегоуборочный комбайн. – Гадом ползучим пробрался он в замок к королеве Гвиневере с лживым известием о том, что великий супруг ее пал в чужедальнем краю, и потребовал от несчастной беззащитной женщины отдать ему руку свою и сердце, вожделея к ней и ее королевскому титулу.
– А что, – вновь прорезался на канале связи Лис, – помню я эту Гвиневеру. У мальчика неплохой вкус. Опять же в духе семейных традиций: папаша Утер Артура слепил тайком, под видом супруга проникнув к чужой жене. Сынок Артур с сестричкой расстарался – Мордреда сострогал. Не вижу, отчего бы этому юному красавцу не жениться на собственной мачехе. Тем более что по возрасту она все же ближе ему, а не Артуру.
– Сережа, отстань, дай дослушать информатора.
То, что сейчас говорил Эмерик, было в общих чертах известно – произведение сэра Томаса Мелори «Смерть Артура» я проштудировал еще в годы ранней юности. И хотя вдохновенный певец и разбойник с большой дороги сподобил несчастную Гвиневеру бежать и запереться в лондонском Тауэре, до строительства которого было еще лет триста, а Эмерик утверждал, что она скрылась у неведомых друзей, в сущности, дела это не меняло – королеве удалось бежать. Мордреду же – собрать против обожаемого папаши огромную армию, не виданную дотоле на английской земле.
– …Тогда я пришел к Мордреду и заявил, что за грехи его я прокляну его колоколом, книгой и свечой.
– И как? – вмешался в разговор Лис.
– Проклял.
– А он?
– Пообещал изловить меня и отрубить голову.
– Узнаю Мордреда. Он всегда с вниманием относился к наставлениям отцов церкви, – всплеснул руками мой неугомонный напарник. – Однако я вижу, для обезглавленного у вас вполне здоровый цвет лица.
– Я бежал, едва успев захватить с собой молитвенник! – возмутился архиепископ…
– Понятно, – прервал его я, – стало быть, с тех пор вы сидите здесь в глуши и, вероятно, не знаете, что творится далее полуденного перехода отсюда.
– О нет, – захохотал отшельник, и его суровые черты исказила улыбка, казавшаяся неуместной на изможденном лице. – Я знаю! Я знаю, что король высадился в Дувре и разбил там изменника Мордреда. Я знаю, что он разбил его на холмах Бархем-Даун, заставив бежать точно зайца, и теперь, лишь вчера утром, он был неподалеку.
– Куда? Куда он направился? – выпалили мы с Лисом, не сговариваясь.
– В замок герцога Ллевелина, к Адриановому валу, – гордо произнес прелат. – Передохните, подкрепитесь, если у вас есть чем, а после заутрени я выведу вас на дорогу.