Susanna Susanna
Синдром Анны Карениной, или повесть о Слишком с Излишком
– Раз человек хочет узнать про наши семейные дрязги, то почему бы и не рассказать. Пусть в этом стечении обстоятельств бедная женщина найдет себе утешение. – Подумала я, вежливо улыбаясь своей собеседнице.
– Но, как у любой женщины в ее положении, у нее просто нет других вариантов! Куда ей деваться?
– А в каком положении есть вариант? – Раздраженно перебила Марина, скривив лицо в грустной ухмылке, ей явно хотелось высказаться.
– Сначала положение не то, потому что нужно создавать семьи и рожать. Потом снова не то, ведь теперь надо растить и воспитывать детей, а в конце, когда они уже взрослые и есть возможность, наконец-то, что-то сделать со своей личной жизнью, ты тут начинаешь понимать, все, поздно. Молодость прошла, остались одни болячки, да страхи! Твои жертвы никому не нужны, особенно мужу, который гуляет от тебя, как голодная собака!
– Ну, Марина Ашотовна, да, этой истории сотни лет! Всему виной наш женский пресловутый консерватизм! Вы же понимаете?! Особенно, у нас тут, на юге, до сих пор живут по этому сценарию. Чему тут удивляться? Ну, вот, во многих странах, давно избавились от этой архаики, а до нас, как обычно, все эти либеральные реформы доходят лет так через 20-30. Хотя, может это и к лучшему? Вы посмотрите, что у них там твориться?! Однополые браки, пропаганда разврата и смены пола! Да, на фоне всего этого, измены наших мужей и покорность жен в этом вопросе кажутся «духовной безделушкой», из-за которой никто не будет заморачиваться, устраивая революцию нравов. С точки зрения морали, конечно, все понимают, что измены – это плохо, но в угоду другим, более важным вещам, можно и пострадать. Разве все мы не так думаем? Мы же женщины сами приучили мужей к своей терпимости и боязни потерять полноценность семьи, тем самым, еще больше запутывая отношения с ними. Я понимаю, что вас гложет, Марина Ашотовна! Вы просто с годами стали чувствовать четче напрасность вашей жертвенности, принесенной на алтарь вашей семьи! Но знаете, мне кажется, вашей вины в этом во всем нет, потому что проблема кроится в нашем менталитете, а не в индивидуальном подходе каждого из нас. Не стоит заморачиваться так глубоко, дело не …..
– Ох, Аллегра, ты молодая и всего не понимаешь! – Грустно, улыбаясь, перебила меня моя собеседница.
– Тебе легко говорить, потому что у тебя еще нет семьи и детей. Вам, молодым, всегда все кажется проще! Я в твоем возрасте тоже думала, проблемы моих родителей можно легко решить, надо быть только чуть храбрее. Эх, молодость! Хотя ваше поколение более смелое и наглое, чем мое, наверное, поэтому для вас это «безделушки»! Я думала, только моим дети такие бессердечные, но, вот, смотрю на тебя и вижу, что тебе, тоже чьей-то дочке, абсолютно не жалко свою мать, которой изменяет муж!
– Марина Ашотовна, ну, не соглашусь! На самом деле, мы просто по-другому решаем эти проблемы, вот и все! – Мягко возразила я, показывая несогласие с точкой зрения своего оппонента.
– Да. ваше поколение привыкло терпеть и жертвовать, а вот нам проще ответить изменщикам такой же монетой, чем ждать какую-то благодарность и похвалу за ненужные никому святые страдания! Знаете, чем вы отличаетесь от сотни женщин нашей страны? Вы видите и чувствуете эти нюансы, а многие другие даже не представляют, как можно жить без этих правил! Они им просто подчиняются на уровне интуиции, прямо с рождения, что ли? А знаете, кому лучше всего жить при таком менталитете?
– Конечно, знаю! Этим сволочам без стыда и совести! – Воскликнула Марина Ашотовна, капризно прикусывая губу, как и ее дочь. Этот милый жест умилил меня, вызвав улыбку на лице.
– Мы им все отдаем! Молодость, красоту, здоровье, даже родительские деньги, а что делают они в ответ? Спокойненько забирают все это, как будто, так и должно быть! Не люди, а черти какие-то!
– Ахах! Ахах! Марина Ашотовна, насмешили меня! – Засмеявшись, обратилась я к ней.
– Ну, естественно, мужчинам в этом ментальном мировоззрении, ну, очень хорошо живется! Каждый чувствует себя, чуть ли не царем или, даже Богом, ведь все должно крутиться вокруг их желаний и прихотей. Если честно, то в этот виноваты мы сами, женщины. Потому что сами воспитываем так своих сыновей, а потом обижаемся и страдаем, когда они же к нам начинают относиться потребительски!
– Как точно ты сказала, Аллегрочка! – Воодушевленно и чересчур эмоционально воскликнула моя собеседница.
– Твоим родителям очень повезло, можно только позавидовать! Вот, моя шалопайка ничего не понимает! Как моя Альбиночка, вообще, будет жить и строить свою семью, ума не приложу?! Ты хоть с ней почаще разговаривай, уму разуму учи, все-таки, старшая подруга! Может, что и останется в этой пустой голове!
Грустная улыбка скользнула по лицу женщины, а мокрый блеск увлажнил ее глаза.
– Мариночка Ашотовна, ну, не такая уж я и умная! – Весело возразила ей.
– Просто, в моем поколение 30-летних, наверное, еще чувствуются отголоски патриархальности, вот поэтому мы умеем различать разницу между уходящими понятиями и новыми, в которых приходиться сейчас жить. Мы, рожденные в 80-х, стали, типа, пограничных детей, что ли, болтающихся между стыками двух разных мировоззрений, а, вот, те, кому сейчас 20-25, как Альбинке, на уровне подсознания, интуитивно и с яростью отрываются от всего непонятного им допотопного домостроя, заменяя захудалый консерватизм на масс-маркетное мышление, в котором их воспитывает современный мир! Так, что, не стоит обижаться на непонимание ваших детей, это не ваша вина, просто, мир, в котором мы живем, меняется!
– Ох, Аллегрочка, ну, что делать нам, старым бабкам? Мы же уже не сможем подстроиться под эти модные штучки, а жить-то счастливо хочется! Я очень боюсь, навредить детям! Кто о них позаботиться, если не мать? Тем более, на их отца даже не стоит рассчитывать, он совсем потерял совесть и стыд?! – Воскликнула Марина Ашотовна, рывком головы показывая в сторону коридора, где находился кабинет ее мужа.
– Я так хочу прикрыть этот притон! Постоянно голову ломаю, думаю, что же сделать?! Вот расскажи мне, Аллегрочка, как твоя мама живет с этой проблемой? Может, это я одна такая глупая, а другие умеют решать эту задачу?
– Ооо! Мариночка Ашотовна, боюсь вас огорчить, но моя мама вообще никак не решает эту проблему, потому что не видит ее корней! Но, вот, что касается вашего случая, тут не так уж все безнадежно! Мне кажется, можно найти лазейки и исправить ситуацию. Ведь мужчины ваших национальностей не любят, когда их грешки всплывают на уровне старших родственников? Разве не так? При умном подходе их же можно настроить категорично в отношении измен? Немного жалости, шантажа и давления со стороны этих людей и любую заблудшую овцу можно вернуть в стан!
– Ославить весь этот балаган, чтобы родственники сами его припозорили? Хм… Даже не знаю. – С любопытством рассматривая меня, произнесла моя собеседница. Затем, немного перемолов свои мысли, она с ироничной улыбкой посмотрела на меня.
– Ох, Аллегрочка, какая же ты умная девочка! – Более бодрым голосом проговорила моя собеседница, не сводя своих глаз с меня.
– Никогда бы не подумала, что у Димы такая дочка родится! Он всегда был таким разгильдяем! Вообще, на него не похожа! Наверное, ты такая в маму?
– Ну, что вы, я вся в отца. – Быстро возразила, слегка почему-то раздражаясь от озвученного сравнения.
– Мне это все говорят, да, и сама больше отцовского в себе замечаю, а от мамы у меня, наверное, только внешность.
– Смотрю, Диму больше любишь? – Продолжила свой допрос Марина, иронично улыбаясь.
– Почему так происходит, не пойму? Все дочки тянуться к отцам, а матерей ни во что не ставят? Походу, это природа женская такая, с детства больше любить людей, которым мы безразличны!
– Да, я обоих своих родителей люблю одинаково! Просто с папой мне проще, вот и все! – Воскликнула я, слегка взъерошенным голосом.
– Ой! Вижу, как одинаково! Если бы любила мать, то дралась бы за нее, а не смотрела сквозь пальцы на измены отца! – Отмахнувшись рукой, произнесла Марина.
Раскрепощенность нашего разговора понемногу начинала меня угнетать. Так открыто мы еще ни разу с ней не говорили, поэтому высказать ей все, что думаю на самом деле, в силу такта и уважения, я почему-то не решалась. Ощущение, что любопытная женщина напротив переходит границы, давя на меня грузом моего же воспитания, пульсирующей ноткой дергалась внутри головы. Мне было немного не по себе от ее откровенности и наглости, а мой мозг, всегда такой скорый на реакцию, мучительно «подзависал», не выдавая приемлемых в данный момент слов для отпора.
– Марина Ашотовна, это не так! – Справившись со своим дискомфортом, вежливо, но с напором, заговорила я.
– Конечно, мне не нравится, что моей маме изменяют! Просто, там другие причины, не такие как у вас. Моя мама могла бы спокойно избежать этой участи, если бы она только захотела сделать небольшие усилия, которые так важны моему отцу. Поверьте, все было бы иначе! Это ее упрямство всему виной! Моя мама просто слишком увлеклась процессом противостояния папе, вот и результат. Только я никак не могу понять, зачем сопротивляться, если можно быть счастливой? Ведь требовалось всего лишь немного жертв с ее стороны.
– Вы посмотрите, как запела птичка?! – Смеясь, воскликнула Марина.
– Сама же говорила, что жертвенность никто не ценит! Эх, женщины, себе подобных бьем, как врага, а любимых мужчин готовы защищать до последнего!
– Ну, где-то можно и подвинуться, я об этом говорю. – Попыталась сбивчиво возразить, однако, меня сразу же перебили.
– Аллегра, ты умная девочка, но многих вещей все же не понимаешь еще. Молодая, очень молодая. На самом деле сердце иногда подсказывает нам, что некоторые жертвы, на самом деле, не стоит совершать, а в других мы почему-то чувствуем слепую необходимость. Понять, какие из них правильные, а какие нет, – очень сложно, даже в моем возрасте.
– Я не спорю, у всего в этом мире столько граней, что невозможно подобрать одни единственные ключи для него. – Ответила ей, натянуто улыбаясь.
– Вот поэтому я молча страдаю, не зная, что мне делать дальше! Думаешь, просто так? – Спросила моя собеседница, слегка задумавшись.
– Нет. Я внимательно смотрю на своих детей и понимаю, для чего это делаю. Они ведь не такие, как ты, без помощи родителей точно не выживут в этом мире. Если сейчас устроить скандал, ославить мужа, даже имея деньги и связи, мы потом не сможем достойно устроить судьбы своих детей! Это клеймо будет всегда висеть над ними. Меня начнут упрекать, что я, мать, не смогла потерпеть, и теперь с таким позором хочу войти в хорошие семьи! Мужья этого не понимает, а я должна за всех подумать наперед! Мои дети, они же, как декоративные цветы, за которыми нужно постоянно ухаживать! Самое ужасное это то, что они отца не боятся, да, и я для них не авторитет, но это же не снимает с родителей ответственности за их будущее? Наоборот, нужно очень хорошо постараться обустроить их жизни, тем самым хотя бы чуть-чуть компенсировать недостаток воспитания. Разве я не права? Конечно, права! – спросила и ответила самой себе моя собеседница, уходя полностью в свои размышления.
– Только, их отец не хочет никаких обязанностей брать на себя. Зачем, все же нормально у них? Здоровые, не голодные и ни в чем не нуждаются. Дурак, думает этого достаточно. Карен даже не понимает, наши дети вообще не разбираются в понятиях, что есть хорошо, что плохо! Живут, как хотят, ни о чем не думая и не переживая.
От этих, чересчур откровенных и, походу, долго копившихся на чердаке сознания размышлений, лицо Марины раскраснелась. Она в неистовом порыве начала выбрасывать в реальный мир, все то, что так долго тлело где-то внутри нее. В ее речи еще больше стали проявляться нотки акцента, а окончания слов, съедаемые волнением, исчезали где-то в темноте рта. От этого эффекта я еще сильней начала напрягать слух, пытаясь уловить в вибрации звуков, окончательный смысл ее слов. Это тягостное состояние приводило меня в некий тупик тактичности, когда ты до конца не понимаешь всего сказанного, но, чтобы не обидеть собеседника, пытаешься интуитивно подобрать к случаю нужную мимику. Наконец, все-таки разобрав по полочкам все сказанное Мариной, мой мозг начал переваривать полученную информацию, которая привела меня к выводу, что в данном случае надо попытаться как-то мягко утешить своего собеседника и перенаправить этот эмоциональный шторм в другую сторону.
– Марина Ашотовна, вы очень хорошая мама, поэтому вас так и беспокоит будущее детей! Только женщина может все эти нюансы чутко воспринимать, а мужчин вполне устраивает размеренное бесконфликтное существование! Раз внешней катастрофы нет, окружающие тихо и молчаливо мирятся с тем, что вокруг происходит, значит, все хорошо, а женщины, ну, они, как обычно, просто драматизирует.
– Что с них взять!? – Махнув рукой, вздыхая, сказала Марина.
– Они сами, как дети, все никак не могут наиграться в свои игрушки!
В последней оброненной реплики было столько вырывающихся эмоций страдающего человека, что я в какой-то момент реально почувствовала значение женской солидарности. Некую общность и способность понять горе другой женщины, но, к сожалению, этот эффект продлился, недолго. Неловкость и раздражение все же взяли вверх над мягкотелостью жалости, которая, проскользнув, исчезла в темноте моего эластичного сердца. Почему-то в какой-то момент мне вдруг вспомнилась самодовольная рожа Лизы с утра у ресепшена, и тут меня осенило.
– Лучше туда лаву эмоций Марины надо направить! Меня это языкастная девка с короной на голове начала раздражать в последнее время. Значит, мы сейчас посодействует тому, чтобы кое-кому прикрутили расшатавшиеся гаечки! – Подумала я, решив воспользоваться тем, что сбитый с толку расстроенный и восприимчивый к манипуляции разум Марины, словно губка, готов был проглатывать любую информацию, которая сможет защитить ее от самобичевания и найти в этом лабиринте эмоций нужного козла отпущения.
– Марина Ашотовна, Вы правы! От мужчин в этом вопросе толку мало. Если мы себе не поможем, никто за нас это не сделает! Разве не так? Надо просто взять все эти «прилипшие» гирлянды, которыми увешался ваш муж и выкинуть! Нельзя допустить, чтобы они еще больше запутывали его! Ведь, чем дальше, тем сложнее будет распутывать их! Как Вы не понимаете?! У вас есть все нужные полномочия и рычаги. Ну, если не хотите дурной славы, тогда возьмите и просто уберите отсюда источник своего беспокойства! – Воскликнула я, показав рукой в сторону коридора, где находился ресепшен. – Как только Вы избавитесь от гирлянд, все сразу же станет на места! Я точно уверенна, это в ваших силах! Думаю, секрет кроиться в деньгах! Разве вам не обидно, что даже дети считают Вас зависимой от мужа! Мы-то, конечно, знаем, как на самом деле обстоят дела, но они-то нет! Так покажите, кто в доме настоящий хозяин, возьмите и закройте кормушку для любовниц! Как только перекроете кислород к этому расточительному хобби, во-первых, гирлянды сами отпадут, заодно и дети увидят, кто на самом деле их содержит.
Лицо Марины раздражительно дернулось, а взгляд пронзительно впился в меня. Легкая, иронично-грустная ухмылка пробежала по мимике ее лица, тем самым, показывая мне, что она и без меня знает про этот рычаг воздействия, проблема лишь в ее нерешительности. На несколько секунд между нами повисла тишина. Судя по душевному состоянию моей собеседницы, она выплеснула основной балласт эмоций и сейчас понемногу хладнокровный разум начал брать верхние ноты, спешно стирая с лица все оголенные чувства. Обдав потоком самообладания атмосферу между нами, Марина холодным голосом заговорила:
– Спасибо, Аллегра, что выслушала взрослую истеричную бабку. Ты не обижайся, пожалуйста, на меня, а то, смотрю, совсем за смущала я такую хорошую воспитанную девочку. Просто нам, мамам вашим, иногда хочется хоть с кем-то поговорить о своих проблемах. К сожалению, семейные – это иногда не те люди, с которыми можно обсудить свои переживания, а, в моем случае, я еще и жаловаться не очень люблю. Представляю, что ты подумала! – Натянуто смеясь, быстро проговорила Марина, впиваясь в меня глазами. Казалось, ей впрямь известны мои истинные мысли.
– Старая истеричка пришла, мозги тут выносит! Зачем мне вообще нужно знать про семейные проблемы Аратюнянов?
– Ну, что Вы! – Начала я предпринимать попытки возражения.
– Да, я понимаю! – Не дал мне мой собеседник договорить, резко оборвав на полуслове.
– Если бы не приличия, ты бы даже и слушать не стала меня! Аллегрочка, извини еще раз несдержанную тетку Марину за то, что в ступор вогнала тебя!
– Ну, что Вы? Мне, наоборот, очень при… – Попыталась я вновь высказаться, но меня опять прервали ироничной улыбкой и жестом руки. Всем своим видов дав понять, что разговор на эту тему окончен, Марина встала со стула и подошла к зеркалу, пытаясь неестественно спокойными движениями уложить свои растрепанные волосы. На ее лице не осталось и следа от тех эмоций, которые были несколько минут назад. Как любой гордый человек, после унижения на глазах незнакомого человека она хотела сейчас весь, сказанный ею, текст завернуть в обертку юмора, тем самым, оставить сатиристическое послевкусие от разговора, который должен уберечь нас от тяжелого переваривания.
– Ладно, дорогая моя, пойду я! Мне еще по своим делам нужно съездить. Спасибо, Аллегрочка, за теплый прием. Повезло твоей матери с такой чуткой дочкой! – Улыбаясь, и полностью уже успокоившись, произнесла Марина.
– Моя мамулька, точно бы с Вами не согласилась! – Ответила я, встав с кресла, чтобы проводить гостью. Чувство неловкости никак не отпускало меня, и только благодаря этикетной маске, я спасалась от обнажения всего, что творилось у меня в голове на самом деле.
– Марина Ашотовна, Вы хоть почаще к нам заезжайте! Может Вам тут работку какую-нибудь присмотреть? Так бы дела пошли лучше в клинике под вашим чутким руководством, да, и другие вопросы порешались? Как Вам моя идея? Тем более, с вашим образованием и умом мы с Вами столько инноваций смогли бы ввести!
–Ахах! Ахах! Конечно, мне приятно это слышать, но Аллегрочка, девочка моя, не надо так сильно тетке льстить! Ну, какое образование и ум?! Все давно потеряно за годы прозябания в комфортной жизни и материнстве! Мне бы сейчас детей устроить хорошо и больше ничего не нужно! – Ответила мне Марина, иронично улыбаясь и отмахиваясь от меня.
– Вы не правы! Думаете, не сможете справиться?!– Возразила я, подходя к своей собеседнице.
– Если бы Вы только захотели проявить свою власть, знаете, кто первый слиняет отсюда? Да, эта наглая администраторша, возомнившая себя здесь хозяйкой. Спросите любого врача, каждый подтвердит сказанное мной! Ее здесь все терпеть не могут. Потому что строит из себя королеву, думает, она круче и лучше всех, хотя, на самом деле, Лизка всего лишь пиявка на вашем состоянии. Разве это не так? Стоит Вам по-настоящему захотеть, и она, да, и все, смогут узнать, кто на самом деле хозяин клиники! Разве не этого Вы хотите?
– Ахах Ахах! – Засмеялась в ответ моя собеседница, внимательно выслушав мою пылкую речь.
– Интересно, чем же и тебе успела насолить это выскочка? Девочка моя, что же ты так бесцеремонно пытаешься манипулировать расстроенной, да, еще и обманутой женой? Опыт подсказывает мне, что не только из жалости все это сочувствие мне достается! Насколько знаю женщин, тут есть еще другой интерес! Неужели даже твое положение подпирает эта малолетняя шлюшка?
– Марина Ашотовна, да, я тол…. – Попыталась спешно оправдаться, уличенная в корыстном подтексте.
– Успокойся, в этом нет ничего плохого. Я же не зря говорю, что женщина женщине враг! Хотя, враг моего врага всегда мне друг, не так ли?
Взяв меня под руку, она весело улыбнулась и обратилась ко мне:
– А давай мы сейчас с тобой заглянем на ресепшен! Не поверишь, но мне сегодня хочется уйти отсюда явно не «по-армянски»! Что скажешь?
– Походу, перегнула палку своим панибратством! – Подумала я, понимая, что неожиданно в отношении двух женщин, невольно для себя стала топливом, которое могло поджечь сейчас сырой конфликт соперниц.
– Лишь бы самой не сгореть в этом костре! Черт, теперь нужно подыгрывать, иначе, все это будет выглядеть малодушием с моей стороны. Вот, к чему привели твои откровения! Аллегра, ты точно переборщила, зачем надо было ввязываться в эту войнушку? – Продолжали мелькать панические мысли в моей голове.
– А что? Устроюсь на ресепшен? Буду мужу кофе носить, может, наконец-то, и другие мои услуги ему станут интересны! – Донеслись до меня обрывки фраз Марины, которая никак не унималась в попытке свою боль спрятать подальше под поток глумления.
– Пошли, Аллегрочка, чего застыла? – Обратилась ко мне, слегка раздраженно, раскрасневшаяся собеседница, протягивая свою руку.
Наконец, одев шлем хладнокровия на суматошные раздумья, я с улыбкой взяла протянутую руку. Ее ладонь пульсировала, обдавая меня навязчивым теплом. Само рукопожатие оказалось на редкость сильным, словно она хотела в нем найти поддержку, которой ей, явно, не хватало, несмотря на весь изображаемый спектакль. Мы вышли в коридор и направились в сторону ресепшена. В вестибюле было многолюдно, в основном, это были молодые женщины, которые оживленно между собой переговаривались. Губы, нос, грудь, жир, морщины – вот, что их всех объединяло. В обрывках разговоров и мелькающих взглядах чувствовалось, как каждая из них лезла из кожи вон перед другой, пытаясь продемонстрировать все свои плюсы, подчеркнув это максимально четче, тем самым, желая принизить соперницу, но, в тоже самое время, все они панически искали поддержки друг у друга, объединяясь в стаи общих принципов под лозунгом: «Ты делаешь то же самое, что и я, значит, ты из моей касты!»
Холодным взглядом скользнув по этим кучкам девушек, Марина брезгливо сморщилась и пошла быстро к ресепшену, следом за ней засеменила и я.
Возле стойки стояло несколько молодых девушек, которые весело, смеясь, разговаривали с Лизой, та, в свою очередь, что-то им показывала в своем телефоне. Она была настолько увлечена беседой и даже не заметила, как мы подошли к ней с другого конца холла.
– Что здесь происходит? Мы что на рынке? – Раздался несдержанный и слегка истеричный голос Марины, который прорезал своим звоном толпу возле Лизы. Девушки отвлеклись от просмотра телефона и интуитивно отошли от стойки. Сначала по их лицам промелькнуло пренебрежение к Марине. Они явно вначале спутали ее с истеричной пациенткой со старческим маразмом, но, быстро оценив стоимость ее украшений и одежды, они попятились назад, раболепно уступая ей место и с интересом продолжая за ней наблюдать. Марина уверенно шагнула в освободившееся пространство, где стояла Лиза с пылающими щеками, которые выдавали ее страх, возникший от неожиданной встречи лицом к лицу с женой своего любовника. Ее постоянное умение ускользать от Марины сегодня не сработало, и этот факт выбил ее из самоуверенного образа, словно шайбой хоккеиста. Лицо Лизы было, словно открытая книга, и вся сбитая неожиданным появлением соперницы какофония чувств играла в ее глазах и дергающих ресницах. Жена же, в противовес любовнице, почувствовала удовлетворение, ведь одной фразой, игрой глаз и эмоций ее доминацию вокруг почувствовали все. Однако, удовольствие Марины, да и мое, недолго продлилось. Как только Лиза увидела мою глумливую улыбку и довольную физиономию, она медленно начала приходить в себя, натягивая спокойное выражение на свое раскрасневшееся, миловидное лицо.
– Простите, Марина Ашотовна! – Полушепотом, еще сбиваясь в звуках слов, быстро проговорила первое, что взбрело в голову, девушка, слегка запинаясь.
– Я показывала фотографии пациенток с результатом наших операций.
– Это наши будущие клиентки?! – Протянула она дрожащую руку в сторону любопытных девушек, стоящих поодаль.
– Они пришли поинтересоваться нашим прейскурантом! – Продолжала Лиза, оправдываться.
– Что, наш прейскурант находится в твоем телефоне? – Едко вновь атаковала Марина, цепляясь к этой мелочи, чтобы выплеснуть на свою обидчицу накопившуюся ненависть.
– С каких пор ты стала врачом, который может правильно объяснить по фотографиям, где и как проявляется результат операций? У нас что, больше некому проконсультировать пациентов? Ты теперь и эту функцию тоже здесь выполняешь?
– Осторожно! – Подумала я.
– Выдаешь себя!
– Простите, Марина Ашотовна, больше такого не повториться! – Все, что смогла пролепетать раскрасневшаяся девушка, чувствуя давление со стороны разъяренной жены. Она интуитивно понимала, что сейчас мяч не на ее поле, и ей лучше заткнуться, пока Марина только намекает на полномочия любовницы, ведь, она в любой момент может перейти к прямым угрозам и обвинениям. Лиза прекрасно знала, что Карен никогда не поддержит ее, а, наоборот, обвинит, в том, что именно она виновница возникшего спора между ними. Поэтому ей нужно было любой унизительной ценой затушить этот конфликт, пока он не раздулся сильней. Единственное, что сейчас она сможет сделать – это молча проглотить обиду и унижение, и даже тот факт, что я стала свидетелем ее позора, уже не имел для нее значения, главное, надо было, при любом раскладе, сохранить видимость мира с женой своего любовника.
– У нас разве на стойках нет портфолио работ моего отца и других врачей, зачем показывать фотографии из своего телефона? – Медленно проговорила я, чувствуя в себе желание добить стоящую девушку.
– Вот, можете посмотреть!
Взяв увесистую папку с фотографиями, улыбаясь, протянула я девушкам, которые открыли ее, но с большим интересом продолжали смотреть на нашу маленькую потасовку, чем на содержимое внутри. Почувствовав обращенный взгляд на себя, я подняла глаза и увидела Лизу, чьи эмоции не переставали бурлить на ее лице. Мое сознание почти осязаемо чувствовало всю мощь ненависти и беспомощности, которые исходили от девушки, напротив. Марина же, торжественно улыбалась, с долей брезгливости, стоя над врагом и пытаясь добить его испепеляющим взглядом.
– Вы только посмотрите на нее! Развела бардак в клинике, еще имеет наглость ухмыляться!
– Я не, Вы что, я только хотела… – Послышалась еле слышимая попытка возразить со стороны Лизы, которая была сразу пресечена отчаянно злым выкриком.
– А, ну, закрой свой рот! Как ты смеешь мне перечить, выскочка?! Думаешь, тебе сойдет с рук такое отношение к работе? Выговор с занесением в трудовую книжку сегодня же получишь. Еще не хватало, чтобы со мной мой персонал спорил! Что ты себе здесь возомнила? Сейчас мы спустим тебя с небес! Аллегра, набери мне, пожалуйста, Аллу. – Обратилась ко мне взбешенная Марина, не поворачиваясь.
– Два года здесь работаешь, а все никак не можешь выучить элементарные правила работы!
Разъяренная женщина с презрением начала разбрасывать листовки и журналы на столе администратора. Однако, взгляд полный ненависти Лизы горел ожогом почему-то именно на моем лице. Сквозь гудки внутреннего телефона я, наконец, услышала голос кадровички.
– Алло. Здравствуйте! Алла Николаевна, это Аллегра Дмитриевна. Тут, рядом со мной Марина Ашотовна, она хочет поговорить с Вами. – Проговорила я скороговоркой, а затем протянула трубку взбешенной женщине, которая, не открывая глаз от пылающего лица Лизы, начала с легкой дрожью ненависти в голосе говорить по телефону.
– Алла, добрый день! Да. Все хорошо. Нет. Подожди, мне сейчас не до светских бесед. Будь добра, подготовь выговор для нашего сотрудника с ресепшена с занесением в трудовую. Основание? Думаешь, у меня нет оснований? Выбирай любое! Невыполнение должностных инструкций. Да, подойдет! Я, что, не ясно выразилась, зачем спорить? Под мой личный контроль, прошу всю готовую информацию потом скинуть мне на электронную почту. Спасибо, жду.
– Что здесь происходит?
Грубый и тяжелый голос Карена послышался сзади. Мы все повернулись в его сторону, кроме Марины, которая, как ни в чем не бывало, спокойно положила трубку телефона, продолжая буровить взглядом своего проигравшего врага, при этом раскидывая бумаги на ресепшене.
– В моей клинике бардак, Карен Вазгенович! Вот, что происходит! Нанятый вами персонал допускает массу ошибок в своих обязанностях! Естественно, я посчитала нужным сделать этой замечания, на что мне, нахально, начали ухмыляться. Разве такое отношение к хозяину клинику допустимо? Посчитала уместным потребовать от отдела кадров выговор для нерадивого сотрудника.
– Марина, какой еще выговор? Что ты тут затеяла? Давай, езжай домой, не надо мне поднимать давление. – Спокойно ответил Карен жене, грузно рассматривая всех персонажей, присутствующих в устроенном женой скандале.
– Я не поняла, у вас, что, есть претензии к моему решению, Карен Вазгненович? В любом случае, они не принимаются, насколько я помню, у меня есть все права принимать решения самостоятельно.
В этот момент слегка взвинченным голосом, озлобленный муж начал что-то говорить жене на армянском языке. Марина, не отставая от супруга той же интонацией начала довольно грубо ему отвечать, местами переходя на истеричный хохот.
– Выговор обязательно будет и не спорь со мной! – Наконец перешла она вновь на русский язык продолжая раскидывать бумаги за столом у ресепшена не забывая и про виновницу скандала, которая все это время стояла как каменная, механически собирая в руки листовки с гневом, летящие в нее. Страх словно беспристрастная маска сковало лицо Лизы, а глаза тупо моргали. Весь вид униженной любовницы был жалким и смешным. Наверное, ухмылка сползла к моим губам обнажив злорадство, бурлящее во мне, так как именно в этот момент я почувствовала на себя тяжелый взгляд Карена. Смешанные выкрики на двух языках продолжающие вырываться из жены вызывали у него судорожные приступы, словно от разряда тока. Его крупное тяжелое лицо сжалось на мгновение в судороге еле скрываемого гнева, но усилием воли он взял его под контроль. Демонстративно перестав слушать Марину, Карен посмотрев сначала на Лизу, а потом на меня, довольно грубо заговорил:
– Аллегра Дмитриевна, с каких пор ваше рабочее место здесь? Вам что заняться нечем? Вернитесь пожалуйста к своим обязанностям сейчас же! Вы и так их выполняете через раз. Мы еще с вами об этом обязательно поговорим.
– Ну уж нет! Делать меня козла отпущения не позволю! – Мелькнула мысль в голове.
– Надо ретироваться, тем более, это семейная перепалка становится скучно предсказуемой.
– Уже ухожу, простите, Карен Вазгенович!
– До свидания, Марина Ашотовна, рада была Вас видеть! Почаще к нам заезжайте! – Обратилась я к своей новоявленной подруге дотрагиваясь легким поцелуем до ее щеки, которая, в свою очередь, с удовольствием приняла этот панибратский жест, в ответ также отыграв нужную роль на сцене.