bannerbannerbanner
полная версияКогда погаснет Сэн

Sunon Boy
Когда погаснет Сэн

Глава 7 "Отголосок прошлого: Пленник"

Конец 4 эры, 71 кольцо

Из темницы Ан доносятся сотни голосов, измученных жаждой и голодом, плетью и клеймом, тьмой и абсолютной тишиной. Во время паровой войны сюда попал моряк из Виллиона – зверолюд-ящер по имени Салазар. В тёмных подземных тюрьмах он выживал, съедая любую крысу, но когда даже грызуны перестали появляться, заключённые убивали друг друга, чтобы сожрать. Однако некоторых заключённых, что были важны политике, власти Хондруфера и Виллиона освобождали, но товарищей Салазара никто не собирался спасать, ящера и его друзей оставляли там гнить, пленные – это всего лишь пленные. Только знатных капитанов держали в плену на поверхности, в особняке, желая получить с них выкуп тяжелыми мешками золотых монет. Салазар был обычным солдатом Виллиона, подумать только, будь он знатной крови, не пришлось бы оставаться в Ан на всю жизнь. Всеми силами Салазар старался выйти из темницы, скребя когтями путь к отходу. Последние годы своего заточения он отчетливо слышал манящий звук из самых тёмных глубин тюрьмы. Казалось, оно там, в заточении несколько веков. Это существо манило Салазара остаться навсегда в темнице, однако воля взяла верх и к началу пятой эры он вышел из тьмы, но вокруг не было ни души. Стены были разрушены, всюду руины, а на траве лежали одни лишь трупы. Но когда Салазар начал в них вглядываться, заметил, как вся их кровь невероятно быстро впитывается в землю. Сердце стало трепетать от этого зрелища, Салазар пытался найти способ выбраться из острова, пока на побережье не услышал знакомый гул. Тот самый голос, который звучал в недосягаемых глубинах темницы. Салазар разревелся и повторял одну фразу: "Прости, я бросил тебя!" Крик раздирал его душу, Салазар сходил с ума, пока не решился остаться на острове и пытаться всеми силами спасти то, что оставил кричать в глубинах ада. Но как только он побежал обратно к дверям темницы, его остановил неизвестный мужчина в плаще со своей свитой. Салазару предложили встать на его сторону, но его не волновало ничего кроме своей цели. С того самого дня его изгнали из острова. Салазара не стали вспоминать даже на родине – теперь он пленник острова Ан.

Глава 8 "Не был предателем: часть 1"

Братьям пришлось выйти за ворота прибежища сектантов. Рино радовался тому, что это ненадолго, и в следующий раз они пересекут эти ворота с головой отца Иоанна. Всего одно поручение, и они приблизятся к цели задания. Однако, прогуливаясь по побережью в поиске саламандры, у братьев долго не удавалось наткнуться на это существо, и когда нервы Рино сдавали, тот, ударяя в нетерпении ногой землю, задал брату один волнующий вопрос:

– Нова, когда черт возьми появляется эта саламандра?

– Я думаю-ёло, это чудище должно приходить как только заметит добычу. Это же зверь, наверняка он уже на месте ждёт жертву! – остановился Нова, чтобы ответить и успокоить брата.

– Хорошо, Нова, скоро дойдем до маяка – там видно будет. – утих Рино, а его терпение подпиталось.

– Ёло, тут так много сухих деревьев, а ведь сейчас лето. – перевёл тему Нова, чтобы поиск саламандры был хотя бы не скучным.

– Наверное эти деревья сгнили, даже листва не растет. – подметил Рино.

– А где тогда все остальные? – обратил внимание Нова, потому что деревья на этом острове попадались редко.

– Спилили, наверное, хотя даже пней не видно.

– Ёло, может, выкопали.

– Ты думаешь этих психов заботит внешний вид окраин? Да и зачем им пни? – недоумевал Рино, однако диалог был совсем ненапряженным, и парень просто говорил что думает.

– Ёло, когда я выступал в цирке, из пней делали небольшие статуи. – пока Нова это говорил, он описывал ладонями в воздухе размер статуй.

– Постой, зачем циркачам статуи? – вот теперь Рино задал вопрос не просто для поддержки диалога – ему взаправду хотелось узнать ответ.

– Как бы тебе объяснить… – закрыл глаза Нова и положил ладонь на шею. – Шуты в цирке выступали не только для поднятия настроения – это самое печальное… Нас часто использовали как инструмент пропаганды. Ещё до начала войны шуты вырезали из дерева фигуры императора Виллиона и прилюдно сжигали, напевая оскорбительные песни. Ёло, печально, что такую хорошую профессию очерняет государство. – как Нова рассказал это, он тяжело выдохнул, а Рино стоял в удивлении пару секунд, после чего добавил ещё один вопрос.

– Ты никогда мне такое не рассказывал. Нова, тебе приходилось этим заниматься?

– Нет, мне повезло. Всякий раз, когда государство давало прямой приказ цирку вырезать фигуры и сжигать их, мои друзья укрывали меня от таких дел. Знали, как для меня это было бы тяжело. – спокойно рассказывал Нова, не так сильно скучая по цирку, как это было во время войны.

– Вот оно как… А чем ты занимался, пока все делали эту работу? – спросил Рино, зацепившись за интересующую тему.

– Так как цирк-ёло был закрыт на время, я веселил людей на улице. – ответил Нова, после чего в памяти всплыл образ парня, играющего на флейте для угрюмых и напуганных войной проходимцев.

– Да ну? В этих тоненьких одеждах шута ты работал на улицах Вияжа? Как ты не стал войдером хлада? Ха-ха!

– Да, было холодно, но что поделать? Людям без радости ещё холоднее, как я мог их оставить? – слишком серьёзно Нова ответил на шутку Рино, отчего войдер нагрева почувствовал себя неловко, ведь тема радости для брата является крайне важной.

– Не знаю, Нова, я плохо в этом разбираюсь. Я всю жизнь только и делал, что войдерум тренировал. – неловко отмахнулся от вопроса Новы.

– Главное, что это пошло на пользу: теперь мы в пару работаем в Бровсо. – с улыбкой на лице сказал Нова, но эти слова заблокировали какое-то воспоминание: что-то парень недоговорил в этом разговоре, и Рино это заметил, после чего задал подходящий вопрос, чтобы разворошить эту скорлупу и узнать истинные мысли войдера света.

– Я долго думал, почему ты ещё не вернулся в цирк? Почему ты цепляешься за Бровсо? Разве тебе нравится быть головорезом? – вот оно! Тот самый вопрос, что зацепил на глубине души Новы крупную рыбу, и теперь она с огромным всплеском выпрыгивает из поверхности!

– Я просто кое-что понял после войны: вернись я в цирк, и всё бы пришло к тому, где я начинал. – бросил Нова орлиный взгляд в море, будто разглядывая за горизонтом Вияж. Кажется, Рино никогда не видел Нову таким серьёзным. – Ёло, я не сильно умный и мало чего понимаю, но одно я знаю наверняка: регресс – это плохо. Мало дарить людям радость, свет может не только давать источать лучи, он в состоянии избавить от тьмы. Люди приходили в цирк отвлечься от реальности: смотрели на световые иллюзии, жонглирование, безумные трюки. Им было смешно, пока те не выходили из шатра – одна радость не может справиться с печалью в сердце. А в Бровсо я могу избавлять людей от горя. Этот Иоанн наверняка принёс хондруферцам много боли и хочет дать ещё. Если мой свет может избавить мир от такой тьмы, я могу быть счастлив. – Нове было больше нечего сказать, кажется, Рино впервые увидел нечто подобное, что раскрывает завесу мировоззрения войдеров других стихий. Нова открылся совершенно с иной стороны, и Рино даже не мог найти слов, чтобы ответить подобающе, посему выдал простую шутку, будто не понял ничего сказанного братом, а на деле его голова была полна мыслей.

– Нова, ты когда успел стать философом?

– Какая это философия? Просто мысли. Вот Карон – настоящий философ. – случайно перевёл тему Нова, вспомнив главу Бровсо и его лекции.

– Его слушать – одна нудятина. Учебник на ножках, а не человек. – одно слово о Кароне заставило всплыть воспоминания о суровом учителе, что каждую секунду читал нотации, однако Рино после этих слов заметил вдалеке силуэт существа, похожего на огромную ящерицу. – Мы на месте, тихо, Нова! Эта тварь уже там сидит, копает? Что она там копает? Прямо под маяком сидит и копает.

– Рино, приглядись: то, что вылетает из ямы, совсем не похоже на землю. Больше походит на магму.

– Точно, Карон же рассказывал, что огненные саламандры способны плавить лапами практически любую поверхность. Но Эгиль не говорил, что саламандра огненная! – впал в ступор Рино, ибо огненные саламандры – одни из элементалей7 войдерума нагрева. А по учениям Олафа Шестирукого, элементали – важная часть войдерума и природы в целом, посему их нужно беречь, почитать и обучаться у них гармонии со стихией. Да и что она вообще делает?

– Может, яйца хочет зарыть? – предположил Нова

– Не знаю, не похожа эта саламандра на мамочку… Как и говорил Эгиль: шрам на глазу.

– И как нам её убить-ёло?

– Тсс, кажется она что-то заметила. – перебил Рино и потому что саламандра задвигалась, и потому что парню не хотелось убивать её.

Саламандра ощутила чьё-то присутствие, но не могла разглядеть врага. Она закрывала собой нору, которую недавно копала с разных сторон. Зверь не мог понять, откуда исходит угроза, но она однозначно есть, и она обязана защитить кое-что от посторонних. Она шипела и показывала горящий язык, больше похожий на всплеск магмы, чем на часть тела. "Не подходи." – эти слова она бы сказала, будь у той дар речи. Издревле саламандр боялись и не подходили к их обычным местам обитания. Будто живое воплощение войдерума нагрева, они находили себе пристанище в самых горячих местах Ховака. Загадочные и опасные животные, особенно для огромного количества людей и зверолюдов, не знающих о каком-либо войдеруме.

 

– Рино, что нам делать? – растерялся Нова, ибо с одной стороны требуется убить саламандру, чтобы продвинуться в выполнении миссии, но с другой – это же элементаль нагрева, как можно так обращаться с почитаемым существом?

– Я хочу узнать, что с этой саламандрой. Не зря же она копает там что-то под маяком? – не отрывая глаз от саламандры ответил Рино, после чего медленно выступил вперёд, совсем не желая убивать монстра ради секты.

– А вдруг это настоящий монстр – возьмёт и сожрёт тебя; откуда ей знать, кто такие сектанты и члены Бровсо? – побеспокоился Нова.

Рино перестал слушать брата и молча вышел из укрытия. Он медленно подходил к саламандре и пытался её успокоить. Однако с каждым шагом шипение зверя не прекращалось – оно становилось только агрессивнее. Но Нова слышал в этом шипении: "Не подходи, пожалуйста." Парень отвечал спокойно и не отступал: "Тише, я не причиню тебе вреда, я твой друг. Не бойся." Нова наблюдал за всем этим и не собирался выходить из укрытия. В его голове был один страх и саркастичный ответ на слова Рино: "Чего вдруг ей тебя бояться? Это ты должен в криках от неё нестись." Рино подошел достаточно близко, чтобы саламандра могла сделать спешный рывок и расплавить туловище или выплеснуть струю магмы на юнца. Но зверь смирился: он перестал видеть угрозу и смиренно смотрел в глаза Рино. Что в них было видно? Одна загадка. И только Рино мог разглядеть в левом глазу спокойствие и крохотную радость, а шрам на правом отражал только глубокую обиду, непонятную для зверя. Он вымещал её на обидчиках и пожирал их с потрохами, но даже у такого опасного и, казалось бы, неразумного зверя был долг. Несмотря ни на что он помогал единственному другу. Как только Рино понял это, он сумел разглядеть не только обиду в шраме, но и печаль того самого друга. Рино услышал эхо этой раны: "Кто тебя так изувечил?" Услышав это эхо, Рино не сдержался и пустил слезу, глядя прямо в глаза саламандре; такие слова звучали с сильнейшей жалостью и печалью, что просто не могли ничего не задеть внутри Рино. Увидев гордый зверь на лице человека слёзы, он совсем усмирил пыл и закрыл глаз, будто поблагодарив за понимание, которого было так мало в его жизни. Нова стоял как вкопанный, не понимая, какого чёрта происходит, как Рино ещё не убили? Но по интенсивности огня на спине саламандры Рино понял его эмоциональное состояние, ибо Карон когда-то говорил: "Войдерум появился не от людей и зверолюдей. Элементали и звери с сердцами стихий – первые, кто был наделен войдерумом в Ховаке. Сила войдерума человека зависит от эмоций так же, как и у монстров, которых страшится весь Ховак. Мы должны благодарить этих за то, что вообще существуют. Олаф Шестирукий создал свой шестиугольник только основываясь на этих "монстрах." Великие умы Хондруфера не способны подчинить природу в свои цепи, только лишь изучить и научиться у них чему-либо."

Пока Рино вытирал слёзы и шёпотом приговаривал "Почему?", издали слышался чей-то крик: "Созо! Где ты?" В этот же момент глаз саламандры загорелся, она завиляла хвостом, а на спине стали пестрить вспышки пламени. Зверь ринулся в сторону голоса, а Нова потихоньку выходил из укрытия, направляясь к Нове с парой вопросов.

– Рино, что это было? – недоумевал Нова, и у него помимо этого вопроса была ещё уйма других.

– Как мы могли согласиться её убить? – тихо спросил Рино, и никакой ответ не мог быть в этом случае удовлетворительным.

– Как "как"? Легко! Это же наш путь к главе Вива-Сиентум. – совсем не тот ответ сказал Нова, только усугубив эмоциональное состояние Рино.

– Нет… Так нельзя… – с этими словами Рино глубже затонул в пучины памяти, а именно – те воспоминания, когда, будучи тяжело раненым на войне, он вспоминал Сигварда, на тот момент единственного друга, и друга потерянного. Рино чувствовал себя, как эта саламандра, что копает в неизвестную сторону, будучи полным сомнений, только вместо ямы – окопы.

– Эй, Рино! Рино! – дёргал Нова брата за плечо, но Рино не отвечал, погрузившись в воспоминания с головой, отчего сильно напугал войдера света. – Рино! Да что с тобой? – в сильном волнении задал вопрос Нова, после чего Рино лишь собрался с мыслями и сказал, что всё в норме и нужно продолжать работу.

Рино умолчал о всплывших воспоминаниях; он только указал на бегущую саламандру, пока Нова разглядывал довольно глубокую нору. Она проходила под маяком; были слышны капли, ударяющиеся о землю. Нора затронула не только землю: там были катакомбы, прямо под маяком! Издали было слышно радостное шипение и вопросы на странном диалекте. Эта тонкая фигура подходила всё ближе к маяку вместе с саламандрой. Изорванная, но знакомая одежда – братьям часто доводилось видеть подобную форму, но что-то в ней было не то. Каждый, кто носил подобную форму, выделялся своей гордостью и желанием победить во что бы то ни стало. Однако, приближающаяся фигура не выглядела сильной и мужественной: на неё было жалко смотреть, пока не стало видно лицо. Это был лик безумного зверолюда…


Глаза без устали двигались в разные стороны, разглядывая всё подряд, но на самом деле ящер желал направиться только в одну точку. Оставшиеся три зуба гнили и ужасно воняли, ящер хромал и двигал глазами случайно: он не мог контролировать этот процесс. Его смрадная улыбка становилась всё более отчётливой с каждым шагом: скоро его планы свершатся.

– Эти одежды… Ёло, это же форма морпехов Виллиона четвертой эры! – заметил Нова, после чего в памяти всплыли образы солдатов, что штурмовали родину братьев с моря.


– Будь бдителен: может, он до сих пор хочет поубивать хондруферцев.

Вдруг зверолюд поприветствовал братьев у маяка. Он потирал руки друг о друга, едва не поцарапав их когтями, после чего начал говорить:

– Вы знаете Салазара? Салазар должен! Салазар обязан! – словно прошипел ящер эти слова, сильно напрягая голосовые связки.


– Кто такой Салазар? – с опаской спросил Рино, приготовившись к бою.

Ящер испугался, впервые услышав собственное имя от другого человека. Будучи пленником, он постоянно повторял его и обращался к себе в третьем лице, чтобы не забыть имени – но время стёрло это воспоминание, и сейчас зверолюд не мог ответить, кто такой Салазар, ибо "Салазар" стал просто набором звуков.

– Ёло, с тобой всё в порядке? – взволнованно спросил Нова, чувствуя к Салазару некую жалость, после чего ящер оживился.


– Да! Вы помочь Салазару? – положив себе ладонь на грудь, спросил ящер.


– Что ты тут вообще делаешь? Можешь нормально сказать? – Рино уже бесила вся эта ситуация, а Салазар теперь казался ему простым безумцем, мимо которого нужно пройти.


– Рино, будь мягче. – на полном серьёзе попросил Нова.


– Да ты посмотри на него: это либо псих, либо отшельник. Одно хуже другого! – размахивая руками в раздражении, быстро ответил Рино.


– Верьте Салазару! В глубине истина! В тюрьмах есть человек! – воткнув палец в землю, сказал ящер.


– Человек? Надо его тогда спасти. – вспомнив о том, что на Ан скорее всего до сих пор могут находиться пленные времён паровой войны четвёртой эры, Нова решил довериться Салазару и помочь ему.


– ДА! Салазар должен спасти! Вы помочь Салазару! – выкрикнул в радости ящер.


– Странно это всё. – усомнился Рино, глядя с презрением на зверолюда.


– Рино, он точно говорит правду. – уверял Нова, не желая бросать пленных на острове.


– Да я знаю: у этого подобия зверолюда мозг сто процентов стёрся на этом острове. Он уже не знает, что такое врать! – с сарказмом ответил Рино.


– Если на этом острове ещё остались военнопленные, нам надо их вызволить! – Нова был невероятно серьёзен в этот момент, и, сверля взглядом Рино, тому не осталось ничего иного, помимо простого согласия – ибо в противном случае войдер света потом долго бы жалел о том, что бросил нуждавшихся.


– Эх… – тяжело выдохнул Рино. – Так уж и быть… Придётся поработать сверхурочно. Показывай, зверолюд, куда нам идти. – эти слова несказанно порадовали Нову, и тот был полон энергии совершить подвиг.


– Под маяком ступени глубоко вниз! На дне человек, нам надо его спасти! – прошипел Салазар, постоянно ударяя ногой землю.


– Вперед-ёло!

Взяв с собой огненную саламандру, вчетвером они отправились в глубины тюрьмы. Путь через тысячу ступеней, ведущий в неизвестность, был настолько же утомительным, насколько и жутким: с каждым шагом чей-то гул из глубин подземелья был всё громче, а факел медленно гас, желая оставить агентов Бровсо во тьме тюрьмы. Уже довольно долго братья не возвращались во двор с известиями.


 Эгиль через час с довольным лицом подошёл к маяку и ждал саламандру, ибо не было ни её трупа, ни новичков. Когда Эгиль подумал, что саламандра сегодня не появится, он убедил себя: "Значит, все трое мертвы. На такой хороший исход я даже не надеялся, отлично! Великолепно!" Сектант уже не мог сдерживать смеха. Эгиль слишком долго ждал своего часа, и он настал. Мысль о том, что он может прямо сейчас направиться к отцу Иоанну, невероятно пьянила. Его цель всей жизни на ладони, долгие кольца, проведенные в кругу сектантов, ушли не зря. "Как же хорошо, что я не упустил шанса. Я должен быть благодарен этим отбросам за помощь. Ха-ха-ха-ха!" Эгиль поддавался безумной радости, сама возможность прийти к Иоанну прямо сейчас заставляла изливаться смехом. Но в скором времени Эгиль собрался и быстрым шагом отправился в особняк. Он не обращал никакого внимания на других сектантов вокруг, ибо по его мнению они все без пяти минут покойники. Эгиль скрывал свои истинные намерения под маской. Только его неподдельная улыбка никуда не могла деться, ведь это лучший момент в его жизни. У входа в особняк стояли три высокие фигуры, омраченные светом Сэн: слева тощая, но насколько грациозная, настолько же и смертоносная, этот человек вселял страх и сам получал от этого непомерное удовольствие; справа грубая, широкая фигура могучего зверолюда, держащего за спиной боевые топоры; по центру стояла высокая красивая длинноволосая женщина из далёких земель. Это придворные войдеры отца Иоанна, сильнейшие после главы, и эти люди не давали недостойным пройти в покои своего господина. Эгиль сказал им, что убил саламандру, и просит поговорить о вознаграждении с Иоанном. Человек посмеялся и дал пройти, зверолюд немного поворчал, но не стал противиться, отпустив руку с топора, а женщина молча кинула презренный взгляд, но всё же дала согласие. Поднявшись дальше по деревянным ступенькам, Эгиль наконец дошёл до покоев Иоанна. Безумно дорогая мебель красовалась на третьем этаже особняка, где Иоанн ждал своего сына с известиями. Открыв хлипкую дверь кабинета главы, Эгиль увидел перед собой причудливый трон, к которому вело множество труб. На нём восседал длинноволосый, белокурый, насколько бледнокожий, настолько и прекрасный отец Вива-Сиентум – Иоанн, Сын Родиза. Его красивые речи заворожили Эгиля, только он зашёл в кабинет. Иоанн сидел на троне неподвижно, его слова медленно выходили из губ и туманили все чувства. Эгиль на минуту забыл свою цель, ибо он был объят этим нежным звуком, насколько завораживающим, настолько и чарующим. И после этого Иоанн сказал первое слово:

– Сын мой, тебя привела в мои покои радость? Гордость? Жадность? Я услышал, что ты убил саламандру. Без прикрас, ты заслуживаешь моего уважения. Но разве тебе этого недостаточно? Чем я могу удовлетворить твоё шумное сердце? Даже сейчас я слышу его бойкие удары.


– Отец… Я просто хочу обнять тебя. Я – твоё чадо, жаждущее отцовской любви. Я хочу твоего признания и заботы, вот и всё. – едва не заплакав, Эгиль выдавил из своих уст горькие, словно желчь, слова.


– Так и быть, ты этого заслужил, подойди ко мне.

Эгиль было ужасно тяжело сдерживать безумный смех, но если он этого не сделает, в один момент умрёт. Он подошёл к отцу, заранее спрятав в рукаве острый как бритва кинжал. Эгиль протянул руки, обхватил отца. Его объятия были невероятно тёплыми и нежными, словно это была родная мать. Но Эгиль знал, какой страшный обман таится в столь прекрасном с виду человеке. Он всей душой жаждал отомстить за всё, что Иоанн сделал с его семьей давным-давно… Пара мгновений, и холодная сталь перережет тёплую сонную артерию. Как только лезвие коснулось шеи, Эгиль провёл по важной артерии своим оружием, пустив кровь из раны фонтаном. Иоанн упал на колени и в смятении придерживал рану ладонью, но кровь продолжала литься сквозь пальцы.


– Непокорный… Ты причинил боль своему родителю, разве ты не испытываешь стыда, сын мой? – с печалью проговорил Иоанн.


– Заткнись, мразь! – взорвался Эгиль, словно то был крик души. – Твоя жизнь в моих руках, ха-ха-ха! – маниакально засмеялся Эгиль. – Уже не помнишь, сколько семей ты загубил своими бреднями про смерть Родиза? "О нет, помогите мне спасти мир от злого Тасима, сын Родиза в опасности!" Сын безмозглого речного моллюска – вот кто ты! Такой бред втираешь всем этим остолопам снаружи. Ты убивал каждого неверного, нет слова важнее твоего, да? Дерьма поешь, дажвог8! Я слишком долго находился в тени под видом твоего "сына"… – после этих слов Эгиль на секунду вспомнил своих настоящих родителей, после чего что есть мочи закричал. – Мой отец мёртв! Это ты его убил! Ты! Ты, мерзкий уебан! Дажвог!

 

Иоанн убрал руку с шеи и встал с колен. Он сверлящим взглядом смотрел на Эгиля, желая выслушать каждое его слово, каждый гнусный звук.

– Эгиль Улыбчивый? Твоё имя все забудут. – без какой-либо жалости спокойно сказал Иоанн.


– "Эгиль"? Ха-ха-ха! Ты думаешь, я всё это время говорил с тобой, показывая настоящее имя? Ты тупее, чем пытаешься показаться. Как ты вообще стал лидером, будучи таким конченым идиотом? Готов поспорить: даже те придурки снаружи могли бы догадаться, что когда-нибудь кто-то придёт по твою голову. Моё настоящее имя ты даже не достоин услышать перед смертью, ублюдок. Что скажешь напоследок? Давай же, говори скорее, пока вся твоя поганая кровь не впиталась в гнилые земли Ан. А?! Чего молчишь?! Хочешь запомнить лицо убийцы и вернуться призраком? Именно, ты ведь и способен лишь на обман и запугивание, смотри не испусти дух слишком рано, ещё столько ласковых слов хочется тебе сказать, урод.


– Эгиль, ты веришь в людское цунами? – не поднимая глаз на Эгиля, Иоанн спокойно встал и, глядя в пол, задал этот странный вопрос.

Именно в этот момент Эгиль наконец заметил отсутствие крови на ладони, которой Иоанн придерживал рану на шее. А после Эгиль быстро кинул взгляд на шею, но на ней не было даже следов раны – только пятна крови на полу. В этот момент его охватил ужас. Буквально минуту назад он был на апогее и практически выполнил цель всей своей жизни, совершив кровавое возмездие, но сейчас будто боги сыграли с ним в злую шутку. "Волны людей растекаются мирным потоком, Эгиль, я стану цунами, который изменит их слабое течение." – это стало последним, что Эгиль услышал. Один миг, и предатель даже не успел испугаться, как из пятен крови на полу вылетели штыки и вонзились ему прямо в мозг и сердце. Эгиль упал замертво и пролил свою собственную кровь, смешав её с той, что Иоанн проливал десятки раз в своей опочивальне. Кровь проигравших.

7Элементаль – существо-войдер, имеющее возможность базово использовать войдерум безо всякого обучения и неспособное изменить стихию или выучить новую, однако для полного освоения войдерума им требуется обучение. Элементали рождаются с определённой стихией и могут свободно ей управлять на протяжении всей жизни.
8Дажвог – (применимо к существам и предметам мужского рода) одно из самых популярных оскорблений в Ховаке, означающее в самой грубой форме: "мудак". Корень: "дажв" (алчность). К женщинам применяется это оскорбление с окончанием: "а" (дажва).
Рейтинг@Mail.ru