Полк беглым шагом прошел по улице, и полковник, казалось, несколько раз поссорился с артиллерийскими офицерами из-за того, кто пройдет первым. Батареи ждали в грязи, и их солдаты, разозленные поведением этой заносчивой пехоты, потрясали кулаками, сидя в седлах и на зарядных ящиках и отпуская всевозможные колкости и шуточки. Наклоненные орудия продолжали задумчиво смотреть в землю.
На окраине разрушенного города группа солдат в синем стреляла в туман. Полк развернулся в цепи, и группа синих фигур, развернувшись, радостно удалилась куда-то в тыл.
Пули с тихим свистом полетели со стороны гряды холмов, которая смутно виднелась в густом тумане. Когда их стремительное крещендо достигло своей кульминации, они пронеслись прямо над головой солдат, словно пронзив невидимый занавес. Батарея на холме грохотала с таким беспорядочным ожесточением, что казалось, будто орудия ссорились и грызлись друг с другом. Снаряды злобно ревели, устремляясь к городу. С близкого расстояния донесся треск ружейной стрельбы, пронесшийся вдоль невидимой линии и оставивший слабые отблески оранжевого света.
Кто-то в новых стрелковых цепях начал стрелять по смутным силуэтам, различимым в тумане, по фигурам людей, внезапно появлявшимся впереди благодаря какому-то изменению в неповоротливых массах тумана. Треск ружейного огня начал заглушать свист вражеских пуль. Дэн, стоявший в первой шеренге, держал винтовку наготове и пристально, невозмутимо вглядывался в туман с видом охотника. Он был настолько спокоен, что казалось, что все его нервы просто вытянули из тела, оставив одни мускулы. Но его онемевшее сердце все же билось в ритме боя.
Колышущаяся линия стрелков двигалась взад и вперед, перебегала то в одну, то в другую сторону. Люди терялись в тумане и снова находились. В какой-то момент они подошли слишком близко к грозным холмам, и те взорвались огнем, словно отражая общую атаку. В другой раз один полк в синей форме чуть было не открыл по ним огонь. Затем своя же батарея начала продуманно и методично истреблять их своими снарядами. Все время находясь в движении, солдаты метались туда-сюда по равнине, сражаясь с врагами, убегая от друзей, оставляя следы своих многочисленных перемещений на мокрой желтоватой земле, ругаясь в воздух и стреляя каждый раз, когда им удавалось различить противника.
Когда туман в очередной раз неожиданно поменял свои очертания, как будто пальцы духов раздвинули какой-то занавес, Дэн и окружавшие его солдаты вдруг увидели небольшую группу молчаливых, похожих на статуи стрелков в сером. Они были так близко и казались такими реальными, что в этом было что-то сверхъестественное.
Наверное, с секунду обе группы противников смотрели друг на друга. Потом все разом вскинули винтовки. Когда Дэн взглянул в прицел ружья, фигура перед ним внезапно стала такой близкой, словно винтовка была телескопом. В памяти Дэна отпечатались короткая черная борода, шляпа с опущенными полями, поза того солдата, который прицеливался, чтобы выстрелить. В тот момент он, по-видимому, и сам нажал на спусковой крючок, и пораженный выстрелом солдат качнулся вперед, его выстрелившее в тот же момент ружье прочертило в воздухе косую багровую полосу, а широкополая шляпа упала с головы. Межу ними снова встали полосы тумана, управляемые загадочными импульсами.
– Ну, в того парня ты точно попал, – сказал Дэну товарищ. Дэн только непонимающе посмотрел на него.
Когда на следующее утро снова спустился туман, солдаты полка обменялись оживленными замечаниями; но долго разговаривать им не пришлось, потому что на улицах городка теперь было достаточно конных адъютантов, чтобы составить три кавалерийских эскадрона, и они знали, что приближается крупное сражение.
Дэн беседовал с солдатом, который когда-то сидел на сундуке, покрытом конским волосом; но в этот раз они не упоминали о той цепочке холмов, которая раньше, в более беззаботные моменты, давала им приятную тему для разговора. Теперь они избегали говорить о них, как осужденные стараются не упоминать о смерти, и все же, серьезно обсуждая другие темы, в глазах друг друга они читали неотступную мысль о тех самых холмах.
Напряженно ожидавший приказов полк испустил долгий вздох облегчения, когда на улицах раздались резкие, без конца повторявшиеся команды строиться. Было очевидно, что предстоит кровавая схватка, и они пытались о ней не думать. Однако им снова пришлось долго стоять, плотно увязнув в грязи. Солдаты вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, куда двигаются другие полки.
Наконец, туман рассеялся, будто беззаботная природа решила сделать все, чтобы враги могли сразу же увидеть друг друга, и тотчас же с каждого холма донесся грохот пушек. Бесконечная трескотня винтовок передовых цепей переросла в раскатистый грохот ружейной стрельбы залпами. Снаряды ревели в воздухе, как бросавшиеся на добычу пантеры. Дэн посмотрел на солдата, с которым когда-то делил сундук, и тот сказал:
– Вот оно, началось!
На улицах городка зазвучали голоса офицеров, у молодых они были высокие, а у более старших – низкие и хриплые. Их команды вонзались в солдат, как шпоры. Несмотря на то, что приказ вступить в бой уже давно ожидался, массы солдат, внезапно осознавших, что сейчас начнется бой, задрожали.
Все эти огромные толпы людей и лошадей, находившиеся в городке, одновременно пришли в движение. Полк за полком устремлялись в улочки, ведущие в сторону тех зловещих холмов.
Это походило на театральное представление. Маленький, тусклый городок был подобен плащу, под которым скрывался главный герой будущей драмы. И вот он сброшен, и армия, прекрасная в своем сине-стальном одеянии, вышла на сцену, освещаемую солнцем.
Даже солдаты, маршировавшие в больших колоннах, с восхищением вздохнули при виде этого зрелища, более величественного, чем они могли себе представить. Занятые врагом позиции на высотах были заполнены людьми, которые будто бы пришли посмотреть на какой-то грандиозный спектакль. Но по мере того, как колонны неуклонно двигались к назначенным целям, они деловито удвоили стрельбу из орудий, и на переполненной равнине c ужасающим грохотом и красными вспышками стали падать снаряды. Один из них разорвался в рядах полка, и после того, как дым и хаос взрыва рассеялись, оставив на земле неподвижные фигуры, каждый из солдат продолжил штурм, изрыгая ужасные ругательства, ведь ветераны терпеть не могут, когда их убивают в тот момент, когда они еще не вступили в ближний бой.
Полк иногда искоса поглядывал на своих товарищей по бригаде, солдат, которые никогда не были в сражениях; но никакой леденящий кровь страх не мог устоять перед пышущим жаром великолепием этой армии, двигавшейся по равнине такими длинными шеренгами, что фланги тонкими полосками терялись вдали, этой колоссальной массы людей, объединенных одной целью. Новобранцы старались выглядеть равнодушными. В тылу стояла бездействующая батарея, и трое артиллеристов, усевшись в ряд на зарядном ящике, подталкивали друг друга локтями и глупо ухмылялись новобранцам.
– Подождите, сейчас и вам достанется, – кричали они.
Они так беззаботно шутили, как будто им самим не угрожала та же опасность в самое ближайшее время. Но, неся в сердце этот прекрасный образ всей армии, новые солдаты, возможно, почувствовали то чувство преданности, которую капли воды могут испытывать к океанской волне; они были частью ее мощи и славы; они весело улыбнулись зубоскалившим артиллеристам и велели им убираться ко всем чертям.
Колонна перешла несколько небольших мостиков и быстро построилась в боевые порядки. Перед ними был небольшой участок равнины, а за ней возвышались те самые холмы. Времени на размышления уже не было. Солдаты смотрели на равнину впереди, гадая, как тяжело им там придется, когда бригада, шедшая впереди них, заревела и бросилась в атаку. На холмах были сплошные массы войск в сером и бесчисленные вспышки огней.
Этот яростный восторг перед ужасами войны, охватывающий сердце человека и заставляющий его биться так часто, что оно может разорваться, вспыхивал на лицах солдат, как цветные огоньки, и делал их похожими на диких животных на привязи – беснующихся, свирепых, не страшащихся ничего и никого. Полк рванулся вперед еще до того, как прозвучали отрывистые, хриплые команды.
Жажда ближнего боя, наполняющая людей во время штыковой атаки, охватила солдат, лишая их разума. В этой ярости поле, покрытое пожухлой травой мягкой южной зимы, казалось им шириной в несколько километров.
Высокие, медленно поднимающиеся клубы дыма, пахнувшего горящим хлопком, окутали шеренги солдат так, что они стали напоминать пловцов. Холмы перед ними, берег этого серого моря врагов, были все перечерчены полосами пламени. Рев бесчисленных демонов битвы сливался с шумом ветра.
Шеренги солдат, которые, устремляясь вперед, метались, как табуны раненых лошадей, пересекли поле, усеянное трупами, напоминавшими о прежних неудавшихся атаках.
Прямо перед Дэном, который с почерневшим лицом что-то орал, стремительно возник раненый солдат, как будто какой-то новый противник. Он приподнял свое изувеченное тело и смотрел на эту толпу людей, надвигающуюся на него. Казалось, ему пришло в голову, что его сейчас растопчут; он предпринял отчаянную, жалкую попытку спастись; затем, наконец, скорчился, ожидая неизбежного. Дэн и солдат рядом обежали его с двух сторон, не глядя вниз и, казалось, не обращая на раненого никакого внимания. Этот маленький, нелепый комок в синей форме промелькнул мимо них, как придорожный булыжник мимо летящего на всех парах поезда.
Прорвавшись сквозь волны дыма, бесформенные группы бегущих солдат наткнулись на остатки бригады, которая наступала впереди них, – охваченную хаосом массу, которую остановили и разметали яростные залпы с холмов.
Это выглядело так, как будто гадалка внезапно показала им картину судьбы, которая их ожидала; но полк с напряжением всех сил, спотыкаясь, бросился через эти обломки дальше, пока солдаты не оказались среди уцелевших в других штурмах – там, где их встретила стрельба с холмов.
Тяжело дыша, обливаясь потом, с обезумевшими лицами солдаты пытались преодолеть полосу вражеского огня, но они словно наткнулись на стену. Волна атакующих остановилась, содрогнулась, разрываемая двумя противоположными импульсами, затем опрокинулась и распалась на части, у которых нет названия.
Теперь, наконец, можно было отличить ветеранов от новобранцев. Новые полки мгновенно исчезли, потерялись, рассеялись, как будто их никогда и не было. Но даже сокрушительный провал атаки и всего сражения не мог заставить ветеранов забыть о своем деле. В последнем порыве эта группа обезумевших людей выстроилась и дала залп по холму, который мало чем мог повредить этим устрашающим укреплениями, но, тем не менее, выражал то особое, крайнее отчаяние, которое позволяет людям хладнокровно смотреть в глаза смерти.
После этого случая солдаты дали своей части другое название. Они стали называть ее "Маленький полк".
– Я вчера видел, как Дэн одного застрелил. Да, так и было. Я уверен, что он в него попал. И, может, он сейчас думает о том парне и что было бы, если бы это он сам так повалился на землю. Да уж, такие мысли иногда приходят.
Костры бивуаков на тротуарах, на улицах, во дворах отбрасывали высоко вверх свои мерцающие отблески, которые, словно тонкие красные пальцы, ощупывали грязные, изрешеченные стены и груды обвалившегося кирпича. Над толпами солдат в синем снова стоял гул голосов.
Среди руин веяло запахом жареного бекона и кофе из бесчисленных маленьких котелков. В тени поблескивала сталь составленных в козлы ружей. Кое-где на ружьях лежали знамена, под которыми солдаты ходили в недавний бой.
Вокруг одного из костров группа солдат пыталась сдерживать свое бодрое настроение. Они, перешептываясь, ходили вокруг костра, на который смотрели с каким-то удовлетворением, как рабочие после тяжелого трудового дня.
Один из солдат сидел в стороне. Когда остальные к нему обращались, их тон резко менялся. Прямо они на него не смотрели, а только иногда бросали взгляды украдкой.
Наконец, к этому кругу света от дальнего костра подошел солдат. Он некоторое время смотрел на сидевшего поодаль человека. Затем он нерешительно подошел ближе к нему и спросил:
– Ну как, есть новости, Дэн?
– Нет, – ответил Дэн.
Вновь прибывший, переминаясь с ноги на ногу, посмотрел на огонь, на небо, на остальных, потом на Дэна. Его лицо отражало одновременно любопытство и отчаяние, и он явно с трудом сохранял молчание. Наконец, он выдавил из себя:
– Ну, Дэн, шанс еще есть. Там еще полно раненых лежит, ты же знаешь. Еще есть шанс.
– Да, – ответил Дэн.
Солдат снова переступил с ноги на ногу и с несчастным видом уставился перед собой, а потом, после очередной внутренней борьбы, сказал:
– Шанс еще есть, знаешь, Дэн.
И он поспешил уйти.
Один из солдат взвода, возможно, ободренный этим примером, подошел к неподвижной фигуре.
– Ну, как, ничего не слышал, а? – спросил он, откашлявшись в кулак.
– Нет, – ответил Дэн.
– Ну, знаешь, – сказал солдат. – я тут вспоминал, как он беспокоился о тебе в ту ночь, когда ты отправился в патруль. Помнишь? Да, приятель, удивил он меня. Все никак успокоиться не мог. Клянусь, он и глаз не сомкнул после того, как ты ушел, все лежал и ругался насчет этих патрулей, волновался. Я даже не поверил. Он все лежал и ругался. Он…
Дэн произнес странный звук, будто чем-то поперхнулся. Потом сказал:
– Заткнись, а?
После этого товарищи ни за что не позволяли отвлекать его, пока он угрюмо смотрел в огонь.
– Эй, оставь его в покое, приятель!
– Слышишь, Кейси, отойди от него!
– Не лезь к нему, друг.
Они осторожно ходили вокруг неподвижной фигуры, лицо которой превратилось в безразличную маску.
Круглый красный глаз солнца долго смотрел на маленькую равнину и лежавшие на ней тела, а потом на нее тяжело опустилась непроглядная темнота, милосердно скрывая бледные руки мертвых, застывшие в странных жестах.
На высотах перед равниной сияли крошечные огоньки лагерных костров, перемигиваясь с отблесками пламени на бивуаке, расположенном в маленьком городке. Пространство равнины было черным, но по нему иногда то тут, то там медленно проплывали точки света – фонари. Эти поля долго были окутаны жестокой тайной.
Но вот в одной черной точке внезапно произошло воскресение. Какое-то странное существо, лежавшее там, застонало. Потом оно привстало, и стало ясно, что это человек.
Он какое-то время тупо смотрел на огни на холмах, затем повернулся и стал рассматривать едва заметный свет над городком. Несколько мгновений он не двигался, уставившись перед собой тусклыми глазами, лицо его было бесстрастным и неподвижным.
Наконец, он обвел взглядом трупы, которые смутно угадывались вокруг. Пока он смотрел на этих людей, выражение его лица не изменилось. Их присутствие просто подтверждало, что он сам рано записал себя в покойники. Он бессмысленно провел пальцами по рукам и груди, похожий на идиота, сидящего на скамейке у дверей богадельни.
Не обнаружив ран ни на руках, ни на груди, он поднес руку к голове, и на пальцах осталась какая-то темная жидкость. Держа пальцы близко к глазам, он все так же тупо разглядывал их, слегка покачиваясь.
Потом солдат снова посмотрел в сторону городка. Когда он встал, его одежда, как мокрая бумага, с шелестом оторвалась от мерзлой земли. Услышав этот звук, он, казалось, задумался. Помедлив, он посмотрел вниз, на землю, потом на свою брюки, потом снова на землю.
Наконец, он медленно направился в сторону тусклых огней, держа руки перед собой ладонями наружу и ступая осторожно, как слепой.
Дэн неподвижно сидел в окружении товарищей, которые не разговаривали с ним, а шутили шепотом. Сырость обычного утреннего тумана, казалось, приводила маленькие походные костры в ярость.
Внезапно на улице раздались крики, полные изумления и восторга. Готовившие на костре завтрак солдаты подняли головы. Они громко закричали:
– Ну и дела! Ничего себе! Дэн! Дэн! Смотри, кто пришел! Эй, Дэн!
Молчаливый Дэн поднял глаза и увидел мужчину с огромной повязкой на голове, похожей на шлем, которого восторженно приветствовали солдаты. Тот пожимал руки, что-то рассказывал и весело разглагольствовал.
Дэн вздрогнул. Его бронзовое лицо покраснело до самых висков. Казалось, Дэн вот-вот вскочит с земли, но потом он внезапно откинулся назад и снова стал бесстрастно смотреть перед собой.
Солдаты в изумлении переглядывались.
– Дэн! Смотри! Видишь, кто пришел! – снова закричали некоторые. – Дэн! Гляди!
Наконец, он нахмурился и равнодушно пожал плечами.
– А то я не знаю?
Но они все еще не могли поверить, что он даже не посмотрел в сторону брата.
– Дэн! Посмотри же ты! Видишь, кто пришел?
Тогда он отмахнулся от них с раздражением и злостью.
– Да провалитесь вы! Мне что с того!
Солдат в повязке-шлеме приближался, все пожимая руки и что-то рассказывая. Иногда его взгляд останавливался на Дэне, глаза которого превратились в две щелочки.
После серии перемещений получилось так, что человек с повязкой оказался очень близко к человеку, который смотрел в огонь. Он остановился, и повисла короткая пауза. Наконец, он сказал:
– Здорово, Дэн.
– Здорово, Билли.
Девушка была в гостиной на втором этаже и выглядывала из-за ставней. Это была "лучшая комната". На полу был постелен совсем новый коврик. Края его были украшены чередующимися полосками красного и зеленого цветов. На деревянной каминной полке стояли две маленькие пухлые глиняные фигурки – вероятно, пастух и пастушка. С края полки аккуратно свисал треугольник из розовой и белой шерсти. На бюро вообще ничего не было, кроме расстеленной газеты с загнутыми краями – вероятно, использовавшейся вместо салфетки. Одеяла и простыни были сняты с кровати и сложены стопкой на стуле. Подушки и огромный пуховый матрас были смяты так, что стали похожи на огромные оладьи. На одной из белых стен висела в овальной рамке фотография мужчины с ужасным цветом лица, который строго смотрел на бюро.
Сквозь щели в ставнях ей была видна дорога, которая вилась через луг к лесу и снова появлялась там, где пересекала холм, примерно в километре отсюда. В лучах летнего солнца она казалась желтой и теплой. Из высокой травы на лугу доносилось равномерное стрекотание насекомых. Время от времени лягушки в невидимом ручье издавали странные чавкающие звуки, как будто их кто-то душил. Листья деревьев шелестели на легком ветру. Сквозь темно-зеленые ветви сосен, росших во дворе перед домом, далеко на юго-востоке были видны горы удивительного синего цвета.
Взгляд Мэри был прикован к узкой полоске дороги, видневшейся на далеком холме. Ее лицо раскраснелось от волнения, а рука, напряженно сжимавшая подоконник, нервно дрожала. Зеленая хвоя сосен с мягким шипящим звуком падала на дом.
Наконец, девушка отвернулась от окна и подошла к ведущей вниз лестнице.
– Ну, я точно знаю, что они все равно приедут, – с убежденностью крикнула она вниз.
В ответ оттуда прозвучал сердитый голос:
– Нет, не приедут. Мы еще ни одного не видели. Они сюда никогда не добираются. Спускайся и займись делом, а не солдат выглядывай.
– Ну, мама, я все же уверена, что они приедут.
Голос снизу возразил ей с пронзительностью и злостью, иногда присущей домохозяйкам. Девушка вызывающе взмахнула юбками и вернулась к окну.
На желтой полоске дороги, пролегавшей по склону холма, теперь виднелось несколько черных точек – всадников, поднимавших клубы пыли. Девушка бросилась к лестнице и вихрем помчалась вниз, на кухню.
– Они едут! Едут!
С таким же выражением она бы могла кричать: "Пожар!" Ее мать, которая, удобно устроившись за столом, чистила картошку, вскочила на ноги.
– Нет… быть того не может… откуда ты знаешь, что это они? Где?
Она уронила короткий нож, а два или три кусочка картофельной кожуры упали с ее фартука на пол.
Девушка повернулась и бросилась наверх. Мать последовала за ней, задыхаясь и все же успевая сыпать вопросами, упреками и увещеваниями. Девушка уже была у окна и показывала куда-то вдаль.
– Вон там! Там! Видишь? Ну, видишь?
Бросившись к окну, мать с секунду вглядывалась в дорогу на холме, а потом со стоном откинулась назад.
– И правда, они, видит Бог! Точно они! – Она в отчаянии всплеснула руками.
Черные точки пропали в лесу. Девушка у окна дрожала, а ее глаза блестели, как солнечные блики на поверхности воды.
– Тише! Они уже в лесу! Они совсем скоро будут здесь. – Она наклонилась и пристально смотрела на зеленую арку деревьев, из которой выходила дорога. – Тише! Я слышу, как они приближаются, – быстро прошептала она матери, и та печально опустилась на матрас и заплакала. И действительно, девушка уже слышала частый, глухой стук копыт. С внезапным страхом она отступила в сторону, но вытянула голову, чтобы по-прежнему следить за дорогой.
– Вот они подъезжают!
Во внезапном появлении этих мужчин перед глазами девушки было что-то театральное. Казалось, будто кто-то резко отдернул занавес, и из леса показались они – с десяток смуглолицых солдат в синем, скачущих галопом.
– Ох, погляди-ка! – выдохнула девушка. Она скривила рот с выражением странного восхищения, как будто ожидала увидеть, как солдаты превратятся в демонов и будут рычать на нее. Наконец-то она увидела тех странных существ, которые прибыли с Севера, – персонажей удивительных легенд и сказаний, которые только что чудеса не творили.
Маленький отряд молча приближался. Впереди скакал молодой парень с какими-то тусклыми желтыми полосками на рукаве. В правой руке он держал карабин дулом вверх, уперев приклад в колено. Он внимательно изучал расстилавшуюся вокруг местность.
Следом за сержантом тонкой вереницей ехал остальной отряд, поскрипывая кожей и позвякивая металлом. Девушка вгляделась в лица всадников и, казалось, была удивлена тем, что они были похожи на обычных людей.
Парень, скакавший во главе отряда, быстро окинул взглядом дом и прилегающий участок земли. Он ни на секунду не замедлил длинный, размашистый шаг своего коня. Солдаты с мгновение оглядывались, как обычные туристы, а затем вернулись к изучению местности впереди. Тяжелый стук копыт постепенно затих. Клубы пыли медленно оседали на дороге.
Среди рыданий женщины на кровати теперь можно было различить слова, в которых, кроме ужаса перед предстоящим бедствием, можно было угадать сварливое желание найти рядом кого-то, кого можно было бы во всем обвинить.
– И нам повезет, если нас обоих не зарежут во сне… грабят и угоняют лошадей… а старины Санто уже нет… посмотри и увидишь… грабители…
– Но, мама, – сказала девушка, озадаченная и напуганная одновременно. – Они уехали.
– О, так они же вернутся! – закричала мать, не прерывая рыданий. – Вернутся обязательно… уж ты мне поверь… и лошадей угонят. Ох, Джон, Джон! Зачем ты это сделал, зачем? – Она вдруг приподнялась и села на кровати, уставившись на дочь. – Мэри, – сказала она трагическим шепотом, – На кухне ведь дверь не закрыта! – Она наклонилась вперед, чтобы лучше слышать, разинув рот и не сводя глаз с дочери.
– Ну, мама, – запинаясь, произнесла девушка.
Мать снова прошептала:
– Дверь на кухне не заперта.
Молча, не двигаясь, они смотрели друг на друга.
Потом девушка дрогнувшим голосом сказала:
– Нам бы стоило… нам бы лучше пойти и запереть ее. – Мать только кивнула. Держась за руки, они прокрались к лестнице. Тут скрипнула половица. Они остановились и обменялись полными немого ужаса взглядами.
Наконец, они решились выйти на лестницу. Из кухни доносилось басовитое гудение чайника и частое шипение и потрескивание огня. Эти звуки показались им зловещими. Мать и дочь стояли, не в силах пошевелиться.
– Там внизу кто-то есть! – прошептала старшая.
Наконец, девушка сделала решительный жест, высвободилась из руки матери и сделала два шага вниз по лестнице. Она крикнула в сторону кухни:
– Эй, кто там? – Она постаралась придать голосу должное бесстрашие, но в тишине он прозвучал так резко, что их снова охватила внезапная паника, как будто тот неизвестный из кухни сам к ним обратился. Все же девушка снова произнесла:
– Есть там кто? – Ответа не последовало, за исключением звуков, издаваемых чайником и очагом.
Девушка, крадучись, продолжила спускаться по лестнице. Когда она была на последней ступеньке, в огне треснуло полено, и девушка взвизгнула. Но таинственный незнакомец так и не выскочил из-за угла, чтобы схватить ее, поэтому она опустилась на ступеньку и рассмеялась.
– Это… это просто… просто огонь, – сказала она, запинаясь от смеха.
Потом она с внезапной смелостью встала и крикнула:
– Вот, там и нет никого! Точно тебе говорю, что нет. – Она решительно вошла в кухню. На лице ее отражался страх, будто бы она все еще ожидала кого-то там увидеть, но комната была пуста. Она весело крикнула: – Тут никого нет! Спускайся, мама. – Она метнулась к кухонной двери и заперла ее.
Мать спустилась в кухню.
– Боже мой, я так испугалась! Даже голова теперь разболится. Уж ты мне поверь.
– Ох, мама, – сказала девушка.
– Говорю тебе, голова теперь разболится. Ох, если б твой отец был здесь! Он бы этим янки2 показал, это точно! Две беззащитные женщины…
– Мама, зачем ты так говоришь? Янки ведь ничего не…
– О, они еще вернутся, точно тебе говорю. Две бедные беззащитные женщины! Твой отец и твой дядя Эйса и Билл болтаются там где-то и дерутся, когда им следовало бы защищать свой дом! Ну что за мужчины такие! Разве я не говорила твоему отцу, когда он уезжал…
– Мама, – вдруг сказала девушка, отходя от окна. – В сарае дверь открыта. Может, они старину Санто забрали?
– Ох, ну, конечно забрали… само собой… Мэри, что же мы будем делать… ума не приложу, что нам теперь делать.
Девушка сказала:
– Мама, я пойду посмотрю, забрали ли они Санто.
– Мэри! – закричала мать. – Даже не смей!
– Но, мама, подумай про старину Санто.
– Бог с ним, с этим Санто. Повезло, что хоть сами живы остались. Забудь ты про этого Санто. Даже и не думай туда идти, Мэри… Мэри!
Девушка отперла дверь и вышла на крыльцо. Мать в отчаянии закричала:
– Мэри!
– Ладно тебе, там ведь нет никого, – ответила девушка. Она немного постояла со странной улыбкой на лице, будто восхищенная своей смелостью.
Легкий ветерок колыхал ветви яблоневых деревьев. Петух с подчеркнуто важным видом выводил на кормежку трех кур. На склоне холма позади старого серого сарая среди летней листвы пламенели красные листья какого-то вьющегося растения. Высоко в небе к северу катились облака. Девушка резко спрыгнула с маленького крыльца и побежала к сараю.
Главная дверь была открыта, а резной колышек, которым она обычно запиралась, лежал на земле. Внутри сарая было темно, и девушка ничего не могла рассмотреть. Она остановилась, прислушиваясь. Было слышно, как внутри безмятежно что-то жует лошадь. Она издала радостный крик и ворвалась в сарай. Там она внезапно отпрянула назад и ахнула. Перед ней были трое мужчин в сером. Они сидели на полу, вытянув ноги и прислонившись спинами к кормушке Санто. На их покрытых пылью лицах сверкали улыбки.