Стивен Котлер
Будущее быстрее, чем вы думаете. Как технологии меняют бизнес, промышленность и нашу жизнь

Потом очень долго почти никаких перемен не было. В следующие 12 тыс. лет – за исключением замены быков лошадьми и изобретения паруса для мореходства – скорость распространения информации оставалась примерно на одном уровне.

Перемены наступили 24 мая 1844 г.^[101], когда Сэмюэл Морзе передал по электрическим проводам четыре слова: «Дивны дела твои, Господи». Его послание было и риторическим вопросом к будущим поколениям, и рождением новой эпохи – эпохи сетей. Морзе отправил свою фразу по экспериментальной телеграфной линии, соединившей столицу США Вашингтон с Балтимором в штате Мэриленд. То был прототип первой в мире информационной сети, состоявший всего из двух узлов.

Прошло 32 года, и Александр Грейам Белл^[102] всего-навсего пятью словами поднял акции этих коммуникационных сетей в глазах общества. В марте 1876 г. Белл сделал первый в мире телефонный звонок, чтобы передать немногословный приказ: «Мистер Уотсон, зайдите. У меня к вам дело». Но Белл также расширил возможности коммуникационных сетей – что оказалось куда важнее.

Изобретение Белла в собственном смысле не повысило скорость передачи информации – электричество как текло по проводам, так и продолжало, – но существенно повысило как количество, так и качество передаваемой информации. Но что еще лучше – телефоны появились сразу с дружественным к пользователям интерфейсом. И уже не требовалось тратить годы, чтобы обучаться передавать свои мысли в виде точек и тире азбуки Морзе; просто снимай трубку и вызывай нужный номер.

С появлением первого дружелюбного к пользователям интерфейса развитие сетей сползло со стадии дезориентации и заковыляло к стадии разрушения. В 1919 г. менее 10 % американских домохозяйств^[103] имели наземную проводную связь. Нужен трехминутный звонок на другое побережье? Да запросто, всего-то и надо, что иметь небольшое состояние – 20 долл. по тем временам, сегодня – 400 долл. Однако к 1960 г. минутный звонок из США в Индию стоил уже 10 долл. А сегодня – около 28 центов^[104] (по базовому месячному тарифу провайдера Verizon).

Однако снизившаяся в тысячу раз стоимость и ощутимо возросшая эффективность связи были, оказывается, всего лишь легкой разминкой. За последние полвека сети окончательно покинули стадию разрушения и проникли повсюду. На сегодняшний день мы умудрились опутать проводами чуть не каждый квадратный метр планеты – оптоволоконными кабелями, беспроводными сетями, опорными сетями интернета, воздушными носителями, гроздьями искусственных спутников и прочим в том же роде. Крупнейшая сеть в нашем мире – интернет. В 2010 г. подключение к ней имелось примерно примерно у четверти населения Земли^[105] – у 1,8 млрд чел. К 2017 г. охват интернетом^[106] достиг 3,8 млрд человек – около половины населения мира. А в следующие пять лет он охватит всех нас, все человечество. Иными словами, при гигабитных скоростях и мизерных затратах еще 4,2 млрд человек подключатся к общемировому общению. Вот как это будет происходить.

5G, стратостаты и спутники

Когда в ученых кругах заговаривают об эволюции сетей^[107], только и слышишь «три джи, четыре джи». «Джи» – сокращение от generation, поколение. На стадии 0G мы прозябали в 1940 г., когда начали формироваться первые телефонные сети. То была стадия дезориентации. Потребовалось 40 лет, чтобы мы доползли до связи 1G (один-джи), появившейся в 1980-х гг. с первыми мобильными телефонами; тогда мы перешли от стадии дезориентации к стадии разрушения.

К 1990-м гг., примерно тогда же, когда появился интернет, за компанию с ним к нам пришли и сети 2G. Но музыка играла недолго. Спустя десятилетие сети 3G возвестили зарю новой эры ускорения, поскольку стоимость широкополосного подключения начала почти отвесно падать, поражая воображение неуклонной потерей стоимости по 35 % в год. Смартфоны, мобильный банкинг и электронная торговля в 2010 г. возвестили о появлении сетей 4G. Но начиная с 2019 г. сети 5G нарушат привычный ход вещей, предлагая скорости в стократ выше по ценам, дешевле которых только даром.

Насколько быстры сети 5G? В сети 3G загрузка кинофильма в высоком разрешении занимает три четверти часа. Сети 4G ужали время загрузки до 21 секунды. А 5G? А вот как: вам дольше читать это предложение, чем загрузить вон тот фильм.

Но даже при том, что сети сотовой связи и так оплели всю планету, есть и другие, раскидывающие свои побеги в далеком пространстве над нашими головами. Так, Alphabet сейчас разворачивает «Проект Loon» – а когда о нем впервые заявили, многие наверняка сочли его проект Loony^[108] – полоумным. Родившаяся десять лет назад в Google X, отпочковавшемся отростке технологического гиганта, идея состояла в том, чтобы заменить наземные сотовые вышки дрейфующими в стратосфере стратостатами. Сегодня этот замысел воплощается в жизнь.

Достаточно легкие и долговечные, чтобы дрейфовать в воздушных потоках на высоте около 20 км над поверхностью Земли, гугловские стратостаты размером 15×12 м обеспечивают пользователям на земле подключение к мобильной связи (беспроводную высокоскоростную передачу данных) по стандарту 4G-LTE. Каждый стратостат обеспечивает покрытие площади 5000 км², а Google планирует увеличить сеть до тысяч стратостатов, чтобы дать всем на планете устойчивую непрерывную беспроводную связь.

Google не единственная претендует на «небесную недвижимость» над нашими головами. За пределами стратосферы трое крупных конкурентов включились в космическую гонку нового типа. Во-первых, упомянем работы инженера Грега Уайлера, который давно и упорно старался использовать технологии для искоренения бедности. Еще в 2000 г., располагая очень скромным бюджетом, Уайлер помог охватить 3G-связью африканскую глубинку. Сегодня, опираясь на миллиардную поддержку от Softank, Qualcomm и Virgin, он запускает OneWeb^[109] – группировку околоземных спутников числом порядка двух тысяч, которые обеспечат всем жителям Земли 5G-скорости скачивания.

При всей радикальности модернизации OneWeb Уайлер выступает Давидом в поединке с такими финансовыми Голиафами, как Amazon и SpaceX. В начале 2019 г. Amazon включилась в спутниковую конкуренцию^[110], объявив о проекте Kuiper – группировке из 3236 спутников, призванных обеспечивать человечеству высокоскоростную широкополосную связь. А SpaceX^[111], включившаяся в конкуренцию четырьмя годами раньше Amazon, в 2019 г. возглавила гонку, начав разворачивать на околоземной орбите огромную группировку из более чем 12 тыс. спутников (4 тыс. – на орбите высотой 1150 км и 7,5 тыс. – на орбите высотой 340 км). Если Маску все удастся, население Земли получит высокоскоростное широкополосное подключение к мобильной связи 5G-стандарта.

Выше только звезды?

Ан нет, есть G и повыше: на высоте 8 тыс. км, так называемой средневысотной околоземной орбите, располагается O3B, спутниковая группировка, призванная обеспечить связью тех, у кого сейчас ее нет. Расшифровывается O3B как «еще 3 миллиарда»; эту группировку многотерабитных спутников производства Boeing еще называют mPower network. Ожидается, что она обеспечит подключение к интернету всем, кто пока обделен им.

В целом еще до середины следующего десятилетия всякий желающий подключение получит его. Тогда впервые за нашу историю исполнится давний призыв родом из 1960-х – «Одна планета, один народ… ну пожалуйста»^[112]. А поскольку численность интернет-пользователей скоро удвоится, мы, скорее всего, увидим одно из самых стремительных за всю историю ускорений в сфере технологических инноваций и невиданный экономический прогресс.

Сенсоры

В 2014 г. ученый в одной финской лаборатории инфекционных заболеваний^[113] Петери Лахтела сделал любопытное открытие. Он обратил внимание, что множество изучавшихся им патологических состояний обладают неожиданным общим свойством. При изучении заболеваний, которые медицина привыкла считать не связанными, – например, клещевой боррелиоз (болезнь Лайма), сердечно-сосудистые заболевания, диабет, – Лахтела обнаружил, что все они вызывают нарушения сна.

Открытие побудило ученого задуматься о причинах и следствиях. Действительно ли эти заболевания ведут к нарушениям сна или причинно-следственная связь здесь работает в другую сторону? Иными словами, возможно ли частично снять симптомы или хотя бы добиться положительной динамики путем нормализации сна? А главное – как?

Лахтела решил, что для решения этой головоломки ему потребуются данные. Много, целые массивы. Пока он соображал, как их собрать, его осенило воспользоваться плодами недавнего технологического прорыва. В 2015 г. на почве модернизации смартфонов в одной точке сошлись две инновации: мощные, но компактные аккумуляторы и мощные, но малого размера датчики. Причем настолько мощные и крошечные, что Лахтела придумал новый способ отслеживать качество сна и решил, что сконструировать такой приборчик, пожалуй, получится.

Любые электронные устройства, измеряющие физические величины, например освещенность, ускорение или температуру, а затем передающее эту информацию другим устройствам, подключенным к той же сети, можно считать сенсорами, или датчиками. В качестве основы задуманного прибора Лахтела рассматривал пульсометры нового поколения. А отслеживать качество сна по частоте сердечных сокращений и их вариабельности – идея очень плодотворная. Подобные трекеры уже присутствовали на рынке, но это были более старые модели и к каждой имелись свои нарекания. Например, Fitbit и AppleWatch измеряли кровоток в запястье при помощи оптического датчика, но там артерии залегают слишком глубоко под кожей, чтобы оптические измерения могли претендовать на безукоризненную точность, к тому же мало кто ложится спать с часами на руке.

Лахтела усовершенствовал трекер, и получилось кольцо Oura^[114]. С виду простенький гладкий титановый ободок черного цвета, снабженный тремя датчиками, которые способны отслеживать и/или измерять десяток различных сигналов тела, что делает это устройство самым точным трекером сна из всех имеющихся на рынке. А расположение датчиков и частота замеров составляют тайное оружие колечка Oura. В пальце артерии ближе к поверхности кожи, чем на запястье, и Oura дает более точную картину работы сердца. К тому же, если Apple и Garamond замеряют кровоток дважды в секунду, а Fitbit повысила частоту до 12 замеров, то Oura собирает данные 250 раз в секунду. Как показали проведенные независимыми лабораториями исследования, благодаря удачной комбинации более совершенного интерфейса и большей частоты замеров кольцо Oura обеспечивает точность 99 % по сравнению с применяемыми в медицине мониторами сердечных сокращений, и 98 % – при отслеживании вариабельности сердечного ритма.

Лет двадцать назад сенсор такого уровня точности стоил бы миллионы, а поместиться мог бы разве что в помещении приличной площади. Сейчас Oura стоит 300 долл. и помещается на пальце – вот как отразился на сенсорах экспоненциальный рост. В обиходе такие сенсоры сетей называют интернетом вещей (Internet of Things, IoT) – это расширяющаяся сеть взаимосвязанных умных устройств, и скоро она опутает всю планету. А чтобы сориентироваться, как далеко мы зашли, стоит проследить, как развивается эта революция.

В 1989 г. изобретатель Джон Ромки^[115] подсоединил тостер марки Sunbeam к интернету, по сути создав первое устройство IoT-класса. Десятью годами позже социолог Нил Гросс^[116] узрел проступившие на стене письмена и сделал на страницах журнала Businessweek свое легендарное пророчество: «В следующем столетии планета Земля оденется в “электронную кожу”, а ощущать и передавать свои чувства будет через интернет, как через сеть нервных волокон. Эту кожу уже местами сшивают в единое целое. Ее образуют миллионы встроенных измерительных устройств: термостатов, индикаторов давления, детекторов загрязнения окружающей среды, видеокамер, микрофонов, глюкометров, электрокардиографов, электроэнцефалографов. Все эти устройства будут мониторить наши города и находящиеся на грани исчезновения виды, состояние атмосферы, наши суда, автодороги и потоки грузового транспорта, наши разговоры, наши тела – и даже наши сны».

И ведь оказался прав в своем пророчестве – через десять лет оно подтвердилось. В 2009 г. число подключенных к интернету устройств^[117] превысило население планеты (12,5 млрд штук против 6,8 млрд человек, т. е. по 1,84 подключенного устройства на человека). Годом позже эволюция смартфонов столкнула цены на сенсоры в крутое пике. Благодаря всем этим достижениям к 2015 г. общее число подключенных к интернету устройств достигло 15 млрд^[118] единиц, а поскольку чуть ли не каждое содержит по нескольку сенсоров – в смартфоне их в среднем двадцать, – понятно, почему 2020 год ознаменуется дебютом «мира триллиона датчиков».

Но и на этом мы не остановимся^[119]. К 2030 г. количество подключенных к интернету устройств достигнет 500 млрд единиц (и в каждом десятки датчиков) – такой прогноз дают ученые Стэнфордского университета. А это, согласно проведенному авторитетной консалтинговой компанией Accenture исследованию, выливается в экономику стоимостью 14,2 трлн долл. И за этими цифрами кроется именно то, о чем толковал прозорливец Гросс: электронная кожа, улавливающаяся практически каждое движение чувств на планете.

Обратимся к оптическим датчикам. Первый цифровой фотоаппарат сконструировал в 1975 г. инженер из Kodak Стивен Сэссон^[120]; размерами он не уступал духовке-гриль и делал 12 черно-белых фотографий, а его стоимость превышала 10 000 долл. Сейчас встроенная в смартфон средненькая цифровая камера в тысячу раз превосходит изобретение Сэссона по весу, стоимости и разрешению. И такие цифровые камеры теперь повсюду: в автомобилях, телефонах, на дронах и спутниках, где угодно, – и фотографии они выдают с бесподобным разрешением. Спутники делают фотографии земной поверхности с разрешением до полуметра. Дроны снизили этот показатель до сантиметра. А вот лидары^[121] на беспилотных автомобилях фиксируют вообще все вокруг – и за секунду собирают 1,3 млн единиц информации.

Этот троякий тренд – снижение габаритов и стоимости при одновременном повышении производительности – мы наблюдаем повсеместно. Первые коммерческие GPS-навигаторы^[122] появились на полках магазинов в 1981 г.; весили они под 24 кг, а стоили 119 900 долл. К 2000 г. они похудели до пятидолларового чипа, умещающегося у вас на пальце. Еще один пример – так называемый блок инерциальных измерителей, управлявший навигацией наших первых ракет. В середине 1960-х это было устройство весом более 22,5 кг и стоимостью 20 млн долл. А сегодня встроенные в ваш сотовый телефон акселерометр и гироскоп выполняют ту же работу, но при этом стоят порядка 4 долл., а весят меньше рисового зернышка.

Упомянутые тренды продолжатся. Мы плавно переходим от микроскопического мира к наноскопическому. Это уже породило вал умной одежды, драгоценностей и очков, например колечки Oura. А скоро все эти крохотные сенсоры/датчики проберутся и в наши тела. Одна только умная пыль^[123] чего стоит! Эта система чувствительных устройств размером с пылинку, из тех, что называют мотами^[124], способна воспринимать, сохранять и передавать данные. Современный мот – размером с яблочную косточку. А завтра, уменьшившись до наномасштабов, поплывет, подхваченный кровотоком, по нашим сосудам и примется изучать одно из последних недоизученных наукой белых пятен – тайны человеческого организма.

Мы стоим на пороге новых и обширнейших знаний о человеческом организме, обо всем на свете. Это тектонический сдвиг. Объем поступающей со всех ныне действующих датчиков информации^[125] колоссален настолько, что не поддается воображению. Беспилотный автомобиль собирает в день 4 терабайта информации, такого объема данных хватило бы на тысячу полнометражных художественных фильмов. Выполняющий коммерческий рейс самолет накапливает за сутки 40 терабайтов информации; умная фабрика – петабайт.

И что дает нам этот колоссальный улов информации? Много чего.

У врачей отпала необходимость полагаться на данные ежегодных диспансеризаций, чтобы следить за здоровьем пациента, поскольку теперь такая информация, да еще и сама себя количественно измеряющая, притекает к нему в режиме 24/7. Фермер может запросто узнать, какова влажность почвы и воздуха, как отрегулировать полив, чтобы посадки были здоровее, урожаи выше, и при этом не расходовать воду попусту – что немаловажно во времена глобального потепления. Что касается бизнеса, то, поскольку во времена быстрых перемен тот, кто шустр и легок на подъем, выигрывает у неповоротливых, главным преимуществом становится прыткость. Хотя, зная о своих клиентах все, рискуешь быть заподозренным в нарушении неприкосновенности частной жизни, подобный объем информации позволит организации подняться до немыслимых высот быстроты и маневренности. И возможно, что во времена, когда всё и вся ускоряется, это единственный способ удержаться в бизнесе.

Причем эти времена всеобщего ускорения уже пришли. Не пройдет и десяти лет, как мы будем жить в мире, где все поддающееся измерению будет постоянно измеряться. Этот мир отличается исключительной, невиданной прозрачностью. Чуткая к малейшим подвижкам, где бы они ни происходили – от глубин космоса и глубин океанских до крохотных закоулков вашей кровеносной системы, – наша электронная кожа безостановочно пополняет сенсориум (всеобщую систему восприятия мира) бесконечно доступной информации. В общем, нравится вам это или нет, сейчас мы живем на планете, как никогда прежде осознающей саму себя.

Робототехника

В марте 2011 г. землетрясение^[126] вызвало в Тихом океане цунами, обрушившее волну высотой с многоэтажный дом на атомную электростанцию Фукусима-1. В наступившем хаосе сначала вышли из строя резервные источники электроснабжения, следом отказали насосы, а затем по их примеру и система охлаждения отказалась выполнять свои функции. За этими тремя авариями последовали серия взрывов водорода и ужасающая неразбериха. Через месяц уровень радиации на месте катастрофы был так высок, что не поддавался измерению по системе МАГАТЭ – датчики зашкаливали.

Главное, что могло бы остановить рассеяние радиоактивных веществ, – немедленная переброска аварийных команд на место катастрофы. Но адское пекло на Фукусиме не позволяло запустить туда людей. Впрочем, Япония не зря долго считалась одним из мировых лидеров в области робототехники. Она сразу отправила роботов на ликвидацию последствий. Но те бесславно провалили миссию. Мало одной национальной трагедии, на тебе еще одну. Труднопреодолимая после аварии и взрывов местность в районе АЭС обернулась для роботов минным полем, от радиации спекались их микросхемы. За какие-то несколько месяцев Фукусима превратилась в кладбище роботов.

Катастрофа особенно сильно ударила по Honda^[127]. С первых же дней кризиса компании приходилось под благовидными предлогами отбиваться от шквала звонков и электронных писем тысяч людей, умолявших компанию отправить на место катастрофы ее ASIMO – самого совершенного на тот момент человекоподобного робота. Этот с виду подросток в скафандре по космической моде 1950-х (помните? белый, дутый, с огромным шарообразным шлемом) был мировой знаменитостью. Он уже успел открыть торговый день на Нью-Йоркской фондовой бирже, ударив в символический колокол, подирижировать Детройтским симфоническим оркестром и пафосно продефилировать по красной дорожке на полудюжине кинопремьер. Но одно дело – шаркать по ковру и совсем другое – передвигаться по непроходимой из-за завалов местности, где свирепствует радиация. Так что ASIMO, как и его собратья-роботы, отправленные на АЭС «Фукусима», оказался слишком ненадежным для ликвидации последствий ядерной катастрофы. Это обернулось кошмаром для отношений компании Honda с общественностью и вызвало скандал в робототехническом сообществе.

Через несколько лет Управление перспективного планирования оборонных научно-исследовательских работ (DARPA) отреагировало на скандал, объявив Robotics Challenge^[128] – соревнование с призовым фондом в 3,5 млн долл. на создание робота-гуманоида, способного «выполнять сложные задачи в условиях опасных деградированных созданных человеком средах». Последнему условию придавалось ключевое значение: робот должен был быть именно гуманоидом, поскольку мы живем в мире, сконструированном человеком и заточенном под взаимодействие с существом, у которого две руки, два глаза и обращенная вперед фигура на двух ногах.

Результаты соревнования DARPA Robotic Challenge в 2015 г. доступны в интернете, и это сплошной цирк: роботы падают, не могут взобраться по ступенькам, искрят, чуть что, в их нутре что-нибудь коротит. Руководитель программ DARPA и организатор соревнований Джилл Пратт^[129], и тот не мог без дрожи смотреть на это позорище: «С какой стати бедным зрителям торчать на солнцепеке и смотреть, как машина целый час валандается с восемью простенькими заданиями, которые можно выполнить за пять минут?»

Но прогресс быстро шагнул вперед. Годом позже в интернет выложили видео с роботом Atlas компании Boston Dynamics^[130], обладателем второго места на соревнованиях DARPA Challenge-2015; робот пробирается по заснеженному лесу, оскальзываясь, но не теряя равновесия; робот на складе расставляет по полкам коробки и даже умудряется восстановить равновесие после того, как его ткнули хоккейной клюшкой. Еще через год в сети появилось другое видео, где робот Atlas преодолевает полосу препятствий, запрыгивает на деревянную тумбу, перепрыгивает с нее на другую, потом на третью и с нее соскакивает, выполнив сальто назад, а комментатор со знанием дела описывает происходящее: «Прыжок, еще прыжок, прыжок с разворотом на 360°, сальто назад с приходом на ноги…»

В Honda быстро сориентировались и тоже подключились к соревнованию^[131]; поднатужились и к 2017 г. создали прототип бота для аварийно-восстановительных работ, способного карабкаться по лестницам, вибрирующим наклонным плоскостям и даже становиться на четвереньки, чтобы пролезать под завалами на аварийном объекте. В общем, за шесть прошедших после катастрофы на АЭС «Фукусима» лет мы преодолели путь от пошатывающихся недороботов до аварийно-восстановительных роботов-ниндзя.

Мало того, чтобы не отстать от Honda, японский конгломерат Softbank^[132] в том же 2017 г. купил у Alphabet компанию Boston Dynamics, ту самую, которую приобрела в 2013 г. сама Alphabet. Зачем, спросите вы? А ввиду другой национальной катастрофы, которая уже сгущается черной тучей на горизонте японцев: население быстро стареет, а заботиться о стариках некому.

После нескольких десятилетий неуклонного роста ожидаемой продолжительности жизни^[133] и снижения рождаемости Япония шагнула в новое тысячелетие с населением, которое в массе своей приблизилось к пенсионному порогу, при отсутствии тех, кто сменит его на рабочих местах. Экономика отчаянно нуждалась в рабочей силе, нарастало беспокойство по поводу того, кому заботиться о стариках и где брать на это средства. В 2015 г., желая одним махом решить обе проблемы, премьер-министр Японии Синдзо Абэ призвал к «революции роботов». И благодаря целой череде конвергенций его призыв упал на благодатную почву.

В глобальном масштабе.

И сейчас роботы проникают практически во все сферы нашей жизни. Современные роботы управляются искусственным интеллектом, что позволяет им самообучаться, действовать в одиночку и слаженной группой, ходить на двух ногах, балансировать на двух колесах, водить автомобиль, плавать, летать и, как уже упоминалось, выполнять сальто назад. Сегодня они выполняют скучную, монотонную, грязную или тяжелую работу. А завтра появятся в профессиях, где выше всего ценятся точность и опытность. В операционной роботы ассистируют хирургам во всем, от планового вправления паховой грыжи до сложных операций по коронарному шунтированию. В сельском хозяйстве роботы собирают урожай с полей и плоды с фруктовых деревьев. В 2019 г. в строительстве появился первый коммерческий робот-каменщик^[134], способный укладывать за час тысячу кирпичей.

В производстве промышленных роботов мы видим еще большие подвижки. Еще десять лет назад промышленные роботы – многомиллионной стоимости машины – были настолько небезопасны, что от рабочих их отгораживали стенками из пуленепробиваемого стекла, и так сложны, что программировать их мог только дипломированный инженер. А сегодня уже нет. Рынок предлагает уйму разнообразных коботов – коллаборативных роботов, которые предназначены для физического взаимодействия с рабочими в общей среде. И нет ничего проще, чем запрограммировать кобота: делаешь его рукой-манипулятором требуемые движения – и готово. А главное, коботы напичканы сенсорами, и как только они соприкоснутся с чем-нибудь, напоминающим живую плоть, они замирают на месте.

Зато в экономике мы видим настоящую революцию. Так, кобот UR3^[135] датского производителя Universal Robots в розничной продаже стоит 23 000 долл., что примерно соответствует среднемировой годовой зарплате фабричного рабочего. К тому же роботы никогда не устают, им не требуется отлучаться в туалет, да и по отпускам они не разгуливают. Вот почему Tesla, General Motors и Ford полностью автоматизировали производство, а компании Foxconn (производитель айфонов) и Amazon уже заменили роботами десятки тысяч работников промышленных предприятий.

На том же рынке роботов Amazon еще и стимулирует развитие сегмента беспилотников^[136]. Пять лет назад компания объявила, что разрабатывает курьерскую доставку дронами, но тогда большинство экспертов сочли, что в Amazon строят замки на песке и выдают желаемое за действительное. А посмотрите, что происходит сегодня: все, кому не лень, от универсамов 7-Eleven до пиццерий Domino’s Pizza, налаживают программы доставки дронами. А завтра можно будет заказать любой товар, например последний роман Джона Гришэма, сироп от кашля или приспичившее вам за полночь мороженое – и дроны доставят всё в лучшем виде.

Дроны уже активно используются в зонах бедствий и для доставки медицинских препаратов и техники, причем не только в Японии. Дроны работали в 2012 г. на Гаити, после удара урагана «Сэнди»^[137], на Филиппинах в 2013 г. после супертайфуна «Хайян», помогали ликвидировать последствия наводнения на Балканах и землетрясения в Китае. На месте бедствия они быстрее спасателей находят пострадавших, которым требуется срочная помощь. Дроны повышенной грузоподъемности Boeing^[138] способны поднять в воздух малолитражку и зачастую эффективнее в доставке пострадавших. Компания Zipline^[139] применяет дроны в Руанде и Танзании для доставки крови и медикаментов, а поскольку на половине территории Африки нет нормальных проезжих дорог, решение транспортной проблемы за счет дронов способно существенно повысить качество медицинского обслуживания на континенте.

Мы видим, как дроны помогают смягчать последствия другого бедствия: исчезновения лесов. Мы ежегодно теряем более 7 млрд деревьев из-за заготовок древесины, расширения сельскохозяйственных угодий, лесных пожаров, горнодобычи, строительства дорог и т. п. И это экологическая катастрофа грандиозного масштаба, причина изменения климата, а также исчезновения биологических видов. Зато теперь есть лесопосадочные дроны^[140], которые из пневмопушек выстреливают в почву капсулы с семенами, причем каждый способен за день посадить сотню тысяч деревьев.

Разумеется, мы сможем еще некоторое время продолжать в том же духе. Забота о пожилых и младенцах, помощь в хосписах, забота о питомцах, персональные помощники, аватары, беспилотные автомобили, летающие автомобили – все это берут на себя роботы. Они уже вошли в нашу жизнь. Но за деревьями виден лес – к нам пожаловали не только роботы.

Это конвергенция роботов с другими экспоненциальными технологиями. Эта образованная мириадами датчиков электронная кожа сталкивается с облачными сервисами, использующими основанный на нейронных сетях искусственный интеллект, которые внедряются в строй роботов – сноровистых, расторопных, гибких, день ото дня умнеющих. Может, и не такое бывает? А как же! И в следующей главе мы увидим, что это только присказка, а сказка впереди.